Сива оазис Юпитера Аммона

Чарльз Далримпл Белгрейв. Автор: сэр Ф. Р. Уингейт, опубликовано в 1923 году
***
СОДЕРЖАНИЕ

 ГЛАВА I

 ПОБЕРЕЖЬЕ

 Сива — местонахождение — бывший хедив и немцы —
древние ливийцы — прибрежный пояс — Мариупольская железная дорога
— Мерса-Матрух — залив — Антоний и Клеопатра — греки
 Торговцы — Моторные маньяки — Рыбаки-губачи — От Матруха до
Соллума — Баррани и Багдад — Залив Соллум — Западная пустыня
 Арабы, особенности, палатки, ковры, внешний вид, брачные
обычаи, женщины — Арабская трапеза — «Золотой зуб» — Погребение
 деньги — лошади — соколиная охота — собаки-силуджи — охота —
 стрельба — откос — цветы — дожди — дома —
 крейсер «Абдель Монейм» — путешественник 1

 ГЛАВА II

 ПУСТЫНЯ

 Управление приграничных районов — верблюжий корпус —
 харимат — история с печкой — лагерь Буза — люди —
 Дневник похода из Соллума в Сиву — Отбытие — Аугерин,
римская цистерна — Бир-Хамед — Танец в пустыне — Восхождение
на Скрэп — Кур-эль-Бейд — Верховая езда на верблюдах — Вечер на
 пустыня — лагерь — бескрайняя пустыня — грязевые лужи — мираж —
 хлеб «хуз» — следы в пустыне — бишаринские следопыты —
ночной переход — караван — «страна собак» —
 среди ущелий — источник Мегахиз — Сива — округ
 дом офицера — «захват» жен — типичный день
— сиванские нравы — шейхи — персонал — вид с
 Сива — деревня Агурми — рабыня — набег с винтовками 37

 ГЛАВА III

 ИСТОРИЯ СИВЫ

 ПЕРВЫЙ ПЕРИОД. ХРАМ ЮПИТЕРА АММОНА

 Божество Сивы — местная религия — легендарное происхождение
бога — Геродот — Царство аммонитян —
 визит Лисандра — Камбиз — потерянная армия — предсказанная смерть
Кимона — «Источник Солнца» — храмы
 — царский двор — храм сегодня — Александр посещает
 Сиву — его приключения в пути — ритуал в храме —
 Упадок его славы — теория Страбона — Римляне —
 христианство 74

 ВТОРОЙ ПЕРИОД. СРЕДНЕВЕКОВАЯ СИВА

 Арабское вторжение в Египет — попытки подчинить оазис —
 Арабские историки — чудеса Сивы — скрытые города —
Изумрудные копи — сиванцы становятся мусульманами — король Рашван
— «Тридцать» — Сиди Сулейман — легенды о нём —
 Образ жизни — ссора между востоком и западом — гражданские войны
 — недавние волнения — Браун в Сиве — Хорнеманн 89

 ТРЕТИЙ ПЕРИОД. ТУРЕЦКОЕ ПРАВЛЕНИЕ

 Вторжение в Сиву — Хасан-бей — полковник Бутен — Али Балли,
Омда — Гамильтон в Сиве, его заключение — Карательная
экспедиция — Смерть Юсифа Али — Турецкие мамуры —
Пустынный бунтарь — «Война вдовы» — Осман Хабун
 — Абдель Арти, контрабандист — Смерть «Хабуна» 102

 ЧЕТВЕРТЫЙ ПЕРИОД. СИВА И ВОЙНА

 Итальянцы в Триполи — немецкие интриги — братство сенуситов — Мухаммед эль-Сенусси, его жизнь в Сиве — пещеры
Каср-Хассуны — рост влияния сенуситов — Мухаммед эль-Махди — Сайед Ахмед — ситуация в 1915 году — эвакуация
из Соллума — захват экипажа «Тары» — Матрух —
 Битва на Рождество — Вади-Маджид — Битва при Агайе и
захват Баррани — Сайед Ахмед в Сиве — Захват
 Соллум — Сайед Ахмед отправляется в Дахлу и обратно — Восстание сиванцев — Битва при Гирбе — Захват Сивы — Спасение экипажа «Тары» герцогом Вестминстерским — Сайед Ахмед уезжает
 в Константинополь 117

 ГЛАВА IV

 ГОРОД СИВА

 Город — Архитектура — Колодцы — Обычай белить стены —
 Финиковые рынки — мечети — школы — магазины — интерьеры
домов — крыши — «дулулы» — народность сиван —
 мужчины — женщины — внешность — одежда — религиозные секты
 Источники, сады, орошение, права на воду — Солёные озёра —
 Лихорадка — Весенняя уборка — «Султан Муса» — Обед
— Церемония чаепития — Аппетиты — Собакоеды —
 Жизнь англичанина в Сиве — Два «дела» — Женщины-свидетели — Бакшиш 133

 ГЛАВА V

 ПРИГОРОДНЫЕ ОАЗЫ

 Зейтун и Кареиш — Оазис Гара — Деревня —
 Проклятие шейха Абдель Саида — легенда о Гаре —
Перевал Меджберри — Эль-Арег и Бахрейн — арабы Мараги
 — Северные оазисы — Джерабуб — Шейх Итнейни и его
сокровища — Неизведанная земля — Куфра — Раскопки в
Сиве — «Старейший житель» и его свадьба — Ремёсла,
корзины, циновки и глиняная посуда — «Ремёсла бедуинов»
 — Животные и птицы — Змеи, заклинатели змей 177

 ГЛАВА VI

 ОБЫЧАИ И СУЕВЕРИЯ

 Вера в суеверия — божественная и сатанинская магия — демоны
 — День рождения — Имя ребёнка — Женщины — Брак и
 развод — Свадьба, купание невесты, похищение невесты,
 подарки — «Грула», обычаи вдовы — Городской глашатай
 — Похороны — Кладбища — Злой глаз, обереги от проклятия
 — Посещение ведьмы — Способы, используемые для того, чтобы заполучить мужа
 — Призывание демонов — Обнаружение украденной собственности — Разоблачение
 вора — Гадание и предсказание — Жертвоприношение быка
 — Паломничество, перекатывание браслетов, чтобы обеспечить безопасное путешествие
 — «Йом-эль-Ашер», детское «Рождество» 207

 ГЛАВА VII

 «ФАНТАЗИИ»

 Общественная жизнь в Сиве — Игры — Любители «лубки» — Подарки
 милостыня бедным — шейхи в литературе и на самом деле — «Бейт
 эль-Мал» — Рамадан, мусульманский пост — Мулид Сиди
 Сулеймана — визиты — этикет за столом — религиозный
 танец Медины — «Зикр» — вакхические празднества
 — сиванская музыка и пение — женщины-танцовщицы 239




 ИЛЛЮСТРАЦИИ


 Стены Сивы. Фронтиспис

 Полковник Достопочтенный М. Г. Тэлбот, кавалер ордена Бани; шейх
 Идрис эль-Сенусси; и Идриси из Луксора, чтобы встретиться лицом к лицу

 Автор „ стр. 2

 Сокольничий у бедуинского лагеря „ „ 26

 Силуджийские гончие „ „ 30

 Верблюжий корпус „ „ 44

 Верблюжий корпус в походе к Сиве, у перевала Мегахиз „ „ 58

 Шейх Махди Абдель Неби из Агурми со своей
 дочерью и кузиной „ „ 70

 Руины «Омм Бейды», храма Юпитера
 Аммона „ „ 86

 Цитадель и мечеть Эль-Атик „ „ 98

 Ворота в Западный квартал „ „ 112

 «Каср Хассуна», дом окружного начальника „ „ 120

 Шейх Мохаммед Идрис, глава сенуситов „ „ 132

 Западный квартал с восточной крыши „ „ 144

 Очистка источника Тамуси „ „ 160

 В Западном квартале „ „ 176

 Весна Зейтуна „ „ 178

 Город Сива с юга „ „ 200

 Невеста — дочь Башу Хабуна перед свадьбой „ „ 214

 Дочь городского глашатая „ „ 222

 Маленькая девочка из Сивана „ „ 238

 «Фантазия» у гробницы Сиди Сулеймана „ „ 252

 Карта.




[Иллюстрация: КОЛ. ДОСТОПОЧТЕННЫЙ М. Г. ТЭЛБОТ, КАВАЛЕР БАРОНЕССКОГО ОРДЕНА; ШЕЙХ ИДРИС ЭЛЬ
СЕНУССИ; И ИДРИСИ ИЗ ЛУКСАРА]

 ПРЕДИСЛОВИЕ


 НОКЕНХЕЙР,
 ДАНБАР,
 _2 ноября_ 1922 г.

 ДОРОГОЙ МИСТЕР БЕЛГРЕЙВ,

 Когда вы попросили меня написать «Предисловие» к вашей первой книге о Сиве, вы спросили, помню ли я вас младшим офицером в Британской верблюжьей роте в Хартуме в первые дни Великой войны, а затем в верблюжьем корпусе Пограничных округов . Мой ответ заключается в том, что я хорошо помню вас в
и в том, и в другом качестве, и я с большой радостью вспоминаю о превосходных услугах, оказанных обоими подразделениями, в которых вы служили. Появление британских солдат, патрулирующих на верблюдах вдоль Белого и Голубого Нила, произвело наилучшее впечатление и укрепило хорошие отношения, существовавшие между суданским населением и нашими войсками, а также подтвердило тот дух лояльности и доброй воли, который на протяжении всей войны характеризовал некогда фанатичных дервишей махдистских времён — поистине удивительная трансформация, которая изменила
превратив их из свирепых и безжалостных врагов в преданных и храбрых солдат
и мирных жителей, которые смогли оказать британскому
народу искреннюю и решительную поддержку в самый критический период
нашей истории.

Ваш перевод в Администрацию приграничных районов Египта также
представляет для меня интерес, поскольку вам, возможно, неизвестно, что одной из первых
реформ, которые я провёл после своего перевода из генерал-губернаторства
Судана в Верховное комиссарство Египта в конце 1916 года, была организация
новой Администрации, в которую вы были назначены.

До того, как мы отвоевали Судан, я, будучи директором военной
разведки в Египте, имел некоторое отношение к оазисам Ливийской
пустыни и деятельности сенуситов, а также к правительству Синайского
полуострова. В те первые дни британской оккупации Египта в
Триполи преобладало турецкое правление, и фактическая граница между
этой провинцией и Египтом часто оспаривалась, в то время как на
восточной границе Египта на
Синае ситуация была примерно такой же. В то время считалось политически желательным поддерживать
сохранить статус-кво и избежать проблем с турецкими властями,
перед которыми Египет по-прежнему находился в номинальном
подчинении. О том, что это не всегда было возможно, свидетельствует
знаменитый «инцидент в Акабе», который в своё время угрожал
нарушить мир между двумя странами. Сохранение статус-кво, о котором я говорю,
означало сохранение на крайних восточных и западных границах
Египта чисто египетского административного контроля, который
из-за почти полного отсутствия надзора был самым слабым и
вряд ли можно было назвать эффективным. Необходимость внесения некоторых улучшений в обоих направлениях часто обсуждалась,
но только с началом Первой мировой войны и военных
операций против турок на Синае, с одной стороны, и против
вторжения сенуситов в Египет, с другой, стала возможной
долгожданная реорганизация. К тому времени Италия уступила
турецкому контролю в Триполи, и стало очевидно, что
Палестина и Аравия больше не должны были оставаться неотъемлемой частью
Турецкой империи.

Эти факты сделали крайне желательным установление более тесного административного
контроля в обоих направлениях, и я испытываю большое удовлетворение от того, что под умелым руководством полковника
Дж. Дж. Хантера и его эффективного штаба, состоящего из британских и египетских офицеров и чиновников, была создана организация, известная как Пограничная
администрация, с хорошо оснащённым верблюжьим корпусом, системой патрулирования и более тесным и чутким управлением оазисами и несколько непокорными кочевыми племенами на западной и восточной границах.

Тот факт, что вы, будучи одним из этих окружных инспекторов, прожили почти два года в важном, хотя и отдалённом и малоизвестном оазисе Сива и смогли написать очень интересный и полезный отчёт о своих впечатлениях, а также замечательный обзор его древней, средневековой и современной истории, обычаев, суеверий и общественной жизни, является лишь одним из многих доказательств ценности этой новой организации, которая, несмотря на различные политические изменения в Египте, я надеюсь, останется с нами.

Как бывший офицер, недавно побывавший в Египте, вы мудро поступаете, избегая в своей книге любых упоминаний о недавних политических событиях и
сложных ситуациях, к которым они привели. В этом письме
я буду придерживаться аналогичной сдержанности, тем более что
я занимал высокие посты в Египте и Судане. Замечания по столь
спорной теме должны быть полными и подробными, если они
должны помочь широкой публике сформировать истинное представление о «запутанном клубке»,
который представляет собой нынешняя политическая ситуация, — ситуация,
в которой правда и вымысел почти неразрывно связаны.

Просматривая присланные вами корректурные листы вместе с вашей превосходной серией иллюстраций (и здесь я могу поздравить вас с художественным мастерством очаровательных набросков, представленных в цветных репродукциях), я вспоминаю о «притягательности пустыни», которая так завораживает всех нас, чей удел — жить в странах, граничащих с Великим Нилом и бескрайними песчаными пустынями за ним. Ваши меткие цитаты в начале каждой
главы показывают, что «приманка» захватила и вас, и я могу
Я прекрасно понимаю ваше желание продолжить службу в тех регионах, которые так явно вас привлекают и в которых вы завоевали симпатию и уважение кочевых арабских и оседлых берберских племён Западной пустыни.

Название вашей книги хорошо объясняется в части I, главе III, и вы поступили мудро, добавив библиографию различных работ, с которыми вы ознакомились, поскольку нет более спорного вопроса, чем происхождение берберских племён, о которых вы пишете. «Этот переход в Африку
народами Северного Средиземноморья», — говорит профессор Брестед
в своей «Истории Египта» он пишет: «Это лишь одно из многих подобных предприятий, которые в доисторические времена привели к появлению белой расы, которую мы знаем как ливийцев». Его замечания относятся к событиям XIII века до н. э., когда на западных границах дельты Нила жили люди, известные как теену, за ними находились ливийцы, а ещё дальше на запад — мешвеши, или макеи Геродота, — все они, несомненно, были предками великих берберских племён Северной Африки.

Во время правления фараона Мернептаха, преемника Рамзеса
Великого, некий Мерий, царь ливийцев, был вынужден
Теену, присоединившись к нему и заручившись поддержкой кочующих морских
авантюристов с побережья (шерданов, или сардинцев, сикелов,
уроженцев ранней Сицилии, ликийцев и этрусков), вторглись в
Египет. Именно с этими кочевыми мародёрами народы Европы впервые
выходят на историческую арену.

Вероятно, незадолго до этого вторжения произошло массовое переселение хананеев в Ливию, поскольку историк Прокопий, уроженец Кесарии (565 г. до н. э.), пишет, что евреи, покинув Египет, напали на Палестину из-за Иордана под предводительством
Иисус Навин. После взятия Иерихона они двинулись на запад, изгнали гергаситов, иевусеев и другие племена, населявшие восточные берега Средиземного моря, и заставили их бежать в Египет,
где им не разрешили селиться, и они были вынуждены двигаться на запад вдоль побережья Северной Африки и в оазисы. Есть также свидетельства того, что некоторые из этих переселенцев под давлением римлян были вынуждены двигаться дальше на запад, в Марокко, и стали называться маврами. Позже
за ними, в свою очередь, последовала аналогичная миграция евреев
из Палестины.

Таким образом, может показаться, что еще в тринадцатом веке
До н.э. первоначальные ливийцы, воинственная раса, смешались с
морскими авантюристами из Южной Европы, с хананеями, евреями
и египтяне — поистине замечательная смесь азиатов, африканцев и европейцев.
именно с предками этого интернационального попурри
так интересно иметь дело, когда прослеживаешь дальше, через
с незапамятных времен до наших дней история тех пустынных кочевников и
тех оседлых обитателей оазиса Юпитера Аммона. Несомненно, ваш
Эта история вызовет интерес не только у археологов, но и у всех, кто хочет проследить за тем, как нравы, обычаи и особенности современных народов восходят к своим первоисточникам. Те сиваны, которым вы посвящаете особое исследование, из всех народов, пожалуй, самые интересные, потому что, живя как бы на острове в пустыне, они, как и абиссинцы на востоке, меньше пострадали от изменений в мире, чем те, кто населяет основные магистрали огромного африканского континента. Культ Амона и местопребывание Великого оракула,
действительно, привлекали в страну бесчисленные толпы чужеземцев
эта мистическая впадина, лежащая примерно на 20 метров ниже уровня
Средиземного моря, но основные черты характера жителей,
вероятно, мало изменились, а религия — от поклонения Амону до ислама,
с периодическим смешением христианских, иудейских и языческих обрядов
(последние были принесены бесчисленными рабами из Центральной Африки) —
по-прежнему занимает центральное место в жизни обитателей этих оазисов.

Как вы верно подметили, происхождение барана с ветвистыми рогами как телесного
символа великого бога Амона, «Царя богов», «неведомого», «скрытого», до сих пор остаётся загадкой. Мы знаем
что бог солнца Ра, чьё господство в «Древнем царстве» было столь заметным, начиная с Пятой династии и достигнув своего апогея в Двенадцатой династии, в религии «Среднего царства» стал ассоциироваться с Амоном, доселе малоизвестным местным богом Фив, который приобрёл некоторую известность в период политического подъёма города и которого жрецы называли Амон-Ра. Его культ постепенно распространился по всему цивилизованному миру, и в римский период ему поклонялись как
Юпитер Аммон. По сути, он был богом оракулов, но как он
получил своё особое святилище в Западной пустыне, до сих пор остаётся загадкой
загадка, хотя ваш рассказ об этом в легендах арабской
истории Сивы (глава III) проливает интересный свет на эту
тему. Геродот, как мы знаем, дал Сиве название Оазис (вероятно,
происходящее от коптского слова Ouahe, что означает «обитать», от которого
произошло арабское Wa), то есть плодородное место, окружённое пустыней,
и, таким образом, от Сивы все остальные оазисы получили свои названия.

В Сиву тогда приезжали цари и мудрецы Востока, торговцы и
паломники, все они приносили дары в храм бога и
спрашивали совета оракула по своим мирским делам.
Тысячи лет эти сокровища накапливались, но где они сейчас? Поскольку исследования в Египте привели к неожиданным находкам, может быть, у древнего бога ещё есть что-то в запасе для археолога и искателя сокровищ, который осмелится провести раскопки в маленькой деревне Агурми, примерно в трёх километрах к востоку от Сивы, где до сих пор сохранились руины храма Амона? Ваш интересный рассказ об этих руинах и легендах, которые вы так тщательно собрали у сиванцев, не может не вызвать у меня снова
вызовите интерес к скрытым сокровищам пустыни. Тот, кто пережил ужасные события, связанные с арабами-сенусси во время войны, — я имею в виду отважного и одарённого автора этой захватывающей истории «Узники Красной пустыни», капитана военно-морского флота Уоткина-Уильямса, — пишет: «Возможно, в этом двадцатом веке, в эпоху людей-рыб и людей-птиц, мы увидим, как рассеется тайна, окутывающая спрятанные сокровища Аммона, «Нераскрытые», поскольку, насколько нам известно, эти сокровища до сих пор не были обнаружены».

Ваш интересный рассказ о визите Александра Македонского (331 г. до н. э.) к оракулу, когда, двигаясь вдоль побережья к Матруху, он повернул на юг и преодолел большие трудности, прежде чем добрался до места назначения, напоминает мне совсем другое путешествие, которое я совершил в Соллум в 1917 году. Выехав из Александрии на поезде в Бехиг, я обнаружил там ожидавший меня отряд бронированных автомобилей, и путешествие в Соллум и обратно, где тогда находились британские войска, прошло с комфортом за четыре дня. К моему великому сожалению, у меня было слишком мало времени, чтобы
посетить Сиву, где «со всех сторон били источники воды
... это человеческое муравейник, построенный по большей части из
каменной соли, грязи и пальмовых стволов... в который Великая война,
охватившая весь мир, принесла гул самолётов, рокот броневиков и
треск пулемётов».

 Ваша ссылка в главе V на замечательную работу, проделанную
Мисс Нина Бэрд среди бедуинских женщин и детей, оставшихся без крова из-за вторжения сенуситов, вспоминает несколько визитов, которые мы с леди Уингейт совершили в Амрию — деревню в пустыне к западу от Александрии, недалеко от озера Мариут, где, как вы говорите,
эта отважная женщина практически в одиночку учила этих беспризорников и бродяг из пустыни ткать ковры, тем самым положив начало промышленности и дав женщинам и детям средства к существованию и форму защиты, о которой западные арабы всегда будут вспоминать с благодарностью. Дочь того известного и уважаемого
Шотландец сэр Александр Бэрд, превосходный наездник, знаток арабского языка, оказал важную услугу во время беспорядков в Египте весной 1919 года. Энергичные усилия мисс Бэрд
Война полностью истощила её силы, и вскоре она стала лёгкой добычей брюшного тифа.
Через несколько месяцев за ней последовал её талантливый отец, и таким образом британская община в
Египте лишилась двух ценных жизней, которые полюбились как
европейцам, так и местным жителям, и чья потеря оплакивается всеми. Во время моего
последнего визита ковроткачество вот-вот должно было исчезнуть из
Амрия в величественном здании, построенном капитаном Дженнингсом Брамли
в Бехиге, штаб-квартире Восточного округа Западной
пустыни. Здесь этот энергичный чиновник также построил
руины старого здания, средневековой крепости, где
мы провели несколько дней и посетили разрушенную церковь святого Менаса,
о которой вы мимоходом упоминаете в главе I. Этот похороненный христианин
город известен местным жителям как Абу-Менас, и долгое время его не находили,
поскольку тем, кто его искал, не приходило в голову связать его с
арабское название Абумна, пока немецкий исследователь Кауфманн и
его спутник не высадились на историческом месте, которое находится в пятидесяти
-пятидесяти пяти милях к юго-западу от Александрии. Вашими читателями могут быть
Интересно, что Менас был египтянином в римской армии,
который стал христианином и воспользовался возможностью,
предоставленной важным общественным мероприятием, чтобы заявить о своей вере, запрещённой при императоре Диоклетиане. Его пытали и в конце концов обезглавили. Его
друзья выпросили или украли его тело, привязали его к верблюду и решили
основать поселение там, где ляжет верблюд. Менас
перед смертью выразил желание быть похороненным у озера Марут,
и здесь верблюд, конечно же, настоял на том, чтобы лечь, и его
нельзя было заставить идти дальше, поэтому его последователи
похоронили тело на
место. О его гробнице рассказывали много чудес, поселение
превратилось в большой христианский город с великолепным собором,
построенным из асуанского гранита и итальянского мрамора. На
несколько веков это место стало местом паломничества со всего Ближнего
Востока, но вскоре после арабского завоевания его разграбили, чтобы
получить материал для мечетей в Александрии и Каире. Постепенно руины были
засыпаны постоянно движущимся песком и превратились в
курганы. Случайно была найдена небольшая терракотовая табличка с
Фигура Менаса, стоящего прямо с распростёртыми руками между двумя стоящими на коленях верблюдами, и грубая надпись привели герра Кауфмана и его друга к открытию большой базилики, в которой находилась гробница. Стены собора, по-видимому, были облицованы мрамором, а небольшие фрагменты мозаики на полу создают впечатление, что купол, вероятно, был украшен таким же образом. Некоторые основания и
капители колонн украшены в греческом стиле орнаментом из листьев
аканта, другие — более строгим римским орнаментом
прямые панели. Дома небольшие и построены в виде кварталов, разделённых узкими улочками. Неподалёку, на побережье, находятся руины Абусира (Тапосирис-Магна у римлян), который, очевидно, использовался как порт прибытия и отправления тысяч паломников, приходивших по морю, чтобы исполнить свои обеты в этом священном месте. Когда я посетил это место, здесь располагался очень
эффективный индийский корпус верблюдовых, который махараджа Биканера
послал в качестве своего вклада в Египетский экспедиционный корпус.

 Ваш интересный очерк о возвышении великого Сенусси,
установление его ныне широко распространенного братства и его вторжение,
по наущению немецких и турецких офицеров и должностных лиц, в
Египет в 1915 году; его враждебная оккупация оазисов и успешный
кампания, столь умело проведенная генералом сэром У. Пейтоном, которая в конце концов отбросила
его войска через границу и восстановила господство Египта
в Западной пустыне, заслуживает внимательного прочтения, если читатель пожелает
вспомните последнее из той серии вторжений с Запада, которая
началась во времена фараона Меренептаха, почти три тысячи лет назад.
пятьсот лет назад, и при благоприятных условиях это может повториться.

 Всё, что вы так интересно описываете, напоминает мне о моей давней связи с Братством, когда Сайед Мохаммед эль Махди, сын Сайеда Бен Али, фактического основателя ордена, был его номинальным главой. В 1883 году суданскому Махди написал Махди, предложив ему должность третьего халифа в своей новой иерархии. Если бы Сайед Мухаммед согласился, то, возможно, в дополнение к восстанию в Судане, вся Северная
Африка могла бы вспыхнуть; но сенуситы-махди стремились к мирному
скорее проникновение, чем военная оккупация: его завиа (религиозные
дома отдыха) постепенно распространились на Центральную и Западную Африку.
Они «были нейтральными местами встреч, где беспристрастный
власть имущий мог разрешить разногласия, племенные,
коммерческие, юридические или религиозные. Его ахваны были
судьями, а также миссионерами. Они определяли
территории племён, устанавливали права на воду и пастбища, а также
вершили правосудие по Корану над теми, кто нарушал исламский
кодекс».

Интерес турецкого правительства к этому великому движению датируется
Прошло много лет, и я хорошо помню, как покойный Гази Мухтар
паша (в то время верховный комиссар Турции в Египте) приобрёл оригинальный
рукописный молитвенник сенуситов, напечатал тысячу экземпляров
на частной типографии в Каире и отправил их в подарок сенуситам
с просьбой на титульном листе о «помощи в молитве» великого религиозного
лидера.

Сайед Мухаммед умер 1 июня 1902 года. Я в полной мере знал о том, что в Куфару — тогдашнюю штаб-квартиру ордена — было отправлено его надгробие, тайно вырезанное и выгравированное в Каире
опытный местный каменщик; но если я буду отвлекаться в таком духе, то вскоре выйду за рамки «Предисловия» и поэтому должен быстро перейти к этим ранним впечатлениям, которые, тем не менее, оказались полезными, когда Великая война высвободила все скрытые силы враждебности и показала огромное влияние исламского учения, как положительного, так и отрицательного, в интересах различных противников. С одной стороны, Сайед Ахмед,
дядя и преемник Сайеда Мохаммеда, должен был поддержать
турецко-германское дело и приютить Энвера-пашу и других известных турок
офицеры, которые переправились на северное побережье Африки на подводных лодках,
чтобы организовать кампании сенуситов против Египта и Судана; в то же время,
с другой стороны, британское влияние и британские офицеры могли
помогать шерифу Мекки — хранителю святых мест
Ислам — в его успешном восстании против турецкого владычества в Аравии —
представляет собой интересную и малоизвестную страницу в истории
великого мирового переворота, из которого мы только недавно вышли, и, без
сомнения, со временем будет описан теми, кто в этом заинтересован.
“побочные шоу”, как их несколько неадекватно описывают. Однако не следует забывать, что, какими бы незначительными они ни казались по сравнению с ужасным столкновением армий в Западной Европе, они привели к тому, что Египет обрёл спокойствие на своей западной границе, Судан вернул себе большую утраченную провинцию Дарфур, а Аравийский полуостров был освобождён. В довоенные времена эти события можно было бы назвать эпохальными, но они почти не были замечены на фоне масштабных территориальных изменений, произошедших в результате Версальского договора.

Чтобы затронуть лишь одну малоизвестную деталь, вы ссылаетесь на миссию Тэлбота
. Это не привлекло того внимания, которого заслуживает, но я
осмелюсь подумать, что история не оставит полковнику Мило Тэлботу никаких заслуг
когда станет известно, что его миссия привела к заключению
трехсторонних договоров между Великобританией, Италией и нынешним главой
члена братства сенусси Сайеда Мохаммеда эль-Идриси, в результате чего оба
Будем надеяться, что Египет и Триполи обрели надежного союзника.

Кстати, благодаря содействию способного
египетского соратника полковника Тэлбота, Хассанейн-бея, эта отважная леди, Розита Форбс,
В 1921 году в сопровождении бея ему удалось проникнуть в оазис Куфара. Другой член миссии Тальбота — мистер Фрэнсис
Родд — также использует свой опыт общения с братством сенуситов
и Западной пустыней, совершая длительное и важное путешествие
с мистером Бьюкененом из Западной Африки, которое должно пролить
много нового и интересного света на многие до сих пор малоизученные
местности.

В наши дни, когда улучшились средства связи, когда два конца
великой железной дороги, соединяющей Южную и Северную Африку,
постепенно приближаются друг к другу, а другие железные дороги
либо строится, либо проектируется для соединения Атлантического океана с
Индийским океаном и Красным морем. Возможно, недалёк тот день, когда великая Сахара и Ливийская пустыня тоже будут пересекаться с севера на юг и с востока на запад, а несомненные минеральные богатства и сырьё Центральной Африки будут доставляться в ближайшие порты для отправки во все уголки мира. Таким образом, ваши замечания о горнодобывающей промышленности, торговле и средствах сообщения к югу от Средиземного моря через оазисы, которые вы и другие
посещённые, несомненно, окажутся ценными и заслуживающими внимательного рассмотрения.

Тем временем офицерам и чиновникам, таким как вы, предстоит проделать много полезной работы,
проявляя живой интерес к благополучию немногочисленного кочевого и оседлого населения этих всё ещё отдалённых районов,
укрепляя в них чувство уверенности и доброжелательности, которые
помогут им подготовиться к приходу цивилизации, которая неизбежно
появится с развитием уже не Тёмного континента.  Однако теперь, когда столкновение армий
Прошлое осталось позади, и, будем надеяться, наступила новая эра мирного развития.
Я мог бы предварить свои замечания этой цитатой:


 «Да пребудет с вами Божья милость, и с теми,

 кто сделает добро из зла и друзей из врагов».


Слова бессмертного поэта, как мне кажется, не только созвучны
приятному разговорному стилю вашего повествования, который побудил меня
прибегнуть к несколько необычному методу — написать вам письмо в качестве
вступления, — но и выражают дух, который, я надеюсь, будет
одушевлять нас в наших нынешних и будущих отношениях
с теми нациями и народами Ближнего Востока, которые, к сожалению,
выступили на стороне наших врагов в Великой войне, но чьи интересы
теперь и в будущем заключаются в дружбе и доброй воле союзников.

 Ваши главы об обычаях, суевериях и «фантазиях»
сиванцев во многом напоминают то, что можно увидеть у суданских племён и
народов, особенно у тех, кто исповедует ислам, а ваш рассказ о
«зикре» особенно интересен. По словам одного исламского писателя, с помощью этого религиозного обряда «весь мир и все
его привлекательность исчезает из поля зрения верующего,
и он может созерцать совершенство Всевышнего. Ничто
не должно отвлекать его внимание от совершения намаза, и в конечном
счёте он достигает с его помощью правильного представления о Таухиде,
или единстве Бога... Чтобы попасть в Рай, нужно после каждой
молитвы десять раз произнести «Бог свят», десять раз произнести
«Хвала Богу» и десять раз произнести «Бог велик».

Если век чудес не закончился навсегда, то эти мусульмане-
поклонники — потомки древних воинов Ливии
Пустыня, бок о бок с их отважными и находчивыми британскими
помощниками, может заставить великого оракула Юпитера Аммона раскрыть
тайны того древнего святилища, о котором так интересно рассказывает
ваша книга.

[Подпись: Искренне Ваш

Реджинальд Уингейт.]


 «На травянистых склонах росли вьющиеся лозы

И седые оливы между далёкими голубыми горами,

 И многие птицы с зелёными шеями пели своим подругам

 В колючих кустах граната с тонкими листьями,

 Бросавших свои рубины на траву».


 «Но пустыня простиралась слева и справа, слева и справа,

 Там, где миражи сгущаются под раскалённым добела светом, —

 череп под песчаным холмом и свернувшаяся внутри змея, —

 и красный ветер из Ливии, ревущий: «Беги и прячься».


 Сива




 Сива
 Оазис Юпитера Аммона

 ГЛАВА I

 ПОБЕРЕЖЬЕ


 «... полоска травы, поросшая

 Это просто отделяет пустыню от засеянных полей».


Сива — произносится как «Сива» — малоизвестный оазис в Ливии
Пустыня на границе Египта и Триполи. Она расположена в 200 милях к югу
от Соллума, приграничного порта Египта и Триполи на побережье Средиземного моря,
и почти в 400 милях к западу от долины Нила. Сива — самый северный
оазис из цепочки оазисов, которые тянутся от Египта до середины
Триполи. Эти «Острова Блаженных», как их называли древние, представляют собой естественные впадины на большой Ливийской равнине, которые защищены от вторжения движущихся песков высокими известняковыми скалами, окружающими их, и являются плодородными и
населённом множеством источников пресной воды. Сива состоит из небольшой группы оазисов в котловине длиной около 30 миль и шириной около 6 миль,
расположенной на 72 фута ниже уровня моря, окружённой огромным бесплодным плато,
выжженным и безжизненным, где редко идут дожди и которое можно пересечь,
только если взять с собой достаточно воды на всё путешествие.

 Сива — одно из наименее известных и наиболее интересных мест в
Северная Африка, но из-за её труднодоступности очень мало европейцев
посещали её до начала Первой мировой войны.
Население составляет от трёх до четырёх тысяч человек, которые являются не арабами, а потомками более древней расы берберского происхождения. У них есть свой язык, на котором только говорят, но не пишут, и который сохранился у жителей оазиса за много веков до арабского вторжения благодаря удалённости страны и слабому взаимодействию между Сивой и внешним миром. В настоящее время
уровень рождаемости значительно ниже уровня смертности, поэтому, по-видимому,
со временем сиванская раса вымрет.

Мне посчастливилось после года или около того, проведённого на побережье, в 1920–1921 годах служить в Сиве, командуя подразделением верблюжьего корпуса пограничных районов, а некоторое время — в качестве окружного офицера в оазисе. При нынешнем режиме в оазисе Сива служит один британский офицер, откомандированный из армии для службы при египетском правительстве.
Я был там и в свободное время узнавал как можно больше
об истории этого места, а также о нравах и обычаях
сообщество пустыни, которые очень значительно отличаются от
Арабы и народ Египта. Об этом странном месте никогда не писали историю с древнейших времен
до наших дней,
и представляется вероятным, что сейчас, когда британские официальные лица подвергаются
выведенный из Египта, Siwa снова погрузится в безвестность.

[Иллюстрация: АВТОР]

До оазиса проще всего добраться из Соллума или из Матруха, ещё одного порта на побережье Средиземного моря к западу от Александрии. Путешествие можно совершить за два дня на машине по неровной пустынной дороге, которая называется
дорога в хорошем состоянии; на рысях верблюд преодолевает её за шесть дней, а
караван бедуинов на медленных верблюдах — примерно за десять дней.
Араб преодолевает всё расстояние пешком, питаясь на удивление небольшим количеством фиников, водой и верблюжьим молоком. В пустыне почти нет воды, за исключением первых нескольких миль, где встречаются
каменные цистерны, которые наполняются во время дождей и дают немного воды в первые несколько месяцев жаркой погоды.

Прибрежный пояс Западного Египта был сравнительно малоизвестной
страной до войны, хотя и не такой отдалённой, как внутренние районы
оазисы. Как ни странно, за исключением нескольких чиновников египетской
береговой охраны, европейцы, которые, казалось, больше всех знали об этой стране до войны, были немцами. Аббас Хелми, бывший хедив, поощрял их попытки использовать коммерческие и сельскохозяйственные возможности побережья. В 1913 году герр
Юарт Фоллс опубликовал книгу под названием «Три года в Ливийской пустыне», в которой рассказал о некоторых археологических работах, проведённых им и его коллегами-немцами на месте древнего города
Сент-Менас, к юго-западу от Александрии. В этой книге он описывает, как сопровождал хедива во время его визита в Сиву в 1905 году. Он красочно описывает королевскую процессию. В состав группы входили хедив, четверо европейцев, двадцать солдат, несколько слуг, 62 верховых верблюда, лошади и 288 вьючных верблюдов, что кажется невероятно большим количеством. Хедив проехал весь путь — 200 миль — в
карете, что-то вроде фаэтона, постоянно меняя лошадей. Герр Фоллс
упоминает о бурном энтузиазме местных жителей по поводу
В день рождения кайзера он рассуждает о возможности панисламского восстания против ненавистных англичан, которые «ограничивают политическую деятельность хедива». Он приводит статистику о боевых силах арабов и считает, что настало время для подстрекательства к мятежу. Одна из его теорий заключается в том, что арабское племя «Сенагра» произошло от немецкого мальчика по имени Зингер, который потерпел кораблекрушение на побережье. В его книге есть фотография одной из главных улиц
старого города Сива, которую он называет «Интерьер древней
гробницы»! Это действительно очень примечательная книга, которая даёт хорошее
Взгляд на немецкие идеи в Египте до войны.

В древности побережье к западу от Александрии населяли различные
ливийские племена, самыми известными из которых были насамоны, жившие за счёт
разборок на затонувших кораблях, и лотофаги, увековеченные в
знаменитом стихотворении Теннисона «Пожиратели лотоса», жители страны,
«где, казалось, всегда был полдень». Эти два племени жили
на побережье к западу от нынешней границы. Побережье, лежащее между нынешней границей и Александрией, было малонаселённым.
Его населяли кочевые племена ливийцев, которые, как и
Бедуины делают это и сейчас, когда идут дожди, чтобы прокормить свои стада. Внутренние
районы были таинственной землёй, населённой странными дикими зверями, хотя в наши дни на этой безводной территории
мало диких животных. В более поздние времена
персы, греки, римляне и византийцы основали несколько центров цивилизации на побережье, но эта полоса к западу от
Александрии никогда не была густонаселённой, и здесь мало следов какой-либо
прежней цивилизации. Арабы, насаждавшие магометанство в Египте,
Они продолжали свой победоносный путь на запад вдоль побережья, насаждая свою религию мечом или вытесняя местных жителей вглубь страны, в оазисы, которые оставались непокорёнными до более позднего времени. Таким образом, арабы пустыни всегда считали себя завоевателями, а жителей оазисов — покорёнными.

Прибрежный пояс от Александрии до моря плавно поднимается
волнистыми холмами, пока не достигает подножия
великого Ливийского плато. Эта узкая полоса довольно плодородной земли
Расстояние между пустыней и Средиземным морем постепенно уменьшается с востока на запад, пока в Соллуме скалы Ливийского плато не достигают моря. В самой широкой части, недалеко от Александрии, прибрежный пояс простирается вглубь материка почти на 40 миль, прежде чем слиться с пустыней. На побережье живут арабы из племени Авлад Али,
которые кочуют со своими стадами и верблюдами от колодца к колодцу,
имея лишь временный интерес к земле, которую они засевают небольшим количеством
ячменя в тех местах, где он будет расти, в зависимости от дождей,
которые очень тяжелы на побережье, чтобы наполнять их колодцы и цистерны, а также поливать дикую растительность, которая кормит их стада. Земля наиболее плодородна ближе к морю, но на протяжении первых 10 или 20 миль на высоком плато пустыни над скалами простирается равнина, покрытая кустарником, которая служит хорошим пастбищем для овец и верблюдов. Дальше
к югу растительности становится меньше, и вскоре начинается настоящая пустыня,
которая простирается под палящим солнцем на 200 миль до Сивы, а за Сивой — по неизведанной местности до самого далёкого Судана.

Чем дальше на запад от Александрии, тем диче становится местность,
и людей становится меньше, но вдоль побережья есть несколько небольших городов
или поселений. У бывшего хедива был проект по освоению этого района,
и при поддержке немецких предпринимателей он построил железную дорогу,
которая должна была соединить Александрию с его западной границей в
Соллуме и сократить морское путешествие из Европы в Египет. Но линия
дошла только до Бир-Фуки, примерно в 100 милях к западу от Александрии.
Хедив обнаружил, что его сельскохозяйственные эксперименты в Западной пустыне
не увенчались успехом, и, понимая это, он попытался продать железную дорогу
немецкой фирме, но лорд Китченер, который в то время был верховным комиссаром,
вмешался и обеспечил ее для Египта. Существует автомобильная дорога, известная как
дорога Хедивал, ведущая из Александрии за пределы Матруха, и другая дорога,
очень низкого качества, от Матруха до Соллума.

Мерса—Матрух - Мерса означает гавань - небольшой городок на побережье около
В 200 милях к западу от Александрии находится штаб-квартира губернатора Западной
пустыни. Матрух — это древний Паратоний,
иногда называемый Аммонией, который был портом Сивы в те времена, когда
это место было известно как оазис Аммона. Матрух состоит из нескольких десятков маленьких одноэтажных каменных домов, оштукатуренных и выкрашенных в белый цвет, с яркими жёлтыми, зелёными и синими ставнями, в которых живут греческие колонисты, ведущие процветающий бизнес, торгуя с арабами и экспортируя ячмень и овец в Александрию. На скалах над заливом находится живописная мечеть, минарет которой виден за много миль, больница, полицейское управление, дом губернатора и несколько правительственных учреждений и домов правительственных чиновников. Здесь есть большие
В окрестностях Матруха, который является торговым центром пустыни, проживает множество арабов. В большинстве случаев, особенно летом, Матрух — необычайно привлекательное местечко, но когда его посещает «хамсин» — ветер, поднимающий мелкий белый песок, — а это случается нередко, — он становится ещё более отвратительным местом, чем где-либо ещё в пустыне. Скалы в Матрухе внезапно обрываются
и переходят в риф из частично погруженных в воду острых камней,
которые защищают большую гавань. Вход между двумя скалами настолько
настолько узкий, что по нему могут пройти только суда среднего размера, а когда на море шторм, вход в бухту становится непроходимым. Бухта имеет 1,5 мили в длину и полмили в ширину, но в местах, где есть отмели, глубина воды составляет всего 2 сажени. К востоку и западу от гавани есть несколько лагун, отделённых от моря линией невысоких скал и разделённых друг с другом узкими песчаными косами. На скале над заливом, возвышающейся над входом, находится старый разрушенный
турецкий форт, жёлтое здание с зубчатыми стенами, которое было занято во время
во время войны отрядом Королевской артиллерии. Дома находятся на
южном берегу, за ними — невысокий скалистый хребет, увенчанный
несколькими небольшими фортами, построенными во время восстания сенуситов в 1916 году,
когда Матрух какое-то время был британской базой. Залив окружён
твёрдыми белыми песками, плавно спускающимися к ярко-синей воде. Он хорошо защищён и, следовательно, никогда не бывает очень бурным;
из-за разной глубины воды он приобретает разные цвета — в
некоторых случаях почти такие же яркие, как у летающих над ним зимородков
Вдоль берега; иногда оно невероятно синее, настолько синее, что
по сравнению с ним открытое море кажется чёрным, а иногда оно
ярко-зелёное, с длинными фиолетовыми полосами там, где сквозь воду
просвечивают тёмные водоросли. Матрух — приятное место в летнее время,
купаться здесь идеально, а климат прохладнее, чем в Александрии,
которая является летним курортом для всего Египта. Но большим недостатком
является нехватка воды; есть несколько колодцев, но вода в них
не очень хорошего качества, поэтому в настоящее время её привозят на лодке
из Александрии, за большие деньги, и перекачивается в резервуары на берегу.

Некоторые признаки былой цивилизации все еще видны, и очевидно, что
римляне, со своей обычной оценкой красивых мест,
осознали привлекательность этого гладкого, блестящего залива. Здесь есть
руины нескольких вилл на берегах лагун, а местами
в скале вырублены ступени, ведущие вниз к
воде. Губернаторское бунгало построено на месте виллы,
в которой когда-то жила Клеопатра. Согласно преданию, Антоний
Он удалился туда после поражения при Акциуме и нашёл утешение в объятиях Клеопатры. Трудно представить себе более идеальное место для виллы. Она стояла среди невысоких песчаных холмов в нескольких футах над гаванью, прямо на краю залива, так близко, что плеск воды, должно быть, был слышен в мраморных залах виллы. Из окон нынешнего здания открывается вид на
великолепную голубую бухту, на линию острых чёрных скал, о которые разбиваются
белые волны, а за ними — на тёмно-синее открытое море. Ночью, когда
Вода серебрится в лунном свете, и маленькие волны подкатывают к
белому берегу и с фосфоресцирующими брызгами разбиваются о песок.
Легко представить, как Антоний и Клеопатра плавно плывут на лодке
по лагунам, которые в те времена соединялись каналами, или роскошно пируют под звуки


 «Какой-нибудь египетской королевской любовной мелодии,

 какого-нибудь сидонского припева»,


 на вилле над заливом. Летом там много «мексиканцев».
Лилии» (амариллисы) растут на холмах и наполняют воздух своим
насыщенным ароматом. Незадолго до войны американский археолог
сделал некоторые ценные находки у фундаментов Клеопатры
Вилла, и в ряде случаев монеты были обнаружены в
соседства.

Современные греческие колонисты Матруха не очень привлекательны
люди. Они очень искусны в своем ремесле и, кажется, стали
процветающими за удивительно короткое время. Они зарабатывают деньги,
обдирая арабов, которые вынуждены иметь с ними дело, потому что больше
не у кого покупать товары первой необходимости, такие как чай, сахар,
рис и т. д. Греки монополизировали торговлю и продают свои товары
по непомерно высокой цене, совершенно несоразмерной их стоимости, даже с учётом затрат на транспортировку. Их излюбленная система — покупать у арабов целые урожаи ячменя до того, как он созреет, когда у владельца особенно туго с деньгами. Администрация в определённой степени способна сдерживать чрезмерную спекуляцию, но существует бесчисленное множество способов, с помощью которых грек может «обмануть» араба. Мне кажется, это досадно,
потому что, по моему мнению, араб — гораздо лучший человек, чем
греческий торговец. Неудивительно, что греки очень непопулярны. Далее
Вдоль побережья, в Тунисе и Алжире, их место занимают
евреи, но в Западной пустыне нет евреев, так что греки
делают всё по-своему.

В Матрухе обычно есть два или три английских чиновника
и, возможно, их жёны, так что там обычно происходит больше всего
из того, что есть на побережье. На самом деле Матрух — это своего рода
пустынный мегаполис, но в то же время это очень пустынная
станция. Однажды вечером, когда я там гостил, приехал огромный новый американский автомобиль с двумя английскими офицерами в отпуске,
и очень элегантно одетая дама, жена одного из них. По удивительному стечению обстоятельств им удалось добраться из Александрии без происшествий, остановившись на ночлег по пути. По прибытии в Матрух они попросили проводить их в «отель», который, как они слышали, был «маленьким, но очень чистым и удобным». Они очень удивились, когда мы сказали им, что никакого отеля нет и никогда не было, но их проводили в дом отдыха, где они и расположились. На следующий день они
пожаловались, что в доме отдыха было грязно и неуютно. На мой взгляд, самым большим недостатком всех домов отдыха на
Западная пустыня — это множество блох, которых ничто не может уничтожить или хотя бы сдержать. Эта машина была не из тех, что использовались администрацией в пустыне; у группы не было с собой ни запасных частей для неё, ни слуги, ни провизии, кроме нескольких печений и одной-двух банок с персиками, лишь несколько стеклянных бутылок с водой, которая, естественно, почти закипела через несколько часов под августовским солнцем, и никто из них не говорил по-арабски. В тот вечер на ужине
все они появились в вечерних нарядах, которые привезли с собой
Они согласились и, к всеобщему ужасу, объявили, что на следующий день «побегут в Сиву». Мы подробно объяснили, что, чтобы добраться до Сивы, им придётся преодолеть 200 миль по безводной пустыне,
и ни один автомобиль никогда не совершал такое путешествие в одиночку. Но, казалось, их ничто не могло остановить. В конце концов, однако, губернатор узнал об их плане и сразу же запретил его.
На следующий день они отправились в Александрию в сопровождении двух машин и по дороге возмущённо бормотали что-то о «бюрократии и абсурдных ограничениях». Удивительно, насколько странное представление о пустыне сложилось у некоторых людей.

Матрух — центр промысла по добыче губок, который ведётся в определённые месяцы года вдоль побережья. Рыбаки, добывающие губки, — в основном итальянцы, и это очень красивые мужчины. У них есть небольшой флот парусных лодок и один пароход. Лодки выходят в море на несколько дней, курсируя вдоль побережья. Они не используют
водолазные колокола, но когда человек ныряет, он держится за тяжёлый камень,
который быстро тонет; он наносит удар по губкам, отрубая одну из них,
а затем отпускает камень и поднимается на поверхность. Иногда
Когда они поднимаются на поверхность, кажется, что они выпрыгивают из воды. Они
способны оставаться под водой несколько минут. Но эта работа сказывается на их здоровье; они получают высокую зарплату, но сами говорят, что обычно умирают в возрасте около сорока лет, и всегда есть ужасная вероятность быть атакованными акулами, которых в Средиземном море больше, чем было до войны. В Соллуме есть несколько могил рыбаков, которые погибли таким образом. Я
сама не купила ни одной губки за все время, что была на
Западная пустыня. Когда я жил в Соллуме, после каждого сильного шторма я выезжал на берег с сиксом, у которого был мешок, и мы обычно собирали около дюжины первоклассных губок, каждая из которых стоила около полугинеи. К счастью, арабам не нужны были такие вещи, как губки. На берегу также можно было найти пемзу. Во время
войны огромное количество обломков выбрасывало на берег, и патрули
«Верблюжьего корпуса» собирали их для строительства и в качестве дров. Иногда
всё побережье было усеяно хлопком с затонувшего корабля
везли хлопок в Европу; в другой раз мы собрали стопки хорошей
коричневой бумаги, которая до сих пор используется в Западной пустыне, а
в третий раз мы подобрали несколько бочонков вина и рома.

Между Матрухом и Соллумом есть небольшое местечко под названием Сиди-Баррани,
которое состоит из полицейского участка и высокого длинного здания,
которое служит домом отдыха и офисом, а также примерно из полудюжины белых бунгало,
принадлежащих греческим торговцам. В каждом из этих мест есть либо британский
офицер, либо, если это место недостаточно важное, египетский мамур
кто отвечает за поддержание порядка и т. д. Баррани — пустынное
место, но очень красивое весной, когда страна утопает в цветах
и зелёной молодой кукурузе. Дома отдыха в Египте и
Судане соответствуют бунгало «Дак» в Индии. Те, что в Западной
пустыне, довольно комфортабельны и хорошо оборудованы посудой
и бельём. За каждым домом отдыха присматривает старый суданской
солдат. После путешествия вдоль побережья на машине или верблюде приятно
приехать в место, где всё готово, а зимой — получить крышу над головой,
пусть и протекающую.

Из Баррани в Соллум ведут две дороги: одна проходит вдоль побережья среди странно белых песчаных холмов, характерных для этого района, а другая, которая меньше подвержена затоплению зимой, находится выше и дальше от берега. Местность, которую можно увидеть на верхней дороге между Баррани и Соллумом, между голубым Средиземным морем и высоким скалистым береговым откосом, идущим параллельно морю, очень привлекательна, особенно в мягком вечернем свете. В жаркий день он выглядит сухим и выжженным, за исключением месяца или двух сразу после
дожди. На узкой дороге, которая петляет вверх и вниз, огибая невысокие холмы, покрытые вересковым подлеском и часто увенчанные грубыми каменными пирамидами, почти не встретишь путников. Некоторые места очень похожи на шотландские пустоши или Дартмур. Есть одно растение, похожее на фиолетовый вереск, а другое издалека выглядит как засохший папоротник. Летом, особенно на нижней дороге,
постоянно обманываешься ярким миражом, который парит над некоторыми
солончаками рядом с белыми песчаными холмами на берегу.

Время от времени можно встретить группу арабов, которые идут, высоко задрав юбки, за своими мохнатыми, неуклюже переступающими ногами верблюдами, или, может быть, патруль верблюжьей кавалерии, состоящей из чернокожих суданцев в форме цвета хаки, которые бодро трусят на быстрых верблюдах;  затем мимо проезжает старый бедуинский шейх, закутанный в длинную шёлковую шаль, на арабском пони. Чуть дальше чувствуется резкий сладковатый запах
горящего хвороста, доносящийся от костров, разложенных у низких чёрных
палаток, в которых расположились на ночлег арабы.
Они сидят вокруг костра у входа в шатёр, закутавшись в белые шерстяные плащи, а вдалеке мальчик пригоняет верблюдов и овец поближе к лагерю на ночь. На нижней дороге, недалеко от берега, между Баррани и Соллумом, есть одинокий холмик, увенчанный грубым блокгаузом, где раньше располагался отряд верблюжьей кавалерии. Это место называется Багбаг и использовалось как пограничный пост до войны в Триполи между итальянцами и
турками. По мере приближения к Соллуму слева появляется откос
Ближе к морю холмы заканчиваются, и дорога проходит по равнине в пределах слышимости и видимости моря, прямо у подножия высоких скал. Перед тем как добраться до лагеря, дорога пересекает несколько глубоких ручьёв, которые текут «с тимьяновых холмов к морскому берегу» по каменистым оврагам в Скарпе; летом они сухие и песчаные, но во время дождей превращаются в бурные потоки, которые невозможно пересечь на машине. Возвращаясь домой вечером, можно увидеть несколько мерцающих костров в лагере бедуинов,
А над ними, резко выделяясь на фоне неба цвета примулы,
возвышается вершина огромного скалистого уступа, похожего на тёмную стену,
которую нужно преодолеть, чтобы попасть в пустыню.

Соллум состоит примерно из двух десятков небольших построек и большого
лагеря бедуинов, расположенного на берегу бухты в углу, образованном
морем и отвесной скалой, которая возвышается на высоту более 600
футов сразу за лагерем и выступает в море в виде скалистого
мыса. В Соллуме есть несколько колодцев и небольшой
фиговый сад, который нарушает монотонность коричневых
земля. Большинство зданий, в том числе большая казарма верблюжьего корпуса,
были построены после войны. Есть один или два маленьких магазинчика,
принадлежащих грекам, и грубое местное кафе, которым управляет
зловещий одноглазый египтянин, который также является местным парикмахером. Долгое время здесь располагался британский гарнизон, но недавно его вывели, оставив отряд верблюжьих войск и небольшой отряд лёгких машин в старом турецком форте на вершине скал над заливом. Когда-то здесь квартировало около дюжины офицеров и пять
или у шести из них были с собой жёны. Соллум стал похож на
индийскую горную станцию — возможно, даже хуже, и когда некий пожилой генерал, известный как женоненавистник, инспектировал это место, он написал в своём отчёте, что там было шесть жён офицеров и шесть разных семей, в результате чего их очень скоро перевели и заменили неженатыми офицерами.

 В Соллуме чувствуешь себя загнанным в угол. На севере находится море, а на
юге и западе возвышаются скалистые утёсы Скарпа. Единственная открытая
местность находится вдоль побережья на востоке. Крутой извилистый
Дорога, похожая на швейцарский горный перевал, ведёт вверх по склону утёса по
следам старой римской дороги, а несколько очень крутых троп
поднимаются по откосу за лагерем на возвышенность. Но
как только вы поднимаетесь по откосу и достигаете вершины,
вдалеке виднеется большая равнина, по которой хорошо
кататься верхом и где полно зайцев и газелей. Это территория бедуинов.
пастбища, и через каждые несколько миль встречаются большие стада
верблюдов и овец, а также большие лагеря арабов. Есть несколько скал
Цистерны на северной окраине плато, из которых арабы берут воду. Они часто разбивают лагерь в 10 или 15 милях от колодца и
каждые два дня посылают женщин и мальчиков наполнить бурдюки. Арабы редко купаются, даже если разбивают лагерь недалеко от моря,
но, к счастью, солнце прекрасно очищает.

Арабы-кочевники Западной пустыни — выносливая, живописная раса,
сильно отличающаяся от египтян-феллахов. Их активная жизнь на открытом воздухе
делает их сильными и здоровыми. Патриархат является доминирующей системой
среди них; они разделены на несколько племён и подплемён,
каждое из которых управляется собственным шейхом, который отвечает перед правительством за
хорошее поведение своего народа.

 Эти племенные разделения порождают разногласия, вражду и кровную месть,
которые приводят к периодическим набегам и нападениям на соседние племена,
а также к угону верблюдов. Другим источником споров являются
права на владение колодцами, из-за которых часто возникают
конфликты, поэтому окружной инспектор на побережье должен
быть хорошо знаком с племенной политикой арабов в своём районе.
Арабы, проживающие на египетской стороне границы, недовольны тем, что после восстания сенуситов в 1916 году им не разрешается владеть огнестрельным оружием, в то время как их соседи в Триполи, находящиеся по другую сторону границы, не сталкиваются с такими ограничениями. Арабы в
египетской пустыне вполне справедливо утверждают, что они могут пострадать
от набегов западных арабов, которые могут пересечь границу, угнать
стадо верблюдов и снова вернуться в Триполи, где они будут в безопасности
от преследования, поскольку итальянцы имеют очень мало влияния
за пределами их прибрежных городов, и, конечно, если бы кто-то из египетской администрации
пересёк границу без приглашения и был пойман, это могло бы привести к международным
осложнениям. Но египтянеПравительство Иордании считает, что сил администрации достаточно для поддержания порядка на границе и защиты арабов. (Ситуация схожа с той, что была в
Ирландии в 1920 году.)

Арабы — кочевой народ. Как сиваны почти полностью зависят от своих финиковых пальм, так и арабы зависят от своих верблюдов и овец и в меньшей степени от урожая ячменя. Их палатки,
называемые «крейш», в которых они живут, сделаны из верблюжьей шерсти,
сплетённой в длинные полосы и скреплённой вместе. В середине они
поддерживаются двумя шестами высотой около 6 футов, наклонёнными вниз примерно на 3 фута
над землёй, с подвижной бахромой, свисающей по бокам от
основания крыши. Эти палатки очень удобны,
особенно летом, когда их держат открытыми, подперев короткими шестами. Внутри них нет мебели, но пол
покрыт циновками и бедуинскими коврами, которые сделаны из
тонкопрядёной шерсти, белой овечьей шерсти, иногда окрашенной в
красный, коричневый, серый цвета, жёлтой верблюжьей шерсти и
чёрной козьей шерсти. Они сплетены
в виде полос и геометрических узоров и украшены чёрными и красными
кистями. Самые большие палатки часто достигают 20 или 30 футов в длину и 10 футов в ширину
Широкая, иногда разделённая на две части полосатым триполитанским одеялом,
которое висит посередине. В одной из таких палаток можно чувствовать себя очень комфортно,
не имея никакой мебели, кроме груды ковров и половиков.

 У каждого бедуина есть два комплекта палаток: тонкая летняя и более плотная,
которая используется зимой; последняя покрыта чудесным лоскутным одеялом,
сделанным из кусочков цветного хлопка и льна, как старомодное лоскутное одеяло. Когда идёт дождь, шерсть на
крыше набухает и натягивается, и вода стекает по крутым склонам
из палатки, как из пресловутой утки из поговорки. Будучи такими низкими, они не рвутся на ветру, и я видел, как целый лагерь армейских палаток был снесён ураганом, который разорвал многие из них на куски, в то время как арабские палатки остались стоять и были сухими внутри.

 Внешне арабы Западной пустыни светлее, чем арабы Аравии и Палестины. Вероятно, это связано с тем, что
когда они впервые захватили эту страну, она была заселена берберами, голубоглазыми и светловолосыми людьми, которые, как считается, переселились из Европы в Африку несколько тысяч лет назад
много лет назад. Арабы немного темнее египтян, у них ярко выраженные семитские черты лица, и они более умны, чем феллахи. Они более стройные и жилистые. Некоторые арабские женщины очень красивы, и их костюм им очень идёт. Обычно они носят длинное чёрное платье с широкими рукавами, но по особым случаям надевают платье из полосатого шёлка и красный шерстяной пояс длиной в несколько метров, который оборачивают вокруг талии, как кушак. Их
головной убор состоит из цветного шелкового платка, туго завязанного
на голову, но так, чтобы по обеим сторонам лица виднелись две косы, заплетённые в
косу, а над ними — длинный чёрный шарф с цветной бахромой и красно-жёлтой каймой, завёрнутый в высокую
головную повязку, сложенную, как средневековый головной убор, под подбородком, с
бахромой, свисающей сзади. Костюм дополняют мягкие алые кожаные сапоги. Почти все женщины татуируют свои подбородки и часто лбы
синим узором; они считают это очень красивым, но на европейский взгляд это
крайне уродливо. Пожилые женщины
красят волосы в ярко-оранжевый цвет, а мужчины иногда подкрашивают хной
кончики своих бород, а также лошадиные хвосты,
предположительно следуя тому, что рекламируется как “Культ хны
о красоте”.

Как и в большинстве восточных стран, когда араб женится, он платит “брачные
деньги” родителям или опекунам невесты. Итак, дочь - это
источник богатства для своих родителей, если она достаточно привлекательна, чтобы за ней можно было получить
солидное приданое. В Западной пустыне вес варьируется от
пяти до ста фунтов в зависимости от возраста, внешнего вида и
положение девушки. Половина суммы выплачивается при заключении брака, а оставшаяся часть выплачивается позже, частями, и может быть конфискована, если жена плохо себя ведёт, но если муж разведётся с женой, он должен будет выплатить остаток денег её родителям. Это заставляет мужчину быть очень осторожным при выборе жены. Во многих отношениях план покупки жены в рассрочку хорош. У арабов в этом вопросе больше свободы, чем у многих других восточных народов. Женщины не носят чадру, и
у мужчин и девушек есть много возможностей видеться друг с другом, и
даже разговаривают друг с другом до брака, хотя сами переговоры
всегда ведутся третьим лицом, представляющим каждую из сторон. У арабов
редко бывает больше двух жён, хотя их религия позволяет им иметь
четырёх жён, и развод среди них не так уж распространён. Женщины
обладают определённым влиянием, которое они оказывают, даже не
подозревая об этом, но, хотя их положение лучше, чем у
египетских женщин, и намного лучше, чем у женщин Сивана, им
приходится очень нелегко. Они ткут шерсть, делают палатки и ковры;
они доят овец и делают масло и сыр; они перемалывают кукурузу на грубых жерновах для приготовления хлеба; они носят воду, часто из колодца, расположенного за много миль; и они каждый день собирают дрова для лагерных костров; и всё это в дополнение к уходу за детьми и приготовлению пищи. Мусульманские женщины всех сословий не должны заниматься религией; им не разрешается входить в мечети, кроме одного дня в году, а в Судане и Египте — в течение семи лет
Я лишь дважды видел, как мусульманская женщина молилась на людях. Их очень мало
У арабов существуют определённые социальные различия, особенно среди женщин. Жёны уважаемых арабов никогда не общаются и не разговаривают с женщинами, чья нравственность считается сомнительной. Эти представительницы полусвета живут в палатках, обычно на окраинах лагерей, и выделяются, как и во всех частях света, яркими цветами своей одежды и многочисленными украшениями.

Арабы — добрый, гостеприимный народ, не такой флегматичный, как
феллахи, но легковозбудимый. У меня было несколько очень хороших друзей среди
них. Когда я отправлялся в поход, если я натыкался на лагерь, они
Они видели нас издалека и неизменно выходили и
приглашали меня спешиться и немного отдохнуть в их
лагере. «Фадл» — непереводимое слово, которое примерно
означает «остановись и пережди». Иногда я принимал их
гостеприимство на несколько часов в разгар дня и отдыхал в
прохладной тёмной палатке или беседовал в палатках вечером, пока
мои люди ехали вперёд и разбивали лагерь чуть поодаль. Нельзя было разбивать лагерь рядом с бедуинами, так как у их верблюдов обычно была чесотка, которая очень заразна, а их собаки досаждали по ночам.
«Ловят безрассудные пустяки» в виде еды и т. д., и не всегда «безрассудные». Эти собаки — белые или жёлтые шерстяные создания, которые с большим видимым мужеством охраняют стада и нападают на любого незнакомца, но, когда им угрожают, они с визгом убегают, поджав хвост. Когда я спешивался, то минутку-другую разговаривал с мужчинами, чтобы дать арабам возможность всё уладить. Женщины лихорадочно бегали от шатра к шатру,
нося циновки и ковры и отгоняя овец, коз и мелких животных
смуглые дети; затем шейх привёл бы меня в самую большую палатку,
застланную чёрными и алыми коврами, с длинным полосатым
одеялом, перекинутым через центр и закрывающим одну из сторон. Или в
тёплые летние ночи ковры расстилали перед палатками,
на открытой пустыне под звёздами. Если бы я не попросил специально, чтобы меня
оставили в покое, то лучшего телёнка из стада поймали бы и убили, а
через час или около того его принесли бы, сваренного, на огромном
деревянном блюде, и от меня ожидали бы, что я «съеду» с него, а также
Затем последовала «асида». Асида, блюдо, которое мне всегда было очень трудно притворяться, что я ем, состоит из слегка обжаренного мучного теста с углублением в середине, наполненным маслом или топлёным жиром и сахаром, однако _о вкусах не спорят_. Шейх
и, возможно, один или два его родственника присоединялись к пиру,
за которым с большим интересом наблюдали дамы из лагеря,
собравшиеся по другую сторону занавеса и пристально смотревшие на меня из-под него,
шепчущие, хихикающие и позвякивающие браслетами и
украшения, когда они двигались. Если бы я хорошо знал этих людей, они бы не стали вешать занавеску, а женщины и дети прокрались бы в шатёр и сидели бы, уставившись в дальний угол, или занимались бы своими обычными делами — доили коз, пряли или готовили семну, — но ни одна женщина никогда бы не стала есть в присутствии мужчины из уважения к нему, а сын никогда бы не подумал о том, чтобы сесть и поесть вместе с отцом, если бы его специально не пригласили. Обычно сыновья ждали, пока гости закончат трапезу, и ели после них.

Семна — это сыр из козьего молока. Утром
Овец и коз доят в деревянные миски, молоко переливают в бурдюк и энергично перекатывают вверх-вниз двумя женщинами, сидящими на земле, пока оно не загустеет и не превратится в подобие масла. Если из него хотят сделать сыр, нужно добавить определённую траву. Один из видов белого масла, которое делают арабы, очень хорош и является отличной заменой настоящему маслу, а также консервам.

Арабы очень непринуждённо ведут беседу, и личные замечания не считаются
невежливыми. Обычно они спрашивают, сколько вам лет, и
Они спрашивают, женаты ли люди или нет. Мысль о том, что мужчине больше двадцати лет и он до сих пор не женат, их очень удивляет; они думают, что он не может позволить себе купить жену. Они всегда проявляют живой интерес к тому, что они считают своеобразными привычками европейцев. Едва ли кто-то из них умеет читать или писать, и очень немногие когда-либо покидали пустыню. Когда бедуин приезжает в Александрию, он чувствует себя как земляк в Лондоне. Бедуины суеверны, но не так сильно, как жители оазисов. В каждой палатке можно заметить маленький мешочек с амулетами, подвешенный
один из шестов палатки, чтобы отвести дурной глаз. Одна из таких коллекций состояла из
чёрной петушиной лапки, красной тряпки, засушенной лягушки, двух костей
и маленького кожаного амулета, связанных вместе и подвешенных на шесте.

 Однажды я сидел и разговаривал с арабами в палатке, когда вдруг
понял, что все зачарованно смотрят на мой рот. Я
подумал, в чём дело. Затем я услышал, как женщины шепчутся между собой: «Должно быть, он очень богат; посмотрите, как он украшен золотом». Я не мог понять, что они имеют в виду, потому что был
На мне были только рубашка, шорты и чулки, ничего примечательного
из одежды. Потом я услышал что-то о «золотом зубе»
и понял, что их внимание привлекла отвратительная золотая
коронка, которую мне в спешке надели на один из передних зубов
перед отъездом из Каира в прошлый раз, когда я был в отпуске. Они
подумали, что это очень привлекательная и необычная форма украшения.

 Когда у арабов появляются деньги, они либо вкладывают их в овец и верблюдов, либо закапывают в землю. Некоторые из этих людей ведут самый примитивный образ жизни,
Живя в палатке и питаясь скудной пищей, состоящей из молока, хлеба, риса и фиников, они владеют многими тысячами овец и сотнями верблюдов. Овцы обычно стоят два-три фунта, а верблюды — около пятнадцати фунтов каждый. Кроме того, у них часто есть небольшой мешочек с золотом, спрятанный где-нибудь в пустыне. Они никогда не тратят свои деньги на удобства, и беднейшие и богатейшие люди живут практически одинаково. Мои суданские верблюжьи войска
критиковали их, говоря, что это пустая трата времени, раз у них так много
деньги, и, очевидно, не знал, как ими наслаждаться, в то время как в
Судане, когда человек зарабатывал деньги, он строил дом, питался лучше и
жил более комфортно, чем его соседи. Араб, когда
он был «мабсут» (состоятельным), похоже, не знал, как быть
«мабсут», что также означает «счастливый».

 Однажды я разбил лагерь рядом с арабами, и один из них, старый шейх,
был болен, и его родственники считали, что он может умереть. Было известно, что у него где-то поблизости припрятаны деньги, и его родственники очень беспокоились, что он не должен умереть, пока не достанет их
они раскрыли тайник. Но старик упорно отказывался говорить им, где он находится. Ко мне пришла делегация его наследников и попросила заставить его заговорить. Я согласился, что им не повезло, но ничего не мог сделать. Когда я предложил им отвезти его в больницу в Соллуме, они возмутились и сказали, что, очевидно,
Аллах пожелал, чтобы он умер; единственным огорчением было его
упрямство в отношении денег. Так продолжалось несколько дней, а затем,
к всеобщему удивлению, старый джентльмен внезапно поправился.
Некоторые из его родственников, казалось, сожалели об этом, а некоторые испытывали облегчение. Когда я видел его в последний раз, он с довольным и благодушным выражением лица смотрел «фантазию», которую показывали в честь его выздоровления. Лично у меня всегда было смутное ощущение, что этих денег никогда не существовало, но все его родственники твёрдо в это верили, и он хранил этот секрет по сей день.

[Иллюстрация: СОКОЛОЛОВ У БЕДУИНОВ]

Образ араба скорее ассоциируется с его скакуном, чудесным
огненным существом, которое летит по пустыне, как птица. Пони в Западной пустыне — довольно жалкое зрелище. Их всего несколько
у зажиточных арабов есть лошади. Это маленькие выносливые пони, совсем не похожие на арабских скакунов из книг. Но они выглядят лучше, когда на них ездят, с высокими алыми седлами, большими железными стременами и яркими уздечками с кисточками. Арабы ездят на них либо неудобной рысью, либо стремительным галопом. У них есть любопытные представления о «качествах» пони; некоторые вещи считаются счастливыми или несчастливыми.
Например, если у пони белые чулки на обеих передних ногах, это
очень ценится, но белый чулок на одной передней и одной задней ноге — это
чрезвычайно невезение. Вдоль побережья много участков с твёрдой каменистой почвой,
поэтому лошадей приходится подковывать; для этого всю ступню покрывают
плоским куском железа, и когда они скачут по каменистой почве,
раздаётся ужасный шум.

 В этой части пустыни очень мало развлечений.
Единственное, чем занимаются арабы, — это древнее занятие соколиной охотой. Некоторые мужчины в каждом племени умеют дрессировать соколов и охотиться с ними. Навыки сокольничего, по-видимому, передаются по наследству так же, как умение заклинать змей, предсказывать будущее и заниматься другими
практики. Арабы предпочитают ловить взрослых птиц и обучения,
принимая молодой птицы из гнезда, которое представляется
простой план. Метод захвата ими довольно умный. Когда
Араб хочет поймать ястреба, он берет голубя, слегка подрезает ему крылья
чтобы он не улетел, и обвязывает их несколькими петлями из конского волоса.
затем он выпускает голубя, и тот улетает. Ястреб
замечает голубя, пикирует вниз и запутывается в сетке из конского волоса,
так что араб может подбежать и поймать его.
На дрессировку ястреба уходит много месяцев. Постепенно он привыкает к своему хозяину, который неизменно кормит его сам и свистит, когда даёт ему еду, чтобы он научился узнавать этот свист. Позже он берёт птицу на запястье, надевает на неё колпачок и привязывает кожаным ремешком; постепенно она привыкает к его запястью, и тогда он носит её с собой, всё ещё в колпачке. Наконец он снимает с неё капюшон и позволяет ей схватить одного или двух зайцев, которых он ей приносит, а затем однажды выводит её в пустыню и отпускает на бегущего зайца. Птица нападает на зайца,
Он опускает его и сидит на добыче, пока не придёт хозяин, а если сокол взлетает, он подзывает его свистом и бросает в воздух кусок мяса. Иногда араб за день охоты с соколом ловит больше дюжины зайцев, но иногда, после нескольких месяцев обучения, когда он впервые отпускает птицу, она улетает и больше не возвращается. Почти во всех больших лагерях можно увидеть привязанного к колышку сокола. Хорошо обученная птица стоит несколько килограммов среди
Арабам, а это очень трудно убедить их расстаться с одним;
помимо зайцев, они используются для ловли голубей, перепелов и других птиц.

 Ещё одним развлечением, которым мы занимались на побережье, была охота на зайцев с собаками-силугами.  Эти собаки — гончие на газелей, родом они из Аравии.  Сейчас в Египте их довольно много, и все чиновники в Западной пустыне держат по одной-две такие собаки. Силуэты очень похожи на гончих, обычно белого или светло-кофейного цвета, с пушистыми хвостами и длинными шелковистыми ушами. Они очень быстрые, но не имеют обоняния и охотятся исключительно по запаху. Они довольно
Они хрупкие и очень нервные, и в большинстве случаев они не проявляют особой привязанности к людям. В Матрухе была целая стая, в которую входили пара лисьих гончих, силуги, несколько терьеров и несколько невзрачных бедуинских псов. Стая в Матрухе специализировалась на лисах, но в Соллуме было больше зайцев, чем лис. Пустынные зайцы немного меньше английских, но, кажется, они быстрее.

Открытая местность над Скрэфтом простирается чередой участков
с твёрдой каменистой почвой и полосами, покрытыми низкой растительностью, где
Преобладает определённое растение, пахнущее тимьяном. Обычно
мы охотились вдвоём или втроём, а если нас было только двое англичан,
мы брали с собой пару суданских слуг, которые очень любят все виды охоты,
все верхом на пони и в сопровождении четырёх или пяти собак. Мы ехали растянутым строем с
интервалами около тридцати ярдов между всадниками, собаки обычно трусили впереди. Тот, кто поднял зайца, издавал дикий крик и
скакал за ним, «как черт за козой», а остальные следовали за ним.
Собаки замечали зайца и бросались в погоню.
Часто заяц убегал раньше, чем его замечали, или успевал добраться до укрытия раньше гончих, и тогда они сбавляли темп, теряли след и ждали, пока не подъедут всадники и не прочешут местность в поисках зайца. Звучит довольно неспортивно, но у зайца были очень хорошие шансы. На самом деле, как правило, убегала больше половины зайцев, и это давало возможность совершить несколько великолепных долгих скачек по пересечённой местности. Иногда мы поднимали газель и пускались в погоню, но мало кто из
собак или пони мог догнать газель, когда она немного разгонялась и
Это действительно было движущееся. Я думаю, что по скорости это были газели, сайгаки,
зайцы и пони. Это была примитивная форма охоты, но она тем не менее
нравилась, и зайцы, зажаренные на вертеле, были приятным дополнением к меню.

 В пустыне, довольно близко к вершине Скрэп, было несколько газелей, и иногда удавалось выстрелить в них, но они были очень пугливыми, и приходилось осторожно подкрадываться к ним по местности, где почти не было укрытий. Когда кто-нибудь специально отправлялся на охоту на газелей, они не появлялись, но когда ехал верхом на верблюде, то видел
их было много, однако к тому времени, как всадник спешивался и заряжал винтовку, газель уже оказывалась вне досягаемости, вероятно, стоя на большом расстоянии
«на виду». Газели не боятся верблюдов, если на них нет людей, и арабы иногда подходят к газелям довольно близко, выслеживая их среди пасущихся верблюдов. Однажды, после войны,
сотрудники патрульной службы на автомобилях «Форд»
начали охотиться на газелей с помощью пулемёта. К счастью, эта практика была запрещена, но на какое-то время газелей в округе стало меньше.

Множество горных голубей гнездилось среди скал на побережье, и
они в больших количествах собирались вокруг караванов с верблюдами и питались
отбросами. Осенью на побережье из Европы прилетали тысячи перепелов;
они часто были настолько истощены, что арабские мальчишки могли
поймать их голыми руками. Местные жители ловили их сетями и продавали
грекам, которые отправляли их живыми в ящиках в Александрию. За месяц-два, пока они были в
сезоне, перепелки порядком надоели, но поначалу они были очень хороши. Среди вади
В Скарпе время от времени появлялись стаи красноногих куропаток,
а в последнее время в горах появилось несколько рябков;
раз или два я видел уток на болотах у моря и
иногда дроф, но в целом охотиться было почти не на кого.

[Иллюстрация: гончие Силуджи]

Несколько шакалов и диких кошек жили в пещерах среди
вади в Скарпе. Их печальные завывания эхом разносились по скалистым
ущельям, и из-за этого по ночам бедуинам было не по себе.
его преследовали злые духи. Но днём они совершенно спокойно бродили по нему, и их козы щипали скудную травку среди скал. Большую часть года Скарп выглядит суровым и неприветливым, но после дождей он преображается: скалы приобретают лёгкий зелёный оттенок, а при ближайшем рассмотрении оказывается, что они покрыты цветущими растениями и мхами. Склоны
покрываются лиловыми, розовыми, жёлтыми и синими цветами,
солеросами, амброзиями, морской лавандой, жёлтой крапивой, колокольчиками, ирисами,
бархатцы, лютики, ракитник, множество ночных фиалок
и множество других маленьких цветущих растений, которые одевают мрачные
скалы в яркие одежды. Равнина тоже расцветает. Среди
появляющейся из земли кукурузы можно увидеть алые маки, мальву
и высокие скабиозы, а также поля колышущихся асфоделов, и вся
пустыня вечером благоухает ночными фиалками.

Дождь, вызывающий это превращение, иногда идёт в
зимние месяцы с ноября примерно до марта. В это время
на небе появляются тучи, а иногда и проливные дожди.
Арабы с большим удовольствием встречают первый дождь в этом сезоне, мужчины
поют и кричат, а женщины издают пронзительные крики, выражая своё
удовольствие. Без хорошего дождя не вырастет ни один колос, а
пастбищ, от которых зависят овцы и верблюды, будет недостаточно. Когда
идёт дождь, вади превращаются в бурные потоки, дороги становятся непроходимыми,
в каждом доме течёт, и многие крыши протекают. Верблюдов приходится
выводить из затопленных загонов на возвышенность, где они стоят
дрожат. Верблюды ненавидят дождь. Если вы в походе и начинается сильный ливень, верблюды ложатся на землю, повернувшись спиной к дождю, и ничто не заставит их сдвинуться с места, пока ливень не закончится. Нужно просто подождать, пока он не прекратится. Если дорога грязная и мокрая, верблюды скользят и падают, и приходится спешиваться и вести их за собой; они созданы для жарких, сухих стран, а не для влажного климата. Вряд ли какой-нибудь из домов в Матрухе или Соллуме был водонепроницаемым,
и не было ничего необычного в том, что кто-то позвал человека, чтобы тот
он разложил лагерь посреди своей самой водонепроницаемой комнаты, окружив себя
скоропортящимися вещами, под чем-то вроде навеса, состоящего из
водонепроницаемой простыни и одного-двух плащей, натянутых над ним. Но
хотя ливни были очень сильными, они длились недолго, и вскоре
вышло солнце и снова всё высушило. Однако, когда
человек попадал в сильный шторм во время похода по пустыне, имея
только тонкую палатку и не имея смены одежды, это было очень неприятно.

Слово «дом» вводит в заблуждение. Люди представляют себе как минимум
большое комфортабельное бунгало. Но в Западной пустыне средний
Дом, в котором жил английский чиновник, возможно, с женой, представлял собой каменную хижину из трёх комнат с оштукатуренными стенами и деревянной крышей, покрытой очень тонким слоем цемента. Самая большая комната была примерно 3,5 метра в квадрате, штукатурка на стенах постоянно осыпалась из-за содержащейся в ней соли, а цемент летом неизменно трескался, так что зимой сквозь крышу лился дождь. Цемент по какой-то причине было практически невозможно достать. Всегда говорили, что на
«следующий год» администрация запланировала строительство
дома для своих сотрудников в бюджет, но этот пункт всегда был один
прежде всего следует вычеркнул на том основании, экономики. Никто не
еще обнаружен идеальное устройство для Западной пустыне, где есть
крайности тепла и холода и случайных потрясающий ураганы и
ливни. Пока что лучшим местом обитания, по-видимому, является бедуинская палатка.

Одним из главных событий на побережье стало прибытие крейсера,
«Абдель Монейм», который приходил из Александрии примерно раз в две-три недели, доставляя почту, припасы и иногда
высокопоставленные чиновники во время инспекционных поездок. Во время каждой поездки он на день или два заходил в гавань в Матрухе и Соллуме. Этот небольшой крейсер был построен в Шотландии для правительства Египта и вместе с двумя другими кораблями составлял военно-морской флот Египта. Это был опрятный серый корабль, всегда очень ухоженный, со свежей краской и блестящей медью, с командой египтян в белой или синей матросской форме и красных тюрбанах. Её капитаном был английский бимбаши из египетской
береговой охраны, чья форма несколько сбивала с толку, поскольку, помимо военно-морского звания на рукаве, он носил корону и звезду
на его плече. Крейсер был тщательно спроектирован так, чтобы в нём
были просторный салон и две роскошные каюты для генерального
директора. На носу и корме были установлены два пулемёта. «Абдель
Монейм» имел заслуженную репутацию корабля, на котором даже у
самых опытных моряков начиналась морская болезнь, даже в сравнительно
спокойную погоду. Он кренился и качался одновременно сильнее, чем
любой другой корабль, который я когда-либо знал. В результате, когда люди отправлялись в отпуск на побережье в Александрию, они приезжали в Египет, выглядя
чувствуя себя не в своей тарелке, они провели первые несколько дней своего слишком короткого отпуска, восстанавливаясь после тяжёлых последствий
путешествия. Я никогда не встречал никого, кому бы действительно понравилось путешествие на круизном лайнере. Лично я чувствовал себя комфортно на борту только тогда, когда мы были надёжно пришвартованы у причала в Матрухе или Соллуме. Когда высокопоставленные чиновники прибывали после морского путешествия, они, как правило, чувствовали себя настолько плохо, что их визиты не доставляли удовольствия людям, которых они осматривали.

Иногда заблуждавшиеся люди, которые ничего об этом не знали,
получил разрешение отправиться в Соллум и обратно на круизном лайнере, надеясь на приятное путешествие по Средиземному морю. Как правило, когда они
прибывали в Матрух, то с тревогой спрашивали, можно ли вернуться в Александрию на машине или даже на верблюде. Иногда на эти «поездки ради удовольствия» приезжали странные посетители, но к тому времени, как они добирались до Соллума, от их удовольствия мало что оставалось. Однажды некий мистер Б. из Корпуса
рабочей силы, в частной жизни — учитель в школе-интернате,
прибыл на крейсере в Матрух. Он объявил, что приехал изучать
побережье и арабов. Он был именно таким, каким его описывает Киплинг
так хорошо в его стихах. Губернатор пригласил его на обед; он пришёл
в шпорах, с поясом и т. д., хотя было лето и все остальные
были одеты в самую лёгкую и тонкую одежду; впрочем, возможно, это
было из вежливости. Там присутствовали ещё три или четыре человека.
За обедом мистер Б. изложил свои взгляды на то, как следует управлять
пустыней; мы услышали несколько поразительных фактов об этом; он
не одобрял
Администрация, и он сказал нам об этом; затем он продолжил рассказывать нам о
Судане, где он недавно провёл неделю в отеле в Хартуме.
Губернатор был недавно переведён из Судана, где он
был губернатором одной из крупнейших провинций, и так случилось,
что все присутствующие там служили довольно долго,
поэтому, естественно, нам было интересно узнать кое-что об этом!

 Пару дней спустя я отправился вдоль побережья с мистером Б. и
одним окружным чиновником. Последний всё время, когда не был болен, рассказывал мистеру Б. самые невероятные истории о верблюдах, арабах и пустыне, которые тот слушал, не моргая.
Он записал это в тетрадь, чтобы читать лекции в своём клубе, когда вернётся домой. В этом клубе, должно быть, он наслушался поразительных историй. Один из фактов — или выдумок, — который его особенно заинтересовал, — это описание «сторожевых верблюдов, которых арабы расставляют вокруг своих стад, и когда появляется чужак, они скачут в лагерь и предупреждают своих хозяев». Другой очень яркий рассказ — это описание целого стада верблюдов, сошедших с ума от водобоязни. Удивительно, насколько доверчивыми могут быть некоторые люди,
но я думаю, что он это заслужил.




 ГЛАВА II

 ПУСТЫНЯ


 «Так и тянется, тянется путь по пустыне,

 Уныло, уныло,

 Песок, один лишь песок — ни проблеска родника,

 Солнце, одно лишь солнце — ни тени от горы,

 Как море по морю, простирается пустыня

 Уныло, уныло».


 Западная пустыня Египта управляется пограничными районами
Администрация — сравнительно новый отдел египетского
правительства, который был создан во время войны и взял на себя многие
обязанности старой Египетской администрации береговой охраны. F.D.A. — это военная администрация с британскими офицерами, которая отвечает за Западную пустыню, Синай и территорию между побережьем Красного моря и Нилом. В каждой из этих провинций есть губернатор, несколько окружных офицеров и офицеров верблюжьего корпуса. Военным администратором, возглавляющим всю администрацию, является  полковник Дж. Дж. Хантер, кавалер ордена Бани, кавалер ордена Святого Михаила и Святого Георгия, а также губернатор Западной
В настоящее время пустыню возглавляет полковник М. С. Макдоннелл. Силы
F.D.A. состоят из суданского верблюжьего корпуса и местной полиции.

В Западной пустыне есть один отряд верблюжьей кавалерии численностью около 170 человек, разделённый на три части, две из которых дислоцируются на побережье, а одна — в оазисе Сива. В обязанности верблюжьей кавалерии входит патрулирование побережья и границы, предотвращение контрабанды и незаконного оборота оружия, а также поддержание порядка среди арабов в случае беспорядков или волнений. Но после успешного завершения британских операций против
Сенусси в 1917 году Западная пустыня стала очень мирной, и
Арабы, по-видимому, полностью удовлетворены организацией, которой
они сейчас управляют. Во время всех беспорядков в Египте в 1919–1921 годах,
когда страна бурлила антибританскими настроениями, среди арабов Западной пустыни
не было абсолютно никаких волнений или демонстраций, и я слышал, как они в своих палатках
совершенно искренне обсуждали глупость происходящего в Египте.

Верблюжий корпус F.D.A. изначально состоял из суданцев из
Верблюжьего корпуса береговой охраны, среди которых было много «желтобрюхих» (египтян), которых постепенно отсеивали и заменяли
суданцами и суданскими арабами, которые были завербованы на границах Египта, поскольку правительство Судана не разрешает вербовку на своей территории, за исключением египетской армии. Верблюжий корпус F.D.A. должен состоять исключительно из суданцев, но определённое количество людей, завербованных в районах Луксора и Ком-Омбо, не являются настоящими суданцами. Им очень хорошо платят, выдают хорошую форму
и продовольствие, а определённому проценту разрешено брать с собой на побережье жён. В каждом лагере есть «харимат» — женатые
кварталы, где живут женатые мужчины и их семьи. Но прежде чем мужчине разрешат жениться, он должен пройти испытание по стрельбе из мушкета. Многие мужчины женятся на арабских женщинах, и это иногда вызывает значительные проблемы у суданских жён, которые отнюдь не в восторге от своих
арабских «сестёр». Поскольку все они живут близко друг к другу в довольно тесных
кварталах, они проводят очень оживлённую жизнь. В рабочее время часто приходится успокаивать какую-нибудь разгневанную пожилую суданскую леди, которая приходит с жалобой на то, что арабская жена её соседа «заигрывает» с её мужем. Или приходится долго выслушивать
В расследовании такого запутанного дела, как следующее, как правило,
приходится выполнять много другой работы.

Омбаши (капрал) Сулейман Хассан женился на арабской женщине по имени Халима,
дочери Ахмеда Абу Талеба; когда она вышла замуж, её отец
подарил ей старую походную печку, любимое имущество арабов в
Соллуме, которую он купил у слуги одного из английских
офицеров — это, кстати, привело к другому расследованию. Брак
не удался, и после шести месяцев несчастливой семейной жизни
Омбаши Сулиман развёлся с женой. По-видимому, он «отпраздновал»
развод «не был мудрым, но прошёл слишком хорошо», потому что на следующий день
он получил месяц каторжных работ за то, что был пьян на службе. Он взял с собой приму с
огнём, когда отправился в тюрьму. Халима вернулась в Бэгбэг со своими
вещами и имуществом и через некоторое время вышла замуж за другого
солдата верблюжьего корпуса, на этот раз «наффера» — рядового, — который
привёз её с собой в Соллум.

Омбаши Сулейман тоже утешил себя и подарил примусную
печку, теперь очень изношенную и шаткую, своей новой жене, пышнотелой суданке. Она
продала её своей замужней сестре. Печка взорвалась и подожгла палатку;
и сестра отдала её своей маленькой девочке Зумзум, маленькому чёрному младенцу с тугими кудряшками и в розовом платьице. Однажды Халима увидела примус, свой примус, в руках маленькой Зумзум и вспомнила о нём. Она поспешила домой к своему новому мужу и побудила его к действию; так он пришёл ко мне в кабинет с длинной бессвязной жалобой, требуя справедливости и возвращения плиты.

Мне пришлось потратить целое утро на то, чтобы распутать эту историю и допросить
бесчисленных свидетелей, которые хотели говорить на любую тему, кроме
той, к которой я подбирался. Когда нынешняя жена и разведённая жена
Когда Омбаши Сулиман встретил их у офиса, их с трудом удалось
удержать от драки, и мрачные подробности, которые доносились
через окно, о жизни и прошлом обеих дам были интересны, но совершенно
непристойны. В конце концов маленький Зумзум,
теперь пребывавший в состоянии неслышного ужаса, достал примус, который
оказался изношенным, непоправимо сломанным и совершенно бесполезным.

Одной из особенностей Соллума является небольшая группа палаток и хижин
недалеко от лагеря верблюжьих войск, известного как «Лагерь Буза».
Им управляют около дюжины пожилых суданских вдов и разведённых женщин
которые готовят «мариссу» — напиток из ячменя. Мужчинам
разрешено приходить сюда в определённое время и по праздникам, так как
варить мариссу в лагере запрещено. Жёны категорически
противятся этому заведению, которое отвлекает их мужей от дома, как
пабы в Англии, хотя смуглых барменш никак нельзя назвать
привлекательными. О суданцах можно с уверенностью сказать, что
их любимые развлечения — вино, женщины и песни.

Суданцы из Верблюжьего корпуса — очень приятные люди. Они
настоящие спортсмены и обладают хорошим чувством юмора, но во многом
В чём-то они очень похожи на детей. Они способны к строевой подготовке и
воинской службе, но без британских офицеров они бесполезны из-за
отсутствия инициативы. Они верны и сильно привязываются к
англичанам, но у них острое чувство дискриминации. Как и во всех
туземных войсках, каждый считает себя прирождённым лидером и
предлагает свои советы и мнения по любому поводу; на то, чтобы
обуздать их, уходит много времени. Но при тщательной подготовке они становятся
эффективными солдатами и выглядят очень опрятно в форме цвета хаки.
что довольно похоже на индийскую. Физически многие из них
прекрасные мужчины, очень сильные и мускулистые, как бронзовые статуи,
но, несмотря на то, что климат в их стране очень жаркий, они
ни в коем случае не защищены от воздействия солнца и, кажется,
даже более подвержены лихорадке, чем англичане.

 Три отряда по очереди отправляются в Сиву, где обычно
проводят от шести до девяти месяцев. Это не самое популярное место, несмотря на то, что каждому мужчине разрешено жениться без каких-либо ограничений, например, сначала нужно пройти испытание стрельбой из мушкета. Мужчины предпочитают
находясь на побережье, где происходит больше событий, поскольку они по натуре своей
очень общительные, а также, хотя жизнь в Сива дешевая,
климат имеет плохую репутацию.

Лучшее время для поездки в Сиву - весной, когда стоит прохладная погода.
по дороге, вероятно, есть вода. К поездке нужно хорошо подготовиться
, особенно учитывая, что приходится снимать запасы на
много месяцев. Раз в месяц караван верблюдов из Сивы встречался с караваном с
побережья на полпути, и таким образом письма доставлялись в оазис. Предполагалось, что по дороге будет ездить патруль на автомобиле
Они спускались через определённые промежутки времени, но очень нерегулярно, и
иногда, в тех редких случаях, когда они всё-таки спускались, они забывали
принести почту. В Сиве так сильно зависели от писем, что это
было огромным разочарованием. Ниже приводится приблизительный дневник
путешествия в Сиву в жаркую погоду.


_Суббота, 24 июля._

 Провели напряжённое утро, завершая приготовления к поездке и
проверяя, всё ли готово. Мы выехали из Соллума в 15:30
вместе со мной, 39 мужчинами, 50 верблюдами и одной собакой. Весь лагерь вышел
проводить нас, включая множество маленьких чёрных детей, принадлежавших
мужчины. Некоторые из них горько плакали, расставаясь со своими жёнами,
но почти сразу после того, как мы выехали из Соллума, я услышал, как они весело обсуждают,
какую из сиванских девушек они удостоят чести взять в жёны. Суббота — удачный день для начала путешествия. По-видимому, пророк
Мухаммед предпочитал понедельники, четверги и субботы, но больше всего — субботы. Ещё одним хорошим предзнаменованием стало появление двух ворон, которых мы увидели сразу за лагерем. Одна ворона вызвала бы беспокойство, а увидеть бегущего зайца перед ночёвкой — это
считается очень серьезное несчастье. Я думаю, что это началось
от мысли, что бегущего зайца был знак людей, на ходу
совсем близко, наверное, враги.

Мы прошли по дну уступа и достигли Бир-Авгерина,
где на закате разбили лагерь на ночь. В Ожерине находится один из
многочисленных каменных резервуаров, которые можно найти на побережье. Эти цистерны представляют собой
большие прямоугольные подземные резервуары, часто 40 футов в
квадрате и 20 футов в высоту, с одним или двумя квадратными
отверстиями в крыше, достаточно большими, чтобы в них мог
пройти человек. Арабы поднимают воду в кожаных ведрах на
верёвка, или, если воды мало, один человек спускается вниз и наполняет ведро, которое поднимает другой человек. Они всегда строятся в центре впадины с несколькими каменными желобами, по которым дождевая вода стекает с возвышенности. Обычно рядом с колодцем есть курган с гробницей шейха на вершине, пирамидой из камней, окружённой низкой стеной, украшенной несколькими маленькими белыми флажками, которые оставляют проходящие мимо путники в знак благодарности за воду. По словам
М. Масперо, цистерны вдоль побережья были построены римлянами в
Они были построены во втором веке нашей эры и использовались до середины или конца четвёртого века. Большинство из них сейчас настолько обветшали, что удерживают воду лишь очень короткое время после прекращения дождей, а когда они высыхают, то становятся домом для змей, летучих мышей и сов; однако,
я полагаю, что несколько наиболее полезных из них планируется восстановить.

Мы разбили лагерь у колодца в Ожерине. У меня был посредственный ужин. Мой
новый повар, Абдель Азиз, кажется, глуповат и не привык к походам. Он бербер, презренная «джинс» — раса, — но всегда
Считается, что они хорошие повара. Люди, которые со мной, — отличные ребята,
все «чернокожие» и в основном «шейги» — из Северного Судана.
Старый Баш-Шавиш — старший сержант — раньше служил в береговой охране
и хорошо знает страну. Я не стал ставить палатку, а спал под открытым
небом, под великолепными звёздами. Ночь была не очень жаркой.


_25-е._

Выдвинулись в 4:30 утра при холодном, но ярком лунном свете. Вел
верблюдов и шёл пешком в течение первого часа, затем сел на верблюда и поехал. Мужчины
выстроились в длинную вереницу и ехали гуськом. Прибыли в Бир-Хамед, ещё
Цистерна, около 8 утра. Мы останемся здесь до завтрашнего утра, чтобы
верблюды могли как следует попастись и напиться, так как это
последний колодец перед настоящей пустыней. Бир-Хамед — очень дикое,
живописное место среди скалистых предгорий под Сфартом. Весной
оно превращается в цветущий сад, но сейчас выглядит сухим и
бесплодным. Верблюды жадно пили, а затем вышли пастись. В колодце ещё много ледяной и очень освежающей воды. Я и почти все мужчины искупались, так как это последний раз
пока мы не доберёмся до Сивы. Я лениво провёл день в своей палатке, а
мужчины большую часть времени спали. В четыре часа верблюдов снова
пригнали пить, на этот раз они не так рвались к воде
и потягивали её с видом важной старушки, пьющей чай.

[Иллюстрация: верблюжий корпус]

 После ужина, когда я сидел у своей палатки в лунном свете,
Я услышал вдалеке слабый крик. Я взял с собой пару
человек и пошёл в ту сторону, откуда доносился звук. Примерно в миле от
лагеря мы увидели большое количество чёрных арабских шатров, которые
до Ясной в лунном свете на небольшой подъем в землю. Там был
брак в племени, и празднества были заключены
с помощью танца.

Две девушки медленно вращающийся круг в центре огромного
круг белых одеждах бедуинов, держа каждый в руке, над ней
голова, длинная трость, которую она расцвела так, как танцовщица
использует букетом цветов. Девушки были одеты в обычные арабские платья,
чёрные халаты с длинными рукавами и алыми поясами, но их лица
были скрыты длинными чёрными вуалями, а на плечах у них были белые шали,
в оборках вокруг талии, которые торчали почти как юбка балерины. Луна сверкала на тяжёлых серебряных браслетах на их руках, на серебряных ожерельях и серьгах.

 Зрители разделились на четыре группы, и цель каждой группы состояла в том, чтобы привлечь танцоров своим энтузиазмом, пением и хлопаньем в ладоши. Мужчина, игравший на флейте, и ещё один, игравший на барабане,
вели мелодию, которая была утомительно монотонной, но странно привлекательной
и подходила к этой сцене. Постепенно пение становилось
быстрее и громче, арабы в белых одеждах раскачивались взад-вперёд, подбадривая
танцовщицы к новым усилиям; девушки закружились быстрее,
и одна из них начала «танец живота», который состоит из
довольно чувственных дрожащих движений, не привлекательных для европейца,
но вызывающих восхищение у местных жителей. Пение и хлопки в ладоши становились всё
громче и, наконец, переросли в неистовые крики, когда одна из
девушек остановилась, покачиваясь, перед самой шумной частью
зрителей, и несколько мужчин бросились на колени, целуя ей ноги и
восхищаясь её красотой, которая, если и существовала, была совершенно
незаметна для
меня и восхваляя её мастерство в танце высокопарными речами и
комплиментами. За кругом смуглых, одетых в белое арабов,
в дверях шатров толпилась толпа женщин, наблюдавших за
представлением, а группа танцующих девушек перешёптывалась
друг с другом под чёрными вуалями, позвякивая украшениями,
ожидая своей очереди выйти в круг и сменить своих подруг.

Я долго стояла, наблюдая за танцами, а потом вернулась в свою палатку. Уходя, я слышала хриплые выкрики: «Я Айеша — я
Хадига», когда две новые девушки начали танцевать, а также свист и
Барабан заиграл ещё одну странную мелодию. Только на рассвете в пустыне снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь редкими завываниями бродячего шакала.


_26-е._

Выступили в 4 утра и шли до 9:30. Первые два часа мы вели верблюдов по каменистой, труднопроходимой местности под Скрэп, а затем поднялись по крутому каменистому перевалу на вершину. Я добрался до вершины как раз в тот момент, когда на востоке забрезжил «ложный рассвет». Была сильная роса; вся местность внизу казалась серой и туманной. Постепенно длинная извивающаяся вереница верблюдов достигла
Мы поднялись на вершину, и когда мы ехали по равнине в сторону Сивы,
начался настоящий рассвет, и звёзды на небе померкли. Роса была
такой густой, что паутина на кустах сверкала. К полудню стало невыносимо жарко. Мы остановились в месте под названием Кур-эль
Бейд — самое унылое место, состоящее из трёх невысоких песчаных холмов и
крошечного клочка растительности, который верблюды презрительно обнюхивали,
вероятно, сравнивая его в своих мыслях с гораздо более хорошим пастбищем возле
Бир-Хамеда. Я слегка перекусил и лежал, потея, в своей палатке вместе с Ховой,
Моя собака Силуги лежала рядом со мной с открытым ртом и тяжело дышала, пока мы снова не отправились в путь после полуденного «шида» — перехода.

Первый час послеполуденного «шида» — самый тяжёлый в этот день.  Покачивание верблюда, яркий свет и палящее солнце вызывают непреодолимое желание вздремнуть, а твёрдая, желтовато-коричневая пустыня абсолютно однообразна. На хорошем «хагине» — верховом верблюде — очень удобно ездить, когда он бежит рысью, но не шагом. Его походка своеобразная: сначала две задние ноги двигаются вместе, а затем две передние; это и вызывает раскачивание.
Считается, что когда люди впервые садятся на верблюда, их одолевает своего рода морская болезнь, но, хотя я плохой моряк, я никогда этого не чувствовал и не встречал никого, кто бы это испытывал. На верблюдах очень легко ездить;
 нужно просто сесть в седло, скрестив ноги на передней луке, и вероятность упасть очень мала, если верблюд ведёт себя хорошо. Обычно, чтобы забраться в седло, нужно заставить верблюда встать на колени,
а затем запрыгнуть в седло, но если у вас длинные ноги и вы
активны, можно вскочить в седло прямо с земли.
Это намного быстрее и полезнее, когда земля твёрдая и неудобная для верблюда. Обычно верблюд передвигается медленной рысью,
со скоростью около 4,5-5 миль в час, и он может поддерживать такой темп часами. Конечно, они могут бежать галопом, если захотят, и
когда они это делают, то покрывают расстояние с огромной скоростью, но
ездить на них довольно трудно, и у них есть неприятная привычка
внезапно сворачивать в сторону, из-за чего всадник обычно падает
с верблюда на землю. Я также знал верблюдов, которые вставали на дыбы, и
другие внезапно опускались на колени, когда этого не ожидаешь, и то и другое — очень
сбивающие с толку трюки. Они не ласковые животные и, кажется, никогда не узнают своих хозяев; среди моих был только один, у которого были какие-то «домашние трюки», и он втягивал табачный дым через нос, по-видимому, с большим удовольствием.

 Днём мы видели несколько газелей, но они были слишком далеко, чтобы можно было выстрелить. Остановились на ночлег в месте, где было около четырёх
небольших пучков растительности. Верблюды теперь менее привередливы и
снисходят до того, чтобы пощипать их.

Лучшее время дня — вечер, когда солнце садится, пустыня становится розоватой, а наши тени, словно огромные монстры, тянутся на несколько метров по земле. Тогда я начинаю искать место для ночлега, где-нибудь, где есть несколько клочков засохшей растительности или, на худой конец, мягкий участок земли, где верблюдам будет удобно. Когда мы останавливаемся, багаж разгружают,
а верблюдам разрешают бродить и есть всё, что они могут найти.
Через пять минут моя палатка установлена, стул и стол разложены.
и готовится ужин. Некоторые мужчины начинают отмерять верблюдам дхурру — просо, — а другие идут собирать ветки для костра, или, если нет дров, используют сухой верблюжий навоз, который является отличным топливом. Затем верблюдов снова заводят внутрь, расседлывают и привязывают длинной вереницей; по сигналу мужчины пробегают вдоль вереницы и кладут каждому верблюду еду на мешок перед носом. Каждый мужчина садится на корточки рядом со своим верблюдом и смотрит, как тот ест,
чтобы те, кто ест быстро, не перехватили зерно у соседа. Затем мужчины ужинают — чечевицей, луком,
хлеб и чай, и вскоре они заворачиваются в одеяла, закрывая лица и всё тело, и засыпают за своими седлами, которые служат им укрытием от ночного ветра. Единственный звук — это хрумканье верблюдов и их редкое глухое урчание, когда они пережёвывают жвачку, а также шаги часового, который ходит взад-вперёд вдоль шеренги, «пока не наступит рассвет в золотых сандалиях».

Абдель Азиз становится лучше; он приготовил вполне приличный ужин — сосиски,
жареный лук и картофель, омлет и кофе, а затем
сигару. В пустыне спится прекрасно. Даже в самую жару
Погода стоит довольно прохладная. Ближе к утру, перед
«ложной зарей», по песку дует лёгкий прохладный ветерок и колышет
полотнища палатки, словно предупреждая, что скоро снова
придётся идти.


_27-е._

Мы шли шесть часов утром и около четырёх часов
днём и разбили лагерь на ночь на полпути между
Соллум и Сива — это холм, украшенный несколькими пустыми консервными банками.
Температура в моей палатке в полдень, должно быть, была около 120 градусов,
и ни малейшего ветерка или свежего воздуха. Это настоящая пустыня, здесь нет
ни следа чего-либо живого, ни животного, ни растительного. Земля состоит из твёрдого известняка, покрытого тёмной блестящей галькой, а кое-где встречаются участки высохшей грязи, оставшейся после дождей. В сырую погоду эти грязевые лужи непроходимы, и приходится делать большой крюк, чтобы их обойти. Сейчас они растрескались под солнцем на множество маленьких трещин одинакового размера, примерно 6 дюймов в квадрате. Эффект очень любопытный.

Однажды я ехал в Сиву на машине, за рулём которой был рядовой английской
армии, никогда раньше не бывавший в пустыне. Когда мы
когда мы проезжали по одному из таких грязевых болот, он заметил мне: «Кажется
чудесным, что они выложили часть этой дороги брусчаткой — не так ли, сэр!» Я подумал, что он пытается пошутить,
но, взглянув на него, увидел, что он совершенно серьёзен, и согласился, что это действительно чудесно. Никто не поверил этой истории, когда
я рассказал её позже, но это действительно произошло.

 Мираж очень яркий. Почти всё время впереди виднеется что-то похожее на
блестящую водную гладь, на которой можно различить бухты и
острова; постепенно, по мере приближения, она
отступает, а затем исчезает. Это похоже на мерцающее марево, которое иногда можно увидеть дома в жаркий день, но в гораздо большем масштабе. Расстояния в пустыне кажутся непропорциональными; маленькие холмики, слишком низкие, чтобы их можно было назвать горами, кажутся огромными. Примерно через каждые тридцать миль встречаются небольшие возвышенности, похожие на террасы.

  Каждый вечер мужчины пекут хлеб, который они называют «хуз». Он готовится очень просто и получается довольно вкусным, если его только что испекли. Они берут муку
и немного соли и смешивают их с водой в тазу или на
в чистый мешок и замешивают руками в тесто. Когда оно становится
твёрдым и плотным, они разравнивают его в плоский круглый хлеб толщиной около 4
сантиметров. Затем они подходят к костру, разгребают угли и кладут хлеб на горячий песок. Затем они снова кладут угли на хлеб. Через несколько минут приготовления они снова разгребают угли и переворачивают хлеб, снова кладя угли на него. Время приготовления зависит от температуры, но обычно занимает
около десяти минут. Хлеб хранится до следующего вечера.

На протяжении всего пути мы следуем по так называемому «машрабу» — дороге в пустыне, которая представляет собой узкую колею шириной около 30 сантиметров, протоптанную верблюдами за многие века. Если не искать специально, то вряд ли заметишь эти машрабы, которые почти идентичны «тропам газелей», бесцельно петляющим по пустыне, но в этом помогают пирамиды из камней, которые арабы возводят на каждом возвышении, иногда чтобы указать путь, а иногда чтобы отметить одинокую могилу менее удачливого путника. Каждый из них
Извилистые тропы в пустыне известны арабам под другими названиями. Есть «Машраб эль-Хамиса» — дорога из Багбага в Сиву, названная так потому, что на ней есть пять колодцев; есть «Машраб эль-Ахван» — дорога братьев, от Джерабуба до побережья, которой пользовались братья-сенуситы, когда путешествовали из своей зовии в Джерабубе в Египет; и «Машраб эль-Абд» — дорога рабов.
Согласно легенде, однажды, в незапамятные времена, раб, которого захватили и привезли этим путём в Египет из его родного края на западе, вернулся на запад и возглавил армию, которая выступила против Египта
по той самой дороге, по которой он шёл в качестве пленника. Часто след, казалось бы, исчезал, и тогда следопытам приходилось ехать вперёд и
снова его находить. Несколько бишаринов из Северо-Восточного Судана были
специально зачислены в Верблюжий корпус в качестве следопытов и проводников. Считается, что они
лучше справляются с этой работой, чем любое другое племя, хотя лично я считаю, что бедуины умнее. Но при работе
в стране бедуинов лучше не нанимать местных жителей. Некоторые
бишарины обладают почти сверхъестественной сообразительностью, они могут
ступают по твёрдой, неровной земле там, где любой другой не увидел бы никаких следов. У этих людей есть природный инстинкт, помогающий им находить дорогу, своего рода аномальная способность ориентироваться на местности. Когда они впервые прибыли на побережье, некоторые из них были одеты в обычную для их страны одежду и носили растрёпанные причёски, которые являются отличительной чертой их расы. Арабы никогда не видели суданцев такого типа и были очень заинтересованы в них. Маленькие бедуинские мальчики стояли
и смотрели на этих высоких смуглых мужчин с большими копнами курчавых волос
украшенные несколькими предметами, похожими на шампуры, но бишаринов это
совершенно не волновало.


_28-е._

Выехали из «Кеймат эн Нус» — промежуточной палатки — очень рано
и долго ехали при лунном свете; когда холодно, можно преодолеть большее
расстояние, но есть опасность сбиться с пути. Машраб достаточно
слаб в дневное время, но почти невидим ночью. Когда мы отправляемся в путь утром, все мужчины трижды кричат
вместе: «Я Сиди Абдель Гадер», призывая некоего шейха, который
является покровителем путешественников. Один из моих людей сказал мне, что он
родился в берберском “мин замане" — давным—давно - и часто путешествовал
по суданским пустыням без воды и еды. Его потомки до сих пор
живут в Берберии, где он похоронен.

В течение первого часа или двух мужчин, очень живой и поднять
пустыни с их пение. Обычно припев поет один мужчина
довольно протяжным фальцетом, а затем все подхватывают
припев с настоящим размахом, и у некоторых из них тоже очень хорошие голоса
. Иногда песня рассказывает историю некоего Абу Зейда,
легендарного персонажа и чрезвычайно распутного человека, насколько я помню
мог слышать о его делах. Иногда они пели истории из
«Тысячи и одной ночи», а иногда это были песнопения,
напоминавшие григорианское пение в очень «высокой» церкви у
меня дома. Часто я ехал впереди, почти скрывшись из виду, а затем
ждал, пока голоса, поющие нараспев, постепенно становились громче, и
длинная вереница верблюдов появлялась на белом, залитом лунным светом
песке. В звуках пения, когда мы ехали ночью по африканской пустыне, было что-то очень завораживающее.

Но позже, когда солнце начало пригревать, никому не хотелось петь.
пение. Время от времени кто-нибудь начинал, и к нему присоединялось несколько голосов,
но очень скоро они снова стихали. На полуденном привале мужчины соорудили
грубый бивуак из одеял и ружей в качестве шестов для палаток, затем в течение
нескольких часов лежали в скудной тени, чувствуя себя, как в
масло, которое по ошибке оставили на солнце.

Хова становится очень устал. Я взял ее на руки и нес ее на
седло на коленях по несколько часов в день. Она в хорошей форме,
но 200 миль в жаркую погоду — это не для собаки. Верблюды в
хорошем состоянии, но очень хотят пить.
Их бока начинают выглядеть «втянутыми», а по ночам некоторые из них ужасно стонут и булькают. Завтра мы должны быть в оазисе у первого колодца. Сегодня вечером я работал с аптечкой; я дал нескольким мужчинам таблетки и «Эно», которые им понравились, и перевязал ногу с глубоким порезом. Мои собственные колени похожи на сырую говядину из-за солнца, хотя я всё лето ходил в шортах. Нам приходится быть «осторожными» с водой, так как несколько
«фанати» — канистр с водой — протекают. К счастью, я приучил себя пить понемногу утром и вечером,
и я могу хорошенько вымыться в двух чашках воды.

Иногда вечером я ухожу из лагеря в
полную тишину пустыни, подальше от верблюдов и людей. Это
прекрасное ощущение — находиться в такой абсолютной тишине,
когда не видно ничего, кроме горизонта и «самого бескрайнего неба». Затем я возвращаюсь по своим следам в лагерь и наслаждаюсь приятным ощущением,
когда вдалеке виднеются мерцающие костры, а я подхожу к аккуратно накрытому обеденному столу
посреди ничейной земли.


 «День угасает,

 Костры в лагере краснеют, как гневные глаза,

 Палатки белеют

 В мерцающем свете,

 Спиральки дрожащего дыма поднимаются к фиолетовому небу,

 И гул лагеря звучит для меня как шум моря,

 Плывущего по пустыне».


_29-е._

 Ранним утром, ещё до рассвета, мы встретили караван,
идущий на север. Я подъехал, чтобы посмотреть, кто это, и обнаружил, что это была группа арабов-могабаров, направлявшихся к побережью, а оттуда в Египет. Один из них, Ибрагим эль-Бишари, довольно известный торговец, который путешествует по Египту, Триполи и Судану. Он приехал
недавно вернулся из Дарфура через Куфру, Джалоу и Джерабуб и снова направлялся в Судан, проведя некоторое время в Египте. Он рассказывал о людях, которых я знал в Дарфуре, и у него были «визитки» от нескольких англичан. Его товарищи выглядели как хорошие люди, совсем не похожие на тех немногих сиванцев, которые путешествовали с ними. Мне бы хотелось посмотреть, что у него в багаже; он сказал, что у него есть несколько хороших ковров, которые он надеется продать в Египте. Мы пожелали друг другу благополучного
путешествия и расстались, «как корабли, что проходят в ночи».

Мы разбили лагерь в полдень, когда вдали показалась возвышенность над
оазис. Сегодня утром один из моих людей рассказывал о Судане и
упомянул «Билад эль-Келаб» — Страну Собак. Все суданцы
верят, что это место существует где-то на юге Судана, в направлении
Уганды. Я видел, как они рисовали карты на песке, чтобы показать
его расположение. В этой таинственной стране все мужчины на
закате превращаются в собак и бродят по мрачным лесам, как оборотни
из средневековых легенд. Я слышал, как мужчины болтали у лагерных костров и рассказывали, как брат жены их двоюродного брата — или какой-то другой дальний родственник — добрался до этой страны и вернулся
живой. Конечно, это всегда видел кто-то другой, но все суданцы твёрдо верят в эту историю, и поэтому она является излюбленной темой для разговоров. Иногда они углубляются в неё и рассказывают, как
такой-то женился на женщине из той страны, и однажды ночью к его хижине пришли несколько собак и унесли женщину с собой.

Сегодня днём мы поднялись из пустыни к высокому известняковому хребту,
который образует вал, защищающий оазис с севера, а затем начали спускаться в долину Сива. Плато в пустыне находится на высоте около 600
На высоте 1000 футов над уровнем моря, а оазис находится на 22 фута ниже, и, поскольку высота холмов значительна, в оазис ведёт большой спуск. Тропа петляет взад и вперёд по странным каменистым перевалам, среди скал причудливой формы, чьи изломанные очертания напоминают иллюстрации Гюстава Доре к «Аду». Эти дикие ущелья совершенно пустынны, даже весной в них не растёт растительность. Это
земля изломанных камней, где огромные валуны, кажется, были разбросаны
гигантскими руками. Солнце село, прежде чем мы выбрались из
Горы и скалы фантастической формы отбрасывали чудовищные тени на фоне жёлтого неба. Иногда казалось, что узкая дорога
прилипла к склону возвышающегося утёса, а иногда она петляла в глубоких, гулких долинах в тени нависающих зубчатых скал. В некоторых местах верблюдов приходилось вести гуськом. Однажды мужчины начали петь, но мрачное эхо в пещерах
звучало почти бесчеловечно угнетающе, поэтому они прекратили,
и мы пошли дальше в тишине. Наконец вдалеке показалась зелёная полоска
Внизу, между двумя огромными скалами, показался Сива, и можно было едва различить изящные пальмы, склонившие свои кроны над журчащим оазисом. Для уставших людей после шестидневной поездки на верблюдах по пустыне первый взгляд на Сиву подобен виду моря для древних греков на далёких берегах Эвксинского Понта.

[Иллюстрация: караван верблюдов, направляющийся в Сиву, недалеко от перевала Мегахит]

Когда все верблюды вышли из последней долины среди скал, мы «взобрались в седла» и проехали около полумили мимо
групп пальм, уже увешанных гроздьями жёлтых фиников,
к Эйн-Магахизу, первому источнику в оазисе. Здесь мы разбили лагерь на ночь, напоили верблюдов, которые просто наслаждались водой,
а я с удовольствием искупался в глубоком прохладном источнике, который
бьёт среди пальм. Всю ночь мы слышали стук тамтамов в городе Сива, который находится всего в полутора километрах от нас.


 «Мерный стук барабана,

 То тихо отдаляясь, то приближаясь,

 И почти по-человечески

 Тоскливо и печально, кажется, звучит,

 Прерываясь вздохами страстной порывистой любви».


_30-е._

Комары прошлой ночью напомнили нам, что мы больше не в
высокогорной пустыне; они сводили с ума, несмотря на сетку. Сегодня утром
все помылись, побрились и привели себя в порядок. Мы с большим шиком проехали через город, мимо садов, затенённых пальмами, с заборами из жёлтых «геридов» — пальмовых ветвей, мимо белого дома отдыха на террасе, на склоне любопытного конусообразного холма под названием «Холм мёртвых», испещрённого скальными гробницами, мимо длинного низкого «Марказа», где нас встретили мамур и полицейский, через
по широкой рыночной площади и узким улочкам между высокими домами
из обожжённой на солнце глины под огромными высокими стенами старого города.
Жара уже стояла невыносимая, и улицы были почти пустынны, за исключением
нескольких лежащих в тени в углу рыночной площади фигур, которые
поднялись, когда мы проезжали мимо, а затем поспешили сообщить
своим друзьям, что прибыла «Хагана» — Корпус верблюдов.

Казармы верблюжьего корпуса и дом окружного офицера находятся
на песке примерно в полумиле к югу от города. Они расположены на двух
изолированных скалах на расстоянии примерно в четверть мили друг от друга, которые раньше
крепости двух шейхов Сивана. Дом окружного судьи
стоит на известняковой скале высотой около 50 футов. Это высокий дом,
построенный из глины и пальмовых стволов. Чтобы добраться до него, нужно подняться
по крутой тропинке, высеченной в скале. Ступени ведут на небольшую террасу с чем-то вроде
лоджии, которая выходит через здание в большой двор, окружённый
высокой стеной с бойницами. На первом этаже есть две
высокие и длинные комнаты, примерно 30 на 15 футов,
и ещё две комнаты наверху с крытой лоджией и открытой крышей. В каждой комнате по три окна со стёклами — единственными в Сиве. Окна выходят на север и смотрят через пальмовую рощу на странный город, расположенный на двух скалах. Дом был построен бывшим окружным судьёй, который пристроил его к старому
Существовавшая там крепость Сиван имеет прекрасное расположение и находится достаточно высоко, чтобы там не было комаров.

Я провёл напряжённый день, обустраиваясь и налаживая дела вместе с С——,
который через два дня отправляется со своим отрядом на побережье.  С——
очень устал от Сивы и мечтает поскорее с ней распрощаться. Мы ужинали на террасе под аккомпанемент барабанов тамтамов,
доносившихся из города, — ели суп, курицу, карамельный пудинг и
фрукты всех видов, что было приятной переменой после нескольких
месяцев на побережье, где их не было. Карамельный пудинг — это «гвоздь программы»
о каждом поваре в Египте; если кто-то не заказывает блюдо, оно всегда появляется
в меню. Повар S-s равнодушен. Здесь я заметил
всеобщую привычку считать, или притворяться, что считаешь,
собственных слуг абсолютными образцами добродетели, честности, чистоплотности
и мастерства, и неизменно пренебрегать всеми остальными. Я слышал, как люди часами расхваливают достоинства своего Мухаммеда или Абделя, зная, что Мухаммед — или Абдель — или как там его зовут — был двуличным негодяем и обманывал своего хозяина направо и налево, — но теперь я сам так поступаю!


Я думаю, что больше всего меня впечатлили по прибытии в Сиву сильная жара, отличные условия для купания, огромная высота и странный вид города, а также непрекращающийся звук тамтамов с самого заката. Не хватает «медленного пронзительного скрипа водяных колёс, скорбного крика, наполовину стона, наполовину плача», который так характерен для Египта и Судана. Средняя температура летом
составляла около 108 градусов в тени, а в более тёплые дни — 110 или 112 градусов, но ночи были прохладными, и каждый вечер примерно в восемь часов с востока дул лёгкий ветерок
и освежил обстановку. Единственный способ сохранить прохладу в доме —
оставлять двери и окна открытыми всю ночь, а днём закрывать их и плотно занавешивать. В результате комнаты были тёмными,
но, по крайней мере, в них было довольно прохладно и не было мух. Вскоре я сделал дом очень уютным с помощью грубой самодельной мебели и
нескольких ковров и циновок.

Когда в Сиву прибыло новое подразделение верблюжьих войск, одним из первых
событий, произошедших там, было «переселение» жён. В большинстве случаев
уходящие мужчины передавали своих жён новым мужчинам, в
Точно так же, как склады, казармы, верблюды и т. д., которые официально передавались офицеру, уходящему на смену. За день до того, как новая секция въехала в лагерь, все женщины массово разъехались по домам своих родственников в городе; затем новые мужчины вступили в переговоры с уходящей секцией о том, чтобы забрать их жён. Некоторые мужчины искали новые пастбища, но большинство из них взяли в жёны хорошо знакомых им женщин из другой секции. В тот день, когда уходящий отряд покинул Сиву, все женщины собрались на
дорога, по которой они шли, неся свои ящики и пожитки,
и когда мимо проходили верблюды, они кричали и плакали, бросая пыль себе на головы,
колотя себя в грудь, притворяясь, что рвут на себе одежду,
и демонстрируя признаки самого безутешного горя из-за ухода
мужчин. Как только верблюды скрылись из виду за поворотом, они стряхнули пыль, надели браслеты, привели себя в порядок и весело поспешили к «харимату» у казарм, а за ними мальчики с коробками в руках, к своим новым мужьям, которые
Они ждали их. Такое представление устраивалось регулярно всякий раз, когда происходила смена караула. Я наблюдал за этой маленькой трагикомедией со своей террасы. Харимат в Сиве состоял из нескольких хижин, построенных из тростника под скалой, на которой был возведён форт. Если какая-нибудь из жён доставляла неприятности, а это случалось часто, их выгоняли и больше не позволяли выходить замуж за солдат. Многожёнство было запрещено, и каждая женщина перед
выходом замуж должна была предоставить свидетельство о том, что она
является уважаемым человеком, подписанное несколькими шейхами и знатными людьми
город. Сиванцы не возражали против этих союзов между
суданскими солдатами и сиванскими женщинами, так как женщин в Сиве
больше, чем мужчин, в соотношении три к одному.

 Распорядок дня в Сиве не сильно менялся. Летом меня обычно
будили в 5:30, чтобы я успела выбежать из дома и окунуться в
прохладный глубокий бассейн для купания в пальмовой роще под скалой,
прежде чем одеться. Одежда была не так уж важна: носили просто
рубашку, шорты, ботинки и чулки из тончайшего материала. Потом
я ходил в казармы КК и участвовал в параде, иногда
Упражнения в верховой езде, иногда без седла. Мы занимались верховой ездой на участке
твердого белого песка среди дюн к югу от казарм. Завтрак был примерно в восемь — яйца, кофе, хлеб и джем, яйца были еще меньше, чем египетские, размером с яйца бентамок, так что на один прием пищи их требовалось много. После завтрака я снова отправился в казармы, а затем проехал через город на своем пони до «Марказа».

Дорога в город проходила через заброшенное кладбище, где пони
мог запросто провалиться в тонкий слой земли над
Могилы, под аркой и на улице, разделяющей Восточный и Западный кварталы. Сама улица была каменистой и местами очень крутой, но из-за высоты домов по обеим сторонам она обычно была прохладной и тенистой и служила излюбленным местом отдыха местных жителей, многие из которых лежали во весь рост поперёк улицы, наслаждаясь сиестой. Но цокот копыт моего пони обычно будил их, и они убирались с дороги, когда я проезжал мимо. Сиваны
отличаются хорошими манерами, чего в современном Египте не встретишь.
и даже в Судане он идёт на спад. Когда я ехал или шёл по
городу, все вставали, когда я проходил мимо, а если я встречал
людей верхом, они спешивались, пока я не проезжал. Я слышал, как люди у меня дома
говорили, какой это скандал, что в некоторых местах бедные угнетённые
туземцы должны вставать и уступать дорогу англичанину,
но, в конце концов, они сделали бы то же самое для своих пашей,
и, помимо того, что я был англичанином, я имел право на уважение как
представитель египетского правительства в Сиве. Однажды я
Из-за этого у меня были большие неприятности. Я ехал по рынку в сопровождении нескольких полицейских, направляясь на проверку. На земле сидела группа сиванцев, и когда я проезжал мимо, они все встали, кроме одного, который остался сидеть в тени прямо посреди дороги. Я приказал одному из полицейских посмотреть, кто он такой, и привести его в Марказ, чтобы он ответил за свои плохие манеры. Через несколько минут мужчину с рынка привели
в кабинет. Он был совершенно слеп!

 «Марказ» — это большое здание за городом с квадратным внутренним двором
Он окружён тюрьмами, складами и офисами. У него есть постоянная охрана из местных полицейских; они довольно умные люди, но от них мало толку, когда в городе неспокойно, и они всегда враждуют с
Суданским корпусом верблюжьих войск. В «Марказе» я обычно находил множество прошений, которые нужно было прочитать и рассмотреть, несколько дел, которые нужно было рассмотреть, и, вероятно, людей, которые просили разрешения на пересечение границы и которых нужно было допросить и осмотреть. Затем приезжали шейхи, и начинались
разговоры о разных вещах — налогах, рабочей силе, работе над канализацией
или правительственные учреждения, новые правила и распоряжения, а затем, возможно,
вызывали торговцев, и начинался жаркий спор о цене на сахар, или мясники приходили жаловаться на стоимость мяса. Это было похоже на ежедневное заседание городского совета,
осложнённое бесчисленными интересами, соперничеством и интригами. Все эти вопросы, хоть и казались незначительными, имели большое значение для сиванов.

Администрация признала шесть шейхов, трое из которых были восточными, а трое — западными. Шейх Салех Саид был самым
влиятельный и наиболее беспристрастный из-за отсутствия личных соображений. Он
был крупным красивым мужчиной с тёмными усами и чертами лица, которые
могли быть скопированы с бюста римского консула. Он всегда носил
длинное синее одеяние и был самым достойным и впечатляющим из
шейхов. Я никогда не видел его спешащим или взволнованным. Шейх
Томи был невысоким смуглым мужчиной и считался самым богатым человеком в
Сиве. У него была странная манера быстро говорить, он был очень упрямым,
настоящим западником, но честным — насколько я знал. Однажды я сильно его обидел. Однажды он прислал мне корзину винограда,
первые, что созрели на его виноградниках. Я дал слуге пиастр за то, что он их принёс. Мальчик вернулся и отдал пиастр шейху Томи, который был очень обижен тем, что ему дали 2; пенса, когда он подарил мне фрукты. Шейх Томи был состоятельным человеком и стоил несколько тысяч фунтов. Я услышал об инциденте с пиастром и объяснил ему. Предложить заплатить за то, что преподносится как подарок,
— это настоящее нарушение правил хорошего тона, гораздо более серьёзное, чем отказ от подарка.

Шейх Мохаммед Абдель Рахман был почтенным седобородым мужчиной
который побывал в Мекке и, очевидно, жил за счёт своей репутации
чрезмерно благочестивого человека; он всегда соглашался со всем, что я говорил, а
потом, если я менял тему и намеренно противоречил сам себе, он делал
то же самое — это было бесполезно!

Абдулла Хемеид был хитрым, толстым, жадным человеком с бледным лицом и голубыми
глазами. Он был очень скупым и всегда жаловался на налоги или на
всё, что задевало его карман. Он никогда не устраивал развлечений, но
Я всегда замечал, что он сытно ест в чужих домах. Его
семья пользовалась большим уважением, и он унаследовал положение своего отца, который был очень известным человеком в Сиве.

Мохаммед Рага был худым, смуглым, похожим на ястреба мужчиной, больше похожим на араба, чем на сиванца. Он был очень беден для шейха, но проницателен и умён и не гнушался тяжёлой работы. Он был единственным человеком в Сиве, в чьём доме подавали хороший кофе. Он проявил большое мужество во время оккупации сенуситов, защищая некоторых египетских чиновников, находившихся в Сиве.

Махди Абдель Неби, шейх Агурми, был самым молодым из шейхов,
самым рассудительным и умным, хотя он никогда не покидал Сиву. Он был весёлым, приятным человеком, но искренне недолюбливал
остальные шейхи. Эти шестеро мужчин, которые в определенной
степени управляют судьбами Сива.

Примерно раз в неделю, когда я приехал в Марказ я хотел найти
доктор, или Мамур, или клерк ждет меня в состояние слезливой
истерике, умоляя меня отправить в отставку губернатора, как
он может существовать уже не в компании своих коллег—двух
другие официальные лица. Затем последовала бы долгая инфантильная жалоба. Если
я не могла его успокоить, мне приходилось звать двух других, которые
тоже начинали плакать и пытались докопаться до сути
дело, которое всегда было абсолютно детским и нелепым. Однажды
мамур отказался позволить доктору нанять сторожа, чтобы тот проводил его
домой мимо определённого кладбища, которое его пугало, или
клерк обвинил мамура в том, что тот переманил к себе его повара,
или в чём-то подобном. К сожалению, клерк был коптом,
доктор — сирийцем, а мамур — каирцем. Это продолжалось без конца,
самые нелепые вещи приводили кого-нибудь из них в слезах в мой кабинет. А когда они уходили, на их место приходили другие.
То же самое. И всё же они хорошо справлялись со своей работой: у клерка было много бумажной работы, и он хорошо её выполнял; доктор был довольно умным и получил образование в Америке; а мамур хорошо справлялся со своей работой. То же самое происходило и с местными чиновниками на побережье, так что дело было не только в уединении Сивана.

Из «Марказа» я ехал домой и после лёгкого обеда либо рисовал,
либо читал, либо спал до четырёх часов, когда снова принимал ванну,
а затем пил чай. После чая я шёл в «Верблюжий корпус» на
«конюшню», а затем обычно гулял. Иногда я ходил
Гебель-Мута, Холм Мертвых, скалистый холм к северу от города,
полно гробниц, высеченных в скале, некоторые из них
большие и высокие, с восемью нишами для гробов по бокам. В одной из них сохранились остатки настенной росписи с фигурами людей и животных. В другой раз я поднялся на вершину города. Вид с плоских крыш самых высоких домов на скале очень прекрасен, особенно на закате. К югу от города тянется длинная гряда холмов из жёлтого песка
которые меняют свои очертания, когда пустынные ветры проносятся над ними,
и становятся розовыми и лососевыми по вечерам; на севере
взгляд устремляется через море пальмовых рощ и ярко-зелёных полей
к зубчатому хребту гор, отделяющему Сиву от пустыни;
на западе возвышается огромная квадратная гора с блестящим серебряным
солёным озером у подножия, а на востоке виднеется маленькая деревня
Агурми, венчающая ещё одну высокую скалу, возвышающуюся над верхушками деревьев.

На закате вид просто потрясающий, холмы из розовых становятся лиловыми.
и от лилового до пурпурного, а их вершины резко выделяются на фоне
золотисто-багрового неба; длинные фиолетовые тени ложатся на
розовые песчаные холмы, а пальмовые рощи, кажется, становятся
более яркими. Дым тонкими спиралями поднимается от вечерних костров, и с улиц и площадей внизу доносится тихий ропот. Затем внезапно из множества мечетей доносится молитва муэдзина, и можно увидеть фигуры в белых одеждах, раскачивающиеся на узких шпилях круглых башен, которые в Сиве заменяют
минаретов. Когда призыв к молитве смолкает и последнее печальное
пение разносится эхом по оазису, а сияние в небе меркнет,
внизу, далеко под землёй, слышится мягкий стук тамтама и,
возможно, слабое завывание тростниковой флейты. Когда
город окутывает тёмно-синяя ливийская ночь, музыка становится
громче и, кажется, пульсирует, как лихорадочное биение сердца
города.

Часто по вечерам я выезжал верхом и навещал шейха Агурми,
который жил в маленькой деревушке на другой скале в двух милях от Сивы. Махди
Абдель Неби недавно унаследовал от своего отца пост шейха Агурми
и ему было трудно поддерживать свою власть, даже при поддержке администрации, из-за заговоров и интриг своего старого кузена, Хаджа Мохаммеда Хаммама, хитрого старика, который был богат, влиятелен и отъявленный негодяй и хотел свергнуть своего кузена и самому стать шейхом. После войны Хадж Хаммам
старательно заводил знакомства со всеми британскими офицерами, которые приезжали в Сиву, и безмерно гордился тем, что знал их имена и некоторые небольшие подарки, которые они ему дарили, — сломанный компас,
яркую жестяную коробку из-под печенья и несколько фотографий. Он показывал их при каждом удобном случае, а также отмечал, что его всегда называли «шейхом Агурми» — по-видимому, это было его единственным притязанием на титул.

Хаммам обычно нанимал людей, чтобы они немедленно сообщали ему, когда я отправляюсь в Агурми, чтобы он, а не шейх, встречал меня у ворот; тогда он пытался убедить меня принять его гостеприимство, а не гостеприимство шейха. Шейх Махди
всегда приглашал своего старого кузена на чаепитие, хотя я мог
Я мог бы обойтись и без него, но нельзя было возражать против присутствия
другого гостя. В доме шейха Махди была единственная женщина, которая
появилась там, когда я был там в последний раз. Это была старая суданская рабыня, которую много лет назад привезли из Судана. Однажды я попросил её рассказать мне свою историю, но она говорила на такой странной смеси арабского и сиванского, что было трудно понять.

Оказалось, что когда ей было около восьми лет, она и её младший брат
играли за пределами своей деревни где-то на северо-западе
Судана, и группа арабов — работорговцев — набросилась на них и унесла
их сняли. Их отвезли в Триполи, и там ее продали
другому арабу, который привез ее в Сиву по пути в Египет. Она
заболела и чуть не умерла, поэтому араб, не желавший медлить,
продал ее по дешевке шейху Агурми, отцу нынешней;
он передал ее своей жене, которая вылечила ребенка. Она осталась
в Агурми на всю оставшуюся жизнь. Она была жизнерадостной старушкой
и рассказывала эту историю очень жизнерадостно, хихикая и хохоча,
очевидно, не испытывая никакого желания возвращаться на свою родину.

[Иллюстрация: ШЕЙХ МАХДИ АБДЕЛЬ НЕБИ Из АГУРМИ Со СВОЕЙ ДОЧЕРЬЮ
И КУЗЕН]

Агурми почти так же живописен, как Сива. Дорога к воротам
проходит под нависающей скалой, на которой стоят дома, густо окружённые пышной растительностью из абрикосовых, фиговых и пальмовых деревьев. Крутой подъём к деревне проходит под тремя арками,
каждая из которых имеет огромные деревянные ворота, и этот путь — единственный возможный способ попасть в это место. Над одними из ворот возвышается высокая башня, а в домах вдоль дороги есть бойницы,
чтобы по нападающему врагу можно было безопасно стрелять со всех сторон
со стороны защитников. Внутри города такой же тёмный лабиринт
узких улочек, как в Сиве, с колодцами и оливковыми прессами, но всё
это в меньших масштабах, чем в городе Сива. Под стенами есть несколько домов. Шейх живёт в центре города в большом высоком доме с крышей, с которой открывается прекрасный вид, какой я только видел.

Я возвращался домой после захода солнца и часто ещё раз принимал ванну — при
лунном свете — прежде чем переодеться во фланелевую пижаму к ужину, который я
устраивал на террасе перед домом. Я спал наверху, на крыше,
но я всегда держал в комнате запасную кровать, потому что довольно часто посреди ночи начиналась
«хабуб» — песчаная буря, — и даже в помещении можно было задохнуться от песка. Таков был обычный день в Сиве, и к девяти-десяти часам уже хотелось спать.

Иногда после ужина кто-нибудь из местных, работавших в качестве
агентов секретной службы, таинственным образом появлялся в доме
под каким-нибудь предлогом и сообщал, что в доме такого-то есть
оружие. Иногда эта информация была не более чем преувеличением
Ходили слухи, но если они казались правдивыми, я устраивал ночной налёт на
человека, у которого, как предполагалось, были винтовки. Эти ночные налёты были очень
эффектными, но не всегда приносили ожидаемый результат. Доносчик шёл впереди,
натянув на голову тюрбан, а глаза закрыв шарфом. Я следовал за ним с дюжиной вооружённых
суданцев. Трудность заключалась в том, чтобы не дать хозяину дома
узнать о нас до того, как мы окружим здание, и окружить дом в Сиване,
в котором десятки дверей, проходов и выходов на крыши
Это было непросто. Дело было не в том, чтобы войти во враждебный город,
а в том, чтобы застать врасплох семью. Мы бесшумно пробирались в город,
и к каждому, кого мы встречали на улицах, присоединялся отряд,
чтобы он не успел предупредить. Когда мы добрались до дома, проводник
скрылся в темноте, и я окружил дом людьми;
 затем по свистку каждый зажёг факел, я постучал в дверь и потребовал
впустить меня.

Внутри тут же поднялась невообразимая суматоха: мужчины кричали, женщины
вопили, ослы ржали, а куры кудахтали. Иногда это делалось
чтобы отвлечь наше внимание от того, кто пытался выскользнуть наружу
и спрятать винтовки в надёжном месте. Когда дверь открылась,
всех мужчин вывели на улицу, а гарем отправили в одну из комнат, где они
сидели на полу, накрыв головы платками, и поносили нас — но на Сиване,
так что никто ничего не понял. Дом обыскали сверху донизу, простучали потолки,
подняли циновки и осмотрели каждую комнату. Иногда винтовки закапывали в
землю или прятали в тюках с сеном. Иногда попадалась современная винтовка и
были найдены боеприпасы, но обычно это были старые арабские ружья и одна-две сумки с пулями и порохом. Если нам везло, хозяина дома отправляли под конвоем в тюрьму в Марказе, а на следующий день его судили и, вероятно, штрафовали или сажали в тюрьму.




 ГЛАВА III

 ИСТОРИЯ СИВЫ


 «Города возникали и исчезали, храмы разрушались,

 Превратились в бесформенные руины; занесло песком.

 Поля, которые были Эдемом; миллионы тоже сократились

 До нескольких сотен голодающих или бежали

 Со страниц бытия».


Сива покрыта толстым слоем «пыли истории», и
её историю трудно проследить. За определённые периоды можно
собрать информацию по этому вопросу, но в течение многих веков
ничего не было известно. Некоторые из ведущих шейхов владеют
древними документами и соглашениями, которые передавались из
поколения в поколение от отца к сыну. Существует также древняя арабская
история Сивы, которая, по-видимому, была написана в XV веке и хранится в семье, члены которой всегда
занимал должность, соответствующую должности городского клерка, но эта старая история настолько переплетена с любопытными легендами и баснями, что трудно отделить факты от вымысла. Я часто сидел в саду старого шейха, которому принадлежала книга, и слушал, как он читает. Это был почтенный, но плутоватый старик в развевающихся белых одеждах, зелёном тюрбане «хаджа» и огромных роговых очках. Сама книга представляла собой
беспорядочную стопку листов рукописи, хранившихся в кожаном мешке.

Приблизительно историю Сивы можно разделить на четыре периода.
Первый период, который также является самым продолжительным, начинается с основания
Храма Юпитера Аммона. Второй период начинается с
вторжения мавров в VII веке н. э. Третий период
начинается с завоевания Сивы Мухаммедом Али в начале XIX века, а четвёртый и последний период — это история
Сивы во время Великой войны.


 (1)

 ПЕРВЫЙ ПЕРИОД

 ХРАМ ЮПИТЕРА АММОНА


По словам покойного профессора Масперо, крупного специалиста по
Древний Египет, оазис Сива не был связан с Египтом примерно до XVI века до н. э. Примерно в 1175 году до н. э. египетские оазисы, одним из которых является Сива, были колонизированы Рамсесом III, но достоверных сведений об истории Сивы до того, как она окончательно попала под влияние Египта в VI веке до н. э., очень мало. Мистер Орик Бейтс в своей исчерпывающей работе «Восточная
Ливийцы_ утверждают, что изначальным божеством оазиса был бог солнца,
защитник стад, вероятно, в образе быка. Африканцы
Поэт Корипп упоминает ливийское божество с головой барана по имени Гурзил,
которое считалось потомком изначального пророческого
бога Сивы. Его жрецы сражались в битвах, а ливийцы носили в бою эмблему
бога. Плиний упоминает священный камень в Сиве, который, если к нему
прикоснуться непочтительной рукой, сразу же поднимал сильный и
опасный песчаный вихрь. Теория о поклонении солнцу
и идея о злом ветре, управляемом каким-то духом в камне,
подтверждаются местными обычаями и легендами, которые распространены
в Сиве в настоящее время.

Несомненно, что, когда египтяне заняли Сиву примерно в 550 году до н. э.,
по словам мистера Бейтса, они обнаружили местного ливийского бога, прочно
укоренившегося и поддерживаемого могущественным, но варварским культом. Его
репутация была настолько велика, что лидийский царь Крез отправился в Сиву и
посоветовался с оракулом незадолго до или во время египетской
оккупации. Египтяне отождествляли местного бога оазиса со своим
Амоном. В IV веке до н. э. бог Аммон, принадлежавший
аммонианам, — так называли жителей Сивы, —
как известно, стал одним из самых знаменитых оракулов древнего мира. В то время, когда египтяне признали бога оазиса и стали поклоняться ему, распространилось множество историй, доказывающих, что божество в Сиве произошло от фиванского Амона, а одна легенда даже утверждала, что фиванский Амон изначально был ливийским пастухом, которого обожествил Дионисий. Ниже приведены некоторые из многочисленных легенд, связанных с происхождением бога Сивана и предполагающих его связь с фиванским Амоном.

Геродот, в трудах которого часто упоминаются
аммонианцы, описывает жителей оазиса Аммон как колонистов из Египта и Эфиопии, говорящих на смешанном языке и называющих себя аммонианцами, поскольку египтяне поклонялись
Юпитеру под именем Аммона. Он рассказывает, что колонисты учредили оракул по образцу знаменитого оракула на острове Мероэ, и упоминает следующую версию его происхождения. Две
чернокожие девушки, служившие в храме Юпитера Аммона в Фивах, были
увезены финикийскими торговцами. Одну из них увезли в Грецию,
где впоследствии она основала храм Додоны, который стал
известным оракулом; другая была продана в Ливию и в конце концов
прибыла в царство аммонитян. Из-за её странного языка,
напоминавшего «щебетание птицы», жители считали, что она
обладает сверхъестественными способностями; её репутация
возросла, и её высказывания стали считаться словами оракула. Существует другая версия этой же басни, в которой
девушки представлены в виде двух чёрных голубей, один из которых летит в Грецию,
а другой — в Ливию.

Согласно Диодору Сицилийскому, храм Юпитера Аммона был построен в 1385 году до н. э. египтянином Данаем. Роллинз в своей «Истории Древнего мира» называет Хама, сына Ноя, божеством, в честь которого аммонитяне построили храм. Другая легенда гласит, что Дионисий заблудился в пустыне во время одной из своих фантастических экспедиций и чуть не умер от жажды, когда внезапно появился баран, который привёл путников к журчащему роднику. В благодарность они построили на этом месте храм и украсили его изображениями барана.
Голова барана. Интересно сравнить эту историю с одной из легенд,
записанных в арабской истории Сивы. Сиванец, путешествуя по пустыне,
был приведён бараном в таинственный город, где он обнаружил
аллею из чёрных каменных львов. Он вернулся домой и позже снова отправился
в путь, намереваясь найти это место, но так и не нашёл его. В обоих случаях путь указывал баран, а бог
Сива изображается с головой барана.

 Храм, руины которого можно увидеть в деревне Агурми,
недалеко от Сивы, был построен, вероятно, в VI веке до н. э. Дата
об этом можно судить по стилю его архитектуры. Этот храм был известен египтянам как «Сахит Амуу», «Поле пальм», из-за своего расположения среди пальмовых рощ. Очевидно, что в то время Сива была главным островом в пустынном архипелаге, состоящем из нескольких оазисов, большинство из которых сейчас необитаемы. Они подчинялись общему правителю и процветали благодаря великому храму оракула. Такое
скопление островов придало бы династии, к которой принадлежали царь Клеарх
и царь Либис, значительное влияние. Геродот рассказывает
как некоторые киренцы беседовали с Клеархом, царём аммонитян, который рассказал им, что группа молодых людей отправилась в экспедицию из его страны на запад, через дикую местность, полную диких животных, и в конце концов добралась до большой реки, где они встретили народ маленьких чёрных людей. Они думали, что эта река была притоком Нила, но на самом деле это была река Нигер. Таким образом, показано, что в этот период Сива была независимой
монархией. Аммониты жили под властью собственных царей и
священники, а вождизм ассоциировался со священством. Silius
Италик описывает воина-жреца Набиса, вождя аммонийцев,
“бесстрашного и великолепно вооруженного”, ехавшего в армии Ганнибала.

Другим ранним посетителем оазиса был Лисандр спартанец. Будучи
разочарован оракулом Додоны, он отправился в Сиву под предлогом
принесения обета в храме, но надеясь подкупить священников в своих интересах
. Несмотря на «полноту его кошелька» и
крепкую дружбу между его отцом и Либисом, царём аммонитян,
он потерпел полное поражение, и жрецы отправили послов в Спарту, обвинив Лисандра в попытке подкупить священный оракул. Но «он так искусно защищался, что остался безнаказанным». Греки с большим почтением относились к оракулу Аммона. Афиняне держали специальную галеру, на которой они отправляли вопросы через море в Ливию. Мерса
Матрух, который иногда называли Аммонией, был портом Сивы, и именно
здесь послы и гости высаживались на берег и отправлялись в
путешествие по пустыне к оазису. Поэт Пиндар посвятил ему оду
Юпитеру Аммону, который хранился под алтарём храма около шестисот лет; а скульптор Каламис установил статую бога аммонитян в фиванском храме в Карнаке.

В 525 году до н. э. Камбиз, желая укрепить свои недавно приобретённые владения в Северной Африке, отправил две экспедиции: одну против Карфагена, другую в Эфиопию. Он сделал Мемфис своей оперативной базой и отправил 50 000 человек в качестве передового отряда, чтобы занять оазис Аммона. Его генералам было приказано разграбить и сжечь храм, взять в плен людей и подготовить стоянки для
Основная часть армии. Они миновали оазис Харгех и двинулись на северо-запад. Но вся армия затерялась в море пустыни, простирающемся между Сивой и Харгехом. Аммониты, наведя справки, сообщили, что армия была уничтожена сильной песчаной бурей во время полуденного привала. Но более вероятно, что они сбились с пути во время одной из периодических песчаных бурь, которые так часто случаются в этой пустынной местности, и умерли от жажды в безводной, непроходимой пустыне. Больше о них ничего не было слышно; они так и не добрались до
храм, и ни один из солдат не вернулся в Египет. Эта огромная армия
до сих пор лежит погребённой где-то в этой знойной пустыне, и, возможно, какой-нибудь
счастливый путешественник в будущем случайно наткнётся на
останки некогда могущественного войска. В древней арабской истории есть
ещё две истории об армиях, пропавших в пустыне. В одном случае армия Сивы противостояла мусульманским захватчикам, а в другом случае армия налётчиков из Тебу была уничтожена на пути к оазису.

 В 500 году до н. э. Сива и другие оазисы были подчинены Персии,
а в следующем году знаменитый афинский полководец Кимон
отправил тайное посольство к оракулу, когда осаждал Китион
на Кипре. Оракул приветствовал делегацию словами:
«Кимон уже со мной», и по возвращении они узнали, что
Кимон погиб в бою. Предсказание смерти Кимона
значительно укрепило репутацию оракула.

Оракулы чаще всего располагались поблизости от некоторых природных явлений
; в Сиве это был священный источник, известный как “Фонс
Солис“, ”Фонтан Солнца”, который из-за своей необычности
способствовал божественным свойствам храма. Очень вероятно, что это был
«Айн-эль-Хаммам», который находится примерно в четверти мили к югу от
руин храма и сегодня является одним из крупнейших и красивейших
источников в оазисе. Древние авторы описывают его воды как
тёплые утром, холодные в полдень и кипящие в полночь. Согласно
арабской истории, в бассейне жила слепая чёрная рыба, которая
была связана с обрядами храма. Сегодня вода немного теплее, чем в большинстве источников, и по этой причине
любимое место для купания жителей Агурми. Я стоял у источника в полночь и проверял, насколько он тёплый, но он ничем не отличался от других источников, разве что был чуть теплее.

 Существует множество современных описаний самого храма, и время от времени антиквары спорят о его первоначальных размерах и форме. Судя по всему, он состоял из главного здания,
или святилища, окружённого тройными стенами, за которыми располагались
жилища царя, жрецов и стражников, стоявшие на
скалистое возвышение среди пальмовых рощ. Храм поменьше стоял в нескольких
сотнях ярдов к югу от акрополя. Скала, на которой располагалась деревня
Нынешний Агурми, очевидно, был местом первоначального храма и крепости
а руины под деревней, известные как “Омм Бейда”,
принадлежат малому храму. Два храма были соединены
подземным ходом.

Древняя история Сивы дает подробное описание двора
короля. Ниже приводится приблизительный перевод. «В какой-то период Сива
входила в число важных городов египетских правителей. Это было
Правителем был царь по имени Менеклуш, который построил город и возделывал землю. Он заставлял людей заниматься военной подготовкой и устраивал семидневный пир в честь своего восшествия на престол. Люди царя Менеклуша
были богато одеты и носили золотые украшения. Король жил в каменном
и гранитном дворце и собирал свой народ на большой площади,
которая состояла из четырёх дворов, и в каждом дворе стояла статуя,
которая в разное время дня освещалась солнцем, и когда солнце
освещало статуи, они говорили. Когда народ собирался, он стоял на
семь ступеней. На самой высокой ступени сидел король, ниже, по очереди,
королевская семья, священники, астрологи и маги, генералы
и придворные, архитекторы, солдаты, а ещё ниже — народ. На каждой
ступени были написаны слова: «Смотри вниз, а не на ступень выше,
чтобы не возгордиться», — так внушался принцип скромности. Король жил во дворце под названием Крейбейн,
внутри городских стен. В те дни в Сиве было много зданий,
простиравшихся от Ом-Бейды до Гебель-Дакрура. Царь Менеклаш был
убит ножом, который вонзила в него девушка, и похоронен вместе со своим конём в Хазине,
под Агурми. ... В более поздний период Сива была разделена на две части, которыми правили два князя по имени Ферик и Ибрик. Впоследствии в Сиве правила царица по имени Хамисса, в честь которой был назван квадратный холм в конце Западного озера».

 Большая часть истории утеряна, и временами повествование переходит в описание соседних стран, но интересно упоминание о «говорящих статуях», к которым прикасалось солнце.

Ещё в 1837 году значительная часть меньшего
храма стояла нетронутой. Путешественники описывали крышу, сделанную из массивных
Каменные блоки, расписные потолки и стены, покрытые
иероглифами и скульптурными фигурами. Но из-за мародёрства
арабских охотников за сокровищами и турецкого губернатора, который
совершил непростительный акт вандализма, взорвав храм с помощью
пороха, чтобы добыть камень для строительства канцелярии, некогда
величественное здание превратилось в разрушенный пилон, или ворота,
возвышающиеся над окружающими садами, — жалкое напоминание о
былом величии. Эти одинокие руины и два массивных каменных портала, почти
скрытых глинобитными постройками в центре деревни Агурми,
Это всё, что осталось от храма, который когда-то был известен во всём мире. В каком-то смысле эти руины символизируют Сиву, которая когда-то была могущественным государством, но теперь представляет собой не более чем жалкую пустынную деревушку с тремя-четырьмя тысячами деградировавших жителей.

 В 331 году до н. э. слава оракула достигла своего апогея благодаря тому, что
Александр Македонский посетил его после того, как уладил свои дела в Египте. Поход к знаменитому оракулу был предпринят для того,
чтобы узнать о таинственном происхождении его рождения. Вероятно, в то же время
Александр хотел повторить подвиги Геракла,
от которого он, по его словам, происходил и который, как предполагалось, во время своих странствий посетил оазис. Он двинулся вдоль побережья к
Паратонию — Матруху, — где его встретили послы из Кирены,
богатого города на побережье примерно в 400 милях к западу, которые
преподнесли ему в дар колесницы и боевых коней. Затем он повернул на юг через пустыню в регион,
«где не было ничего, кроме песчаных дюн». После четырёхдневного перехода запас воды, который они несли в мехах,
закончился, и армия рисковала погибнуть от жажды, когда
по счастливой случайности или благодаря прямому вмешательству богов
небо затянулось чёрными тучами, пошёл дождь, и этим чудесным образом
армия была спасена от гибели.

Чуть позже экспедиция сбилась с пути и, проблуждав несколько
миль, была спасена появлением нескольких воронов, которые, летя впереди
армии, в конце концов привели её к храму. Они нашли оазис, «полноводный, с журчащими ручьями,
богато засаженный всевозможными плодоносящими деревьями, окружённый
огромной сухой и песчаной пустыней, бесплодной и невозделанной...
температура воздуха была весенней, но всё вокруг было сухим и
палящий... самый здоровый климат». Александр был принят оракулом с божественными почестями и вернулся в Египет, убеждённый в том, что он действительно был настоящим сыном Зевса. Будучи сыном бога, он стал законным фараоном и принял царскую корону и сопровождающие её обряды.

Примерно в это время различные народы обратились к оракулу за разрешением
обожествить своих правителей, и после смерти своего друга Гефестиона
Александр отправил ещё одно посольство с просьбой причислить Гефестиона
к лику героев. Когда Александр умер в 323 году до н. э., было высказано предположение, что
что он должен быть похоронен в Сиве. Однако это предложение не было
воплощено в жизнь, и он был похоронен в Александрии, городе, которому он
дал своё имя. Один из холмов в пустыне недалеко от Сивы до сих пор
называется «Гебель Секундер», и, согласно преданию, с этого холма
Александр увидел воронов, которые привели его к храму.

 Ритуал в храме был чем-то похож на ритуалы в нескольких других
храмах оракулов. Настоящий оракул был выполнен в виде человеческой фигуры с
бараньей головой, богато украшенной изумрудами и другими драгоценными
камнями. Фигура бога, по-видимому, изображалась в виде
Его завернули для погребения, и этот мёртвый бог, который был богом пророчеств,
возможно, положил начало культу менов, который до сих пор можно увидеть в Сиве, когда местные жители приходят к могилам своих предков, чтобы узнать будущее. Когда знатный паломник прибывал на консультацию, символ бога выносили из внутреннего святилища храма на золотой ладье, украшенной серебряными чашами для пожертвований, в сопровождении процессии из восьмидесяти жрецов и множества поющих девушек, «которые распевали непристойные песни в манере
из их страны», чтобы умилостивить божество и побудить его дать удовлетворительный ответ. Бог указывал жрецам, которые несли барку, в каком направлении им следует двигаться, и говорил с помощью дрожи, передававшейся носильщикам, и движений головы и тела, которые жрецы истолковывали по-своему.

[Иллюстрация: руины «Омм Бейды», храма Юпитера Аммона]

В те времена, когда пальмовые рощи в Агурми были
моложе, там, должно быть, разворачивались великолепные зрелища. Можно представить себе
Церемонии и внушающие благоговение обряды, которые торжественно проводились в тени высоких пальм, в тени великого храма на скале, шествия поющих жрецов, дикая музыка раковин и цимбал, а также великолепные караваны восточных монархов, которые везли несметные сокровища в дар мистическому оракулу оазиса, чьи безошибочные ответы вызывали глубокое уважение во всём мире. В те дни караваны с
Запада и из диких стран Судана привозили рабов и
торговцы из Сивы и варвары, последователи африканских вождей,
смешивались с придворными восточных правителей и с благоговением
смотрели на жрецов в белых одеждах и стройные ряды бледных поющих девушек. Сегодня
жители Агурми разводят костры у огромных разрушающихся
аркад, которые вели к священнейшему алтарю Аммона, а
пастухи пасут свои стада среди руин меньшего храма.


 «Оракулы безмолвны,

 Ни голоса, ни ужасного гула

 Не разносится по сводчатой крыше в обманчивых словах».


 К концу III века до н. э. слава оракула
Хотя, по словам Ювенала, ответы Аммона ценились при решении сложных задач ещё долгое время после того, как оракул в Дельфах перестал давать предсказания. Но во II веке до н. э. оракул почти исчез. Страбон, писавший, когда его слава пошла на убыль, выдвигает в своей «Географии» теорию о том, что храм Аммона изначально находился недалеко от моря. Он основывает свой аргумент на
существовании больших солёных озёр в Сиве и количестве ракушек,
которые можно найти рядом с храмом. Он считает, что Сива была бы
никогда бы не стала такой прославленной и не пользовалась бы такой известностью, как когда-то, если бы всегда находилась на таком расстоянии от побережья. Следовательно, земля между Сивой и морем должна была образоваться сравнительно недавно в результате отложения океанских пород. Несомненно, в какой-то отдалённый период вся северная часть Ливии была покрыта водой.
Пустыня была под водой, но нет ничего, чтобы доказать, что даже
затем Сива был побережье городка, потому что каждый находит ракушки и окаменелости
например, Страбон упоминает, более ста милях к югу от Сивы.

Римляне пренебрегали восточными оракулами, особенно оракулами Амона. Они
Они предпочитали предсказания птиц, осмотр жертв и небесные знамения более длительному процессу обращения к оракулам. Во времена правления Августа Сива стала местом ссылки политических преступников. Выдающийся полководец Тимасий был сослан туда в 396 году н. э., а Афанасий написал несколько писем своим ученикам, сосланным в оазисы, «место, куда редко кто-либо ходил и которое внушало ужас». Французский поэт Фенелон в своей пьесе «Приключения
Телемаха» ошибочно описывает Сиву как место, где
можно увидеть «снег, который никогда не тает, создавая бесконечную зиму на
вершинах гор».

 Где-то в четвёртом веке христианство проникло в Сиву,
и в Билед-эль-Руми, недалеко от Хамиссы, можно увидеть руины церкви или монастыря, построенного, вероятно, в это время,
где до сих пор можно различить коптский крест, вырезанный на камне. В арабской истории эти руины описываются как место, где жили «плохие люди». Но, по-видимому, христианство никогда не принималось с большим рвением. Во время восстаний берберов в VI веке Сива впала в варварство,
и сиванцы, вероятно, участвовали вместе с берберами в их борьбе
против византийского владычества, процветавшего на побережье. В начале
седьмого века, когда арабская армия вторглась в Египет, внутренние
земли к западу от Египта были практически независимыми, берберские
племена отвоевали свою свободу.


 (2)

 ВТОРОЙ ПЕРИОД

 СРЕДНЕВЕКОВАЯ СИВА


Второй период истории Сивы наиболее трудно поддаётся изучению,
особенно в том, что касается установления точных дат.
зависит от арабской истории Сивы и от случая к случаю ярких упоминаний об оазисе арабскими историками и географами. Сива была известна арабским писателям как «Шантария» или «Сантрие»,
написанная по-разному, которая позднее стала «Сиуа» и, наконец, «Сива».

В 640 году Египет был захвачен мусульманской армией под командованием Амру,
который вырвал страну из слабых рук представителей
Ираклия. Волна завоеваний прокатилась на запад вдоль северного побережья
Африки. Разобщённость берберских племён облегчила завоевание
страна стала более доступной для ислама. Беглецы от арабов бежали вглубь страны, в отдалённые места, такие как оазисы, и только несколько веков спустя арабы утвердили свою религию в Сиве. Согласно арабской истории, когда в Египет вторглись мусульмане, жители Сивы отправили армию, чтобы помочь отразить врага, но эта армия, как и многие другие, погибла в пустыне.

Мохаммед Бен Айас, арабский историк, писавший в 1637 году, рассказывает о таинственной стране «Сантари» и описывает,
как Мусса ибн Носсейр был отброшен от её ворот. В 708 году Мусса
пытался подчинить Сиву. Он пересек пустыню из Египта за семь
дней. По прибытии он обнаружил, что все сиванцы уединились в своем
укрепленном городе, который был окружен чрезвычайно высокими стенами с
четырьмя железными воротами. Обнаружив, что взломать вход невозможно, он приказал
своим людям взобраться на стены и посмотреть, что находится с другой стороны. С помощью лестниц им удалось добраться до зубчатых стен, но каждый, кто взбирался на стену, тут же исчезал с другой стороны, и больше его никто не видел. Мусса был так подавлен этим, что
он отказался от своего проекта и вернулся в Египет, потеряв большое
количество солдат. В 710 году Тарик Бен Сайед, другой арабский генерал,
также был отбит.

В средневековой арабской писателей есть много историй, чтобы рассказать о тех странных
вещи в Сиве. Среди чудес страны было волшебное озеро, над которым
ни одна птица не могла пролететь, не упав в него, и она могла спастись только тогда, когда ее вытаскивала человеческая рука.
из воды. Четыре городских
ворот были увенчаны четырьмя бронзовыми статуями. Когда незнакомец входил в
ворота, его охватывал глубокий сон, и он оставался в таком состоянии
пока кто-то из жителей не подошёл и не подул ему в лицо. Без этого
внимания он лежал без сознания у подножия статуи, пока смерть
не забрала его. В городе был священный камень, который называли
«Любовником» из-за его странной способности притягивать людей. Он
притягивал их к себе, а когда они прикасались к нему, их конечности
прилипали к камню. Борьба была бесполезной, единственным спасением была
смерть. Соседняя страна была полна диких зверей и змей
огромной длины, с телами толщиной с пальмовые стволы
бродили по холмам и пожирали овец, скот и людей. Другой вид особенно любил есть верблюдов. В одном из садов
росло чудесное апельсиновое дерево, которое ежегодно приносило 14 000 апельсинов,
не считая тех, что падали на землю. Автор, упоминающий это дерево, утверждает, что сам его видел!

 Все арабские писатели упоминают о шахтах в Сиве. Среди гор,
окружающих оазис, люди находили железо, лазурит и изумруды,
которые они продавали в Египте. Они также экспортировали соль, которую добывали
поднимались на землю и получали взамен египетский ячмень.
Единственными изделиями, которые производились, были кожаные ковры необычайной красоты, которые
очень ценились египтянами.

Жители Сивы были берберами; они работали обнаженными в своих
садах; страна была независимой, малонаселенной и демонстрировала признаки
былой цивилизации. В оазисе обитала странная порода диких полосатых ослов
черно-белые — зебры. Эти животные никому не позволяли
сесть на себя верхом, а когда их привозили в Египет, они сразу умирали.

Раньше люди находили заколдованные города в пустыне возле Сивы, но
В последнее время они исчезли, и теперь их местоположение можно определить только по кучам песка. Абдель Мелик, Ибн Меруан, совершил путешествие из
Египта в пустыню близ Сивы, где обнаружил разрушенный город
и дерево, на котором росли все известные плоды. Он собрал немного фруктов и
вернулся в Фостат — Каир. Копт сказал ему, что в этом городе много сокровищ, и он отправил копта с несколькими людьми, снабдив их провизией на тридцать дней, чтобы они нашли это место, но они не смогли его найти. В другой раз араб путешествовал неподалёку от Сивы и вдруг увидел
нагруженный верблюд исчез в глубокой каменистой долине посреди
пустыни. Он последовал за ним и прибыл в оазис, орошаемый родником
где люди возделывали землю. Они никогда раньше не видели незнакомца
. Он вернулся в Египет и сообщил о случившемся сборщику налогов
, который немедленно послал людей посетить этот оазис,
но, как обычно, они его так и не нашли.

Существует бесчисленное множество историй о скрытых городах в пустыне рядом
Сива. Эта идея, как и идея о зарытых сокровищах, очень привлекательна для
восточного ума. Сама Сива, благодаря своей истории, вероятно, тоже
там есть много того, что можно было бы выгодно раскопать.
Это место, которое могло бы принести много сокровищ, поскольку до сих пор там не проводилось по-настоящему тщательных раскопок, хотя разные люди, оказавшиеся там, «немного покопали». Бывший хедив
потратил немного денег на раскопки старых руин возле одного из озёр,
но на самом деле там есть много того, к чему никто никогда не прикасался. Трудности,
связанные с достижением Сивы, являются самыми серьёзными препятствиями
для любых проектов по раскопкам.

Интересно отметить, что почти все средневековые арабские историки
Упомяните изумрудные копи в Сиве, и в наши дни местные жители всё ещё верят в их существование. Во времена храма Юпитера
Аммона фигура бога была украшена изумрудами, которые, вероятно, были найдены в этой стране. Согласно сиванской традиции, на холме Гебель-Дакрур, к югу от Агурми, есть пещера с драгоценными камнями. Но вход в него охраняет джинн, который делает его невидимым для всех, кроме человека, испившего воды из определённого источника среди песчаных дюн к югу от Сивы.
В наши дни о весне ничего не известно, но я видел, что она была отмечена на старой карте пустыни. Возможно, некоторые из странных шахт, пронизывающих холмы вокруг Сивы, — это остатки старых рудников; трудно представить, чем ещё они могут быть.

В 1048 году племенам Хилал и Бен-Солейм, которых в наказание переселили из Аравии и которые жили в стране между Нилом и Красным морем, было разрешено пересечь Нил и продвинуться в Триполи. Около 200 000 человек поспешили, как голодные волки, со своими жёнами и семьями из Египта на запад. Они
захватили Триполи и двинулись к берегам Атлантического океана. Именно
эти колонисты в конце концов вынудили Сиву принять мусульманское
правительство, и к 1100 году, согласно арабским историкам, Коран
процветал на территории храма Аммона. С тех пор Сива стала
фанатично мусульманской. Сиваны
не были сметены с лица земли этим великим арабским вторжением; по-видимому,
в оазисе осталось лишь несколько арабов, и очень скоро они
сами стали неотличимы от сиванов. С этого времени
берберы, как нация, прекратили свое существование, но они остались берберами,
не арабами, и в нескольких отдаленных местах, таких как Сива, они
сохранили большую часть своего первоначального языка.

История в Сиве рассказывает, как один Рашван был царь Сиву, когда
Мусульманская армия прибыла под командованием Пророка-Халифа. Рашван
созвал своих жрецов и магов и посоветовался с ними о том, как следует отразить нападение
врага. Последовав их совету, он убрал все тела с Гебель-Муты, холма близ Сивы, испещрённого скальными гробницами, и бросил их в источники, чтобы отравить
враг. Затем он отступил в город, полагаясь на колодцы внутри стен. Прибыла армия мусульман, но вода из источников не причинила им вреда. Они штурмовали город и захватили его после ожесточённого боя; Рашван был убит, а жители приняли ислам под дулом пистолета.

  В период, последовавший за арабским вторжением, о Сиве известно очень мало. В оазисе жили берберы и арабы,
берберы преобладали. Время от времени по основным путям в пустыне проходили караваны работорговцев,
и некоторые из рабов,
были куплены Siwans, остался в оазисе и породнились с
жители. Сиванцы, уменьшившиеся в численности и силе, начали
страдать от набегов арабов с запада и побережья.

Согласно древней истории, который сохранился в Сиве было
еще одно маленькое вторжение с востока на более поздний срок. Примерно в середине
пятнадцатого века произошла великая чума, унесшая жизни
нескольких сиванов. Одному благочестивому человеку в Египте приснилось, что
земля в Сиве очень плодородна. Он пришёл в оазис и поселился там,
посадил особый сорт финиковой пальмы, которую он привёз из Верхнего Египта;
он также выращивал финики для «вакфа» — религиозного фонда — Пророка, и этот обычай сохраняется до сих пор. Позже он совершил паломничество
и рассказал о стране Сива жителям Мекки, которые никогда о ней не слышали. Они оказали ему большую честь. Он вернулся в Сиву в сопровождении тридцати человек, берберов и арабов, которые поселились в Сиве. Они построили
оливковый пресс в центре высокого города и написали на нём свои имена. От этих людей и их жён-сиванок произошли некоторые из нынешних
Жители Сиваса — потомки, и некоторые сиванцы сегодня хвастаются, что их предки пришли с «Тридцатью», чьи имена были высечены на старом оливковом прессе. «Тридцать» заняли западную часть города, а коренные сиванцы остались в восточном квартале и в деревне Агурми. Позже сиванцы избрали совет и «кади» — судью, — который составил свод законов.

При этом правительстве население увеличилось, и люди
снова процветали; они хорошо относились к путешественникам, особенно к паломникам
с запада, направлявшимся в Мекку. Жители Триполи
чтобы услышать о них, и они заключили союз. Сива стала
«Завией» — религиозной зависимостью — Триполи, и жители Сивы сражались
в армии Триполи. Сива снова стала рынком рабов и местом
остановки караванов с юга и запада. Рабы в большом количестве
прибывали из Вадаи и Судана через Куфру, Джало и
 Джерабуб. Египетские купцы приезжали в Сиву с товарами и
возвращались в Египет с рабами и финиками. Из Судана привозили слоновую кость,
золото, кожу и страусиные перья.

 Во времена Сиди Сулеймана, очень набожного кади,
Жители Тебу на юге постоянно совершали набеги на Сиву и сильно беспокоили
людей. Однажды стало известно, что на оазис движется большая армия
врагов. Почтенный судья вознёс молитвы о помощи против врага, и все жители Сивы
пошли в мечети. В результате вся армия была погребена в песке, а дорога, по
которой они шли, была засыпана. Сиди Сулейман призывал
свой народ проявлять гостеприимство к чужеземцам, но через несколько лет после
его смерти люди, забыв о его наставлениях, уехали из
у ворот несколько бедных арабских паломников, которые искали у них гостеприимства. Говорят, что дверь гробницы Сиди Сулеймана чудесным образом закрылась,
выражаясь сильным недовольством святого, и не открывалась, пока
арабов не впустили и не оказали им гостеприимство. Согласно
другой легенде, Сиди Сулейман, прогуливаясь неподалёку от города,
внезапно почувствовал жажду. Воды поблизости не было, поэтому он семь раз ударил посохом по земле, и из-под земли хлынула пресная вода, которая течёт там и по сей день. До рождения Сиди Сулеймана его мать
Она почувствовала нестерпимое желание съесть какую-нибудь рыбу. В городе её не было, а море находилось в 200 милях от города. Женщина, казалось, была при смерти. Внезапно в открытое окно её комнаты влетел голубь и положил на пол большую рыбу. Она съела рыбу, поправилась, и Сиди Сулейман родился. По этой причине все женщины Сивана едят рыбу во время беременности, надеясь, что их потомство будет таким же, как
Сиди Сулейман. Эти и многие другие легенды рассказывают о Сиди Сулеймане,
который стал самым почитаемым шейхом-покровителем Сиванов.

Система жизни в Сиве в те дни была очень любопытной.
Существовал верхний город с тонкой полоской зданий, пристроенных к
стенам. Ни один из пригородов, таких как Себух или Маншия,
не был построен. На ночь все стада и скот загоняли за
стены. В верхнем городе жили только женатые мужчины со своими
жёнами и семьями. Неженатые мужчины, юноши старше пятнадцати лет и вдовцы
брили головы в знак отличия и жили в домах за пределами
стен. Город был одним огромным гаремом. После захода солнца холостяки
В ворота города пускали только тех, кто развёлся с женой, и
выгоняли из города тех, кто не купил себе новую. Холостяки, которых
называли «зигале», составляли своего рода городскую стражу. При
появлении чужеземцев они выходили им навстречу и задерживали их
до тех пор, пока совет шейхов не решал, можно ли им войти в город. Чужеземцев почти всегда размещали за пределами города. Была одна семья Сиванов, которые всегда были переводчиками,
потому что в те дни, в отличие от сегодняшних, почти никто из местных жителей не говорил
на любом языке, кроме их собственного. Совет шейхов заседал в комнате
недалеко от главных ворот города, а рядом с ними была глубокая,
темная яма, которая служила тюрьмой.

После Сиди Сулимана в оазисе правил ряд других кади. Одного из
их звали Хасан Митнана, и при его жизни между восточной и западной фракциями города возникла большая ссора
. Это началось
примерно в 1700 году. Спор возник из-за дороги, которая
разделяет город на две части. Семья, живущая в восточной части,
хотела расширить свой дом, выстроив пристройку на улице. Их соседи
Соседи возражали против того, чтобы общественную улицу сужали только для того, чтобы расширить частное жилище. Возник спор, ссора и драка, в которых участвовали жители обеих сторон улицы. Одна сторона называла себя «Шеркин» — жители Востока, а другая — «Гарбин» — жители Запада.
Всё население вступило в спор, который перерос в непрекращающуюся гражданскую войну. Временами он затихал и, казалось, был на грани исчезновения,
а затем, совершенно внезапно, разгорался с новой силой, заканчиваясь ожесточёнными сражениями в
пространство перед городом, где потери часто были очень серьёзными, учитывая малочисленность населения.

[Иллюстрация: Цитадель и мечеть Эль-Атик]

 До появления пороха эти сражения происходили на открытой местности
под стенами города.  В назначенный день две противоборствующие армии сходились лицом к лицу. Мужчины стояли впереди, вооружённые мечами
и копьями, женщины собирались позади мужчин, держа в руках
мешки, полные камней, которые они бросали во врага или в любого, кто
проявлял признаки трусости. Взводы, в каждом из которых было несколько десятков человек
мужчины по очереди наступали и сражались на пространстве между двумя
армиями, затем постепенно в бой вступали все силы. Женщины
проявляли большую свирепость; они часто вступали в бой,
выбивая жизнь из любого врага, которого находили лежащим
раненым, острыми камнями. Кажется удивительным, что, несмотря на
эти частые сражения, сиванам удавалось жить на таком ограниченном
пространстве, так близко друг к другу.

Только за последние несколько мирных лет, прошедших после
войны, враждебность между двумя партиями достигла апогея
утихло. Несколько семей из противоборствующих партий вступили в смешанные браки, но
даже сейчас редко встретишь западного шейха в восточном квартале,
или наоборот. Оба квартала полностью обеспечивают себя. У них есть
свои собственные колодцы, прессы для отжима оливок, мечети и финиковые рынки.

На момент написания статьи я слышал от Сивы, что через несколько месяцев после моего отъезда
произошла еще одна вспышка между востоком и западом. Несколько восточных мужчин
ехали домой из своих садов, опьянённые «лубки» — пальмовым
вином. Они ехали по улицам западного квартала, крича и
поёт. Жители запада восприняли это как оскорбление и напали
они. Через десять минут 800 человек собрались на площади, лицом друг к другу с востока
и запада. Началась жестокая драка, но, к счастью,
поскольку мужчины были вооружены только палками и инструментами, смертельных исходов не было
ранения. Местная полиция и мамур ничего не смогли сделать,
и египетские чиновники удалились в Марказ-правительственный офис.
Через несколько минут прибыл верблюжий корпус с примкнутыми штыками и
разогнал толпу. Около пятидесяти человек нуждались в стационарном
лечении, некоторые из них были в тяжёлом состоянии.

 Таковы были суровые условия междоусобной войны, когда Браун,
Первый англичанин, посетивший Сиву, прибыл в оазис в 1792 году. Он приехал
переодетым с караваном из Египта. Но против неверного, общего врага, жители Сивы выступили единым фронтом. Личность Брауна была раскрыта;
 его встретили камнями и оскорблениями, с ним грубо обошлись и отправили обратно в Египет, так и не показав ему большую часть оазиса. Но за время своего недолгого пребывания он не составил о людях благоприятного мнения. Они были печально известны
своим чудовищным высокомерием, крайним фанатизмом и вопиющей безнравственностью.

Шесть лет спустя Хорнеманн из Африканской ассоциации прибыл в
Сива, путешествовавший под видом молодого мамелюка с караваном паломников, направлявшимся из Мекки в королевство Феццан. Он описал
Сиву как небольшое независимое государство, признающее власть султана, но
не платящее ему дань. Он оценил численность населения в 8000 человек.
Сиванами управлял совет шейхов, которые проводили свои собрания и суды
публично и брались за оружие при малейшей провокации, если не соглашались
друг с другом. Когда Хорнеманн покидал Сиву, за ним следили
жители, которые, очевидно, подозревали, кто он такой. «Рёв
Несколько сотен ослов возвестили о приближении армии Сивана».
С большим трудом он убедил шейхов, что его паспорт от
Наполеона Бонапарта на самом деле был фирманом от султана. В конце концов они
позволили ему продолжить путь. Он отправил свои бумаги в Европу из
Триполи, но сам погиб во время исследования Северной Африки. Это
очень любопытно, что большинство из немногих европейцев, кто посетил Сиву в
восемнадцатого и девятнадцатого столетий были немцы.

Трудности, с которыми сталкивается европеец, путешествующий под видом мусульманина
не так велики, как может показаться. Знание
Язык, казалось бы, должен был стать самым большим препятствием. Но
в Северной Африке так много диалектов и так много разных
вариантов произношения, что арабу из одной части пустыни было бы
трудно понять араба из другого района, а разница в акценте или
произношении между египтянином из Каира и европейцем, говорящим
по-арабски, не была бы заметна во многих отдалённых районах.


 (3)

 ТРЕТИЙ ПЕРИОД

 ТУРЕЦКОЕ ПРАВЛЕНИЕ

 «Дом, разделённый сам в себе, не устоит».


 В 1816 году между двумя фракциями произошла крупная битва,
в которой верх одержали восточники. Али Балли, западный шейх,
отправился в Египет и описал правительству независимое государство
Сива и царившую там анархию. В 1820 году Мухаммед
Али вторгся в Судан. Чтобы защитить свой западный фланг, он послал отряд из 1300 человек с несколькими пушками под командованием Хасана-бея
Шемишеры, одного из своих генералов, против фанатичного населения
Сива. Они пересекли пустыню через Вади-Натрун и оазис
Гара. Некоторые представители западной фракции приветствовали армию, но большая часть
населения приготовилась к бою. После ожесточённого сражения, длившегося
несколько часов, сиванцы потерпели сокрушительное поражение, и с этого момента
Сива навсегда отошла к Египту. Турки вошли в город,
захватили главных жителей, и со временем около шестидесяти
знатных людей были казнены Хасаном-беем, который казнил при
малейшем подозрении в мятеже или восстании. На Сиву была наложена дань,
а шейх Али Балли стал омдой при поддержке турок. Через некоторое время Хасан-бей и армия вернулись в Египет. Сиваны сразу же отказались платить дань, поэтому в 1827 году Хасан-бей вернулся с войском в 800 человек, занял город после непродолжительного сражения, казнил восемнадцать знатных людей, конфисковал их имущество, но выплатил вдовам несчастных по десять фунтов в качестве компенсации за жизнь знатного сиванца. Он также изгнал двадцать шейхов, увеличил дань и назначил турецкого офицера губернатором Сивы с небольшим войском. При Хасан-бее сиванцы сильно пострадали. Он забирал у них деньги, рабов, финики и серебряные украшения, которые отправлял к себе домой в Египет. Он построил первый «Марказ» — правительственный
Офис, руины которого находятся за Каср-Хассуной, нынешним
домом окружного инспектора, где я жил.

В XIX веке несколько европейцев посетили Сиву, но не встретили
поощрения и в большинстве случаев подверглись жестокому обращению. Один из
них, Бутен, французский полковник, нёс на своих верблюдах складную лодку,
на которой он надеялся добраться до острова на солёном озере Араши,
где, согласно легендам, хранились сказочные сокровища, а также меч и печать
Мухаммеда. Ему удалось доставить лодку в Сиву, но местные жители
отказались позволить ему сесть в неё. Все эти ранние путешественники упоминают
подземные ходы, соединяющие Агурми и Омм-Бейду, а также
между городом Сива и Холмом мёртвых. Местные жители описывали эти проходы как «биуте» — дома — или, возможно, места для захоронений,
открывающиеся с обеих сторон. Входы во всех случаях были загромождены камнями и мусором, но приложив немного усилий, их можно было бы легко раскопать. Несколько стариков в Сиве знают точное расположение входов в эти проходы, которые я видел своими глазами.

Преемником Хасана Бея стал Фараг Кашиф, который построил дамбу
через одно из солёных озёр, заставив каждую семью работать на ней по очереди.
Это полезная работа — узкая тропа, по которой могут пройти в ряд два верблюда,
поддержанная грубыми кольями и пальмовыми брёвнами, пересекает солончаки,
которые в противном случае были бы непроходимы. Было назначено ещё несколько мамуров,
но они были лишь номинальными руководителями, поскольку вся власть
находилась в руках омды Али Балли. Каждый год, когда налоги не выплачивались,
а это случалось часто, из Египта прибывала карательная экспедиция.

Омду ненавидела большая часть жителей Сивана, которые считали его
виновным в турецкой оккупации и годах угнетения. Зная
Из-за своей непопулярности он никогда не выходил из дома после захода солнца. Некоторые из восточных шейхов подкупили двух молодых людей с Запада, чтобы выманить его из дома ночью. Они убедили его пойти в Месамию, узкий туннель в западном квартале, и там зарезали его. Юсиф Али, сын омды, потребовал кровной мести или выдачи убийц его отца, но восточные шейхи отказались и тайно отправили этих людей в Дерну. Затем последовало несколько лет без омды
и мамура, и своего рода правительство в лице совета шейхов.

Юсиф Али был умным, амбициозным человеком. Бэйл Сент-Джон, посетивший
Сива в 1849 году описал его как “широкого, бледнолицего мужчину с
хитрым, добродушным выражением лица, амбициозного характера, с речью,
полной элегантных комплиментов”. На нем был тарбуш, белый бурнус
и мушкетон. За исключением мушкетона, описание
подошло бы нескольким современным знаменитостям Сивана. В течение семи лет он каждую зиму ездил в Каир, пытаясь убедить правительство
назначить его омдой вместо отца. Он получил прозвище
«Хитрец». Он потратил много денег на взятки в Египте,
но всегда терпел неудачу.

 В 1852 году Гамильтон, английский путешественник, приехал в Сиву на обратном пути в Египет после путешествия по Триполи и Северной Африке. В своей книге «Путешествия по Северной Африке» он посвятил несколько страниц своим впечатлениям от Сивы. Сиванцы рассказывают следующую версию того, что с ним произошло. Он разбил лагерь возле Марказа, в полумиле к югу от города. Сиваны крайне враждебно относились к любым европейским
гостям, поэтому Юсуф Али, зная об этом, собрал воинов
и намеренно разжигал в них гнев против чужеземца, который пришёл, чтобы разведать их земли; он убеждал их, что их долг — убить «неверного», и они решили напасть ночью на лагерь Гамильтона. Тогда Юсуф Али тайно предупредил Гамильтона о готовящемся нападении и убедил его укрыться в его доме. Гамильтон оставил свои палатки пустыми, и ночью «зигалы» — воины — открыли по ним огонь, но англичанин
благополучно разместился в доме Юсифа Али. Таким образом, Юсиф Али
получил признание за то, что спас Гамильтона от нападения, которое он сам
спровоцировал. Это характерный пример сиванской дипломатии.

После нападения сиванцы отказались позволить Гамильтону покинуть город, и
в течение шести недель он был практически пленником в маленьком доме, примыкающем к
дому Юсифа Али. В это время люди развлекались тем, что
стреляли и бросали камни в его окна, а также собирались толпами
глазеть и глумиться над “носрани” —христианином. Ситуация ухудшалась, и самые фанатичные шейхи в городском совете выступали за его казнь. С большим трудом ему удалось отправить два письма,
Рабы доставили письма вице-королю Египта, но он пребывал в тревоге, пока шли дни, а ответа не было. Сиваны узнали о письмах, и по мере того, как проходило время и становилось всё более вероятным, что гонцы погибли, люди становились всё более дерзкими. Некоторые шейхи предложили ему одолжить верблюдов, чтобы сбежать из города, при условии, что он сначала напишет вице-королю, что с ним хорошо обращались. Они намеревались убить его, как только он покинет город, и забрать его багаж,
но он раскрыл заговор и отказался уезжать.

Однажды с юга подул аномально жаркий ветер и дул с большой силой в течение трёх дней. Это было воспринято как серьёзное предзнаменование грядущей катастрофы. Сиваны и все берберы безоговорочно верят в то, что внезапный сильный ветер, вызванный злым «джинном», предвещает катастрофу. Несколько наиболее агрессивных сиванов поспешно покинули город, а остальные изо всех сил старались примириться с Гамильтоном. Шейхи, которые
были самыми мстительными, теперь заискивали перед своим «гостем», который стал
человек, с которым нужно было договориться, а не презренный христианин. Очевидно,
у них были секретные сведения о приближении отряда кавалерии из
Египта. 14 марта 1852 года прибыли два шейха и объявили о приближении 150 нерегулярных кавалеристов с 14 офицерами, которых вице-король отправил для его освобождения в ответ на письмо Гамильтона. Неделю спустя, с большой «фантазией» и
помпой, армия покинула Сиву в сопровождении Гамильтона и Юсифа Али.
Турецкий комендант, с типичным для него глупым упрямством, отказался брать
пленных, но заставил нескольких шейхов предстать перед
Египет через два месяца. Излишне говорить, что они не явились.

 Вскоре после прибытия Гамильтона в Каир вице-король отправил ещё одну
экспедицию из 200 человек, чтобы вернуть нескольких сиванских
знатных людей и призвать их к ответу за их поведение. Армия достигла оазиса и разбила лагерь в
Айн-Мегахизе. Сиванцы отступили в свой город-крепость. Некий
Арабский шейх, который знал Сиву и был в составе турецкой экспедиции, спустился в город и убедил сорок человек из числа знати выйти в лагерь и встретиться с комендантом. Он успешно обманул их, пообещав выгодный договор, и они ему поверили.
По прибытии в лагерь они были арестованы и закованы в цепи;
армия вошла в город без сопротивления, так как у людей, потерявших своих
лидеров, не было сил сражаться. Как и прежде, турки развращали
народ, солдаты грабили жителей, хватали женщин и расстреливали
всех, кто им сопротивлялся. Затем, наконец, шейх Юсиф
Али был назначен Омдой Сивы правительством Египта.

Несколько лет спустя, в 1854 году, Аббас, сын Мухаммеда Али, умер, и ему
наследовал его сын Саид-паша. Последний, вступив на престол, даровал
была объявлена амнистия, по которой сиванские вельможи, осуждённые на каторжные работы и трудившиеся в качестве заключённых, были освобождены. Они поспешили обратно в свой оазис, стремясь отомстить Юсифу Али. По прибытии к ним присоединились их рабы и слуги, но они встретили серьёзное сопротивление со стороны западных жителей. В течение трёх дней происходили отдельные стычки, затем они окружили дом омды. Но Юсиф
Али бежал в дом одного из своих сторонников в пригороде,
который назывался Маншия, и разместил там гарнизон из нескольких оставшихся у него рабов.
Друзья из числа западных шейхов бросили его, увидев, что общественное мнение было полностью против него. Из дома в Маншии, который представлял собой миниатюрную крепость, он послал двух своих юных дочерей подкупить мамура, чтобы тот помог ему. Мамур был тем самым арабом, который предал сорок шейхов, и был слишком занят, чтобы присматривать за собой. Двух девушек поймали восточные шейхи. Одну из них убедили вернуться в дом отца и по сигналу впустить
врагов. Они окружили Мансию и ворвались в дом.
Рабы прекратили сопротивление и сдались. Юсифа Али поймали на крыше, когда он пытался сбежать; его протащили через весь дом, вытащили на улицу и задушили.

 Известие об этом бесчинстве дошло до Египта, и в 1857 году прибыл новый мамур с отрядом солдат. Была опробована система одновременного правления двух омда, восточной и западной, но она оказалась неэффективной. Сил, которыми располагал мамур, было недостаточно для сбора налогов или поддержания порядка. Должность была непопулярной и считалась, как и сейчас, формой ссылки для египетских мамуров, которые
ненавижу места, в которых нет оживления и развлечений, как в Каире,
или в провинциальном городке. Все мамлюки в Сиве постоянно говорили
мне: «Сайр, Сива — это то, что ты называешь изгнанием!»

 За этим последовала череда довольно некомпетентных
турецких мамлюков, которые в большинстве случаев были совершенно бессильны
удержать под контролем этот неспокойный город и его население. Вдобавок к их трудностям
сила секты сенуситов начала давать о себе знать, и это ещё больше осложнило политическую ситуацию в оазисе. Братья-сенуситы из Джерабуба считались сиванцами
в качестве окончательных арбитров в любых спорах, возникавших между
людьми, тем самым игнорируя юрисдикцию турецких правительственных
чиновников. Один мамур в день своего прибытия женился на девушке из
восточного квартала и до такой степени притеснял жителей запада,
что они добились его отзыва из Египта. Его отправили обратно в Египет,
и когда он вошёл в дом губернатора в Александрии, один из его
людей вышел вперёд и застрелил его. Другой мамур разозлил народ,
желая снести гробницу Сиди Сулеймана, чтобы построить
дом на этом месте. Он всё подготовил к работе, но в ночь перед началом строительства загадочным образом умер, возможно, от отравления. Другой мамур во всём подражал сиванам — ел, одевался и говорил как они. Он занимал эту должность четырнадцать лет и стал очень популярен благодаря интересу к благополучию людей. Но мало кто из мамуров пользовался любовью;
как правило, они однозначно вставали на сторону одной из фракций, что
приводило к интригам против них со стороны противоположной фракции, которая
пыталась добиться их увольнения.

В 1896 году Мустафа Махр, губернатор провинции Бехера, был отправлен в Сиву с пятьюдесятью солдатами, чтобы расследовать некоторые беспорядки. Он прибыл и обнаружил, что в Сиве царит хаос, правосудие не работает, а налоги за три года не уплачены. Могущественный западный
шейх Хассуна Мансур удалился в свою крепость Каср Хассуна, расположенную
на изолированной скале к югу от города, с большим количеством рабов и
приверженцев. Он отказался платить налоги и бросил вызов египетскому
правительству. Этот человек стал ядром оппозиции. Он был
осадили его, но друзья среди осаждавших снабжали его водой
и даже помогали ему, когда он выходил из крепости и угонял из окрестностей
зерно, овец и скот. Турецкий чиновник был беспомощен. Мустафа Махр и его пятьдесят человек не могли справиться с мятежником. По совету шейхов он обратился
к братьям-сенуситам в Джерабубе, и вскоре шейх Ахмед ибн
На сцене появился Идрис, родственник шейха Эль-Сенусси по
женской линии. Турецкий комендант попросил его о помощи. Шейх Ахмед
приказал Хассуне сдаться, что тот сразу же и сделал, и после долгих
В результате обсуждения было заключено соглашение, подписанное шейхом Сенусси, по которому сиваны обещали платить налоги, но при условии, что они не будут взиматься задним числом. Затем шейх Сенусси с триумфом вернулся в Джерабуб. Это убедительно иллюстрирует власть Сенусси в тот период. Несколько месяцев спустя возник ещё один спор
из-за нескольких коз, который закончился битвой между востоком и западом,
в которой Хассуна Мансур был убит, а вместе с ним и более 100 сиванов.

 В 1898 году, через пять лет после смерти этого пламенного пустынника,
началось другое событие, известное как «Война вдов».
Омда из Сивы умерла, оставив сына, Мохаммеда Саида, и богатую молодую женщину
привлекательную вдову. Сиванец с востока по имени Ахмед
Хамза хотел жениться на ней. Это сочли подходящей парой,
и все ее родственники одобрили, за исключением ее пасынка Мохаммеда Саида,
которого поддерживала секта сиванов Мединии, у которой был другой
предполагаемый муж. Однажды ночью она исчезла. Выяснилось, что она
сбежала в дом Османа Хабуна, очень могущественного западного шейха,
самого влиятельного человека в Сиве, который был представителем
Сенусси. Сын потребовал свою мать у семьи Хабуна, которая отказалась её отдать. Забили военные барабаны, и битва между востоком и западом была неминуема. Но в последний момент Хабун отдал женщину, и она вернулась в свой дом. На следующий день она снова сбежала; на этот раз она отправилась в дом западного сивана по имени Абдулла Мансур, за которого она хотела выйти замуж, хотя сама не имела на этот счёт никаких планов. Весь город был возмущён неподобающим поведением вдовы. В конце концов её пасынок заставил её
женился на женщине, которую выбрал, и вдова удалилась со сцены.

 Но Ахмед Хамза был недоволен тем, что потерял её, и в отместку некоторые из его
друзей напали на родственников Мохаммеда Саида по дороге в Агурми и убили двоих из них.  Затем Мохаммед Саид вместе с
восточниками совершил набег на западные сады, а жители запада в ответ угнали овец и скот. Забили военные барабаны, что
означало, что каждый мужчина должен быть готов и вооружен в течение
суток; на западном холме и на самой высокой
форт в восточном квартале, и двери, ведущие на улицу,
разделяющую город, были забаррикадированы пальмовыми брёвнами. В конце
двадцати четырёх часов восточные силы собрались в Шали — верхнем
городе, — а западные силы расположились на своей скале.
Восточники открыли огонь и по ошибке застрелили маленького арабского мальчика.
Было объявлено перемирие, пока обе стороны обсуждали компенсацию. Но во время перемирия один восточный мужчина, выходивший в свой сад, был убит группой западных солдат, и бой возобновился. Обе стороны стреляли друг в друга
на улице с длинными арабскими ружьями и старомодными мушкетами.
Турецкий мамур и его немногочисленный отряд отступили в Марказ, подальше от опасности.


[Иллюстрация: ВХОД В ЗАПАДНЫЙ КВАРТАЛ]

У жителей Запада был только один хороший источник воды в пределах досягаемости от города. Они выставили вокруг него охрану, и жители востока,
не ожидая сопротивления, сделали вылазку, намереваясь захватить источник. Атакующий отряд был отброшен и оттеснён от города в сторону садов. Остальные жители востока, увидев
Их товарищи, спасавшиеся бегством, спустились из города и последовали за ними. Затем все западные войска во главе со своим вождём Османом Хабуном на огромном белом боевом коне, единственном в Сиве, хлынули из города через узкие ворота, стреляя и крича, размахивая мечами и копьями, а за ними бежали женщины, бросая камни. Все трудоспособные мужчины и женщины
присоединились к битве под стенами, и лишь несколько стариков и детей
остались на крепостных стенах, наблюдая за сражением.

После ожесточённой битвы, длившейся почти день и унёсшей множество жизней,
Понеся потери, западные войска были отброшены к городу, и
«Хабун» оказался под угрозой плена. Западные женщины
вышли из города вслед за своими мужчинами и наблюдали за битвой из
садов. Мать Хабуна, увидев, что её сын в опасности,
собрала дюжину женщин из его дома и сумела подобраться к нему. Он
оставил своего коня и проскользнул в сады, где присоединился к
женщинам. Они переодели его в женское платье, и он вместе с ними сбежал в
гробницу Сиди Сулеймана, где спрятался. Пока Хабун прятался, он общался
с братьями-сенусси в Джерабубе, которые вмешались и заключили мир. В наши дни, если кто-то хочет оскорбить кого-то из семьи Хабун,
нет более надёжного способа, чем спросить, кто это был, кто сбежал с поля боя, переодевшись женщиной.

 После этого египетское правительство осознало, что для поддержания порядка в Сиве
нужны более сильные войска, поэтому они отправили ещё несколько человек и немного кавалерии. Правительство сенуситов также пыталось заключить прочный мир
между Востоком и Западом. Шейх Осман Хабун, агент сенуситов
в Сиве, в то время был самым богатым и влиятельным человеком в
оазис. Он был крупным землевладельцем и содержал небольшую армию рабов. Он состоял в родстве по браку с большинством западных шейхов,
и многие знатные жители Сивана были обязаны ему финансовой
помощью. Из своего большого укреплённого дома в городе он
управлял западной фракцией, и в его арсенале было несколько
современных видов оружия, которые он украл у одного английского
путешественника. На вид он был статным, красивым мужчиной с властными манерами и
доминирующим поведением. Когда он выезжал за границу, за ним следовала многочисленная свита, и
он принимал посетителей в своем доме с почти царственным видом. Он был женат
несколько раз, и у него было девять сыновей и дочерей.

За несколько лет до Первой мировой войны некий араб по имени Абдель Арти,
печально известный контрабандист гашиша между Египтом и Триполи, совершил
набег на нескольких бедуинов, которые разбили лагерь в Лаббоке, маленьком оазисе, где есть
вода и хорошие пастбища примерно в восьми милях к югу от Сивы, среди
песчаных дюн. Он остановился в Люббоке, чтобы набрать воды по пути в Египет через
оазис Бахрейн. Один из бедуинов пришёл в Сиву и предупредил
мамура, который созвал шейхов и народ. Осман Хабун был
в то время он был союзником Абдель Арти и знал о его планах. Восточные
люди собрались, но западные медлили. В конце концов, после множества
абсурдных отговорок, Осман Хабун прибыл и сопроводил мамура и
вооружённый отряд в Люббок, но они обнаружили, что контрабандисты
сбежали, забрав с собой нескольких женщин и оставив двух бедуинов
мёртвыми на поле боя. Задержка, вызванная Османом Хабуном, спасла
Абдель Арти от поимки. Когда они вернулись, мамур созвал суд над Османом Хабуном и
пригрозил свергнуть его и назначить на его место другого омду. Хабун
Хабун удалился в свой дом и дулся, отказываясь выходить, когда его вызывал мамур. Одному из сыновей Хабуна было приказано привести отца в Марказ, но он вернулся с сообщением, что в месяц Рамадан его отец постится и не может выйти.

 Тогда мамур с несколькими солдатами и несколькими суданскими верблюдами,
в сопровождении кричащей толпы сиванцев, поднялся по крутым тёмным улицам,
ведущим к дому Хабуна. К тому времени, как они
прибыли, наступила ночь. Они обнаружили, что большая деревянная дверь заперта
на засов, а в доме полно вооружённых людей, но им удалось
выломали дверь и вошли на первый этаж. Но лестница была
сильно забаррикадирована, поэтому они вышли на улицу и зажгли фонари,
обсуждая, что делать. Затем солдаты начали стрелять по окнам,
и обороняющиеся открыли ответный огонь, к ним присоединились
люди из соседних домов. Солдаты отступили под прикрытие
нескольких зданий на другой стороне переулка, но когда они это
делали, мамур был ранен и остался лежать в узком переулке. Один из верблюжьих солдат выбежал и оттащил его в укрытие. Тем временем Осман Хабун сбежал через отдельную дверь через
мечеть за домом. В конце концов солдаты вошли в здание и взяли защитников в плен. Осман Хабун попытался бежать через город в Джерабуб, но был пойман шейхом Мохаммедом Саидом, своим соперником из восточной фракции, и доставлен в плен в Марказ, где умирал мамур. Его судили за убийство мамура, признали виновным и повесили, а его старшего сына Хамдадо приговорили к каторжным работам. Он всё ещё жив, в тюрьме в Туре.

 Осман Хабун был одним из самых сильных людей, которых когда-либо рождала Сива,
Хотя у него было много плохих качеств. Сиванцы говорят, что он пожертвовал собой ради своего сына Хаммадо, будучи стариком и не желая видеть, как его сына повесят, хотя Хаммадо, как говорят, убил мамура. Абдель
Арти, виновник беспорядков, подрался с несколькими верблюдами из египетской
береговой охраны и убил одного из них. Они снова встретились с ним
среди пустынных песчаных дюн к югу от Сивы и убили его вместе с несколькими его последователями. Их могилы — грубые каменные курганы — можно различить в неизведанной пустыне, где путь из Египта в Триполи до сих пор называют «дорогой Абдель Арти».


 (4)

 ЧЕТВЁРТЫЙ ПЕРИОД

 СИВА И ВОЙНА


 История британских операций в Западной пустыне Египта против сенуситов в 1915–1917 годах хорошо описана в нескольких книгах, а также людьми, которые непосредственно участвовали в различных сражениях. Меня там не было, поэтому я не могу рассказать об этом из первых уст, но ни одна история Сивы не будет полной без описания основных событий той кампании, которая была одним из самых блестящих и успешных «побочных шоу»
Великая война произвела неизгладимое впечатление на арабов Западной пустыни, которое они будут помнить ещё много лет.

 После войны в Триполи между итальянцами и турками в 1911 году
суверенитет Италии над Триполи был официально признан Лозаннским договором, но, хотя вся страна стала итальянским владением, прочно удерживались только прибрежные города.
Арабы на юге и берберы, жители различных оазисов,
сильно возмущались итальянским правлением, и по этой причине семена
Пропаганда, распространяемая турецкими и немецкими агентами, нашла благодатную почву
среди жителей Триполи.

Германия долгое время с завистью смотрела на Северную Африку,
и в начале войны немцы, похоже, надеялись, что, используя своё влияние в стране, они смогут побудить арабов сбросить ненавистных итальянских хозяев с побережья и выступить против
Египта с запада. С началом войны арабы на юге охотно прислушивались к турецким агентам, которые подстрекали их оружием и деньгами к восстанию против итальянцев и участию в
Священная война, объявленная турецким султаном против
Англии и союзников. Но самым важным военным и политическим
фактором в Ливийской пустыне было братство сенуситов, и до этого времени
они были решительно настроены пробритански.

 Братство сенуситов было основано Сиди Мухаммедом Бен Али эс
Сенусси, который родился в Алжире в 1787 году в берберской семье, но
утверждал, что происходит от пророка. В 1821 году он отправился в Фес и стал известен как религиозный аскет, строго придерживавшийся простых учений Корана. Незадолго до французской оккупации Алжира он покинул свой
Он покинул страну и начал путешествовать по Северной Африке, проповедуя свою доктрину чистой формы ислама. Оккупация его родной страны неверными, вероятно, способствовала неприязни к христианам, которая характеризовала его позднюю жизнь. Проведя несколько лет в Северной
Африке, он отправился в Каир и поселился в Аль-Азхаре, великом мусульманском университете Египта, но его строгие идеалы не нашли поддержки, и его учение было осуждено улемами. Из Каира он отправился в Мекку,
где учился у Сиди Ахмеда Ибн Идриса эль Фаси, лидера
Братство Хадрия, имевшее некоторое влияние в Марокко. После
смерти Сиди Ахмеда главой секты стал Мохаммед эс-Сенусси,
который несколько лет путешествовал среди бедуинов Хиджаза. Но
его учение было слишком мирным для этих свирепых арабов, и в 1838 году
он вернулся на запад и поселился в Сиве.

 В Сиве он жил в пещерах в известняковой скале под Каср
Хассуна, живший в одном из них, а другой использовавший в качестве молельни.
Своими руками он вырезал нишу, или «михраб», обращённую в сторону
Мекки. Во время своего пребывания в Сиве он сильно заболел и одно время
Он чуть не умер. Жители Сивы с энтузиазмом приняли его учение,
и с тех пор большая часть населения стала ревностными сенуситами. По этой причине всегда считалось очень опасным для всех, кто не был чрезвычайно религиозен и добродетелен, жить в этих пещерах в Каср-Хассуне.

 Когда я был в Каср-Хассуне, один из моих слуг попросил разрешения жить в пещере. Я напомнил ему о суеверии, но разрешил. Это было ужасно; примерно через месяц он съехал
и пожаловался мне на постоянные неудачи, которые преследовали его
Он сбежал от него. Его жена сбежала, он заболел, у него украли немного денег, и его сильно укусил тарантул. Другой мужчина, который в Секции имел репутацию особенно религиозного, поселился там, но пробыл всего неделю, и после этого в пещерах стало совсем пусто. Ни один из сиванцев ни за что не стал бы жить в этом месте, а жена моего суданского санитара-сиванца жила в маленькой хижине у входа.

[Иллюстрация: «Каср Хассуна», дом окружного судьи]

После восьми месяцев в Сиве Мухаммед эс-Сенусси отправился в Джало и
Он вступил в контакт с зуиа, свирепой и воинственной арабской расой,
которая владела различными оазисами на юге Триполи. Они приняли его учение,
и в 1844 году он основал свою первую завию — религиозный центр — в Эль-Беде,
где родился его старший сын. Из этого центра братья-сенуситы распространяли своё учение по всей Африке, путешествуя с большими караванами торговцев, которые везли рабов, слоновую кость, оружие и т. д. из Судана, Триполи, Вадаи и Египта. Постепенно они стали считаться арбитрами в спорах, и к ним стали обращаться по важным делам.
предстали перед Мухаммедом эс Сенусси для вынесения приговора. Они успешно
совмещали обязанности торговцев и магистратов, приобретя большое
богатство и большое влияние. Сенусси всегда были противниками
роскоши и нетерпимы к неверующим; они утверждали, что их форма
мусульманства была более чистой, чем любая другая, и настолько, насколько это было возможно
они держались в стороне от политики.

В 1852 году Мухаммед эс-Сенусси вернулся в Мекку и вскоре после этого
официально отлучил от церкви турецкого султана. В 1856 году он в последний раз
приехал в Джерабуб, расположенный в 150 километрах к западу от Сивы. Он умер
Он умер здесь три года спустя и был похоронен в усыпальнице при мечети. На
момент его смерти его авторитет был огромен; паломники преодолевали
многие тысячи миль, чтобы посетить Джерабуб, и сенуссизм распространился
по всей Центральной и Северной Африке. Сенусси-завии разбогатели
на торговле и владели большим количеством рабов, а также оружием и
боеприпасами, которые импортировались из Турции, выгружались на
побережье Триполи и отправлялись на юг. Один из величайших авторитетов в области
изучения сенуситов оценивал их численность от полутора до
На момент смерти Мухаммеда эс-Сенусси их было три миллиона. Но
их значение как военного фактора было невелико; будучи рассредоточенными на такой огромной территории, они не были сплочены, и любые совместные действия были практически невозможны.

 У Мухаммеда эс-Сенусси было два сына, Мухаммед эль-Махди и Мухаммед
эль-Шериф. Первый сменил своего отца на посту лидера сенуситов. Значительную часть своей жизни он провёл в Джерабубе,
наживая огромное состояние и укрепляя своё влияние мирным
проникновением. В 1884 году он отказался помочь суданскому Махди, который
обратился к сенуситам за помощью в изгнании англичан из
Египта. Если бы сенуситы восстали тогда и объединились с суданцами,
положение Египта было бы очень опасным. Мухаммед эль
Махди умер в 1902 году, и ему наследовал его племянник Сайед Ахмед,
поскольку сын Мухаммеда эль Махди был ещё ребёнком.

Когда Сайед Ахмед добился успеха, французы продвигали свои завоевания вглубь страны от побережья, а турки также продвигались на юг в Триполи. Сайед Ахмед делал всё возможное, чтобы противостоять им, но постепенно
был вынужден отступить. Одна за другой различные завии были заняты,
В конце концов вождь сенуситов был вынужден вернуться в Куфру и Джерабуб. В
1911 году Сайед Ахмед вступил в союз с турками, хотя сенуситы
всегда враждовали с ними, и когда итальянцы высадились на побережье
Триполи, сенуситы поддержали турок в войне против итальянцев, а
когда турки были окончательно разбиты, сенуситы во внутренних районах
снова стали практически независимыми.

Летом 1915 года сенуситы всё ещё формально находились в состоянии мира с
Египтом и Великобританией, но прогерманские агенты успешно разжигали
антибританские настроения, и арабов вооружали и организовывали немецкие и турецкие офицеры, которые высаживались на подводных лодках — из
Константинополя — ускользали от итальянцев на побережье и спускались
на юг, в страну сенуситов. Союз Великобритании и Италии
был стимулом для арабов в Триполи, которые с горечью восприняли
итальянскую оккупацию своей страны.

В Соллуме, пограничном посту, находился небольшой гарнизон из
египетской армии и береговой охраны, состоявший из местных солдат и двух или трёх
английских офицеров. В августе 1915 года экипажи двух английских
подводные лодки, кораблекрушение на побережье к западу от Соллум, были обстреляны
в Сенусси, но Сайед Ахмед принес извинения и заявил, что он не
знаете, какой национальности эти люди. Осенью стало известно, что
попытка британцев захватить Галлиполи провалилась; возникла опасность
беспорядков в Египте, и турки атаковали Суэцкий канал.

5 ноября вооруженный патрульный катер "Тара" был торпедирован
у берегов Соллума. Три её судна выбросило на берег в нескольких милях к западу от
границы, и девяносто два человека из экипажа были захвачены в плен сенуситами
Арабы отвезли их вглубь страны, в место под названием Бир-Хаким, к колодцу, который находится примерно в семидесяти милях к югу от побережья. Там их держали в плену в течение нескольких месяцев, и всё это время они страдали от невыносимых лишений, которым их подвергали похитители. Их так плохо кормили, что они были вынуждены есть улиток, которых в некоторых частях пустыни очень много. Несколько человек умерли, а их попытки сбежать во всех случаях были безуспешными. История их страданий
и приключений легла в основу двух книг, написанных одним из
выжившие по возвращении домой. Даже после этого инцидента Сиди Ахмед
продолжал заявлять о своей дружбе с британцами и отрицал, что ему что-либо известно о местонахождении экипажа «Тары».

 Примерно в это время в высокогорной пустыне над Соллумом
начали собираться большие толпы арабов. Гарнизон был немного усилен, и с побережья
прибыли несколько бронеавтомобилей из Египта. 23 ноября Соллум
был атакован многочисленным отрядом сенуситов, вооружённым разнообразным
огнестрельным оружием и несколькими старыми пушками. Гарнизон был эвакуирован
во время сильной песчаной бури на египетскую канонерскую лодку «Рашид»,
и в тот же день гарнизон Баррани был перевезён на побережье
на другом судне. Они высадились в Матрухе, который был приведён в состояние
обороны, и вскоре гарнизон был значительно усилен британскими войсками,
которые спешно были переброшены из Александрии на траулерах и
автомобилях с железнодорожной станции. Через несколько дней после прибытия в Матрух
несколько человек из египетской береговой охраны перешли на сторону врага,
а полковник береговой охраны Сноу-Бей был застрелен во время разговора с
так называемыми дружественными арабами во время разведки.

Полковник Сноу и майор Ройл, ещё один офицер береговой охраны, который
погиб позже, во время войны, после того как присоединился к лётному корпусу,
были очень хорошо известны в Западной пустыне. Как правило, бедуины
мало говорят об англичанах, которые жили и служили среди них,
но даже сейчас, несколько лет спустя, эти два имени постоянно
упоминаются у арабских костров.

Пока британские войска укрепляли оборону Матруха,
сенуситы собрались в нескольких милях к западу от города. 13 декабря
гарнизон выступил против врага, и отряд численностью около 1300 человек
Сенусси был вытеснен из длинного вади и отступил, понеся большие потери. В этом случае эскадрон йоменов, по которым вели огонь из оврага, атаковал врага и внезапно оказался в глубокой и неожиданной низине.

 К концу месяца ещё один крупный отряд арабов под командованием Гаффар-паши, турка-германиста и очень способного офицера, занял долину Вади-Маджид недалеко от Матруха. Похоже, они намеревались напасть на Матру в Рождество, когда, по их мнению, гарнизон будет есть и пить, но, как оказалось,
В городе не было даже пива. В канун Рождества британские войска,
состоявшие из части новозеландской бригады, нескольких сикхов, австралийской
лёгкой кавалерии и британских йоменов, при поддержке самолётов и военно-морских
кораблей, которые обстреливали противника с побережья, вышли из Матруха
и в Рождество провели успешное сражение. Арабский лагерь был
уничтожен, а противник отбит с большими потерями. После сражения
британские войска вернулись в Матрух. К этому времени
началась обычная зимняя погода; на побережье лили дожди,
заполняя вади, заболочивая дороги и превращая страну в
трясину. Вражеские силы снова сосредоточились в месте, примерно в 26 милях
к западу от Матруха. Их обнаружили с помощью самолётов, атаковали и снова
оттеснили на запад. 26 февраля произошло ещё одно сражение у
Агагии, недалеко от Баррани. Враг понёс большие потери, а Гаффар-паша,
Командующий армией сенуситов был взят в плен во время блестящей атаки,
которую предприняли йомены Дорсета. После этого поражения Сайед Ахмед,
вождь сенуситов, с несколькими своими сторонниками и огромным количеством
Он оставил побережье, где ему было слишком жарко, и отправился через пустыню в Сиву, путешествуя с большим комфортом, с граммофонами, часами, медными кроватями и большим гаремом!

 По прибытии в Сиву он поселился в Каср-Хассуне, но жил совсем не так, как его предок, настоящий Мухаммед эс-Сенусси. Его заместителем был назначен отставной офицер береговой охраны Мухаммед Эффенди Салех. Поначалу сиваны встретили
Саида Ахмеда с большим энтузиазмом, но их чувства быстро изменились
когда плохо дисциплинированная толпа, составлявшая его армию, начала разорять сады и грабить людей. Мохаммед Салех уже бывал в Сиве и точно знал, сколько денег было у разных жителей. Это знакомство с финансовым положением каждого было очень полезно, когда он начал вымогать деньги у местных жителей. Тех, кто не мог или не хотел платить, избивали на рыночной площади и
принудительно забирали в армию; тех, кто платил немного, делали
капралами и офицерами, и только те, кто давал много денег,
освобождались от службы. Самые богатые шейхи и купцы награждались
турецкими и немецкими медалями и орденами и получали звания пашей
и беев. Офицеры армии Сенусси оделись в ярко-зелёные кафтаны, которые они сшили из зелёных сукна и
бархата, найденных в кабинетах «Марказа». Все папки,
правительственная мебель и т. д. были захвачены Сайедом Ахмедом,
который носил их с собой до конца кампании и в конце концов оставил
их в Джерабубе, когда покидал страну.

 Тем временем кампания на побережье
шла плохо для
Сенусси. Баррани был занят после битвы при Агагии, и оттуда
британские войска, усиленные герцогом Вестминстерским и его
броневиками, продвинулись к Соллуму, который был занят 14-го
в марте. Соллум был взят в плен в результате атаки с тыла с высоты уступа.
бронетехнике и войскам удалось найти путь вверх по утесам.
по крутому, обрывистому перевалу, известному как ”Негб Халфия“, или "Ад
Огненный перевал”, как это впоследствии назвали. Сенусси взорвали свой
большой склад боеприпасов в Бир-Вере, на границе, и остатки
остатки их армии были отброшены в пустыню на много миль, преследуемые британскими автомобилями, которые рассеяли их по всей округе и внушили всем арабам священный ужас перед «тромбинами» — двигателями, — который они никогда не забудут. Захват Соллума фактически положил конец боям на побережье; после этого оставалось только очистить Сиву. Страна была полна беглецов и их голодающих семей, которых кормили и обеспечивали британцы. Арабские женщины стекались к гарнизонам в Соллуме и Матрухе, предлагая свои серебряные украшения в обмен на еду.

16 апреля, к большому облегчению жителей, Сайед Ахмед
отправился из Сивы в оазис Дахла. Он взял с собой большинство
трудоспособных мужчин, а также несколько солдат-сенусситов и много
верблюдов с багажом. От жителей Сивы ожидалось, что они
привезут с собой еду, но к тому времени они были настолько
бедны, что у них не было даже фиников, чтобы прокормиться. Несколько человек погибли в пути, а ещё больше дезертировали
и вернулись в оазис. Сайед Ахмед оставался там несколько
Он провёл несколько месяцев в Дахле, а затем вернулся в Сиву, торопясь, как загнанный заяц. В каждом из этих небольших путешествий по пустыне великий шейх
сбрасывал часть своего багажа.

 Во время его отсутствия в Сиве шейхи секты Медина организовали
очень успешное небольшое восстание. Люди восстали против шейхов-сенусситов, которые остались у власти, загнали их в
Маркаб и осаждали в течение двух дней. В конце концов был заключён мир,
но не раньше, чем шейхи Сенусси отправили Сайеду
Ахмеду отчаянные послания, в которых жаловались на возмутительное поведение сиванцев и
умоляя его вернуться. В то же время сиванцы отправили Сайеду Ахмеду письма с жалобами на его шейхов, которые остались в Сиве для поддержания порядка. Посланники встретились в пути и вместе отправились в путь, пока не встретили Сайеда Ахмеда и его отряд между Дахлой и Сивой. Они передали свои письма шейху, и он прочитал их вместе с ними. Новости о «происходящем» в Сиве ускорили его возвращение.

Он снова обосновался в Каср-Хассуне. Здесь он
соблюдал строгие религиозные обряды и призывал людей
молиться о божественной помощи против неверных, которые разрушили
Армия Сенусси на побережье. В январе Сайед Ахмед и Мохаммед Салех, его заместитель, подумывали о том, чтобы отступить в Джерабуб, чтобы оказаться ещё дальше от британцев. 2 февраля колонна бронеавтомобилей, грузовиков и легковых машин прибыла в нескольких милях к северу от Гирбы, небольшого оазиса в глубокой скалистой долине к северо-западу от Сивы. На следующий день машины успешно спустились с перевала и атаковали вражеский лагерь в Гирбе. Сенусси были совершенно
потрясены. Они уже научились бояться британских автомобилей, но
они ни на секунду не допускали мысли, что большой отряд на
машинах сможет пересечь пустыню от побережья, преодолев почти 200 миль,
и атаковать их в крепости. Из-за каменистой почвы машины
не могли приблизиться к противнику. Сражение продолжалось целый день. Сенусси, которых было около 800 человек,
находились под командованием Мохаммеда Салеха, а ещё один отряд из
500 человек был в Сиве под командованием Сайеда Ахмеда. При первой же тревоге великий шейх погрузил себя и свои пожитки на верблюдов и в панике бежал через
Песчаные дюны в направлении Джерабуба, за которыми следует разрозненная толпа арабов.
Вечером 4-го числа противник начал отступать со своих позиций в
Гирбе, сжигая оружие и боеприпасы перед эвакуацией, а 5-го
февраля машины въехали в Сиву, и британские войска были встречены
шейхами и знатными людьми в Марказе с выражением облегчения и
доброжелательности. Колонна покинула город в тот же день и на следующий день достигла
«Точки сосредоточения» к северу от Гирбы.

 Другой отряд был отправлен на перевал над западной оконечностью
оазис, чтобы перехватить беглецов, но лишь несколько машин
смогли спуститься с возвышенности, но одному легкому
автомобильному патрулю, который всё же спустился, удалось отрезать часть
вражеских сил, отступавших на запад. 8 февраля вся колонна
вернулась в Соллум. Потери противника составили 40 убитых, в том числе 2
офицера-сеневийца, и 200 раненых, в том числе 5 турецких офицеров. Сайед
Ахмед и Мохаммед Салех оба сбежали, но после этого сокрушительного поражения
и захвата оазиса Сива всякая опасность со стороны сил сенуситов
миновала.

Некоторое время назад, после того как британцы заняли Соллум,
была получена информация о местонахождении пленных с «Тары», к которым присоединились выжившие с «Мурины»,
также высадившиеся на побережье и захваченные арабами. 17-го числа из Соллума с местным проводником
выступил отряд бронеавтомобилей и других машин под командованием герцога Вестминстерского. Они
помчались через пустыню в Бир-Хаким, спасли пленников и
привезли их обратно в Соллум, преодолев около 120 миль
в неизвестной пустыне и атаковали врага, численность которого они не
знали. Это смелое предприятие было, пожалуй, самым блестящим
событием, произошедшим во время операций в Западной пустыне. Герцог
Вестминстерский получил орден «За выдающиеся заслуги» за свой подвиг и был
представлен к Кресту Виктории.

 После захвата Сивы в Западной
пустыне больше не было боевых действий. В Соллуме, Матрухе и на различных станциях на побережье были размещены
британские пехотинцы, артиллеристы и верблюжьи войска, а в Сиве был
разбит лагерь для лёгких автомобилей, где они оставались в течение
некоторое время. ФБР взяло на себя управление Западной частью
Пустыни, и постепенно гарнизоны были выведены и заменены
Верблюжьим корпусом ФБР. На сегодняшний день в форте Соллум остался только один небольшой отряд
Патрули на легких автомобилях.

Сайед Ахмед и Мохаммед Салех так и не были схвачены. Великий
Путешествие шейха закончилось на побережье Триполи, где его
встретила турецкая подводная лодка и доставила в Константинополь.
Он был принят султаном и с тех пор остаётся там, в изгнании со своей родной земли, вероятно, сожалея о том, что когда-то позволил
позволил убедить себя примкнуть к туркам.

Сайед Ахмед не отличился в этой кампании. Всякий раз, когда он
думал, что сражение будет слишком близко, он поспешно отступал в более
отдаленное место. Его трусливое поведение в определенной степени
стало причиной поражения его войск; он никогда не принимал участия
в сражениях и никогда не возглавлял их лично. Его поведение сильно отличалось от поведения Али Динара, султана Дарфура в Судане, которого турки также убедили восстать против англичан в то же время. Последний проявил немалое личное мужество,
и был убит на поле боя в конце войны. Сайеду Ахмеду наследовал его двоюродный брат Сиди Мохаммед Идрис, сын Мохаммеда эль
Мади, который всегда придерживался пробританских взглядов и
старательно воздерживался от участия в восстании сенуситов и
последующей кампании. Британцы и итальянцы заключили соглашение, по которому Идрис должен был отвечать за поддержание порядка внутри страны и получать деньги и помощь. Это
соглашение действует до сих пор и во всех отношениях является успешным.

[Иллюстрация: шейх Мохаммед Идрис, глава племени сенуситов]




 ГЛАВА IV

 ГОРОД СИВА


 «По тенистым улочкам,

 В одиноком, окружённом песками

 Городе Африки».


 Город Сива не похож ни на одно другое место, которое я видел в Египте, Палестине или Судане. Он построен на большой скале в центре
оазиса и издалека напоминает древний замок, чьи
грубые стены возвышаются над лесами, где колышутся пальмы, и
богатыми зелёными насаждениями. Он чем-то похож на собор Святого Михаила
Гора, но внутренняя часть города напоминает ещё один из тех огромных
муравьиных холмов, которые встречаются в Центральной Африке. Дома построены из
глины, смешанной с солью, с вкраплениями больших каменных блоков из
храмов, вмурованных в стены. Строитель работает без отвеса, постепенно
возводя стену, сидя верхом на той части, которую он уже закончил,
поэтому мало какие стены прямые. Ещё одна архитектурная особенность заключается в том, что из-за необходимости делать стены толще у основания, чем наверху, большинство домов, особенно минареты,
мечети, сужающиеся к вершине. Дома построены один над другим на скале, а внешние стены образуют
одну большую линию зубчатых стен, пронизанных небольшими группами окон,
охватывающих город и возвышающихся над землёй, в некоторых местах
на высоту почти 200 футов. Изначально город располагался на вершине и склонах двух известняковых скал, которые резко поднимаются над равниной. Но по мере роста населения на старых домах стали строить новые, и город не расширялся, а разрастался.
Город начал подниматься ввысь, дом за домом, улица за улицей, квартал за кварталом, пока не стал больше похож на пчелиный улей, чем на город. Отцы строили дома для своих сыновей над родительским жилищем, пока их правнуки не достигли головокружительной высоты на самых верхних укреплениях. Грязь, из которой были построены стены, постепенно затвердевала и становилась почти такой же плотной, как изначальная порода.

Со временем внутренняя часть города превратилась в огромный лабиринт
из домов, соединённых крутыми извилистыми туннелями, очень похожими на
шахты, где даже днём нужно носить с собой фонарь.
днём, и двум людям едва ли удастся пройти рядом. Этот лабиринт
из тёмных узких проходов с маленькими низкими дверями из расщеплённых пальмовых стволов, ведущими в них из верхних квартир, образует старый город Сива. В некоторых местах стены частично разрушены, и открывается вид на зелёный оазис или нижнюю часть города с его плоскими крышами и квадратными двориками, обрамлёнными неровной разрушенной кладкой. Мне
потребовалось почти два года, чтобы освоиться в этой части города,
при этом я много раз ударялся головой о пальмовое бревно
балки, поддерживающие низкий крышами, которые в большинстве случаев всего около 5
ноги высокие.

Этого человека Уоррен на удивление чистой и свободной от запахов
что можно ожидать в месте, где есть такая отсутствие
света и вентиляции. Одна из самых любопытных вещей, которую замечаешь
, - это приглушенный гул человеческих голосов, исходящий от невидимых людей,
и постоянный звук камнемолящих мельниц, вверху, внизу и
повсюду вокруг. Когда встречаешь людей, бредущих по этим извилистым
коридорам, они появляются из ниоткуда, молча, в белых одеждах, словно призраки,
и проходят мимо, бормоча приветствия, в свои мрачные дома. Это
большое облегчение — после того, как нагибаешься, поскальзываешься и ударяешься голенями,
чтобы добраться до открытой крыши на самой высокой башне города, где на мгновение яркий солнечный свет слепит глаза, привыкшие к
мраку нижних этажей. Когда в редких случаях
У меня были гости, и я всегда водил их на смотровую площадку, расположенную на
самом высоком уровне, где несколько крепких суданских верблюжатников
помогали тянуть, толкать и продвигать экскурсантов. Но большинство из них,
особенно пожилые полковники, были слишком измотаны жарой и
когда они наконец прибыли, я оценил вид, открывшийся перед ними, и в итоге оставил это «зрелище» только для самых активных посетителей.

 Высоко в центре города, на небольшом открытом пространстве, окружённом высокими мрачными домами, есть древний колодец, вырубленный в скале.  В нём отличная вода.  По-видимому, в центре скалы есть источник, питающий колодец, и два небольших родника неподалёку. На полпути вниз по колодцу, примерно в 30 футах от верха,
чуть выше уровня воды, есть небольшой вход, достаточно широкий, чтобы пропустить мальчика, который ведёт в узкий туннель, прорубленный в скале.
в скале, заканчиваясь на территории мечети на ровной поверхности. Никто не проходил по этому проходу уже много лет из-за страха перед змеями, которые, конечно, там есть, а также перед джиннами и афритами. Длина туннеля составляет около 150 ярдов, и на его строительство, должно быть, ушли годы, но трудно догадаться, для чего он изначально предназначался. Этот старый колодец особенно популярен среди женщин, так как, набирая здесь воду, они могут не ходить к родникам, где они обязательно встретили бы мужчин. Часто, когда я выходил из узкого прохода , я
Вы бы увидели дюжину женщин, занятых своими кувшинами, с откинутыми вуалями,
смеющихся и болтающих — в мгновение ока, словно по волшебству, все они
бесшумно исчезли бы, и только глаза, выглядывающие из соседних окон,
показывали бы признаки жизни.

 Под старым верхним городом, у подножия могучих стен,
расположено ещё больше домов, и они тоже окружены внешней стеной. Помимо этого, более современные дома были построены, когда
меньше опасались набегов враждебно настроенных арабов. Большинство шейхов и
богатых торговцев покинули верхний город и построили большие
комфортабельные дома внизу, или среди садов в соседних
пригородах Себух и Маншия. У многих из них есть также загородные
дома, куда они уезжают летом, когда жара в городе становится
невыносимой, в свои поместья в разных частях оазиса. Дома шейхов и знати
отличаются полосой побелки по фасаду, но горе бедняку, если он
украсит свой дом подобным образом. Гробницы шейхов и святых
каждый год белят за государственный счёт. Один из самых богатых и
непопулярных торговцев покрыл всю
его дом, выкрашенный в белый цвет. Это нововведение вызвало серьёзное неодобрение
среди консервативных шейхов Сивы. Они пожаловались мне,
сказав, что с незапамятных времён знатные люди выделяли свои дома
полосой белой краски, но никто никогда не белил весь дом —
следовательно, и не должен! Когда несколько дней спустя какие-то воры вломились в «побеленную гробницу» и украли двенадцать фунтов, всё население согласилось, что это было справедливое возмездие за неподобающую гордыню.

 Три финикийских рынка — это большие обнесённые стеной площади, где каждый торговец
и у семьи есть место, где можно разложить финики на продажу; одно из них
общее, а два других принадлежат востоку и западу соответственно. У входа на каждый рынок есть небольшой домик, где живёт старый суданской сторож, которому платят натурой все, кто пользуется рынком. Осенью тысячи арабов приезжают из Египта и с запада, чтобы купить финики, которые считаются одними из лучших в Египте. Вокруг рынков есть загоны для верблюдов и жилища для арабов,
которых терпят в городе только потому, что они приезжают торговать.
В разгар сезона здесь оживлённо. Сотни арабов в белых одеждах
 бродят среди груд красных, коричневых и жёлтых фиников, громко спорят
и торгуются, в то время как их верблюды хрюкают и ворчат снаружи,
а над всем этим кружится рой мух. Полуобнажённые негры
трудятся и потеют, нагружая верблюдов белыми корзинами из пальмовых листьев,
набитыми доверху липкими финиками. Живые забавы случаются, когда
верблюдица с пронзительным голосом сбрасывает свой груз и дико носится
по толпе, разбрасывая людей, вытянув свою длинную шею
как встревоженный гусь. Арабские пони визжат и ржут, ослы ревут, а бродячие собаки рычат и лают. В Сиве есть обычай, что любой может свободно есть финики на рынках, но никому не позволено уносить их с собой; поэтому нищие, которых там очень много, пробираются между покупателями, жадно хватая грязными руками лучшие финики и добавляя свои скулящие жалобы к общему шуму. Кроме того, все
собаки, дети, куры, козы и голуби питаются финиками
до того, как владельцы их продают. Самая популярная форма подачи фиников —
что-то вроде «муша», состоящего из плотной массы спрессованных фиников,
из которых вынимают большую часть, но не все косточки. Раньше я любил финики,
но после часа, проведённого на рынке, уже не хочется их есть.

 На финикийских рынках возвышается квадратная белая гробница Сиди Сулеймана. Хотя это и не мечеть, это самое почитаемое здание в Сиве. Вокруг него несколько белых надгробий, и
большую часть ночи здание освещено свечами, которые ставят верующие
у могилы святого. Рядом находится большая недостроенная мечеть
которая была построена бывшим хедивом, прекратившим работы из-за нехватки
средств. Мечети в Сиве примечательны своими причудливыми минаретами,
которые напоминают небольшие фабричные трубы или печи для обжига кирпича; в остальном
они очень похожи на дома, за исключением того, что обычно включают
большой двор с крышей, поддерживаемой глинобитными колоннами. В нескольких
мечетях есть школы, и можно увидеть, как несколько маленьких мальчиков
сидят на земле со скучающим видом и нараспев читают длинные
строфы Корана, подражая старому шейху, который их учит.

В последнее время «власть имущие» решили, что обычная школа пойдёт на пользу молодёжи Сивы. С некоторыми трудностями я добился
помещения и учителя. Школа открылась с большим размахом. Почти
все мальчики в городе посещали её. Они учились читать и писать, а
после захода солнца занимались «физическими упражнениями» и строевой
подготовкой, маршируя по рыночной площади, к большому восхищению
своих родителей. Но новизна приелась. Посещаемость снизилась. Посещение школы было добровольным, так что я ничего не мог поделать. Примерно через месяц школа прекратила своё существование, и мальчики снова сидели у ног
старые шейхи в школах при мечетях. Таков консерватизм Сивы.

Делать покупки в Сиве очень просто. Каждый магазин является обычным магазином и
содержит то же самое, что и в других. Цены не меняются, поэтому
каждый имеет дело исключительно с одним продавцом; магазины разбросаны
по всему городу, и покупателями каждого являются люди, которые живут
поблизости. Сами магазины едва заметны. Здесь нет
витрины с товарами, фактически нет ничего, что отличало бы магазин. Входишь в маленькую дверь, и комната внутри больше похожа на кладовую,
чем на гостиную; иногда там есть грубая столешница, несколько полок
и весы, но меры веса в основном состоят из маленьких корзинок,
в которых, как считается, содержится определённое количество. В мешках
и ящиках по всей комнате лежат мука, бобы, чай, рис и сахар;
в одном углу висят несколько рулонов ситца и связка цветных
носовых платков, подвешенных на гвозде к потолку.

 В кладовой, примыкающей к магазину, есть ещё мешки,
банки с маслом и, возможно, связка бедуинских одеял. Тем не менее некоторые торговцы из Сивана зарабатывают более тысячи фунтов в год на своих лавках и небольшой торговле финиками. Используются египетские деньги, серебро
Бумажные деньги не пользуются большим спросом, и допускается кредитование, что позволяет торговцам брать взаймы и в конечном итоге владеть частью садов своих клиентов.

Жёны торговцев обслуживают покупательниц.  В каждом магазине есть боковая дверь, ведущая в верхнюю комнату, где
сиванские женщины покупают одежду, а их обслуживает жена или мать торговца. Они покупают в основном «кохль» для затемнения
глаз, хну для украшения пальцев и рук, серебряные украшения, мягкие
красные кожаные туфли и ботинки, синий хлопчатобумажный материал
в Кердассе, недалеко от Гизы, серые шали, шёлк для вышивки, красители для
окрашивания корзин и очень дорогие яркие шёлковые платки, сделанные в
Манчестере, которые они носят на голове, когда находятся в помещении. Некоторые
жены торговцев продают не только одежду, но и талисманы и амулеты.
Женщины очень консервативны в своих нарядах, носят только определённые
цвета. Однажды мне понадобился кусок зелёной ткани, чтобы сделать
флаг. Я обошёл все магазины в городе, но
безуспешно. Однако это вызвало большой ажиотаж, и на следующий день я услышал,
что городские сплетники пришли в
Они пришли к выводу, что я собираюсь жениться, и зелёная ткань должна была стать частью приданого. Они были разочарованы.

  В Сиве нет ничего, что могло бы сравниться с великолепными базарами Каира или ярко украшенными магазинами на рынках провинциальных городов. В этих тёмных маленьких магазинчиках нет красок, только странный, довольно приятный запах, смесь благовоний, специй, трав, лука, оливкового масла и кофе. Мясо покупают напрямую у мясников,
которые забивают овцу или верблюда. Сахар и чай — самые
популярные товары первой необходимости на рынке. Во время войны и ещё какое-то время
после этого возник дефицит сахара. Поставки в Сиву осуществлялись с побережья, но редко доходили до оазиса. Когда небольшое количество сахара всё же попадало в Сиву, его сразу же раскупали, а торговцы, которые его получали, наживались на этом. Цена за ок (2,5 фунта) достигала 40 пиастров (8 шиллингов), что в Египте является чрезмерно высокой ценой. В конце концов продажа сахара была взята под контроль правительства, и были выпущены сахарные талоны. Даже тогда случались случаи контрабанды сахара через границу в Триполи, где его не хватало
ещё более суровые. Арабы или сиваны просто несчастны, если им приходится пить чай без сахара. Это делает их раздражительными и утомлёнными, и они говорят себе, что это вредит их здоровью. В остальном люди зависят от продуктов, выращенных в саду, от фиников, лука, фруктов и грубого местного хлеба. Женщины сами шьют себе одежду, а также, как правило, своим мужьям, иногда ткут шерсть для длинных «джибб», которые носят работающие мужчины, на грубых ручных ткацких станках. В городе есть плотник и несколько каменщиков, но в качестве торгового «центра» Сива не очень привлекательна.

Хотя снаружи сиванские дома выглядят непривлекательно, внутри они
сравнительно удобны. Лично мне не понравилось, что двери были очень низкими,
хотя сами сиванцы в целом высокие. Мне сказали, что двери сделали маленькими
для тепла. В целом дома построены по обычному арабскому образцу;
на первом этаже находятся кладовые, конюшни и комнаты для прислуги.
Наверху находятся комнаты для гостей, гарем и гостиная. В
прихожей есть сиденья из глины, как и стены, и обычно
скрытый от посторонних глаз углом за дверью. Лестница крутая
и узкая, с внезапными резкими поворотами; на ней всегда кромешная тьма,
поскольку свет проникает только в комнаты на внешних стенах. Каждый дом
состоит из двух или трех этажей, а над ними есть открытая крыша,
иногда на ней пристроено несколько комнат. Старые дома в верхнем городе
отличаются от других, только у тех, что на самом верхнем уровне, открытые
крыши. Огромная толщина стен позволяет домам сохранять прохладу летом, когда температура в тени часто достигает 112 градусов.
и тепло зимой, когда ледяные ветры дуют с высокогорного плато. Комнаты в домах высших сословий большие и высокие, освещаются маленькими квадратными окнами, расположенными группами по три, одно над другим, чтобы не создавать ненужную нагрузку на кладку. Каждое окно разделено на четыре части, и в каждой части есть ставни; летом ставни держат открытыми. Окна расположены очень низко, на несколько футов выше уровня пола, что позволяет людям сидетьлежащие на земле, чтобы смотреть из них. Потолки сделаны из пальмовых стволов, покрытых тростником и слоем грязи; концы стволов, если они слишком длинные, выступают за пределы стен и служат колышками, на которые вешают связки костей, чтобы отвести «дурной глаз». Грязь, которая становится твёрдой, как цемент, используется не только для стен, но и для лестниц, диванов, печей и большей части кухонной утвари. Старые каменные гробы, найденные возле храма или в некоторых
скальных гробницах, используются в качестве водосборников в большинстве домов.
Полы покрыты пальмовыми циновками, а иногда и старыми турецкими или персидскими коврами; на диванах лежат несколько подушек,
белых валиков или красиво тиснёной кожи из
Судана. Стены побелены и иногда украшены грубыми цветными фресками, и почти в каждой комнате есть несколько тяжёлых деревянных сундуков, красиво украшенных резьбой, иногда очень старых, в которых хранят ценности. Иногда можно увидеть пару стульев
и круглый жестяной столик, такие обычно стоят у кафе.
но лично я всегда чувствовал себя гораздо уютнее, сидя
со скрещенными ногами на куче подушек у окна, чем на шатком стуле
над головами хозяев. Медный поднос, низкий круглый столик,
несколько корзин и глиняная лампа, висящая на стене, дополняют
обстановку гостевой комнаты. Я провёл много приятных часов,
сидя в одной из этих высоких комнат, глядя на перистые
пальмы и наблюдая, как меняются цвета, когда солнце садится за
горы, болтая с каким-нибудь старым шейхом, выкуривая сигарету
и попивая сладкий зелёный чай.

[Иллюстрация: западный квартал с восточной крыши]

Летом люди спят на плоских крышах своих домов,
которые по этой причине окружены низкими глинобитными стенами,
чтобы обеспечить уединение от соседей. Они лежат на крышах, мужчины, женщины и
дети, всегда закрывая лица от луны, потому что говорят, что лунный свет на спящих лицах вызывает безумие. Днём женщины
сплетничают на крышах и плетут интриги, потому что нет ничего проще, чем перепрыгивать через стены с одной крыши на другую,
а мужьям не подобает часто бывать там.
днём на крышах. Часто, когда я поднимался в цитадель и смотрел на город, я видел группу девушек, сидящих на крышах,
которые обычно пели и причёсывали друг другу волосы. Когда они замечали, что кто-то наблюдает за ними сверху, они убегали по крутым лестницам, как кролики в свои норы. Кроликов тоже можно увидеть. Почти все местные жители разводят их, и в целях безопасности их держат на крышах.

Одной из особенностей города Сива являются «дулулы», или навесы от солнца. Они представляют собой помещения, защищённые от солнца крышей из
тростник и грязь, поддерживаемые глиняными столбами. Часто в центре стоит каменный сосуд с водой, который всегда наполнен за счёт одного из шейхов в память об умершем родственнике. Здесь по вечерам собираются седобородые горожане, чужеземцы сидят и сплетничают, когда приезжают в город, а верблюжьи погонщики бродят вокруг, чтобы узнать последние новости. Это что-то вроде общественного клуба, и здесь можно услышать ещё больше сплетен, чем в клубе у себя дома. Самый большой из
этих навесов от солнца превратился в небольшой рынок, а несколько обветшалых
Старики раскладывают свои товары в его тени — несколько корзин, дюжина луковиц, старый шёлковый, потрёпанный жилет и немного красного перца — вот и весь товар одного из этих торговцев. То, что они говорят в «суке», соответствует «базарным разговорам» в Индии, и невероятно, как быстро там становятся известны самые сокровенные факты.

Сиваны — это отдельная раса, совершенно не похожая на арабов Западной пустыни, но внешне они очень мало отличаются от своих соседей-бедуинов. Благодаря своему изолированному образу жизни они сохранили свой родной язык, который, по-видимому, является аборигенным
Берберский диалект. Они, несомненно, являются остатками коренного народа берберского происхождения, но постоянные смешанные браки с чужеземцами
стёрли все общие черты в их внешности, а благодаря смешанным бракам с суданцами они приобрели более тёмную кожу и в некоторых случаях негроидные черты. В целом среди сиванцев не видно ни арабского, ни феллахского, ни коптского типа.

Мужчины высокие и крепко сложенные, с чуть более светлой кожей,
чем у арабов. В некоторых случаях у них светлые прямые волосы и голубые глаза
глаза, а у одной целой семьи рыжие волосы и розовые щёки, хотя они сами не знают, откуда это взялось. Большинство молодых мужчин необычайно уродливы и имеют свирепое и звериное выражение лица,
но с возрастом они хорошеют, а старейшины города — приятные,
благородные на вид мужчины, хотя и женоподобные в своих манерах. Дети бледны и нездоровы на вид. У сиванцев высокие скулы, прямые носы и короткие, слабые подбородки. Они очень тщеславны и придают большое значение своей внешности; в праздничные дни даже самые пожилые мужчины подводят глаза «колгой» и умащиваются
зловонный запах.

Богатые сиванцы носят обычную арабскую одежду — белые халаты, длинную
шёлковую шаль, обёрнутую вокруг тела и перекинутую через плечо, мягкую
красную шапочку с синими кисточками и жёлтые кожаные туфли. В торжественные дни они
надевают яркие каирские шелка и цветные халаты из Триполи и Марокко, но в обычных случаях преобладает белый цвет. Слуги и рабочие, составляющие основную часть населения,
в том числе многие суданцы, которых привезли с юга в качестве рабов,
носят длинную белую рубашку, белые штаны, головной убор из ткани и иногда
Любопытный похожий на мешок наряд из местной шерсти, украшенный яркими узорами из шёлка или красителей. Сива — единственное место в Египте, где не увидишь местных жителей, подражающих европейской одежде или расхаживающих в брюках цвета хаки или туниках — остатках египетских
экспедиционных войск.

 Женщины невысокие и стройные, очень бледные из-за малоподвижного образа жизни в строгом уединении. Самые бледные женщины вызывают наибольшее восхищение. Их большие
чёрные глаза подведены «колгой», а маленькие руки окрашены
хной. На людях они носят универсальное платье, которое
Отличительная черта. Она состоит из тёмно-синего полосатого халата, доходящего до колен, с длинными рукавами, квадратным вырезом и вышивкой вокруг шеи, белых панталон с вышивкой вокруг лодыжек и большой квадратной серой шали с тёмно-синей каймой, которой они покрывают себя, когда выходят из дома. Их украшения состоят из бесчисленных серебряных серёжек с пучками серебряных цепочек и маленьких колокольчиков, серебряных браслетов, ножных браслетов и ожерелий. Незамужняя девушка отличается
«диском девственности», который представляет собой серебряный диск с гравировкой
размером с блюдце, подвешенное на шее на тяжёлом серебряном кольце. Эти кольца, как правило, очень старые и красиво гравированные. Когда сиванская женщина надевает все свои серебряные украшения, она звенит, как тележка жестянщика, но её муж поэтично сравнивает её с пони в попоне. В целом они выглядят довольно мило, но сильно отличаются от красивых, здоровых арабских женщин с побережья.

Дома более состоятельные женщины носят цветные шелка и более дорогую
одежду. Они смазывают свои прямые чёрные волосы маслом и укладывают их.
в сложной причёске. Над глазами свисает бахрома из коротких локонов, а по обеим сторонам лица
надеты несколько заплетённых кос, похожих на бахрому швабры. В косы вплетены полоски алой кожи, которых всегда должно быть
нечётное количество, а на концах кожи висят серебряные колокольчики, кольца и амулеты. Один из первых путешественников в Сиву обратил внимание на то, что ухо, способное выдержать такие тяжёлые серебряные серьги, очень крепкое, но вместо того, чтобы висеть на самом ухе, серьги прикреплены к кожаному ремешку, перекинутому через
во главе угла. Весь материал для женской одежды производится
одной семьёй египетских торговцев в Кердассе, недалеко от пирамид. У одного
брата есть магазин в Сиве, а остальные живут в Египте. Из-за
этого цены на одежду очень высоки, но ни один из торговцев из Сивы
никогда не задумывался о том, чтобы открыть конкурирующую торговлю.

Женщины из высших слоёв общества редко появляются на публике днём,
кроме как на похоронах, когда сотни из них толпятся вокруг дома, как
стая серых ворон, воя и крича. Когда кто-то проезжает мимо, они
Они вскакивают с земли и пробегают несколько шагов, волоча за собой по земле длинные серые шали, а затем снова садятся на корточки, как стервятники, испугавшиеся трупа. Они никогда не работают в поле и не гонят стада на пастбище, как арабские женщины или феллахи, а занимаются плетением корзин, гончарным делом и домашними делами. Когда одна женщина приходит в гости к другой, она надевает всю свою одежду и постепенно избавляется от неё, чтобы произвести впечатление на гостей своим богатством. Когда я встретил на улице одну женщину
она бы шмыгнула в ближайший дверной проём, а если бы его не было, то прикрыла бы лицо шалью и прижалась бы к стене; даже отвратительные старые ведьмы изображали стыдливый восторг при виде англичанина. Едва ли кто-то из женщин говорит по-арабски, и именно благодаря своей странной скрытной жизни сиванцы сохранили свой язык и сегодня так отстают в развитии. Они решительно выступают против любых нововведений, отказываясь даже от помощи и советов египетских врачей. Это происходит под их влиянием как матерей
что женщины должны их власть, потому что Сиван мужчин волнует очень
мало для их жен. Большинство мужчин держат одновременно только одну жену, но
они часто женятся на двадцати или тридцати, если могут себе это позволить,
разводясь с каждой, когда она перестает нравиться.

Сиваны - типично восточные люди. Они гостеприимны, нечестны,
ленивы, живописны, невежественны, суеверны, жизнерадостны, хитры, легко
приходят в восторг или в ярость, любят интриги и крайне консервативны. Они
не безнравственны, у них просто нет морали. Мужчины печально
известны своим вырождением и по своим привычкам напоминают патанов из Индии. Они кажутся
считать, что любой порок и излишество дозволены. Странно, что эти люди, которые являются одними из самых фанатичных мусульман Африки, стали самыми порочными. Однако большинство сиванов — это сенусситы, члены той мусульманской секты, которая в некотором роде соответствует христианскому пуританству. Она выступает за простую и воздержанную жизнь и строго осуждает курение, пьянство и роскошь. Тем не менее, самые религиозные шейхи, как правило, являются самыми возмутительными.

Несмотря на свою незавидную репутацию, Сиваны вполне довольны
с самими собой и с терпимой жалостью говорят об арабах и
суданцах. Суданцы из Сивана стали такими же, как их прежние хозяева,
и, кажется, не возражают против того, чтобы их называли «рабами», но
между местными жителями и верблюжьим корпусом постоянно возникают
яростные споры из-за того, что слово «раб» используется по отношению к
последним. Арабы и, в большей степени, сиваны считают
себя намного выше суданцев, которых ещё совсем недавно
они могли покупать и продавать.

Население делится на два класса:
Шейхи, торговцы и землевладельцы, с одной стороны, и слуги и рабочие — с другой. Первый класс — это всемогущее меньшинство. Среднего класса нет. Существует также религиозное разделение: сенусси преобладают по численности, но секта Медина — самая богатая. Последняя секта считается преемницей ваххабитского братства; она связана с Диркави, основанным шейхом Араби эль-Диркави. Он был основан около ста лет назад шейхом
Зафером эль-Медани, который родился в Медине в Аравии. Его учения нашли
Они пользовались благосклонностью в Триполи и были приняты сиванами незадолго до прихода сенусситов, а сам шейх Зафер несколько раз посещал Сиву. Эти две секты очень похожи. У мединцев до сих пор есть несколько религиозных центров в Египте и Триполи, но с приходом сенусситов они значительно утратили свои позиции. Несмотря на сходство, эти две секты отнюдь не благосклонны друг к другу. Членство в них передаётся по наследству, и никто не переходил
из одной партии в другую. У них есть свои мечети, шейхи и
средства, и во время религиозных праздников они проводят собрания в разных частях города. Раньше я всегда старался посещать собрания каждой секты. Есть ещё две менее важные религиозные организации, известные как «Арусия» и «Судания», но они состоят всего из нескольких десятков стариков, которые исполняют странные танцы на праздниках в честь своих святых. Сиваны очень религиозны,
даже более религиозны, чем среднестатистический араб, но, вероятно, это связано с тем,
что их мечети находятся неподалёку, и если кто-то отсутствует
Соседей это возмущает, и они говорят об этом! Дома я слышал о
подобном.

 Благополучие людей почти полностью зависит от урожая фиников. Финиковые рощи, которые составляют богатство оазиса,
поливаются примерно двумя сотнями источников пресной воды. Вода поднимается
через естественные трещины или искусственные скважины из песчаника,
расположенного примерно на 400 футов ниже поверхности. Самые крупные источники, такие как
«Солнечный фонтан», достигают 50 метров в диаметре,
а глубина составляет около 40 футов. Каждый бассейн питается от группы небольших
родники, и вода поднимается из-под земли иногда непрерывными потоками пузырьков, а иногда резкими всплесками, так что кажется, что поверхность постоянно движется. Существует теория, что подземная река течёт на восток в сторону Нила, и её вода выходит на поверхность в различных оазисах между Египтом и Триполи. Тот факт, что Сива находится значительно ниже уровня плато в пустыне и даже ниже уровня моря, подтверждает эту теорию. Или, возможно, вода
поступает с высокогорного плато к северу от Сивы, где есть
обильные осадки; но запас воды никогда не иссякает и, насколько известно, никогда не пересыхает. Вода в источниках сильно различается. В
одних она очень солоноватая, в других довольно пресная, а в некоторых источниках чувствуется запах серы; кроме того, одни источники тёплые, а другие на несколько градусов холоднее, так что можно выбрать место для купания, горячее или холодное, по своему вкусу. Многие родники, часто самые сладкие,
находятся в нескольких метрах от солончаков, а один родник, который раньше был солёным,
теперь стал сладким. Самые крупные родники окружены
определённая глубина с квадратными камнями и блоками из каменной кладки, которые выглядят так, будто их положили вчера, хотя, вероятно, они были построены почти тысячу лет назад. Бассейны, как правило, круглые, затенённые кольцом пальм, за которым находятся сады.

 Стенки бассейнов постепенно поднимались всё выше и выше, так что поверхность воды теперь находится на несколько футов выше уровня земли, а маленькие ручейки стекают из источников в сады во всех направлениях. Они регулируются грубыми шлюзовыми затворами,
Обычно он состоит из большого плоского камня, который убирают, чтобы дать воде стечь, а когда вода больше не нужна, заменяют его глиняной штукатуркой. Каждый источник образует ядро сада, который принадлежит нескольким разным людям. Сады разделены на небольшие грядки одинакового размера, примерно 2,5 метра в квадрате, расположенные на один-два сантиметра ниже уровня земли. Эти грядки называются «ходы». Когда вода течёт, рабочий по очереди подходит к каждому «ходу» и руками проделывает проход, соединяющий «ход» с каналом для воды, который находится выше,
затем он делает грубую дамбу поперёк канала, чтобы вода стекала
в «ход» и наполняла его; после этого он закрывает вход
в «ход» горстью грязи, отодвигает грязевую дамбу,
и поток течёт в следующий «ход», где происходит то же самое. Я видел, как маленькие мальчики на берегу моря делали то же самое. В некоторых случаях два водных потока пересекаются, и тогда один из них течёт через выдолбленный ствол пальмы.

Каждую весну возделывается несколько огородов,
принадлежащих разным людям, некоторые из них занимают не более половины
дюжина пальм и пара «годов». Вся земля орошается из центрального источника, поэтому была разработана тщательная система орошения, с помощью которой вода распределяется по каждому участку сада. Для каждого источника существует объёмный фолиант под названием
«Дафтар эль-Айн» — Книга источника, в которой записано точное
количество воды, или, скорее, время полива, которое отводится каждому саду. За этим с величайшей тщательностью следит смотритель
колодца, который регулирует полив и получает плату от владельцев
прилегающего сада пропорционально количеству деревьев, которые они
Каждый день делится на две половины: от восхода до заката и от заката до восхода.
Каждая половина делится на восьмые части, и каждая часть называется «вагаба».
Таким образом, если сад Османа Дауда получает четыре «вагабы» через день,
это означает, что он получает полную норму воды из источников в течение двенадцати часов подряд.

При покупке сада права на воду входят в стоимость, но люди часто
продают часть своих прав на воду соседям, что, разумеется,
записывается в Книге источников, которая хранится у одного из
шейхи. «Гафир эль-Айн», или Хранитель источника,
отсчитывает время по призыву муэдзина или по солнцу и звёздам в отдалённых садах. Ночью специальный муэдзин призывает из одной из мечетей в помощь сторожам у источников в садах. Эта система существует уже столько веков, что споры по этому поводу возникают очень редко. Все вопросы решаются
с помощью книг, которые также служат записями о праве собственности на сады.

Каждый сиван, даже самый бедный, ведёт собственную книгу, в которую записывает,
или, скорее, платит писцу за составление описи своего имущества. В ней
указываются границы, количество деревьев и права на воду в его
саду. Когда человек покупает сад, он записывает подробности
в свой «дафтар», который подписывается человеком, продавшим
сад, и заверяется несколькими ответственными шейхами или «нас
тайебин» — уважаемыми людьми. Эта запись служит документом
о покупке. Когда я был в Сиве, там рассматривалось длительное и запутанное
судебное дело о праве собственности на какое-то имущество, в котором одна из сторон,
чтобы доказать право наследования, подделала запись в своём «дафтаре».
Но случаи подделок были не частыми — к счастью, поскольку они значительно усложняли и без того непростое дело.

 В Сиве воды больше, чем требуется для орошения садов, и во многих случаях пресная вода уходит впустую среди солончаков.  Сиванцы не предприимчивы.  Они выращивают только то, что необходимо для их собственных нужд, и то не всегда: они работают только в садах, где почва после столетий полива и удобрения стала очень плодородной. Они выращивают очень мало пшеницы и ячменя, но
этого недостаточно для обеспечения населения, которое зависит от импортного ячменя
от побережья, но там много плодородных участков земли
вырастить кукурузу, и которые легко могут быть орошаемые. Отсутствие трудовых и
реализует свое оправдание, когда один их вопросы, но весной
число Siwans отправиться на побережье и нанять себя
бедуины в качестве рабочей силы, предпочитая работать на побережье, а не
повышение культивирования в их оазис.

Пальмовые рощи Сивы очень красивы. Когда попадаешь туда после долгого перехода по безводной пустыне, окружающей оазис, кажется, что это настоящий Сад Гесперид. Приятно отдохнуть в тени
о роскошных садах, долгих, ленивых купаниях в глубоких прохладных источниках,
и фруктовых лакомствах на берегах маленьких стремительных ручьев. Возможно,
неудивительно, что сивы ленивы и беззаботны, поскольку их
страна во многих отношениях является страной поедателей лотоса. У местных жителей
беспечный взгляд на жизнь, как у Омара Хайяма, который подчеркивается
местом, в котором они обитают.

Сады состоят в основном из финиковых рощ с несколькими оливковыми садами. Но
среди финиковых пальм есть много других деревьев — инжир, гранаты,
груши, персики, сливы, абрикосы, яблоки, опунции, лимоны и
лимоны. На многочисленных виноградниках выращивают исключительно
превосходный виноград, который хранится несколько месяцев и в таком
изобилии, что большое количество его гниёт на ветках. Местные жители не очень его любят, и в Сиве не делают вина, кроме «араки», которое перегоняют из спелых фиников. Финики и немного оливкового масла — единственные товары, которые вывозят из Сивы, и от урожая финиковых пальм зависит жизнь людей. Бедняки в Сиве живут почти исключительно на финиках;
балки и двери домов сделаны из пальмовых стволов;
Из пальмовых листьев делают циновки, корзины и заборы; из древесины делают перекладины для сёдел; подстилки для сёдел делают из толстых волокон; ветви используют в качестве топлива; молодые белые сердцевины распускающихся листьев едят как особый деликатес, а из сока пальмы делают «лубки» — напиток, который очень нравится местным жителям. Богатство
всего сообщества зависит от продажи фиников, поэтому неудивительно, что
весной они с тревогой ждут, будет ли урожай хорошим. Как правило, в
нечётные годы урожай бывает хорошим.
хороший урожай, значит, хороший урожай, а когда фиников много, оливок бывает
мало. Природа, похоже, предусмотрела это тщательно.

Выращивание фиников отнюдь не так просто, как могло бы показаться
. Деревья нуждаются в тщательном поливе, удобрении и обрезке, и каждый из них
очень четко замечает разницу в урожае от хорошего или плохого ухода
в садах. Ранней весной проводится работа по искусственному опылению.
специальные люди, обладающие опытом в этом процессе. С мужского фигового дерева, которое не плодоносит, срезают ветку, заостряют её и
воткните в ствол женского дерева. Если этого не делать с каждым деревом, плоды станут маленькими и бесполезными. Здесь около 170 000 деревьев, каждое из которых после пятого года приносит в среднем 135 килограммов плодов. Другим плодам, которые портятся из-за отсутствия обрезки, уделяется мало внимания, но при небольших усилиях и правильных методах они могли бы стать лучше. Раньше в оазисе выращивали рис,
апельсины, бананы и сахарный тростник, но они больше не растут, так как
их выращивание требует больше усилий. Продаются только финики и оливки,
и считается большим позором для мужчины продавать другие фрукты;
то же самое относится и к молоку. Сиваны либо сами едят фрукты,
либо отдают их своим друзьям, либо дают им сгнить; только очень бедные туземцы
что-то продают. Мне было очень трудно получать регулярную поставку,
но в конце концов я стал ежедневно получать «подарки» от некоторых мужчин и
отплатил им сахаром, который им понравился, хотя, если бы я предложил
им деньги, они бы сочли себя сильно оскорблёнными.

В Сиве я высушил большое количество инжира и
абрикосов — миш-миш, — которые получились очень вкусными, особенно
полезно брать с собой в поход, когда нет свежих фруктов. Никто из местных жителей не пытался сушить фрукты, хотя из-за сильной жары и плоских крыш для этого есть все возможности, и таким образом можно было бы развить целую индустрию. Выращивают различные овощи, но лишь немногие люди. Чаще всего выращивают лук, кресс-салат, редис, перец, огурцы, корнишоны, дыню, мяту, петрушку и чеснок.

Сады удобряют сухими листьями и высушенными пучками колючего растения под названием «аргул», которое растёт вокруг оазиса и
Верблюдам он нравится. Пучки травы срезают и оставляют на несколько месяцев, чтобы она
высохла, а затем закапывают в почву вокруг фруктовых деревьев. Улицы,
рынки и конюшни тщательно подметают, а навоз продают владельцам
садов. Содержимое общественных и частных уборных собирают и
используют в качестве удобрения в садах. Это хорошая система,
поскольку она обеспечивает своевременное проведение санитарных
мероприятий. Почва в Сиве сильно пропитана солью. Во многих
местах есть участки «себуха», состоящего из земли,
пропитанной большим количеством соли, которая на ощупь и
выглядит как
как вспаханное поле после заморозков. Оно почти непроходимо,
а глубокие рытвины, скрытые тонким слоем почвы,
делают ходьбу не только трудной, но и опасной. К востоку и западу от города
расположены два больших солёных озера. Вода в
этих озёрах поднимается неравномерно в зимние месяцы и опускается
летом, оставляя блестящую белую поверхность из чистой соли, которая
выглядит точно так же, как лёд, особенно в тех местах, где тёмная вода
проступает сквозь трещины в соли. Можно поднимать белые глыбы
соль такая же, как лёд, и кусочек скользит по поверхности, как камешки на замёрзшем пруду у вас дома. Иногда посреди болот встречаются глубокие водоёмы, где белая соль и ярко-голубое небо окрашивают воду в самые яркие зелёные и синие цвета. Болота пересекают насыпи, построенные местными жителями, и только по ним можно их пересечь. В древние времена
Аммонианцы отправляли дань в виде соли персидским царям, и качество этой соли было настолько высоким, что её использовали для особых целей
религиозные обряды. Блеск соленых озер, в середине
день интенсивно пытается глазах, но на закате они отражают и
преувеличиваю, каждый цвет блестящий небо.

Соленые озера, многочисленные источники и стоячая вода, залегающая в садах
вокруг них размножались комары и лихорадка. Раньше этот низменный
оазис был рассадником брюшного тифа и малярии. Его дурная слава была известна бедуинам, которые никогда не задерживались там дольше, чем это было необходимо, и даже сейчас они называют почти любую лихорадку «сиванской лихорадкой». Сами местные жители приписывали лихорадку фруктам.
и до сих пор называют её «лихорадкой миш-миш» из-за того, что она распространена
в сезон, когда созревают абрикосы. Но в наши дни условия
значительно улучшились. Тиф практически не встречается, малярийные комары
были изгнаны из Сивы, хотя они по-прежнему роятся в соседних
оазисах. Правительство Египта потратило несколько тысяч фунтов
на осушение и заполнение стоячих водоёмов, а Министерство
здравоохранения импортировало рыбу, которая размножается в
источниках и питается икрой комаров. Город содержится в чистоте
и существуют очень строгие правила в отношении санитарии, и каждую неделю людям раздают тысячи таблеток хинина в сахарной оболочке. Теперь они выяснили, сколько сахара можно слизать, прежде чем хинин начнёт действовать. В результате после войны было очень мало новых случаев малярии, хотя многие люди настолько измучены лихорадкой, что их невозможно вылечить.

[Иллюстрация: ЧИСТКА ТАМОЗЕЙ ВЕСНОЙ]

Предполагается, что лихорадка — это одна из форм малярии, но когда я сам заболел, причём очень сильно, и мне сделали несколько анализов крови в Каире, никаких микробов
не было обнаружено ни одной известной лихорадки. То же самое произошло с тремя другими.
Англичане, подхватившие лихорадку в Сиве. До сих пор не было проведено тщательного анализа
болезни, о которой говорят как о “малярии”
потому что несомненно, что малярия существует в оазисе.

Каждая пружина в Сива очищается один раз в два года в
лето-пора. В таких случаях владельцами огородов дают бесплатно
прием пищи на рабочих, и обед вечеринку для своих друзей. Это популярное и приятное развлечение. Почти все мужчины в городе
выходят на работу группами по пятьдесят или сто человек, чтобы вывезти мусор.
воду из источников с помощью старых керосиновых канистр, кожаных вёдер и
глиняных кувшинов. Это медленная работа; на очистку некоторых
крупных источников уходит несколько дней, и работа должна быть непрерывной,
так как бассейны постоянно наполняются. Мужчины и мальчики, покрытые
грязью, кричат и поют во время работы, время от времени ныряя в
воду и плавая вокруг. Каждый мужчина, женщина и ребёнок в Сиве умеют
плавать, и большинство из них — опытные ныряльщики. Женщины плавают как собаки, сильно
разбрызгивая воду, но мужчины плавают очень хорошо. Насос мог бы осушить колодец
за один день и сэкономив много сил и времени. По мере того, как вода
опускается, каменщики и плотники ремонтируют стенки бассейна,
вставляя новые камни и заделывая старые. Любопытный обычай завершает
эти мероприятия. Владельцы источника дарят каждому гостю и работнику
по горсти клевера в качестве частичной оплаты за их труд. Когда вечером мужчины возвращаются домой, они вплетают
клевер в венки на своих головах и на ушах ослов,
а когда они приезжают в город, ослам разрешают его съесть.

Одним из «персонажей» Сивы, который всегда был на виду во время таких случаев, был старый слабоумный человек, известный как «Султан Муса». Он страдал от мании величия и считал себя султаном Сивы, но мне кажется, что он был чуть менее глуп, чем притворялся. Он играл роль придворного шута на всех праздниках.
Сиваны сочли его очень забавным; они задавали ему вопросы: сколько ему лет,
сколько у него жён и чем он занимается; когда он пробормотал, что
ему 100 лет, что у него 20 жён и другие подробности, они просто
покатились со смеху. Меня затошнило
старого идиота и объявил, что не желаю его видеть
когда я куда-нибудь уезжал. Иногда, когда я приехал на вечеринку, я бы
увидала поспешно выпроводили из поля зрения, а позже
Я слышал, как слуги на заднем плане смеется весело на его
тоскливый острот.

Через несколько дней после моего прибытия в Сиву я получил приглашение
на обед в саду одного из ведущих шейхов. Посланник объявил, что шейх Томи вызовет меня в восемь часов
следующего утра; я удивился, но принял приглашение. На следующее утро, когда я брился перед
За завтраком меня потревожила ужасная суматоха. Мои собаки, которые
очень не любят незнакомых местных жителей, что я всячески поощрял,
яростно кружили вокруг группы сиванцев, сидевших на своих
осликах под домом. Мои слуги вышли и спасли их,
объяснив, что я скоро спущусь; через несколько минут я присоединился
к ним. После многочисленных приветствий и вежливых расспросов меня представили другим гостям: хитрому на вид одноглазому торговцу, двум почтенным седобородым шейхам и нескольким знатным горожанам. Они были
Все они были одеты в свои лучшие наряды, в цветные шелка или
безупречные белые одеяния. Шейх Томи, жизнерадостный, полный мужчина,
прославившийся как самый богатый шейх в Сиве, был одет в длинную белую бурнус
и великолепный расшитый алый шелковый шарф и ехал верхом на большом черном осле с дьявольским выражением морды. Мне предложили на выбор несколько ослов. Я выбрал самого большого, и мы отправились в путь. У ослов нет ни уздечек, ни поводьев; ими управляют,
постукивая по шее палкой, и очень редко они идут
так, как хочется. Мой был самым быстрым, поэтому я возглавил кавалькаду,
надеясь, что мой конь не споткнётся. Мы пронеслись через город
с оглушительным грохотом и облаком пыли, разгоняя детей,
кур и старух, выехали на дорогу, а затем проскакали галопом
около мили в сторону садов. Мой осёл знал дорогу. Мы
прибыли в сад, когда становилось жарче, и у входа нас встретил
отряд слуг, которые забрали ослов.

Шейх Томи, слегка растрепанный, провёл меня через густую пальмовую
рощу, а за нами последовала остальная компания, к большому летнему домику
Построенная из брёвен и соломы, она стояла на краю круглого пруда, из зеленовато-голубых глубин которого на поверхность поднимались постоянные потоки серебристых пузырьков. В воде плавали маленькие зелёные лягушки, а над ней кружило множество алых стрекоз. Стены беседки были увешаны яркими полосатыми трипольскими одеялами — красными, белыми и зелёными, — пол был покрыт красивыми старыми персидскими коврами, а по бокам были расставлены подушки. Сквозь открытые концы
здания я видел длинные ряды пальмовых стволов, и солнце освещало
алые цветы гранатовых деревьев и блестящие фиолетовые гроздья винограда
на шпалерах. Воздух был наполнен ароматом цветущих апельсиновых деревьев
и «тамар-эль-хинди», и глубокая тень внутри хижины была желанным
освежением. Снаружи слуги в белых одеждах сновали взад-вперёд,
разнося корзины и посуду, а вдалеке двое мальчишек пели
странные сиванские песни, перекликаясь друг с другом, раскачиваясь
на верхушках двух пальм. Шейх Томи, перешёптываясь и улыбаясь, вышел
наружу. Я откинулся на подушки, убаюканный «
жидкость прошествии журчат ручьи,” мышление как абсолютно Восточной
вся сцена.

Внезапно — к моему ужасу — я услышал отвратительный скрежещущий звук и
пронзительный, хриплый голос с ярко выраженным американским акцентом запел:
“В ожидании Роберта Э. Ли”, мелодия, против которой я всегда возражаю
кому. Это был граммофон, очень старый и дряхлый, наиболее ценится
владение Шейх виллы thomi. Я постарался сделать вид, что мне нравится
мелодия, которая звучала снова и снова в течение получаса,
а затем сменилась менее отвратительной местной музыкой.

После этой музыкальной интерлюдии слуга принёс букет
розовых и белых китайских роз с приятным ароматом, которые раздали
гостям, и затем начался ужин. Дюжина мальчиков служила
официантами, разнося блюда от костра на открытом воздухе за углом,
где несколько поваров готовили еду. Сначала мне предложили
есть в одиночестве, но я возразил, и Шейх
Томи и ещё трое мужчин ели со мной, в то время как остальные гости
ушли на улицу, чтобы поесть позже, вероятно, в моём отсутствие им было комфортнее. Мы
сидел, скрестив ноги, на земле, положение, что без значительных
практика приводит к самому мучительному “ползания мурашек”. Еда
ели почти в полной тишине, нарушаемой только шумные звуки поедания.

В центре был установлен круглый деревянный стол, и каждому гостю было подано
несколько плоских пшеничных буханок, которые служили вместо
тарелок, и несколько полосок тонкого местного хлеба, который выглядит довольно
как блинчик, только темнее и плотнее. Блюдо состояло в основном из баранины, приготовленной разными способами — варёной, жареной и тушёной — с различными овощами, салатами, специями,
карри и приправы. Одно из блюд, очень вкусное,
было тушёные голуби, которые подавались со свежим виноградом. Пудинг был наименее
аппетитным блюдом в меню, он был сделан из раскрошенного хлеба, смешанного
в клейкую массу с маслом «семна» и сахаром. Было около дюжины блюд. Каждое из них подавалось на большом блюде из полированного
чёрного дерева и ставилось на стол. Гости ели с общего блюда,
используя тонкий хлеб, чтобы брать мясо. Берёшь кусочек тонкого
хлеба между большим и указательным пальцами, окунаешь в блюдо,
мясо в хлебе. Звучит не очень аппетитно, но после небольшой практики я понял, что это довольно просто. Слуги приносили медный кувшин, и каждый гость мыл руки после каждого блюда; сиваны тоже полоскали рот — шумно. Время от времени кто-нибудь вытаскивал особенно сочный кусочек и протягивал его мне, или, если кому-то попадалась вкусная кость, он отрывал от неё мясо и клал его в мой хлеб. Ближе к концу трапезы несколько громких иканий
не считаются чем-то зазорным, а ослабить пояс, что очевидно,
считается самым лестным. Это тоже нужно!

Еда была очень вкусной, превосходно приготовленной и такой нежной, что
не составляло труда отделить мясо от костей. Когда я
подумал и почувствовал, что мы закончили, нам подали огромное
блюдо, доверху наполненное обычным варёным рисом. Это называется
«Шавиш» — «Сержант» — потому что он убирает другие
блюда! Затем двое мальчиков внесли огромный медный поднос, на котором
лежали всевозможные фрукты — сливы, персики, груши, виноград,
абрикосы и инжир. Последним подали чай и чаши с пальмовым вином для
тех, кому оно нравилось. Его делают из сока финиковой пальмы, и
свежеприготовленный, он по вкусу напоминает сладкое имбирное пиво, но немного.
проходит очень долгий путь.

Чаепитие в Siwa - такая же торжественная церемония, как и послеобеденный портвейн
дома. Хозяин либо разливает его сам, либо в качестве комплимента
приглашает кого-нибудь из гостей налить. К концу моего времени
в Сиве я думал, что приобрел достаточно опыта, и
иногда я излился сам. Гость неизменно делает вид, что
отказывается, протестует, что он недостоин, но в конце концов принимает
честь. Тот, кто разливает вино, называется «султаном» вечеринки, и
каждый «султан» старается приготовить лучший чай в городе. Люди
очень требовательны, и мнения о том, кто является лучшим «султаном» в Сиве, расходятся. Как только «султан» приступает к работе, он становится
на время хозяином дома. Он громко требует ещё сахара, кипяток и ругает слуг, как будто они его собственные. Если
ему не нравится качество чая, он говорит об этом, и хозяин
извиняется. Слуга приносит низкий столик с несколькими маленькими
стаканчиками высотой около 10 сантиметров, запертый сундук с тремя отделениями
для красного и зелёного чая, сахара и миску с горячей водой для ополаскивания
чашки. «Султана» спрашивают, какой чай он предпочитает, красный или зелёный,
и самый безопасный и популярный ответ — «Смесь того и другого».
Затем «султан» очень медленно ополаскивает стаканы кипятком из чайника,
который стоит на маленькой жаровне рядом с ним, отмеряет чай в чайник,
добавляет немного воды, выливает её, затем тщательно заваривает чай,
наливает немного, пробует и, наконец, если ему нравится вкус,
протягивает по стакану каждому гостю. Чай
пьют без молока; первая заварка довольно горькая, с очень
Первый — с небольшим количеством сахара, второй — очень сладкий, а третий, самый лучший, — с лепестками роз, цветками апельсина или свежей мятой. Каждый гость выпивает по одному стакану каждого напитка, а то, что осталось, выливают и отправляют слугам или в гарем. Пить нужно шумно, выражая удовольствие звуком глотка. Выпивают либо три, либо шесть, либо девять стаканов. Я знаю двенадцать, но в приличном обществе это считается
излишеством. Лично я считаю его одним из лучших напитков, которые я знаю, но поначалу он не нравится людям.

Сиванцы жадны, когда у них есть такая возможность, и в таких случаях их аппетит просто огромен. Они восхищаются всеми, кто много ест. Один правительственный чиновник, чья любовь к обильным трапезам была широко известна, приехал в Сиву. Он присутствовал на обеде, который устроили в его честь несколько шейхов. На столе было около дюжины или пятнадцати блюд. Я сам, проявляя величайшую осмотрительность и съедая лишь по несколько кусочков каждого блюда, сумел продержаться до конца. Но гость
того дня брал и съедал щедрую порцию каждого блюда. Сиваны
К концу трапезы они и сами немного заскучали, но он не сдавался. Даже простой варёный рис не смутил его, как и липкий жирный пудинг. Это заслужило ему вечное восхищение в Сиве, и его имя всегда упоминается на вечеринках в Сиве как имя действительно прекрасного человека, «англичанина, который ел всё подряд».

 В оазисе трудно достать мясо. Когда прибывает караван бедуинов,
арабы часто забивают и продают верблюдов. Есть несколько овец
и коз, завезённых с побережья, но цена на мясо не позволяет
беднякам его покупать. Со мной было несколько
собак. Одна из них, симпатичная дворняжка, принесла приплод. Несколько человек попросили меня отдать им одного из щенков, и я согласился. Я был рад видеть, как хорошо за ними ухаживают их новые хозяева; они казались ещё более упитанными и здоровыми, чем когда были у меня. Затем я уехал в Каир в краткосрочный отпуск. Вернувшись примерно через месяц, я спросил о щенках. Один из мужчин, который взял одного из них, сказал мне: «Они были прекрасны, такие жирные и большие…» Но «где они сейчас?» — спросил я. Он удивился, указал на свой живот, который был очень заметен, и объяснил, что все они были
ели в прошлом месяце на “Ид-эль-Кебир,” одним из магометан
фестивали. Он сказал, что никто не мог себе представить, что я дал
их для других целей, кроме как для еды. Ничего нельзя было поделать
но я никогда не отдавала другого щенка. Я утопила следующего
помет, и это сочли крайне расточительным.

Сиваны тоже едят кошек, а также мышей и крыс. Когда-то в Сиве было много
кошек и не было крыс. Теперь там есть крысы, но нет кошек. Кошек было
легче поймать, чем крыс, поэтому их истребили первыми. Один торговец пожаловался,
что его дом и магазин кишат мышами и крысами. Он
приложил немало усилий и привез кошку из Египта, но как только
она выросла, она исчезла! Собаки считаются “нечистыми”
к магометанской религии, и они никогда не едят в любое другое
мест в Египте.

Собаки полезны в Сиве как часы-собак и компаньонов. Мои собаки
раньше спали на высокой террасе дома, и они всегда
предупреждали о том, что кто-то приближается к полмиле песка
со стороны города. Кроме того, собаки — самые человечные и ласковые из всех животных, и человек начинает чувствовать потребность в общении
в Сиве. Это одинокая жизнь. Она либо нравится, либо ненавистна;
компромисса нет, и большинство мужчин ненавидят её. Иногда в течение нескольких месяцев не видишь ни одного белого человека, а потом, когда приезжает патруль, они остаются в городе на несколько часов и в тот же день уезжают. Чтобы жить в Сиве, нужен особый темперамент. Летом жара настолько сильная, что люди не выходят на улицу
в середине дня, если только нет крайней необходимости,
следовательно, по многу часов в день им нечем заняться. Если
человек много спит днём, он не может уснуть ночью. Мужчина в
У Сивы должно быть какое-то хобби, которым он мог бы заниматься, не нуждаясь в помощи других людей. Живопись, писательство,
фотография и чтение — всё это служит этой цели. Я упоминаю их, потому что они были моими увлечениями в свободное время. Но без чего-то подобного жизнь становится невыносимой. Это идеальное место для живописи и
фотографии. Удивительно разнообразные пейзажи, яркое солнце,
живописные местные жители и чудесная цветовая гамма, особенно на
закате, предоставляют множество сюжетов для съёмки. Мужчины из Сивана
мне нравится фотографироваться, но женщинам это категорически не нравится. В конце концов,
научив моего слугу-суданца пользоваться фотоаппаратом, мне удалось получить
несколько фотографий безразличных женщин. Когда кто-то “щелкает” людей, они
немедленно требуют копию фотографии, воображая, что камера - это
также принтер и проявитель одновременно.

Согласно пословице “Двое - компания, трое - никого”, но я
думаю, что большинство мужчин, испытавших это, согласятся, что в изолированном
районе трое - это, как правило, компания, а двое - чистилище. Вероятность того, что «другой мужчина» окажется родственной душой, составляет один к тысяче.
а если его нет, то жизнь невыносима. Если есть третий мужчина, то
чувствуешь себя лучше, но жить месяцами с другим мужчиной, который
тебе не очень нравится, приводит к взаимному отвращению. Это может
показаться болезненным и неестественным, но примеров можно привести
множество. Я знал двух вполне обычных мужчин, служивших в отдалённом
районе, где они редко видели других англичан. Первый месяц они жили
вместе довольно счастливо, на второй месяц они поссорились, на
третий месяц они стали жить в разных домах, а в конце
в течение четырёх месяцев они не разговаривали друг с другом! Есть и другие
люди, которые не могут жить в одиночестве. У них нет личного занятия,
они впадают в депрессию, пьют виски в больших количествах — или того хуже,
и это путь к безумию.

 Кроме того, есть вопрос о браке. В большинстве случаев власти
не поощряют или, скорее, не разрешают мужчинам жениться. Они вполне
обоснованно считают, что женатые мужчины не подходят для работы в пустыне;
они либо оставляют своих жён в Египте и беспокоятся о них, что
неудивительно, либо им удаётся «выторговать» разрешение у
власть имущие и забирают своих жён в пустыню. Тогда, конечно,
женатый мужчина находится в более приятном месте, чем тот, у кого нет жены. Это сложная проблема, и в большинстве случаев она приводит к тому, что мужчины
тратят лучшие годы своей жизни в холостяцкой жизни в пустыне.

Но в Сиве один из них был довольно занят. Значительная часть работы заключалась в рассмотрении дел, что было похоже на обязанности мирового судьи у нас на родине (это, на мой взгляд, было самой интересной частью повседневной работы); кроме того, был отряд верблюжьих упряжек для перевозки грузов.
на стажировке и в местной полиции. Я выходил на патрулирование на несколько дней каждый месяц, но после того, как я исследовал весь район, эти «походы» перестали меня увлекать. Большинство уголовных дел не представляли особого интереса; в основном это были мелкие кражи, нападения и нарушение государственных постановлений. Развод и вопросы наследования не должны были решаться мной, так как они рассматривались в специальном мусульманском суде, представитель которого, старый кади, каждый год объезжал округу, хотя и избегал Сивы из-за
утомительное путешествие и огромная стопка дел, ожидавших его решения. Сиванцы почти до копейки знали, сколько им придётся заплатить за благоприятное решение по любому делу.

Иногда, однако, мне попадались любопытные дела, и следующее из них
иллюстрирует социальные условия в городе.

Молодая сиванская женщина по имени Буба, лет пятнадцати, после
ряда весьма разнообразных брачных союзов вышла замуж за араба, поселившегося в городе. Хотя она много раз была замужем, её считали очень уважаемым человеком,
и она была связана с одним из ведущих
шейхи. Развод не считается позором, и разведённая женщина не теряет касту, как в других частях страны. Очень скоро арабский муж умер. Это произошло в январе, а к концу марта она снова вышла замуж; на этот раз её мужем был торговец из Сивана. Он быстро устал от неё и развёлся с ней после месяца супружеской жизни, но хорошо с ней обращался и выплатил остаток её приданного её брату, который был её ближайшим родственником мужского пола. Она вернулась в семью своего
брата, которая отнюдь не обрадовалась её возвращению. Будучи
Исключительно красивая девушка, она снова стала объектом ухаживаний другого мужчины,
молодого сына шейха, которого считали завидной партией.
Он женился на ней в июне, и вскоре после этого она родила
ребёнка.  Поскольку ребёнок был девочкой, муж развёлся с ней через два дня
после её рождения.  Несчастную женщину ночью выгнала из дома её покойная свекровь. Ей удалось добраться до своего дома,
но жена брата не впустила её. Сам брат был в отъезде. В конце концов она нашла жильё у пожилой женщины,
родственницы одного из её прежних мужей, у которой, похоже, были какие-то
симпатия к девушке. Во время пребывания здесь ребенок умер — возможно,
от облучения, возможно, по другим причинам.

Семьи трех последних мужей немедленно поспешили сообщить
информацию против нее и обвинили ее в убийстве ребенка.
Врач осмотрел тело и обнаружил признаки возможного удушения. Я слушал
в течение нескольких дней показания ряда свидетелей, в основном
отталкивающих старух, которые с ужасающей проницательностью подчеркивали самые
неприятные детали. Но в итоге ничего не было доказано, и девушку
оправдали. Это было неприятное дело, но почти
Параллели с этим можно найти в новостях английского полицейского суда.

С женщинами-свидетельницами в Сиве было очень трудно работать. Они никогда не говорили и не понимали по-арабски, поэтому шесть шейхов, которые выступали в качестве присяжных, переводили для них. Я обычно сидел на возвышении в одном конце комнаты, а шесть шейхов занимали скамью вдоль одной из стен. Женщины притворялись, что ненавидят приходить в суд, но я думаю, что на самом деле им это нравилось. Санитар, один из полицейских, решительно вытолкнул
женщину в центр комнаты, полностью закрыв её собой.
с ног до головы в одежде. Как только санитар уходил, она бочком подходила к стене и опиралась на неё, обычно повернувшись ко мне спиной. Шейхи возмущались: «Стыдно, Айеша, дочь Османа, повернись и поговори с благородным офицером».
 Дама немного поворачивалась и показывала один глаз из-под покрывала. На вопросы она бормотала что-то неразборчивое,
становясь чуть более внятной, если дело касалось её лично, но если показания давала другая женщина, она
постепенно опустите ее вуали, говорить громче, и, наконец, показать все ее
лицо, когда она кричала оскорбления в ее противник—совсем независимо от
глаза суда. Шейхи были неоценимы в таких случаях;
без них было бы очень трудно работать.

Одна женщина подала в суд на свою соседку за то, что та бросала камни в ее кур,
суд сильно встревожился. Когда полицейский ввел ее внутрь,
она выглядела особенно обремененной одеждой. Внезапно среди её шалей и драпировок началось сильное
движение; она пронзительно закричала
раздался писк, и две курицы вырвались из-под её одежды и в панике заметались по залу суда. Две мои собаки, лежавшие у моих ног,
бросились за птицами и погнались за ними по комнате, что привело
к ещё большему беспорядку. Женщина принесла кур, намереваясь
в критический момент бросить их в лицо своему противнику вместе с
ранеными жертвами. Судя по их активности, они не сильно пострадали.

Один человек, Башу Хабун, сын повешенного старого шейха, создал больше
проблем для юристов, чем всё остальное население вместе взятое. Он
Он проводил время, присваивая имущество одного из своих братьев, который
находился в тюрьме. У брата был агент в Сиве, глупый старый шейх по
имени Суд, который был слишком честен или глуп, чтобы противостоять
хитрости и коварству Башу Хабуна. Одно время у них было семь дел,
связанных с несколькими сотнями фунтов. Я уладил первые три,
но обнаружил, что последние связаны с наследством и, следовательно, не входят в мою юрисдикцию, но меня порядком утомили хитрое, лисье лицо Башу Хабуна и шумное, глупое упрямство старого шейха Суда.
Один из них пытался заручиться моей поддержкой, отправляя в мой дом ослиные упряжки с фруктами ещё до того, как дела были рассмотрены в суде, и однажды слуги встретили обоих, когда те везли подарки, и вернулись в город вместе с их подношениями. Идея «бакшиша» настолько прочно укоренилась в сознании местных жителей, что на её искоренение требуется много времени. Тем не менее, можно заметить, что местные жители действительно ценят и предпочитают беспристрастное отправление правосудия, а не правосудие, которое зависит от того, кто из двух сторон предложит самую большую взятку.
судья. Сенусси ни в коем случае не гнушались этим методом, но они
позволяли политическим соображениям наравне с «бакшишем»
влиять на их правосудие. В те дни, когда в Сиве правил турецкий губернатор,
он зарабатывал деньги, принимая и вымогая взятки, и если,
когда британская администрация покинет Египет, оазисом снова
будет править местный мамур, то, возможно, та же система будет процветать.

[Иллюстрация: В ЗАПАДНОЙ ЧАСТИ]




 ГЛАВА V

 ПРИГОРОДНЫЕ ОАЗЫ


 «...островки с пучками травы»

 Этот зелёный оазис посреди дикой Ливии».


 Сам Сива — самый большой, богатый и важный оазис в небольшой группе оазисов, которые в основном необитаемы. Подобные оазисы, такие как группа Куфра и группа Аугила, разбросаны на большом расстоянии друг от друга по обширной засушливой поверхности великой пустыни Сахара. В большинстве из них есть источники пресной воды,
окружённые небольшими участками зелени, которые кажутся
почти волшебными тем, кто добирается до них, уставшим после
многодневного путешествия по жарким и бесплодным пустынным просторам.
поэты сравнивали жёлтую пустыню с леопардовой шкурой, испещрённой
редкими оазисами. Несомненно, когда Сива была более густонаселённой,
чем сейчас, каждый из отдалённых оазисов был обитаем, но теперь
постоянно сокращающееся население не может возделывать даже все
сады в непосредственной близости от самой Сивы.

Примерно в 20 милях к востоку от города Сива, на одном из берегов длинного солёного озера,
находится деревня под названием Зейтун, а рядом с ней — группа богатых
садов, которые являются самыми красивыми и ухоженными в оазисе и славятся
оливковыми деревьями, давшими название этому месту. Во всей Сиве
Здесь насчитывается около 40 000 плодоносящих оливковых деревьев, и большое количество оливкового масла производится на месте. Местные жители используют грубые деревянные прессы для отжима масла, которые настолько примитивны, что большая часть масла расходуется впустую. Масло превосходного качества и очень выгодно для экспорта, но из-за трудностей с получением подходящих банок и ёмкостей для его хранения на побережье отправляется лишь небольшое количество. Его покупают греки в Матрухе и Соллуме,
разбавляют и продают арабам с огромной выгодой.

Вдоль берегов озера есть ещё несколько групп садов,
и в одном из них бывший хедив предложил основать образцовую ферму,
но, как обычно, его план не продвинулся дальше возведения нескольких
хижин для рабочих. Он также проводил раскопки в этом районе и, по слухам,
увёз на верблюдах «античные» предметы, которые нашёл среди руин
в месте под названием Кареиш. Некоторые сады спускаются прямо к берегу озера, и среди них есть несколько прекрасных источников
они. Я часто думал, что Каришед был бы довольно приятным местом.
жить в нем можно, если построить хороший дом и иметь лодку, чтобы переплыть озеро
в Сиву. Жители этих отдаленных деревень ездят в город Сива
каждые несколько дней за покупками по длинной дамбе, которая
разделяет озеро и грязевое болото.

К северо-востоку от Зейтуна, через 90 миль высокогорного пустынного плоскогорья,
попадаешь в оазис Гара, или “Ум эс Согейр— - Маленькая
Мать. Слово “Ум” — мать — используется арабами без разбора
в названиях мест, холмов, долин и скал. Согласно одному из
Согласно теории, эта практика уходит корнями в глубокую древность, когда места
назывались в честь определённых женских божеств или богинь. Гара — это уединённая долина
длиной около 16 километров и шириной около 8 километров, окружённая отвесными
скалами, по которым можно спуститься лишь в нескольких местах, усеянная огромными
отдельными скалами, на одной из которых расположена деревня. У многих скал основание настолько стёрлось, что они похожи на
гигантские грибы, и в их тени можно с комфортом разбить лагерь, как под
зонтиком. В оазисе есть девять колодцев и родников,
но вода имеет неприятный горький привкус, о котором упоминается в
рассказах о путешествии Александра в Сиву. Из-за плохой воды и
нехватки рабочей силы гариты не могут выращивать ничего, кроме
фиников низкого качества и немного лука и помидоров. Виноград и
плодовые деревья не растут в оазисе. Люди влачат жалкое
существование, продавая финики, циновки и корзины караванам,
которые проходят между Сивой и Египтом. Они ужасно бедны, чрезвычайно
грязны и заметно темнее кожей, чем сиваны.
В прежние времена они были слишком слабовольными, чтобы проявлять агрессию, и слишком бедными, чтобы на них нападали, хотя из-за расположения Гары на караванном пути из Сивы в Египет они могли бы легко доставлять неудобства путешественникам, взимая плату с караванов, останавливавшихся в Гаре по пути в Египет.

[Иллюстрация: источник Зейтун]

Но в тот единственный раз, когда гариты попытались это сделать, у них ничего не вышло. Согласно преданию, известный
религиозный шейх по имени Абдель Сайед путешествовал из Триполи в
присоединись к каравану паломников в Каире. С ним было несколько слуг и
набожных людей, которые тоже направлялись в паломничество. Когда
они остановились в Гаре, жители вместо того, чтобы почтить
гостей и развлечь их, вышли из города и напали на них. Шейху и его последователям удалось бежать, и когда они благополучно выбрались из долины, почтенный Абдель Сайед встал на скалу и торжественно проклял жителей Гары, поклявшись, что в деревне никогда не будет больше сорока человек одновременно. С тех пор
Итак, хотя общее число жителей превышает сотню,
в деревне никогда не было больше сорока взрослых мужчин. Когда их число
превышает сорок, один из них умирает. По этой причине гариты
очень не любят чужаков, и когда я прибыл с дюжиной взрослых
солдат верблюжьего корпуса, шейх с тревогой попросил меня
запретить им входить в деревню, но, поскольку в то время там
проживало менее сорока мужчин, я сам и мой ординарец
поднялись в город. Предположительно,
если бы мы все поднялись наверх, несколько гаритов должны были бы погибнуть.

Деревня — жалкая копия Агурми, но грязная и убогая. Крутая извилистая тропинка ведёт вверх по скале к воротам,
а в центре находится квадратный открытый рынок, где ничего никогда не покупают и не продают, потому что ни у кого нет денег, кроме шейха, и он тратит их в Сиве, когда раз в две недели приезжает туда на осле, чтобы отчитаться перед Марказом. Сам шейх — умный человек, но едва ли говорит по-арабски. Одна из его обязанностей — следить за телефоном
из Сивы, который проходит через Гару по пути в Матрух. Этот телефон был
возведённая армией после операции в Сенусси, и удивительно
чёткая, учитывая расстояние, которое она пересекает по пустыне. Мой визит
вызвал большой переполох, так как люди очень давно не видели англичанина. Жители
приходили в мой лагерь и молча сидели рядами, глядя на нас, пока их вежливо
не попросили «уйти», а женщины весь день смотрели на нас с крыш. Я
полагаю, что во время войны это место посетил автомобильный патруль, но, как
сказал шейх, «они пришли — фррр — и ушли — бррр!»

 Согласно другой легенде, однажды на это место напали бедуины
Гара. Люди вернулись в деревню, заперли ворота и стали молиться
шейху-покровителю, который похоронен снаружи, о помощи. Дух
умершего шейха откликнулся на призыв и так ослепил врагов, что
они бродили вокруг скалы и никак не могли найти ворота. В конце
концов они так устали, что гариты осмелели и спустились из города,
чтобы убить их. Старый муэдзин из мечети Гары рассказал мне эту историю,
и слушатели из Гары, которые, очевидно, хорошо её знали, с
Я считал это неоправданной гордостью, а он, похоже, совсем не думал о том, что его предки сыграли довольно трусливую роль в этой знаменательной победе.

Между Сивой и Гарой есть проход через скалистое ущелье под названием Негб
эль-Меджберри. Поперек дороги тянется линия из пятидесяти небольших куч камней, каждая высотой в несколько футов. Однажды, много лет назад, богатый караван отправился из Сивы на побережье через Гару. Они добрались до негба (перевала)
в сумерках и заметили груды камней, но не придали этому значения. Внезапно, когда они были совсем рядом с ними, бедуин вскочил на ноги
из-за каждой груды камней и набросились на караван. С большим трудом
купцы отбили нападение разбойников, и засада провалилась, но
несколько человек всё же были убиты. Купцы похоронили их неподалёку
от того места, где до сих пор бродят призраки разбойников,
прячущиеся за каменными грудами. У перевала дурная слава, и местные жители предпочитают пересекать его при дневном свете, а не когда заходящее солнце играет странными тенями на скалах или когда луна придаёт таинственный вид изрезанному ущелью.

К западу от Зейтуна есть гряда «себуха» — солончаков, которые
расположены у подножия скал, продолжающих горы, окружающие Сиву на севере. В этой местности,
которую редко пересекают, можно найти небольшие плантации эвкалипта,
напоминающие Судан, а также заросли верблюжьей колючки. Я не видел, чтобы она росла в какой-либо другой части Западной
пустыни. Возможно, они выросли из семян, которые бросили караваны,
проходившие через Судан. В этой местности нет пресной воды,
но в стране очень много газелей.

К юго-западу от Сивы есть ещё два необитаемых оазиса — Эль-Арег и Бахрейн, два озера. Эль-Арег — очень удивительное место. Проезжая по плоскому каменистому участку земли к востоку от гор Пачо, названных в честь европейского исследователя, посетившего Сиву в начале XIX века, вы внезапно оказываетесь на краю обрыва, который является вершиной скал, окружающих оазис. Есть две крутые, трудные для прохождения тропы, ведущие вниз между невероятно высокими белыми скалами с разросшимися пальмами у их подножия
фут. Большая часть оазиса представляет собой солончаковое болото, но на одном конце есть масса зарослей
кустарников и высоких пальм, среди которых есть два источника питьевой воды
. Скалы действительно очень высокие, и из-за их белизны
ночью они выглядят странно. Местами встречаются участки
с окаменелыми морскими раковинами, и я особенно заметил морских ежей и
морских звезд. В своеобразной бухте в скале, между двумя огромными высокими
скалами, есть естественная терраса, а в центре террасы
находятся остатки здания; в окружающих скалах, иногда
так высоко на склоне, что удивляешься, как и зачем они были сделаны,
находятся квадратные входы в скальные гробницы или жилища. Некоторые из
них довольно большие, но во всех случаях очень низкие. Все нижние
входы заполнены черепами и человеческими скелетами, но многие из
них настолько засыпаны песком, что я не смог попасть внутрь. В оазисе
много газелей, которые питаются сочной растительностью вокруг болот.

В Бахрейне есть два длинных ярко-голубых солёных озера, окаймлённых
густой растительностью и пальмами и окружённых жёлтыми песчаными дюнами. Бахрейн всегда напоминал мне


 «Безбрежное, скорбное, срединное море;

 В стране лета, песка и золота».


 Здесь также есть скальные гробницы в некоторых утёсах, и в одной из них я
обнаружил остатки настенной росписи, сильно повреждённой, с изображением
коровы и нескольких пальм с большими гроздьями фиников, грубо нарисованными
коричневыми и синими красками. Очевидно, что когда-то оазис был населён, и если бы кто-то захотел полного уединения, то это было бы довольно приятное место для жизни. В Эль-Ареге и Бахрейне есть несколько тысяч финиковых пальм, которые могли бы плодоносить, если бы
их обрезали и ухаживали за ними. Когда-то люди приезжали из Сивы и ухаживали за деревьями, а потом собирали плоды, но сейчас в Сиве не хватает рабочих рук, чтобы возделывать все сады, поэтому оба этих оазиса заброшены. Путь из Сивы в Фарафру проходит через Эль-Арег и Бахрейн, а ещё есть караванный путь из
Эль-Арег ведёт к оазису Бахария, а оттуда — к долине Нила,
которая пересекает его где-то возле Асьюта. Но практически никто из путешественников
не проходит этим путём, и о Машрабах почти ничего не известно.

К западу от города Сива, в конце озера, у подножия огромной горы с плоской вершиной, есть небольшая деревушка под названием Камисса и несколько садов. За ними, если пересечь скалы по каменистому перевалу, можно попасть в долину под названием Мараги, где есть ещё одно солёное озеро, окружённое садами, принадлежащими колонии из примерно шестидесяти арабов, которые поселились здесь около пятидесяти лет назад и с тех пор остаются здесь. Они не вступают в браки с сиванами, но
«держатся особняком», так как считают, что значительно превосходят
местных жителей. Они живут в палатках и разводят овец
и скот, и внешне они похожи на арабов с побережья, за исключением того, что у них нет верблюдов. Когда-то двое из этих
арабов переехали в Сиву и поселились в домах, но остальные считали их отступниками. Дальше на запад есть ещё одно солёное озеро, называемое Шьята — длинная полоса синего цвета среди жёлтых песчаных холмов,
с хорошими пастбищами вокруг и пресной водой, которую можно добыть,
выкопав в определённых местах, которые нужно знать по опыту,
так как нет никаких указаний на их местонахождение.

К северо-западу от Шьяты находится группа необитаемых оазисов: Гагуб,
Мельфа и Эксабия. Это странные дикие места с чудесными скалистыми пейзажами, огромными
возвышающимися известняковыми утёсами, глубокими болотами и
полями сверкающей воды, окаймлёнными гниющими пальмами, похожими на


 «...То тусклое озеро,

 Где грешные души прощаются

 С этим печальным миром».


Эти оазисы имеют странно зловещий вид, и можно легко представить, как ведьмы из «Макбета» устраивают свои полуночные оргии в таких местах. Ночью из тёмной гниющей растительности поднимается лихорадочный миазм, а вместе с ним мириады ядовитых комаров. При лунном свете картина становится ещё более _жуткой_; гигантские глыбы причудливой формы напоминают

 «Купол, пирамиду и шпиль,

 Город смерти, с множеством башен

 И неприступных стен…


 и мёртвые ветви на иссохших стволах пальм колышутся, как трупы
на виселице. Когда я путешествовал по этим местам, я всегда старался разбить лагерь на ночь над скалами, но это было непросто,
так как местами они возвышались над землёй под прямым углом.

 Однако наличие бесчисленных погребальных камер, вырубленных в скалах,
показывает, что эти мрачные долины когда-то были обитаемы. Вода здесь практически непригодна для питья. В Гагубе есть колодец, и однажды мои люди напились из него, но вода была настолько пропитана серой, что оказала такое же действие, как очень большая доза
физика! Есть большая разница между этими глубокими мрачными долинами,
с их болотами и мёртвыми похоронными пальмами, и самой Сивой,
с её богатыми садами, прохладными ущельями и длинными зелёными
видами среди деревьев. С вершины холма возле Мелфы, самого западного
оазиса, можно увидеть купол мечети в Джерабубе. В Сиве у мечетей нет куполов, поэтому к их виду привыкаешь не сразу, и по этой причине купол в Джерабубе выглядит довольно внушительно, хотя на самом деле он размером примерно с те, что можно увидеть над гробницами на многих кладбищах Каира.

Джерабуб когда-то был Меккой сенуситов, но та слава, которой он когда-то
обладал, теперь ушла в прошлое. Сегодня в нём живёт всего около сотни
полуголодных местных жителей и несколько старых шейхов, которые
по-прежнему учат детей в зовии (религиозной школе). В последнее время люди были в таком бедственном положении, что вакилю Сенусси Сиди Ахмеду пришлось отправить с побережья караван с зерном, а сиванцы, приехавшие в Джерабуб продавать товары, вернулись со своими товарами и жаловались, что ни у кого нет денег, чтобы их потратить. Финики в садах Джерабуба очень низкого качества,
Поэтому сиванцы экспортируют довольно много фиников своим соседям.

 Единственным богатым человеком в Джерабубе был старый торговец на пенсии по имени Мохаммед эль-Итнейни.  Он был настолько стар и невероятно толст, что не мог ходить, и его рабы носили его на носилках.  В своё время он был крупным торговцем, путешествовал между Триполи, Вадаи, Египтом и Суданом и со временем сколотил значительное состояние. Но в последнее время, испытывая нехватку
денег и поддерживая большую семью, он начал продавать свои вещи.

Однажды я получил информацию о том, что двое мужчин из Джерабуба прошли через
Сиву по пути на побережье и в Египет, не заходя в офис, чтобы узнать, есть ли у них что-нибудь, за что нужно платить пошлину. Пошлину в Сиве взимают с товаров, ввозимых с запада. Я отправил за ними патруль и вернул их в Марказ. Один из них был внуком старого шейха, а другой — его двоюродным братом. Я осмотрел их верблюдов и приказал им вывернуть мешки, что они сделали
с большой неохотой. Они разложили содержимое на ступенях
Марказ. Это было похоже на сцену из "Тысячи и одной ночи". Там были тяжёлые серебряные браслеты, причудливые браслеты-манжеты, серебряные серьги в форме молодой луны с филигранными бусинами, с которых свисали длинные серебряные цепочки с маленькими подвесками, кольца, броши, ожерелья, несколько маленьких золотых слитков, два полных комплекта сбруи и доспехов для арабской лошади из позолоченного серебра и бархата с золотой бахромой, филигранные украшения и футляры для амулетов и маленький мешочек, полный жемчуга; всё это было выложено из двух грязных старых кожаных сумок. Это было прекрасное шоу
оно сверкало на солнце, и мне очень хотелось сделать ставку на какую-нибудь часть,
но я пришёл к выводу, что это невозможно. Они везли его на продажу
одному торговцу в Каире, поэтому я отправил их с патрулём верблюжьего корпуса,
который направлялся к побережью, так как сиванцы уже с завистью поглядывали на это добро. Через два месяца
они вернулись и рассказали мне, что получили за всё 140 фунтов, что
Я сам считал, что они стоят гораздо дороже. В течение
нескольких лет старый торговец отправлял товары на продажу в
Каир, и каждый год, как мне кажется, он получал такую же низкую цену.

Среди ценностей в его доме есть несколько старых персидских
и турецких ковров, но он их не продаёт, потому что они слишком тяжёлые,
чтобы их перевозить. Я вёл с ним переговоры о некоторых из них,
но как раз когда сделка была завершена, я сильно заболел
лихорадкой и был вынужден уехать на побережье. У нескольких шейхов Сивана
есть хорошие ковры, но они знают им цену и не хотят с ними расставаться. Другие предметы домашнего обихода, которыми владеют некоторые сиваны
и которыми они очень гордятся, — это большие латунные турецкие самовары, которые они
используйте вместе с древесным углем для приготовления чая. Их владельцы говорят, что их
изначально привезли из Константинополя, но теперь они стали совсем
похожи на семейные реликвии, и, как ни странно, они, кажется, не изнашиваются.

К югу от Сивы, за зыбучими желтыми песчаными холмами, простирается обширная
полоса пустыни без единого клочка растительности, которая простирается
вплоть до Судана. Исследованы только первые сто миль,
за ними находится terra incognita_. Арабы называют это страной дьявола, и не зря. В этих огромных безмолвных пространствах можно увидеть непрекращающийся
мираж, который местные жители называют «дьявольской водой», и часто
«духи бури, разжигающие ярость вихря», посылают
сильный ураган из горячего жгучего песка, который проносится по пустыне,
задушая людей и животных слепящей пылью, подхватывая всё, что попадается
под руку, и унося прочь.


 «В уединении простирается пустыня,

 где Пустота держит свой пустой двор.

 На всех измученных жаждой просторах нет весеннего цветения

 Не встречается ни одухотворенной травы; вместо нее пески

 На бесплодных холмах и серых грубых скалах.

 Земля страхов! где призрачные формы,

 Из мрачных призраков, что приходят с воздуха, из воды и огня,

 Толпятся, и перед ними крадётся безмолвный Ужас.

 Здесь, ночь за ночью, в беззвёздных сумерках,

 Тайная ведьма и проклятый колдун

 Проводят свои шабаши и творят могущественные заклинания,

 Похищая сокровища из осквернённых могил…


Однажды летом я спустился сюда по следам контрабандистов, которые, как предполагалось, направлялись в Египет с запада. Это унылый край, ужасно мёртвый и однообразный, состоящий из чередующихся участков твёрдой земли, покрытой блестящими чёрными камешками,
и белые песчаные дюны, простирающиеся на восток и на запад, где песок такой мягкий и рассыпчатый, что верблюды и люди проваливаются в него по пояс, а поверхность такая горячая, что её почти невозможно почувствовать. Здесь нет ни троп, ни машрабов, и мы были первыми, кто соорудил пирамиды из камней на холмах, где они были. Если ехать и ехать вперёд, примерно на тысячу миль, то можно добраться до Дарфура, в северо-западной части Судана. До войны Дарфур был независимым королевством, чей
султан Али Динар правил из своей столицы Эль-Фашер так же, как
султан Вадаи.

Куфра, которую иногда называют «Куфара», представляет собой группу оазисов, расположенных к юго-западу от Сивы.
Из-за удалённости от цивилизации Куфра никогда не имела исторического или политического значения, хотя сравнительно недавно она стала удобным местом для некоторых шейхов сенуситов. Довольно много местных жителей, которые недавно побывали в Куфре, посетили Сиву во время моего пребывания там, и когда я расспрашивал их и других жителей Сивы, хорошо знавших Куфру, все они описывали её как очень малонаселённую, менее плодородную и очень
С их точки зрения, он уступал оазису Сива. Когда я заговорил о возможности его посещения, они были крайне удивлены тем, что кто-то хочет увидеть Куфру, которую они назвали «мускином» — убогой, — но в то же время сказали, что жители Куфры, конечно, не будут возражать против того, чтобы кто-то туда поехал, поскольку это место не было священным, как когда-то Джерабуб. В Куфре нет такого странного города, как Сива,
и совсем недавно, в 1854 году, английский путешественник, посетивший Джалоу и
Аугила утверждал, что Куфра была практически необитаемой, за исключением одного месяца в году, когда жители других оазисов приезжали туда, чтобы собрать финики.

Путешествие по неизведанной пустыне — это захватывающее приключение; почему-то у меня всегда было ощущение, что, возможно, за скалистым горизонтом или за следующим песчаным холмом могут появиться лениво покачивающиеся пальмы какого-нибудь неизвестного оазиса. Никто не проникал в самое сердце этой пустыни, и вполне возможно, что там есть оазисы, обитаемые, как
затерянная земля Атлантиды или таинственные города в пустыне, которые рассказчики описывают своим вечерним слушателям на рынке, спрятанные среди неизведанных равнин Сахары.

 В Сиве и в отдалённых оазисах, которые ещё меньше изучены, всё ещё есть большие возможности для раскопок, но у меня самого не было ни времени, ни денег, чтобы заниматься серьёзными раскопками. Во многих частях оазиса, иногда посреди пальмовой рощи, можно увидеть то, что кажется фундаментом древних зданий, построенных из
хорошо отёсанные камни; и во многих скальных гробницах, особенно в скалах более отдалённых оазисов, до сих пор находятся мумии. Я сам исследовал несколько из них, но безуспешно, так как они, по-видимому, принадлежали к низшему классу и в них не было погребённых вместе с ними украшений. Рядом с некоторыми из них лежали разбитые глиняные горшки старинной формы, которые сегодня не делают в Сиве. Все гробницы, входы в которые видны на Холме мёртвых, огромном скальном мавзолее за пределами города Сива, были разграблены много лет назад, и от них не осталось ничего, кроме разбросанных костей.
черепа и обрывки погребальных саванов. Несколько самых красивых гробниц были превращены в жилища бедными сиванцами, которые были достаточно храбры, чтобы не бояться демонов холма и получить в собственность дом, в котором было прохладно летом и тепло зимой и который пах

 «— Слабой сладостью от какого-то старого

 Египетского тонкого савана, изъеденного червями,

 Который рассыпается в прах, когда его разворачивают».


Но в целом сиванцы категорически не одобряют вмешательство в
гробницы, хотя они твёрдо верят, что в некоторых холмах неподалёку от
города спрятаны сокровища, более ценные


 «Чем всё хваленое золото Бокары,

 Чем все самоцветы Самарканда».


 Все более очевидные места, такие как руины храма Юпитера
 Аммона в Омм-Бейде, были тщательно раскопаны, но, проведя некоторое время в оазисе,
можно наткнуться на различные места, которые кажутся нетронутыми — девственная земля для археологов.

За холмом, на котором был построен мой дом, Каср-Хассуна,
стояла ещё одна огромная одинокая известняковая скала высотой около 70 футов и
окружностью около 400 ярдов. Однажды вечером, когда я взбирался
На этой скале, в поисках ястребиного гнезда, я наткнулся на вход в то, что, как я предположил, было пещерой, прямо наверху. Я вошёл, но,  обнаружив, что она уходит глубоко в скалу, послал за слугами и электрическим фонарём, а затем, вооружившись им, двинулся дальше в темноту. Там был узкий туннель высотой около 5 футов и шириной около 3 футов,
вырубленный в твёрдой породе и спускающийся вниз так круто, что в
некоторых местах можно было почти сесть и съехать на санях. Туннель
длиной около 10 или 11 ярдов заканчивался у входа
из глубокой тёмной шахты, похожей на колодец, уходящей прямо в недра земли. В тот день я больше ничего не исследовал.

 На следующее утро некоторые шейхи, которые, очевидно, слышали о моём открытии от слуг, очень торжественно рассказали мне следующую историю. Много лет назад, во времена их дедов, шейх Хассуна, владелец касры — замка, — обнаружил, как и я, туннель в скале. Он, естественно, предположил, что это был вход в место, где спрятаны сокровища, но ему не хотелось спускаться в шахту самому, и он не мог найти никого, кто
бы. В то время в Сиве жил очень почитаемый Фики, и в конце концов шейх Хассуна убедил его спуститься первым,
чтобы он мог изгнать джиннов и обеспечить безопасность шейха при
захвате сокровищ. Фики спустили на верёвке с факелом, Кораном и запасом благовоний. Через несколько секунд
после этого люди, находившиеся в туннеле и смотревшие в яму, были напуганы хлопаньем крыльев и огромным облаком чёрного дыма, которое поднималось от джиннов, покидавших это место. Когда они выбрались наружу,
Фики рассказал им следующую историю. На дне ямы
находилось огромное помещение, вырубленное в камне, и в одном его конце
была железная дверь. Когда Фики начал читать Коран, дверь распахнулась,
и из неё вышли два ужасных джинна, которые убежали вверх по шахте,
а ещё один джинн, женщина с огромными крыльями, появилась
и приказала ему уйти и предупредить всех остальных, чтобы они никогда
не возвращались сюда. Так что с того дня никто в Сиве не тревожил духов
холма. Наконец, шейхи посоветовали мне, если я спущусь,
взять с собой кого-нибудь, кто умеет читать Коран.

В тот же день я зашёл к старому суданскому фики по имени Хадж
Габрин и пригласил его отправиться со мной на разведку. Это был крепкий старик-судандец лет шестидесяти, которого очень уважали его соотечественники из верблюжьего корпуса и который считался искусным лекарем и магом. Он явно нервничал, но в конце концов согласился пойти со мной, главным образом, я полагаю, из-за собравшихся верблюжьих солдат. Теперь, на мой взгляд, это дело покровительствовала Церковь. Я взял с собой дюжину самых крепких мужчин и длинную верёвку. Сначала они опустили меня, а затем
пара мужчин, за которыми следовал Фики, покачиваясь из стороны в сторону и издавая стоны и возгласы «Я салам» — «Валлахи». Это было очень разочаровывающе. Шахта была около 25 футов глубиной, узкая наверху, но расширяющаяся по мере спуска. Внизу, несомненно, была своего рода пещера, вырубленная в скале, но очень грубо.
Пол был покрыт грудой камней и щебня, которые, очевидно, обрушились в какой-то момент, возможно, во время одного из землетрясений, которые часто случаются в Сиве
путешественники восемнадцатого века, посетившие оазис. Там не было
абсолютно ничего похожего на дверь или гробницу, но нельзя было сказать, что находится дальше, так как всё было завалено обломками.

 Я несколько дней заставлял людей работать там, пытаясь расчистить завал, но, казалось, этому не было конца, и, поскольку приходилось поднимать каждую корзину с камнями наверх, а затем передавать её из рук в руки по туннелю, это было очень трудно. Атмосфера тоже была очень плотной и жаркой. В конце концов мы добрались до больших камней.
отколовшийся кусок скалы, который мы не смогли поднять, и, поскольку работа не принесла ощутимых результатов, я в конце концов бросил её.

Через некоторое время я отправился посмотреть гробницы царей в Фивах. Со мной был мой ординарец, который был в Сиве, и мы оба были поражены сходством между гробницами царей и подземным помещением в Сиве, которое, конечно, было гораздо меньше. Позже,
когда я узнал, что Сива когда-то славилась своими изумрудными
рудниками, мне пришла в голову мысль, что это могла быть старая
шахта. К сожалению, я не археолог и не смог
По размеру и конструкции этого места я не мог определить, было ли оно
гробницей или нет. Позже я обнаружил другой проход, узкий, но более высокий,
вырубленный в скале примерно на полпути вниз, по-видимому, с целью
пробить шахту, но он доходил всего до нескольких ярдов и, по-видимому,
оставался незавершенным.

 Хадж Габрин, старый фики, который спускался со мной в шахту,
очевидно, распространил очень фантастические слухи о моих открытиях, потому что после моего ухода
Сива, я получил сообщения от губернатора с вопросом, действительно ли я
нашёл железную дверь посреди холма.

В Сиве, по-видимому, было аномально много стариков, так как климат, очевидно, способствует старению. Сивийцы, как и многие другие коренные жители, очень расплывчато говорят о своём возрасте. Часто, когда их спрашиваешь, сколько им лет, они отвечают: «Сколько пожелаете» или иногда «Сколько лет вашему превосходительству», что, по-видимому, они считают вежливым ответом. Конечно, большинство смертей приходится на долю маленьких детей или очень пожилых людей. К старости относятся с большим почтением, хотя это не всегда сопровождается
соответствующая добродетель. Когда я был в Сиве, «старейшим жителем»
был морщинистый старик по имени Хадж Сулейман, дед одного из главных торговцев. Большую часть времени он проводил, сидя у своего дома и сплетничая с прохожими, и я часто останавливался, чтобы поговорить с ним. К сожалению, он был глухим и беззубым, так что беседа между нами была не очень оживлённой. Он и его родственники
сказали мне, что ему было 102 года; он выглядел на 90, и ему не могло быть меньше 85. Он рассказывал мне о своём единственном визите в Каир, примерно 60 лет назад, по пути домой из Мекки. Он
также вспомнил и довольно ясно описал визит некоего
Английского путешественника в Сиву в 1869 году.

Однажды я услышал сильный шум по соседству с
Дом Хаджа Сулеймана; на запрос мне сказали, что там происходит "фантазия"
, поэтому я подошел посмотреть. Я нашел
множество танцоров, музыку в виде барабанов и свистков, и бесплатные
“любки”, которые раздают по кругу. Во дворе были расстелены ковры,
и Хадж Сулейман, очень нарядно одетый, принимал гостей в окружении своих сыновей и внуков. Он выглядел очень довольным.
Он представился и пригласил меня выпить чаю, что я и сделала. Всё это время он
стоял рядом, очевидно ожидая, что я что-нибудь ему скажу. В конце концов
я спросила его, почему он устраивает «фантазию», на что вся
семья начала говорить и объяснять мне, что это свадьба. «Но
где жених?» — спросила я, и Хадж Сулейман наклонился вперёд
с глупой ухмылкой на своём античном лице. Затем, к моему изумлению, они
сказали мне, что сам пожилой джентльмен был женихом, что это была его тридцать шестая свадьба, а невесте было 14 лет. Я понял
что он ожидал моих поздравлений, и я их принёс,
поскольку он, очевидно, не придерживался мнения, что «старость и молодость
не могут жить вместе». Он внезапно умер около восьми месяцев спустя,
«став жертвой супружеской неверности». За день до этого я видел его в
саду, где он усердно работал огромной железной мотыгой размером с лопату,
которая часто используется в Сиве.

Другим очень старым человеком в Сиве был пожилой суданец, который продавал странную
маленькую коллекцию безделушек в углу рынка. Когда-то
он был почтальоном у сенуситов между Сивой и Куфрой. Он
Он рассказал мне, и я слышал об этом из разных источников, что он обычно ездил в Куфру один по тропе через песчаные дюны к югу от Сивы. За каждую поездку ему платили три фунта, но опасность была огромной; если бы его верблюд сбился с пути или заболел, он бы точно погиб. Ещё одним странным стариком была пожилая женщина по имени Хануи, которая когда-то была секретным агентом и замечательно умела добывать информацию. Она также пригодилась бы, если бы кто-то захотел заказать плетение корзин.

Единственная настоящая отрасль промышленности в Сиве, и она не очень важная, — это
Изготовление циновок и корзин из пальмовых листьев. Циновки и большие грубые корзины для перевозки фиников на верблюдах делают мужчины. Циновки обычно круглые, очень прочные, долговечные и полезные. Арабы покупают их в больших количествах, когда осенью приезжают за финиками. Корзины делают исключительно женщины. Их делают из тонких
полосок пальмовых листьев, которые становятся похожими на рафию; иногда их
окрашивают, но лучшие сорта украшают мелкими узорами из цветного
шёлка, нашитыми по бокам, и декорируют
кисточки из разноцветного шёлка и алые кожаные лоскутки, которыми можно закрепить шнуры, удерживающие их.

 Работа очень тонкая, настолько тонкая, что в некоторых случаях корзины даже удерживают воду. Они бывают разных форм, но обычно круглые с конусообразной крышкой. Помимо корзин, они делают блюда и подносы с крышками, которые используются для переноски еды и фруктов. Эти корзины чрезвычайно привлекательны и полезны и
продаются по высокой цене в Каире и в Англии. Они очень лёгкие
и могут быть сплетены в «гнезда» по пять или шесть штук, чтобы быть более
Их легко узнать. Они очень самобытны и сильно отличаются от тех, что делают в Асуане, на Синае или в Судане.

 Женщины из Сивы также делают грубую керамику. Они берут глину с холма недалеко от Сивы, а другую глину, из которой делают краску, — в другом месте оазиса. Вся керамика делается вручную, а не на гончарном круге, поэтому она очень грубая, но приобретает хороший цвет и лёгкую глазурь. Из него делают чаши, тарелки, кувшины
и небольшие жаровни для угля, на которых держат чайник, когда сиваны заваривают чай. Эта посуда украшена
Грубые узоры более тёмного цвета, земля обычно жёлтая или красновато-коричневая. Я узнал, что в Сиве был один старик, который
был профессиональным изготовителем игрушек. Это занятие редко встречается среди мусульман, так как Коран запрещает любые статуи или изображения, считая их поклонением идолам. Но у
сиванских детей есть куклы и игрушечные животные, и они очень искусно сделаны. Этот старик делал их в основном из тряпок, набитых опилками,
и они действительно очень выгодно отличались от «плюшевых мишек»
и другие уродцы, которых можно увидеть дома. Сиванские дети —
странные маленькие создания, очень серьёзные и не такие подвижные, как маленькие
суданцы. Они начинают работать в раннем возрасте, а до этого, кажется,
проводят большую часть времени, плескаясь в ручьях среди садов. Одно
отличие, которое замечаешь между этими маленькими детьми и детьми
такого же возраста дома, заключается в том, что первые не имеют
надоедливой привычки постоянно задавать вопросы.

При попытке развивать производство корзин возникает множество
трудностей. Женщины небрежны и ленивы, так что это почти
Невозможно обеспечить бесперебойную поставку корзин к определённой дате. Тот факт, что корзины делают только женщины, живущие в строгом уединении, является большим недостатком, так как приходится объяснять всё через третье лицо. Однажды мне посчастливилось увидеть, как женщина работает над корзинами. Она была матерью одного из полицейских, почтенной старушкой, но по этому случаю она сидела, закутанная в плотную вуаль, из-под которой виднелся только один глаз, и с большим трудом демонстрировала, как плетут корзины
были сделаны. Я предложил несколько новых форм и узоров, которые она очень
быстро поняла и научила остальных.

[Иллюстрация: город Сива с юга]

 С бедуинскими женщинами всё по-другому. Во время войны, особенно в конце
операций Сенусси, арабы сильно бедствовали. Многие мужчины, служившие у Сенусси, были убиты,
а многие другие ушли за границу и не вернулись. Их
жены и дети остались без средств к существованию. Как обычно, англичане,
против которых они сражались, повернулись и помогли им
беженцы. Мисс Бэрд, дочь покойного сэра Александра Бэрда,
собрала несколько таких женщин и их детей в Амрии, в пустыне к западу от Александрии, и вместе с Управлением по делам беженцев
основала производство ковров. Она сама жила среди них, руководила работой и постепенно приобрела над ними
огромное влияние. Она стала чем-то вроде леди Эстер Стэнхоуп в Ливане,
только её влияние не было связано с религиозными предрассудками. Однажды я остановился в Амрии по пути из Каира в Соллум на верблюде в начале
дни расцвета отрасли, и я никогда не забуду своё первое впечатление от четырёх- или пятисот диких бедуинок, которые работали над коврами, как девушки на фабрике у себя дома, под абсолютным контролем одной молодой англичанки прямо в пустыне. Смерть мисс Бэрд в 1919 году была очень большой потерей, но дело, которое она начала, до сих пор продолжается под руководством F.D.A., которое перенесло фабрику из
Амрия и установил его в величественном здании в Бехиге, которое является
штаб-квартирой Восточного округа Западной пустыни.

Одна из особенностей Сивы — отсутствие
цветы. Из-за отсутствия дождей весной не бывает внезапного
всплеска растительности, как на побережье. В какое-то время в садах
цветут различные деревья — яблони, миндаль, гранаты, лимоны и т. д., —
а в течение месяца или двух цветут розы и очень ароматный кустарник
под названием «тамр-эль-хинди».
Но не видно буйства красок, которое наступает после дождей. Диких животных тоже очень мало. В соседних
оазисах можно увидеть газелей и несколько лисиц, а в самой Сиве
множество шакалов. По словам местных жителей, животное, которое они называют «бакр вахаш» — дикий бык, — можно найти в месте под названием
Гагуб, в необитаемом оазисе, состоящем из солёного озера, окружённого бесплодными пальмами, между Сивой и Джерабубом. Но когда я отправился туда,
я не увидел никаких признаков этого существа. Он описывается как животное размером с
осла, желтовато-коричневого цвета, с двумя рогами, как у коровы.

В Сиве очень мало домашних животных. Никто из людей
не держит верблюдов, отчасти потому, что они им не нужны, а отчасти
из-за мух «гаффар», которые переносят болезни
верблюды и лошади страдают от болезни, которая значительно сокращает продолжительность их жизни. По этой причине одна группа верблюдов, принадлежащих Управлению по делам
животноводства, постоянно находится в Сиве, чтобы избежать распространения болезни среди верблюдов на побережье. Почти у каждого жителя Сивы есть осёл, а у некоторых крупных землевладельцев их по тридцать-сорок. Их можно встретить повсюду, на улицах, где они трусят под огромными
нагрузками, но, судя по всему, переносят их с величайшим
удобством. Сиваны
редко ходят пешком, они всегда ездят верхом. Ослики у них крепкие
маленькие животные, и в целом к ним относятся лучше, чем в Египте. Их
привозят арабы-гавази из Верхнего Египта и Фаюма через
Фарафру, оазис «Бурлящих источников», который находится к юго-востоку
от Сивы, но они свободно размножаются в Сиве, и их рацион из сухих фиников,
по-видимому, им подходит.

Ослов также используют в качестве молотильных машин. Когда ячмень созревает, его срезают, собирают и раскладывают по кругу на ровном, твёрдом участке земли. Десять или пятнадцать ослов запрягают в ряд и водят по кругу над ячменём; когда они поворачиваются,
самый первый осёл движется очень медленно, а остальные бегут
быстрой рысью. Таким образом, кукурузу вытряхивают из шелухи. Затем
её провеивают, просто подбрасывая в воздух, чтобы солома улетела,
а зерно осталось. В Сиве около сотни коров; это маленькие животные,
размером с джерсейскую породу, но они дают очень хорошее молоко.

В Сиве в определённое время можно увидеть довольно много птиц, но в основном это перелётные птицы. Я видел журавлей, уток, фламинго и гусей на солёных озёрах; ястребов, ворон, грачей и сов среди скал;
В садах можно увидеть голубей, горлиц, удодов, трясогузок и несколько видов мелких певчих птиц. Некоторые из них гнездятся в оазисе, и я собрал около дюжины разных видов яиц, но, к сожалению, все они разбились. Есть одна птица, которая, как я полагаю, является коренной для Сивы. Местные жители называют её «Хадж Мавла». Размером она примерно с дрозда
черная с белыми перьями в хвосте и очень красивая
песня, чем-то похожая на пение малиновки.

Недавно администрация установила чердаки с почтовыми голубями вдоль
побережья и в Сива. На побережье они были довольно успешными,
но до сих пор ни один голубь не был обучен перелетать через пустыню. Ястребы в Сиве представляют для них серьёзную угрозу, и многие из них были убиты. В прежние времена в Ливийской пустыне водились страусы. Браун в 1792 году упоминает, что по пути в Сиву он видел разбитые яйца и следы страусов. Но в наши дни их там нет. Многие львы, которых
использовали на римских аренах, были привезены из Ливии, но и они
теперь вымерли.


 «Так что какой-нибудь свирепый лев на ливийской равнине

 закатывает красные глаза и трясёт рыжей гривой».


Но арабы, путешествующие между Суданом и Триполи, рассказывают о длинном вади с водой и растительностью к северу от Дарфура, которое можно пересечь на верблюде за три дня, и в этом вади, по их словам, полно диких животных — львов, тигров, жирафов и т. д., — на которых никогда не охотились.

Сива — плохое место для змей, скорпионов и тарантулов. Обыкновенная гадюка, или рогатая гадюка, очень распространена, как и несколько других ядовитых видов. Одна из самых смертоносных — маленькая светлая змея с твёрдым шипом на конце хвоста, похожим на жало скорпиона, которая
наполовину покрытая песком. Я также видел гадюку. Мой дом, похоже, был излюбленным местом обитания змей, возможно, потому, что рядом с ним был голубятник. Несколько раз ночью меня будил лай моей собаки в комнате, и я обнаруживал большую змею, ползущую по полу или под ковриком. Пока я был там, три человека были укушены змеями и
в результате умерли; в каждом случае они наступали на змею босыми
ногами. Страбон рассказывает, что в этих частях Африки рабочим приходилось
Чтобы защититься, они надевают ботинки и натирают ноги чесноком. Местное средство, которое кажется довольно неэффективным, заключается в том, чтобы натереть место укуса измельчёнными стеблями метёлки. Ничто не заставит местных жителей прикоснуться к змее, мёртвой или живой, пальцами, так как они говорят, что запах остаётся на них и привлекает других змей. Меня лишь однажды укусил скорпион, и, к сожалению, я отправился в поход без аптечки. Это был большой черно-зеленый скорпион, один из самых опасных видов,
и он ужалил меня в палец. Но мои люди знали
что делать, исходя из предыдущего опыта. Они туго перевязали мою руку жгутом в
локте и запястье, а затем сделали несколько надрезов бритвенным лезвием на
укушенном пальце. Ночью было очень больно, и у меня сильно поднялась
температура, но через пару дней я уже чувствовал себя лучше. Лекарство от укуса скорпиона — это порошок из змеиного хвоста, приготовленный и измельчённый, и некоторые местные жители специализируются на изготовлении этого порошка.

В Сиве нет заклинателей змей, и я не видел их нигде на
Западная пустыня. В Египте можно встретить многих, но, пожалуй, самым известным является человек из Луксора. Я видел его выступление за несколько дней до отъезда из Египта, и оно произвело на меня огромное впечатление. Однажды вечером, без предупреждения, я взял его с собой в место неподалёку от Карнака, предварительно осмотрев его и убедившись, что под одеждой у него нет змей. Примерно через четверть часа он обнаружил семь или восемь змей. Он не свистел, а ходил по очень маленькому
пространству, бормоча что-то себе под нос и то и дело останавливаясь
Он хватал камень или куст, засовывал в него руку и вытаскивал, сжимая извивающуюся живую змею. Некоторые из змей, как я знал, были ядовитыми. Он брал двух из них, одну за другой, подносил к запястью и позволял им укусить себя так, что, когда он отрывал их от кожи, на руке оставалась кровь. Любой другой человек сильно пострадал бы и, вероятно, умер, но заклинатель змей был невосприимчив. Его отец и дед занимались тем же ремеслом, что и он, и, по его словам, ни один из них не страдал от своей профессии.




 ГЛАВА VI

 ОБЫЧАИ И СУЕВЕРИЯ


 «...Расскажи смеющемуся миру,

 Из чего сделаны эти чудодейственные амулеты...

 Корень папоротника, нарезанный мелко и завязанный множеством узлов,

 Старые зубы, извлечённые из черепа белого человека.

 Скелет ящерицы, змеиная голова:

 ... над ними корчится

 Бормочет странные слова на непонятном языке и чертит дикие круги».


 «В примитивном обществе обычай — король, нет, тиран».


 Побывав в Сиве, нельзя не заметить, как сильно
на жизнь людей влияет их вера в суеверия и магию. Каждому обычному происшествию или природному явлению они, кажется, находят сверхъестественное объяснение и постоянно совершают небольшие обряды, у которых нет очевидной цели, происхождение и смысл которых они не знают, но которые, по их словам, были «обычаем с незапамятных времён». Верить, как они, ничего не зная, — это самая грубая форма суеверия. У них есть ряд чисто
местных обычаев и традиций, которые сильно отличаются от тех, что
распространены в Египте или среди арабов Западной
Пустыня. Сиваны — мусульмане, и большинство их обрядов строго религиозны, но в некоторых их обычаях можно проследить отдалённое сходство с обрядами, сохранившимися с прежних времён, задолго до того, как народ принял свою нынешнюю религию. Но большинство, казалось бы, бессмысленных обрядов основаны на врождённом страхе перед злыми духами, в которых негласно верят все жители.

Эти сказочные существа бывают разных видов и обладают различными
характеристиками; есть джинны, в чьих жилах вместо крови течёт огонь
Кровавые демоны, которые когда-то населяли землю, но согрешили и были изгнаны ангелами Божьими; шайтаны, которые являются детьми Иблиса, дьявола; африты, мариды и вурдалаки, которые являются демонами женского пола и живут в пустынях и на кладбищах, принимая различные формы и заманивая людей на смерть. Этих существ обычно можно встретить в пещерах, гробницах, колодцах, пустых домах, уборных и на перекрёстках. Иногда они принимают
облик людей, а иногда появляются в виде домашних
животных; в Сиве, как говорят, они чаще всего принимают облик коровы.

Среди самых невежественных туземцев наблюдается явное нежелание
обсуждать сверхъестественные явления, но более образованные люди
готовы говорить о них. Как и во всех странах, низшие классы
наиболее доверчивы. Например, в случае с некоторыми старухами, которых считают ведьмами, бедняки открыто верят в них, в то время как представители высших классов притворяются, что не верят. Но когда в семье шейха или знатного человека рождается ребёнок или проходит свадьба, они посылают подарки этим старухам, говоря, что это просто благотворительность.
Хотя в глубине души они считают, что безопаснее умилостивить их, чтобы
избежать возможных несчастий. Это похоже на даму в церкви, которая
всегда кланялась при упоминании дьявола, потому что считала, что
безопаснее быть на стороне добра!

 Разница между обычаями и суевериями сиванцев
и арабов, живущих в пустыне, которая их окружает, обусловлена
тем, что первые имеют берберское происхождение. У них и весь образ жизни
другой. Сиваны — городские жители, чьим главным принципом был своего рода коммунизм, в то время как арабы — кочевники.
которые приняли патриархальный уклад в качестве метода правления. Сиванцы сражались
пешими, арабы были в основном кавалеристами. В Сиве есть шейхи,
но они больше похожи на членов городского совета, в то время как настоящий
арабский шейх соответствует феодалу Средневековья. Странно
обнаружить, что сиванцы с таким определённым, отличным от других образом жизни
существуют посреди пустыни, где арабское население считает их почти
иностранцами.

В Сиве практикуются два вида магии: божественная, или
белая, магия и сатанинская, или чёрная, магия, причём чёрная считается
Цвет дьявола. Считается, что некоторые старики и фики (чтецы Корана в мечетях) обладают особым даром предсказывать будущее, составлять лекарства и заговоры от зла, особенно от сглаза, которого все так боятся. Они работают с помощью Корана, читая длинные молитвы и имена Аллаха. Это законная магия. Эти люди отличаются поразительной регулярностью
посещения мечетей, и их власть объясняется
их особой добротой. Мусульмане, и особенно сиваны, считают, что женщины по своей природе более порочны, чем мужчины. Один араб
Один писатель говорит о женщине как о «стреле дьявола», а другой говорит:
«— Я стоял у врат ада, и, о чудо, большинство его обитателей были
женщинами». Даже в «Тысяче и одной ночи» можно прочитать:

 «Воистину, женщины — это дьяволы, созданные для нас, они — источник всех
несчастий, которые случались с человечеством в мирских делах и в религии…»


 «Воистину, женщины вероломны по отношению ко всем, кто рядом и далеко:

 С пальцами, окрашенными хной, с заплетенными в косы волосами:

 С накрашенными сурьмой бровями, они выпивают чашу печали;


По этой причине любые навыки, которыми владеют сиванские женщины в области медицины, изготовления амулетов или поиска потерянного имущества, как правило, приписывают их злым деяниям и использованию чёрной магии, с помощью которой они могут призывать демонов, гулей и афритов, чтобы те выполняли их приказы, как во благо, так и во зло. По этой причине они стараются держать свои дела в секрете, и эта скрытность усиливает их дурную славу. Но поскольку считается, что их методы обычно
приносят успех, им доверяют не меньше, а то и больше,
чем мужчины, особенно их собственного пола. Таким образом, существует довольно оживленное
соперничество между Фики, или волшебниками, и мудрыми женщинами, или ведьмами.

Женщины сивана, из-за своего ненадежного положения жен,
не любят рожать детей. Многие из них используют лекарства, изготовленные
из определенных растений, произрастающих в оазисе, для предотвращения
родов. Браун упоминает, что ещё в 1792 году в Сиве было принято, чтобы женщины поднимали своих новорождённых детей,
вероятно, девочек, на вершину стен и сбрасывали их с зубчатых стен. Во время моего пребывания там был зарегистрирован один случай убийства ребёнка.
живущие там. Сиванские женщины не такие выносливые, как суданские или арабские,
и египетским врачам, конечно, никогда не разрешают присутствовать при их родах. За женщинами ухаживают сиванские повитухи, пожилые женщины,
у которых есть значительный практический опыт, но которые компенсируют своё невежество в медицине обширными знаниями о поразительно бесполезных суевериях. В результате довольно много детей умирает при рождении. Было предложено, чтобы
женщину из Сивана отправили в Каир и обучили в больнице;
после долгих поисков была найдена подходящая женщина, достаточно смелая, чтобы
стать первой женщиной Сивана, покинувшей оазис, но, к сожалению,
предложение так и не было выполнено.

Когда в семье одного из шейхов или знати происходит рождение ребенка
это празднуется с большим ликованием, особенно если
ребенок - это мальчик, так как в Сиве огромный избыток женщин. На
седьмой день после родов все подруги и родственницы
матери приходят в дом, чтобы поздравить ее, приводя с собой своих собственных
детей. Она принимает их вместе с ребёнком и повитухой,
сама лёжа на голом полу. Это обычай для всех женщин,
Даже жёны самых богатых шейхов, у которых в комнате иногда стоит старая
медная кровать, спят на полу в течение десяти дней после рождения ребёнка. Гостям подают угощение — сладости,
пирожные, фрукты, арабский чай и любопытную съедобную глину, которую
привозят из Джерабуба. Эта глина желтоватого цвета, на вкус очень похожа на
грибы, и её всегда едят сиванские, а иногда и арабские женщины, когда
ждут ребёнка. Но самое необходимое
для этого блюда — рыба, которая в этом месте находится в 200 милях
из моря, где нет пресноводной рыбы съедобного размера, достать её довольно трудно. Однако торговцы специально привозят из Каира солёную рыбу, которая к тому времени, как она попадает в Сиву, пахнет так, что её можно учуять за несколько улиц. Это лакомство — главное блюдо на вечеринках по случаю дня рождения. Любопытно, что арабы на побережье, которые могли бы ловить свежую рыбу, испытывают сильнейшее отвращение к любой рыбе. Практика в Сиве
была открыта матерью Сиди Сулеймана, шейха-покровителя,
в честь рождения её сына.

Если ребёнок — мальчик, имя ему выбирает отец, а если девочка — мать. После трапезы все смотрят на ребёнка и поздравляют мать. Затем повитуха, которая обычно бывает беззубой, грязной старухой, смешивает немного хны и рисует на щеках всех детей красную полоску, и они выбегают на улицы и рынки, выкрикивая имена детей. Женщины остаются. Затем приносят большую круглую глиняную миску, специально сделанную для этого случая, и наполняют её водой. Каждая женщина бросает
в него положила свои браслеты и серебряные украшения. Они стоят в кругу, держа чашу, пока повитуха произносит имя ребёнка, а остальные повторяют фразы вроде: «Да будет он счастлив, да будет он любим Аллахом, да отвратит от него Аллах всё зло». Затем они торжественно поднимают чашу несколько раз в воздух и роняют её на землю; чаша разбивается вдребезги, вода расплёскивается по полу, браслеты и бусы катятся по земле, а ребёнок громко кричит от страха. При этом все духи и
джинны разлетаются, а новорожденному ребёнку сопутствует удача
и богатством. После этого женщины собирают свои украшения и возвращаются
домой. Маленьких детей не моют и не содержат в чистоте; их намеренно
делают как можно более непривлекательными в раннем возрасте, чтобы не искушать
Провидение. Сиванам не нравится, когда люди восхищаются их вещами,
особенно их детьми, которые считаются наиболее уязвимыми для сглаза,
поскольку считается, что нет ничего ценнее собственного потомства.

Статус женщины в Сиве невысок. Она стоит меньше и имеет меньшее значение, чем осёл. В денежном эквиваленте она стоит немного меньше
чем коза. В Сиве есть странный обычай, который совершенно
отличается от обычаев арабов или египтян. За женщину платят фиксированную
сумму, то есть «брачный выкуп», который мужчина выплачивает
родителям своей будущей жены, во всех случаях одинаков — 120 пиастров (1 фунт 4 шиллинга). Неважно, молодая она или старая, девица или вдова, богатая или бедная, изысканно красивая, что редкость, или отвратительно уродливая, что часто встречается; единственное, что различается, — это приданое, которое мужчина дарит женщине.
его невеста, и качество подарка зависит от его достатка. Бедный мужчина мог подарить жене одно платье, один шёлковый платок, одну шаль и одни брюки, но богатый мужчина дарил жене несколько шёлковых платьев и серебряные украшения. По этому поводу было бесчисленное множество ссор, особенно когда жёны разводились, а их мужья пытались оставить себе одежду (которая по праву принадлежала женщине) и отдать её следующей жене. У арабов дочери, если они достаточно привлекательны, являются источником богатства для своих родителей.
из-за большой суммы «свадебного подарка», которую они могут потребовать, но в Сиве они практически ничего не приносят. Брак не является обязательным институтом. Согласно мусульманскому закону, муж может развестись с женой, просто сказав: «Я развожу тебя» — в присутствии двух свидетелей; он может сделать это дважды, и после каждого раза, если он передумает, он может приказать жене вернуться к нему, и она будет вынуждена это сделать. Но если он скажет это три раза или скажет:
«Ты трижды разведена», это будет безвозвратно, и он не сможет вернуть её, пока она не выйдет замуж за другого мужчину и не разведётся с ним
он тоже. Но такие неприятности случаются редко.

[Иллюстрация: НЕВЕСТА-ДОЧЬ ОЭ БАШУ ХАБУНА ПЕРЕД ЕЕ
СВАДЬБОЙ]

В Сиве мужчина женится, затем разводится со своей женой, как только она ему надоедает
и женится на другой. Один мужчина, вероятно, отвергает несколько десятков женщин за свою жизнь.
но каждая из них, в свою очередь, является его постоянной,
официальной и признанной женой. Полигамия встречается редко, фактически почти неизвестна,
потому что, когда мужчине приглянется новая жена, он разводится с нынешней;
благодаря этому беспорядочных половых связей очень мало, но
Грань между браком и проституцией очень тонка. Разведённая женщина не теряет касту, и в большинстве случаев у неё больше шансов снова выйти замуж, чем у незамужней девушки. Мужчины женятся в шестнадцать лет, а девушки — в возрасте от девяти до двенадцати лет, так что одиннадцатилетняя девочка часто была замужем и разведена несколько раз. Такое положение дел — это просто обычный мусульманский обычай в отношении брака, но соблюдаемый крайне небрежно. В Сиве всегда было так, и это считается правильным и уместным. Так и должно быть
Людям так сложно запомнить, кто из них жена такого-то и такого-то. Естественно, сложившиеся условия оказывают крайне пагубное влияние на рождаемость.

 Первый брак в семье шейха или богатого человека отмечается празднествами, которые иногда длятся несколько дней. Накануне свадьбы, ближе к закату, невеста надевает своё самое богатое платье и в сопровождении двадцати-тридцати девушек идёт по садам к источнику Тамуси. Этот источник — один из старейших и самых красивых в Сиве.
Он окружён величественными пальмами и тропической растительностью; он глубокий
и очень чистый, а древняя каменная кладка вокруг него до сих пор прекрасно
сохраняется. Когда молодая невеста и её служанки идут по пальмовым рощам,
они напевают странную мелодию, похожую на плач, а не на свадебную песню.


 «Как будто из бесконечно далёкой страны

 Доносятся звуки и плывущие отголоски, которые

 Привносят меланхолию в наши дни».


Сцена у источника очень живописна: девушки и женщины
сгрудились вокруг воды, их тёмные одежды и серебряные украшения
отражается в его голубых глубинах. Очень торжественно невеста снимает с шеи большой круглый серебряный диск,
который висит на массивном серебряном кольце и означает, что она девственница; затем она купается, надевает другую одежду, а одна из подруг заплетает ей волосы и умащивает их благовониями. Затем процессия возвращается домой. По пути их встречает другая группа женщин, родственниц жениха, которые приносят невесте деньги, каждая в соответствии со своими возможностями. Пожилая женщина собирает
монеты в шёлковый платок, тщательно записывая, сколько дал каждый
по отдельности, и две группы возвращаются вместе, распевая песни, по
обсаженным пальмами дорожкам в город. Эти “девственность диски”
иногда в великую эпоху, которая передавалась от матери к
дочь, как реликвии. Раньше их всегда делали из чистого серебра,
но теперь их часто делают из свинца с серебряным напылением.

Однажды вечером, довольно поздно, я купался в Эйн-Тамуси, проплывая
вокруг источника, не производя особого шума. Внезапно я подняла голову и увидела большую толпу девушек — подружек невесты, — стоявших на тропинке наверху. Это было очень неловко. Я громко всплеснула руками, но они
Они пели и разговаривали так громко, что не слышали меня. В конце концов, один из них увидел меня и закричал, что в роднике джинн,
после чего вся толпа с криками бросилась в сад, оставив свадебное платье невесты лежать на земле. Я поспешно выскользнула,
схватила свою одежду и быстро оделась за пальмами, откуда наблюдала, как гости осторожно возвращаются, один за другим,
чтобы посмотреть, исчезло ли чудовище.

Тем временем жених собирает своих друзей и призывает Фики;
во дворе его дома, который освещён, расстилают ковры
Перед гостями ставят свечи и фонари, а также блюда с едой. Как только брачный контракт заключён, каждый гость берёт столько еды, сколько может удержать в руке, и запихивает её в рот; чем больше он съест, тем больше он должен показать свою дружбу с женихом. Затем обычно подают чай. В полночь друзья и родственники жениха — мужчины,
женщины и дети — с фонарями и горящими факелами в руках
проходят процессией по узким улочкам к дому невесты и
требуют её у отца.

Когда невеста возвращается из купальни, мать уводит её и прячет в верхней комнате дома. Когда приезжает семья жениха, они собираются у двери и кричат: «Выведите невесту, храбрый жених ждёт её». Семья девушки отвечает: «Мы потеряли её, мы потеряли её». Затем они кричат: «Найдите её, жених теряет терпение», и им отвечают: «Она спит, она всё ещё спит». Затем родственники жениха говорят:
«Пойди, разбуди её и приведи к её мужчине». Тогда женщины из
дома невесты плачут и кричат, и между ними начинается шуточная драка.
семьи. Мужчины размахивают палками и иногда даже бьют друг друга, но в конце концов отец девушки выводит её и передаёт семье жениха. Притворное похищение невесты и мнимое сопротивление, возможно, являются пережитком брака по завоеванию или, возможно, символизируют чрезмерную скромность невесты. Если спросить сиванцев, почему они так делают, они ответят, что это традиция «мин заман», и никто не станет умнее.

Невеста надевает свадебное платье с длинными рукавами
из полосатого цветного шёлка и увешана множеством серебряных украшений, которые она берёт у своих подруг, если у неё их недостаточно; поверх этого она надевает длинное шерстяное покрывало, полностью закрывающее её, а на правом плече у неё висит меч. В этом наряде она едет на ослёнке в дом жениха, а за ней следуют люди из обеих семей, которые поют и бьют в барабаны и тарелки. По прибытии в дом её встречает пожилая женщина,
обычно рабыня-суданка, которая снимает её с осла и
с помощью других людей переносит её через порог,
поднимается по лестнице в комнату для новобрачных и укладывает на ложе,
следя за тем, чтобы ноги невесты не касались земли. Толпа
остаётся внизу и развлекается танцами зигалов, которых нанимают по этому случаю. Позже у входа в дом убивают овцу,
и кровь размазывают по дверному проёму по арабской традиции;
а если семья богата, то запекают ещё несколько целых овец
и устраивают пир для гостей. Четверг считается самым
благоприятный день для свадьбы, так как девушка просыпается в первый раз
в ее новом доме в пятницу, что является мусульманином воскресенье.

Все это время жених остается на заднем плане, не принимая никаких
участие в делах. Пожилая женщина, принимавшая невесту, приносит
ей несколько тарелок с едой и горсть пшеницы и соли, которые она
кладет под подушку, где они хранятся в течение недели
злые духи и ифрииты, которые в противном случае могли бы причинить вред
молодоженам. Затем жених подходит к двери и стучит в неё, после чего следует долгий разговор
между ним и старухой. Она кричит ему, какая
прекрасная невеста ему досталась, описывая её как юную луну с
глазами, как у газели, со щеками, как у цветущего персика, и с
фигурой, как у плакучей ивы. После пышной хвалебной речи жених спрашивает:
«Сколько стоит эта девушка?» На что старуха отвечает: «Её
вес в серебре и золоте», что странно, если вспомнить, что на самом деле она стоит 1 фунт 4 шиллинга. Затем старушка открывает дверь,
и, получив подарок от жениха, уходит.
Они вместе. Жених забирает у девушки меч и кладёт его под матрас, чтобы использовать против джиннов, снимает с неё одеяло, которым она полностью укрыта, а затем снимает с неё правый башмак и семь раз ударяет её по ступне ладонью. Считается, что это принесёт удачу в браке. Он остаётся с ней на некоторое время, но брак заключается только через два дня. В это время
жених покидает свой дом и проводит время в саду
с другим мужчиной, который выступает в роли шафера.

На третий день приходят подарки от семьи невесты:
Резные деревянные сундуки, искусно сделанные корзины, на изготовление которых ушло несколько месяцев, глиняные горшки для приготовления пищи и запасы сахара и продуктов. Деньги, которые были отданы девушке весной в Тамуси, пересчитываются, и каждому из жертвователей дарят несколько голубей, кроликов или цыплят в зависимости от суммы, которую они пожертвовали. У арабов, и особенно у берберов в оазисах на юге Марокко, существует чрезмерная застенчивость и смущение между женихом и его тёщей, а также всеми родственниками невесты.
Близкие родственники. Такое избегание и неприязнь к родственникам жены
могут быть ещё одним пережитком идеи брака по завоеванию, но в
Сиве это не так распространено, как в других местах. Эти
праздники устраивают только более состоятельные местные жители и только
тогда, когда девушка выходит замуж в первый раз. Более поздние
браки проходят спокойнее, с небольшими танцами, бесплатной раздачей
«лубки» и, возможно, приготовлением одной овцы для гостей.

Когда сиван умирает, его вдова должна стать «грула», то есть
в трауре в течение полутора месяцев, но сейчас этот обычай ослабел,
и большинство женщин снова выходят замуж, как только появляется такая возможность. В течение
сорока пяти дней женщина носит белое и не выходит из дома,
только вечером после захода солнца. Она живёт скромно, не ест мяса и не носит украшений. В последний день её затворничества
городской глашатай в сопровождении мальчика, бьющего в барабан, объявляет в городе, что вдова такого-то на следующее утро отправится к определённому источнику, завершив период траура.
На следующее утро несколько мальчиков бегают по улицам, выкрикивая
то же самое объявление и предупреждая людей, по какой дороге она пройдёт,
чтобы они могли оставаться в своих домах и не видеть её. Когда
она выходит из дома, кто-то из её родственников поднимается на крышу и
снова выкрикивает предупреждение. В полдень вдова с распущенными
волосами, с непокрытой головой, в белом одеянии и без украшений
спускается к одному из источников и купается там. Считается, что любому, кто встретит или увидит
её на своём пути, очень сильно не повезёт. После этого
Подобно леди Годиве, она спешит обратно в свой дом, надевает обычную одежду, умащает и укладывает волосы и приглашает нескольких подруг на пир. Затем она начинает надеяться на другого мужа.

 Городской глашатай — почтенный седобородый мужчина, чья семья занимала этот пост на протяжении многих поколений. В его обязанности входит объявлять о любых новых правилах в городе и созывать население на собрания или на работу. Если объявление было сделано три дня подряд, считается, что все о нём знают, и если после этого
порядок нарушен, оправдание невежеством не принимается. В
город-глашатай-это очень нужное учреждение, в месте, где едва
никто не умеет читать, и публичные уведомления, следовательно, бесполезно; его голос
соперники муэдзина, и ему по барабану соответствует колокол
старый стиль Английский Беллмана.

Похороны в Сиве - простые мероприятия. Обычно они проходят во второй половине дня.
на них собираются почти все жители города. Когда
в доме случается смерть, женщины поднимают плач, который подхватывают
женщины из соседних домов.
а затем и всем окружением. Это звучит ужасно, особенно
когда это начинается внезапно ночью. Тело несут на грубом
гробу из оливкового дерева, за ним следует длинная процессия,
родственники, шейхи и знатные люди, обычно верхом на ослах с
зонтиками, защищающими их от солнца, и невзрачная толпа женщин и мужчин. Когда
процессия проходит по улицам, мужчины поют торжественную
похоронный марш, а женщины размахивают своими вуалями,
подбрасывая пыль себе на головы и время от времени присоединяясь
к пронзительным крикам
и причитания. По прибытии на кладбище женщины рассаживаются на некотором
расстоянии друг от друга, а мужчины идут к могиле, читая стихи
из Корана. В сумерках женщины снова собираются у дверей
дома покойного и продолжают причитания, а затем друзья семьи
устраивают поминальный пир, на котором едят и восхваляют
добродетели умершего.

[Иллюстрация: ДОЧЬ ГОРОДСКОГО КРИКУНА]

Вокруг города есть несколько кладбищ, некоторые из них принадлежат
жителям востока, а некоторые — жителям запада. Почти все дороги в город
городские кладбища. До недавнего времени было принято накрывать могилу двумя расколотыми пальмовыми брёвнами и тонким слоем земли,
которая обычно проседала, и сверху оставалась только древесина. Эти
старые могилы до сих пор представляют опасность, так как часто, когда
кто-то проезжает по ним, не зная об этом, древесина проваливается. Могилы шейхов
отличаются надгробиями грубоватой формы и, как правило, небольшими
кучками глиняных жаровен, оставленных женщинами, которые приходят на
кладбище и жгут благовония. Когда особенно религиозный или важный
Когда Сиван умирает, его семья около двух недель после его смерти охраняет могилу по ночам. Они говорят, что это необходимо для того, чтобы злобные старые ведьмы не осквернили её, выкопав труп и украв волосы и ногти покойного для своих амулетов.

В Сиве страх перед сглазом почти так же силён, как в
Египте. Считается, что недоброжелательные и завистливые люди могут оказывать
зловещее влияние на других людей, а также на животных и неодушевлённые
предметы. Пророк Мухаммед разрешал использовать амулеты против
От сглаза, хотя он и запрещал использовать их для каких-либо других целей.
По этой причине сиванцы носят и выставляют напоказ бесчисленное множество амулетов;
дома, сады и оливковые прессы защищены от столь страшного проклятия связками старых костей, черепами животных или чёрными глиняными горшками, перевёрнутыми вверх дном и расставленными вдоль крыш. Во многих домах и в
гробницах у входа подвешивают растение алоэ, которое свисает с потолка и
не даёт завистливым людям причинить вред. Ведьмы и фики
изготавливают для животных специальные амулеты. Амулет
Для защиты осла используют немного пепла, паутину,
немного соли и клочок бумаги с выписанным на нём стихом из
Корана, который завязывают в чёрный мешочек и вешают на шею животного.
У некоторых самых ценных ослов на шее висит целая гроздь амулетов.
Ингредиенты различных амулетов, которые делают женщины, очень похожи на те, что используют ведьмы в «Макбете».
Самые труднодоступные из них являются самыми действенными.

Но, несмотря на бесчисленные меры предосторожности, люди постоянно находятся под угрозой
создаётся впечатление, что они навлекли на себя сглаз, и тогда нужно провести сложные ритуалы, чтобы снять проклятие. Это можно сделать разными способами. Если известно, кто пожелал зла, жертва незаметно следует за ним и собирает немного песка из его следов, который относит к фики. Фики за небольшую плату произносит над ним определённые стихи, которые снимают проклятие. Другой способ заключается в том, что
жертва в пятницу, ни с кем не разговаривая по дороге,
идёт на свидание с пальмой. Он отрывает несколько волокнистых коричневых волокон
и приносит его обратно к Фики, который скручивает его в верёвку и обматывает ею голову мужчины. Пациент носит это на голове в течение дня, а вечером снова приходит к Фики, который развязывает верёвку и читает несколько подходящих отрывков из Корана, после чего объекту больше ничего не угрожает. Существует и другой метод, который часто применяется в более серьёзных случаях. Фики берет куриное яйцо
— предположительно свежее — и начертывает на нем определенные кабалистические знаки
. Затем он сжигает много благовоний и бормочет заклинания;
когда пациент окончательно сбивается с толку, он берёт яйцо
и семь раз обводит им вокруг головы жертвы. Затем он разбивает
его в таз, пристально смотрит на него, определяет, у кого сглаз,
и уничтожает его силу, рассыпая по полу.

Людей, у которых, по общему мнению, был сглаз,
старались избегать. Была одна пожилая женщина, которой особенно боялись
из-за этого. Она была довольно старой и довольно безумной, но у неё определённо было исключительно злобное выражение лица, и она показывала его чаще, чем большинство из них. Любой, кто встречал её утром, выходя из дома
в своём саду или во время какой-нибудь экспедиции, он приписывал любой несчастный случай,
произошедший в течение дня, её злобному взгляду.

 Ведьмы Сивы живут в разрушенных домах в самой высокой части
старого города.  Их предводительница — маленькая слепая женщина, которой,
как говорят, 100 лет. Она выглядит в точности как одна из сморщенных мумий,
которые находят в некоторых гробницах близ Сивы, но её редкие пряди
волос выкрашены в красный цвет, что придаёт ей зловещий вид. Она крадётся,
опираясь на посох, как обычная ведьма из сказок братьев Гримм
рассказы, и хотя она почти слепа, ей удаётся скользить по высоким крепостным стенам, как ящерице, по привычке зная каждый камень в этом месте. Когда клиент хочет посоветоваться с ней, он приходит после наступления темноты в определённое место среди руин высоко в городе, где сходятся несколько тёмных проходов, и зовёт её. Она живёт где-то наверху с двумя или тремя другими людьми. Она озадачивает своих
посетителей, внезапно появляясь совсем рядом с ними, бесшумно и, казалось бы, из ниоткуда.

Однажды я отправил ей сообщение, в котором говорилось, что я хотел бы с ней познакомиться.
знакомство. Однажды вечером после ужина я отправился в город,
взяв с собой человека, который хорошо знал это место. Мы взбирались всё выше и выше по
темным проходам в самую высокую часть города и в конце концов
добрались до маленькой низкой двери высотой около 120 сантиметров в
одном из самых узких и крутых туннелей. После нескольких
постукиваний дверь открылась. Я зажёг спичку и увидел
саму старушку. Она
подняла меня ещё на несколько тёмных лестничных пролётов на крышу дома,
и там, сидя в лунном свете, я пил с ней чай. Чай
подавал ее внук, суданский мальчик. К сожалению, я не смог
понять ни слова из того, что она сказала, но чай был превосходным, и
вид был очень красивым.

Был жаркий летний вечер, но высокой крышей, было прохладно даже
слабый ветерок дует через него. Глядя вниз через парапет один
увидел бело-завернутый, спящие фигуры на крышах ниже, и в
расстояние раздался слабый, таинственный напев свирелей и
в том-Тома. Эти ливийские ночи очень прекрасны; небо тёмно-синее,
усыпано мириадами звёзд, и каждые несколько минут
Метеор с длинным хвостом падает вниз. Говорят, что падающие звёзды
бросают ангелы с небес в джиннов на земле, но сиваны боятся их,
потому что каждая звезда убивает пальму. Они доказывают это, утверждая, что когда дерево умирает естественным образом, оно увядает снизу, а когда оно увядает сверху, как это часто бывает, причиной тому является падающая звезда.

Когда девушка из Сивана думает, что самое время ей выйти замуж.Если
у неё нет женихов, она прибегает к следующему обычаю. В
пятницу, когда муэдзины в мечетях призывают верующих к
полуденной молитве, она выходит из дома, держа в правой руке
кусочек сахара, а в левой — щепотку соли. Она закрывает лицо длинной серой шалью и спешит по улицам,
стараясь никого не задеть, к небольшому холму за городом, рядом с казармами
Корпуса верблюдовых войск, на котором находится могила очень почитаемого
шейха из Сивана. Добравшись до места, она семь раз обегает его.
Она ест сахар и соль и просит шейха помочь ей. Она делает это три пятницы подряд, и после этого кто-нибудь приходит к её родителям и просит её руки. Позже, если у неё рождается ребёнок, она раздаёт еду бедным у могилы шейха в качестве благодарности. Сама могила шейха Абу Араша находится в маленьком побелённом глинобитном здании. Гробница покрыта белым полотном,
которое обновляют почитатели святого, а несколько страусиных
яиц, привезённых много лет назад из Судана, подвешены к
потолок. Иногда женщины приносят цветы и пальмовые ветви и кладут их на
могилу. Часто по пятницам я замечал, как какая-нибудь женщина торопливо
обходит её, что-то серьёзно бормоча себе под нос и надеясь найти мужа. Одно время я задавался вопросом, не связано ли
это поверье с близостью казарм верблюжьего корпуса, но оно существовало
много лет назад, задолго до того, как о верблюжьем корпусе узнали.

 Другой способ найти мужа заключается в следующем. Девушка приглашает одну из «мудрых женщин» к себе домой и даёт ей корзину,
что, кстати, является привилегией. Старуха берёт корзину
и обходит каждую мечеть в городе, собирая горсть пыли с земли
прямо перед каждой дверью. Затем она приносит корзину, полную пыли,
обратно к девушке, и они смешивают её с оливковым маслом,
делая что-то вроде замазки. Затем девушка приносит круглую
миску или большое круглое блюдо и принимает ванну, используя
замазку вместо мыла. Старуха
аккуратно собирает использованную воду в глиняный кувшин. Она снова выходит ночью к каждой мечети и окропляет
немного воды вокруг дверей. На следующий день, когда мужчины входят в мечеть и выходят из неё, они наступают на то место, куда была вылита вода, и, вероятно, немного грязи прилипает к их ногам. Один из них обязательно попросит девушку в жёны. Существуют и другие способы добиться того же результата: ведьмы изготавливают амулеты и талисманы, которые должны привлечь определённого мужчину, особенно если в состав талисмана входит что-то, что когда-то принадлежало ему. Вся идея во многом та же, что и система любви
зелья и амулеты, которые использовались в Европе в Средние века.

 Считается, что ведьмы могут вызывать джиннов, когда захотят, но обычному человеку для этого нужно пройти сложный ритуал. Система вызова джиннов практикуется только тайно и женщинами, но в неё безоговорочно верят все. В течение сорока пяти дней женщина не ест мяса, питаясь исключительно хлебом, рисом, чечевицей и фруктами. Каждый вечер она
печёт буханку пшеничного хлеба без соли, с добавлением красного перца,
Это любимое лакомство джиннов. Она берёт буханку,
обнажённая, с распущенными волосами, и относит её на мусорную кучу
возле своего дома, где оставляет. На сорок четвёртую ночь появляется
джин в облике какого-нибудь знакомого животного: верблюда, осла или
коровы. Если женщина испугается, он сразу же убьёт её, но если она
храбрая и заговорит с ним, он выполнит её просьбу. Джинн велит ей приготовить ужин
на следующий вечер для шести его братьев. На следующий день она печёт
шесть буханок и приправляет их паутиной, а не перцем, и
Она выносит их на свалку, как и раньше. Она оставляет их там и возвращается
через час. Тогда она видит, что её ждёт повелитель джиннов, сам Иблис,
чудовищное существо с горящими глазами, рогами и огромными крючковатыми зубами,
выдыхающее огонь изо рта. Этот человек спрашивает её, чего она желает,
и обещает исполнить её желание при условии, что отныне она никогда не произнесёт имя Аллаха.

Есть ещё одна, ещё более фантастическая история о том, что иногда в полночь
одна из ведьм спускает верёвку со своего дома на крепостной стене, чтобы
на вершине высокого минарета мечети, расположенной чуть ниже. Затем она спускается со стены и идёт по верёвке, натянутой в воздухе, как канатоходец. Люди также утверждают, что ведьмы по ночам пробираются на кладбища, выкапывают тела, отрывают головы и уносят их в зубах, как звери. В старину эту ужасную привычку приписывали оборотням.

Часто, когда в городе происходит кража, одну из «мудрых
женщин» призывают помочь найти вора и его местонахождение
о похищенном имуществе. Иногда она находит его, но очень редко разоблачает преступника. Однажды богатый купец пришёл ко мне в кабинет в большой суматохе и пожаловался, что из его дома пропало много серебряных украшений, принадлежавших его жене. Я провёл официальное расследование, но никаких зацепок не было, и ничего не выяснилось. Тогда купец обратился за помощью к пожилой женщине по имени Марика, которой, по общему мнению, помогал джинн. Он предложил ей солидное вознаграждение, если она сможет отследить
драгоценности. Примерно через неделю Марика пришла к торговцу и попросила его
собрать всех домочадцев у дверей дома в определённое время той же
ночью. Дверь в пустой дом была закрыта, и старуха около десяти
минут ходила взад-вперёд перед домом, бормоча заклинания, а все
домочадцы с благоговением наблюдали за ней. После этого она распахнула дверь и
провела торговца в одну из нижних комнат, где на полу у окна
были найдены пропавшие украшения. Она объяснила, что
Джинн вернула их; купец заплатил ей, и она удалилась. Никто не подумал о том, чтобы выяснить, кто подменил вещи, а моё предположение о том, что сама хозяйка что-то знала о преступнице, было с негодованием отвергнуто. Эти старухи имеют доступ во все гаремы и значительное влияние на женщин, поэтому они могут собирать огромное количество информации, которая помогает им в подобных делах, хотя они далеко не всегда так успешны.

Если в краже замешано несколько человек, то еще один очень любопытный
система используется для обнаружения виновника. Изготавливается гладкое круглое блюдо или
плоский круглый кусок дерева размером с тарелку.
на нем нанесены любопытные иероглифы и стихи из Корана. Двое
мужчины, один из которых, должно быть, эксперт, садятся на землю
лицом друг к другу, держа блюдо в воздухе примерно в футе от земли
балансируя на кончиках пальцев. Каждый из подозреваемых
по очереди подходит и кладёт клочок бумаги или тряпку на середину
круглого деревянного бруска. Если они невиновны, ничего не происходит, но
когда виновный бросает на него свой лист бумаги, дерево
начинает вращаться. Я видел этот спектакль Три раза; на
два раза ничего не произошло, но в другой раз дрова, конечно
сделал перемещение вокруг, хотя я не мог видеть, как это все было подстроено.

Гадание, которое считается формой сатанинской магии среди
хорошим мусульмане, является весьма распространенный в Сиве. Возможно, это идея
оракульной связи, которая сохранилась в оазисе с тех времён, когда Сива славилась своим оракулом. Наиболее распространённая форма
толкование снов, но будущие события также можно предсказать,
исследуя определённые кости животных, которых забивают на мясо,
подобно римским авгурам. Линии на определённых костях
овец предвещают грядущие события. Один старик, исследовав
бедренную кость молодого ягнёнка, сообщил мне, что завтра из Джерабуба
прибудут десять человек и шесть верблюдов, а также что с побережья в
Джерабуб движется большой караван. Часть предсказания сбылась, но я думаю, что он узнал о верблюдах до того, как сделал пророчество.

Толкование снов считается самым надёжным руководством в этом деле. Когда у человека возникает сложная проблема, которую нужно решить, он платит фики и отдаёт ему какую-нибудь принадлежащую ему вещь. Фики берёт эту вещь, например, шапку, и идёт к гробнице Сиди Сулеймана или другого шейха; он молится, а затем ложится и засыпает. После этого он истолковывает свой сон как ответ на вопросы клиента. Иногда ему приходится много раз посещать гробницу, прежде чем он сможет дать какой-либо совет, поэтому в экстренных случаях эта система не сработает. Искусство гадания в гробницах
- это наследственное, и есть это своего рода шифр, который придает определенный
значения некоторых вещей, которые мужчина мечтает. Древние
Берберы, верившие в загробную жизнь, консультировались у могил
аналогичным образом поступали и со своими вождями.

Один из фики, старик, совершивший Паломничество четыре
раза, является опытным предсказателем. У него много способов, но его любимым, по-видимому, является сложная система, с помощью которой он рисует на песке или на бумаге своего рода схему с несколькими маленькими квадратиками или «домиками», которые он заполняет цифрами в зависимости от своих
дата рождения клиента. У него есть и другие способы работы с песком: он может
открывать наугад определённую арабскую книгу по некромантии и читать
со страницы, на которой она открыта. Местные жители очень
верят ему и говорят, что его предсказания очень точны, но
когда я однажды обратился к нему в качестве эксперимента, я так не
считал.

Когда в Сиве случается эпидемия, например, «испанский грипп»,
унёсший жизни огромной части населения в 1918 году,
проводится церемония, которая, должно быть, зародилась, когда берберы
Жители Сивы приносили жертвы, чтобы умилостивить своих богов. Богатые горожане объединялись и покупали молодую телку. В течение нескольких дней ей позволяли бродить по городу и кормиться в чьём-нибудь саду. В назначенный день люди собирались на площади перед гробницей Сиди
Сулимана, и телку выводили вперёд и украшали венками и цветами. Затем его семь раз обводят вокруг стен, после чего
следует процессия шейхов и группа мужчин и мальчиков, играющих
на тарелках, барабанах и флейтах. Его ведут к главным воротам
мечеть Гама-эль-Атик; мужчина выходит вперёд и разрезает его правое ухо ножом,
выпуская кровь, а затем выбрасывает нож. После этого мясники
убивают его, нарезают мясо на бесчисленные мелкие кусочки и
раздают их так, чтобы в каждом доме в Сиве был один маленький
кусочек. Люди забирают кусочки мяса домой и вешают их у себя в
доме, и это, как говорят, помогает избавиться от любой чумы или
болезни, поразившей город. Геродот описывает почти такую же церемонию, которая была обычаем у древних ливийцев.

Считается, что каждый мусульманин должен хотя бы раз в жизни совершить паломничество в Мекку. Но лишь у немногих жителей Сивы достаточно денег, чтобы сделать это. Обычно каждое лето двое или трое мужчин отправляются из Сивы, взяв с собой деньги, вырученные от продажи фиников с определённых деревьев, которые их владельцы посвятили в качестве пожертвований мечети в Мекке. Пожертвования такого рода,
предназначенные либо для поддержки мечети или религиозной школы, либо для
выдачи милостыни бедным в определённые дни года, часто делаются
богатыми мусульманами. Пожертвование такого рода называется «вакф».
и существует специальное подразделение египетского правительства, которое занимается ими, но в Сиве «вакфами» управляет один из шейхов, и это становится причиной многочисленных ссор и клеветы. Паломники из Сивы берут с собой деньги, хотя их часто бывает больше ста фунтов, что для арабов является очень значительной суммой, но святость их цели защищает их от грабежа. Обычно они сопровождают караван арабов, направляющийся
прямо в Александрию через оазис Гара.

В день их отъезда весь город выходит их провожать,
провожая их к самому дальнему источнику на восточной окраине
оазиса. Жёны паломников сопровождают их, и когда они прибывают
к месту расставания, происходит следующая необычная церемония.
Толпа расступается, оставляя паломников и их жён на открытом
пространстве у источника. Близкий родственник берёт у жены паломника её круглые серебряные браслеты и катит их по земле на расстояние около ста ярдов туда, где стоит муж лицом на восток. Жена, которая в этом случае
Одетая во всё белое, она бежит за ним и собирает немного песка с каждого места, где браслеты останавливались и падали на землю. Она аккуратно складывает песок в маленький кожаный мешочек. После этого она стоит под очень высокой пальмой у источника, пока родственник взбирается на неё и срезает три длинных пальмовых листа, которые отдаёт ей. После прощания караван отправляется в путь. Верблюды идут впереди,
за ними следуют арабы и паломники, а жёны и люди возвращаются
В Сиве женщины громко плачут, а мужчины бьют в барабаны и
поют. Источник находится примерно в полутора километрах от Агурми, и обычно
в этот день шейх деревни устраивает представление и угощает
некоторых людей обедом.

По прибытии в свой дом жена паломника вместе с женщинами из
семьи и одним близким родственником мужского пола поднимается на
крышу и крепко привязывает три пальмовые ветви к одному углу; она
насыпает песок в маленький зелёный льняной мешочек и прикрепляет
его к кончикам трёх пальмовых листьев так, чтобы они были направлены
на восток — в сторону Мекки.
Это обеспечивает паломнику безопасное путешествие, а также служит для того, чтобы все
знали, что владелец дома совершает паломничество.

Предполагается, что через два месяца паломники достигнут
Мекки. Их друзья и родственники устраивают пир на крыше и читают Коран. Затем человек, который скрутил браслеты, встаёт
и прокалывает маленький зелёный мешочек с песком, чтобы его содержимое высыпалось.
Затем он поворачивает пальмовые ветви и закрепляет их так, чтобы они указывали на запад, и в таком положении они остаются до тех пор, пока паломник благополучно не вернётся домой.

Когда известно, что караван прибыл в Magahiz Айн, или один из
внешние пружины, толпа мужиков переждать приветствовать возвращается
паломники, но и женщины-народные дома, подготовить солидный
поесть, а потом пойти на крышу, снять пальмовыми ветвями и
смотреть в далекую дорогу за облака пыли, которое неизменно объявляет
караван.

В Сиве есть один фестиваль, который почти соответствует нашему Рождеству
. Он отмечается зимой, в десятый день месяца
Январь. За несколько дней до Йом-эль-Ашура — десятого дня —
Крыши всех домов, где есть дети, украшают пальмовыми ветвями длиной 3 или 6 метров, к каждой из которых прикреплён пропитанный маслом факел. После наступления темноты, накануне праздника, все дети поднимаются на крыши и зажигают факелы. Вдоль стен вспыхивают огни, и на несколько минут весь город озаряется пламенем факелов. Это странное и прекрасное зрелище,
не менее эффектное, чем самые изысканные иллюминации. Дети
на каждой крыше поют друг другу песни, и их голоса сливаются в хор
Звуки монотонно и сладко разносятся в ночи.

На следующий день дети навещают друг друга и обмениваются
подарками, которые очень похожи на «рождественские ёлки». Каждый ребёнок делает
квадратную рамку из пальмовых веток длиной в несколько футов, белое дерево
покрывается морилкой и красится цветными узорами, а на него вешают
фрукты, орехи и сладости. Некоторые из более обеспеченных детей дарят друг другу голубей
и кроликов, но в основном они предпочитают сладости, самые любимые из которых —
розовый и белый засахаренный миндаль, который импортируется
торговцы из Каира. Дети из Сивы с таким же удовольствием ждут Йом-эль-Ашура, как их родители — ежегодных мулидов.
Это действительно очень приятное зрелище — видеть, как эти маленькие сиванцы, очень чистые и одетые по этому случаю в свежую белую одежду, торжественно идут по улицам в гости к своим друзьям, в то время как их папы сидят у своих домов и посмеиваются над ними, а мамы гордо наблюдают за ними из окна наверху.

[Иллюстрация: МАЛЕНЬКАЯ СИВАНСКАЯ ДЕВОЧКА]




 ГЛАВА VII

 «ФАНТАЗИИ»


 «Очень весёлое, танцующее, пьющее,

 Смеющееся, пьющее и беззаботное время».


 «Я слышу пение женщин и стук барабана,

 А когда песня затихает или барабаны на мгновение замолкают,

 Раздаётся странно тоскливый плач меланхоличной флейты».


Сиваны в целом не относятся к жизни слишком серьёзно, и когда у них есть повод развлечься, они от души отрываются и радуются возможности, если могут себе это позволить, устроить потрясающее гастрономическое шоу, на котором англичанин чувствует себя канарейкой
Кормление среди голодных страусов. Бедняки едят два раза в день, утром и вечером; их пища состоит в основном из фиников, запиваемых лубками и несколькими каплями чая. Они очень общительны, любят поговорить, развлечь своих друзей и устраивать «фантазии», но бросается в глаза полное отсутствие общения между полами. Мужчины почти никогда не разговаривают с женщинами на людях, и это считается
Если кого-то увидят в компании с собственной женой, это будет большой скандал,
почти такой же, как если бы его увидели разговаривающим с женой другого мужчины.

С арабами всё по-другому. Они встречаются в лагерях и
особенно у колодцев, которые со времён Ревекки были местом
многих флиртов и ухаживаний. Молодые люди часто приходят
и сидят у колодца, наблюдая за женщинами, набирающими воду,
подшучивая над ними и разговаривая с ними, а иногда и помогая
им поднять тяжёлое ведро. Я часто видел, как у колодца
происходили забавные вещи. Поднимая тяжёлые банки и наполняя водой
кувшины, девушки могут кокетливо демонстрировать свои изящные руки
и лодыжки, но у этих арабок гораздо более скромные формы, чем у среднестатистической молодой женщины в Англии сегодня. Но
в Сиве, если проезжаешь мимо источника, где женщины стирают одежду,
они убегают в сады так быстро, как только могут, и даже
когда мужчина из Сивы подходит к источнику, они поспешно уходят, закрыв
лица платками, и ждут на некотором расстоянии.

Жаркими летними вечерами, когда стихают звуки и заканчивается
рабочий день, мужчины сидят небольшими группами у своих дверей на низких
земляных скамейках, пьют чай и обсуждают последние новости.
«Город пальм» и наблюдение за пастухами, которые гонят свои стада домой с пастбищ, поднимая облака золотой пыли, когда идут по песчаным дорогам. Женщины собираются на крышах, играют со своими детьми и разговаривают друг с другом. Каждый шейх сидит перед своим домом в окружении небольшой толпы подхалимов, попивает чай, принимает лесть и слушает последние сплетни о своём сопернике из противоположной фракции. Прохожим предлагается
присоединиться, а если приходит незнакомец, то следует долгое приветствие
Многократные повторения фраз, рукопожатия и вежливые выражения. Когда
проходишь по рыночной площади после захода солнца, слышится
шепот беседующих белых фигур, сидящих и лежащих у дверей. Они
встают и кланяются при приближении, а затем снова молча
садятся. Поначалу восточное почтение производит сильное
впечатление, но к нему быстро привыкаешь.

В Сиве нет такой бурной ночной жизни, как в Каире, которой
упиваются романисты. Люди рано ложатся спать, и освещение очень слабое
малолюдно. Даже в женском квартале города так же тихо, как и на других улицах. Здесь нет шумных кафе с музыкой и танцующими девушками, нет тайных домов, где местные жители курят гашиш и опиум. Религия сенуситов запрещает курение, или «употребление табака», как это называется, а также кофе, который считается слишком возбуждающим, и по этой причине чай является универсальным напитком. Жизнь — это очень неспешное занятие, приятное однообразие, и
«Букра — иншаллах!» — «Завтра, если Бог пожелает» — любимое
выражение. Играют очень мало. Шахматы, которые были изобретены
Восток неизвестен, но иногда можно увидеть пару мужчин,
глубоко погружённых в игру под названием «хелга», которая похожа на шашки.
В неё играют луком и верблюжьим навозом на доске, нарисованной на песке.

Молодые люди, особенно те, в чьих жилах течёт чёрная кровь,
очень любят пить «лубки» — недорогой опьяняющий напиток,
приготовленный из сока пальм. Ветви, образующие крону дерева,
обрезаются, оставляя сердцевину пальмы голой. От сердцевины через толстую внешнюю кору
прорезается борозда.
и на конце этой канавки подвешивается банка, в которую стекает сок,
когда он вытекает из дерева. Пальма, с которой таким образом
собирают сок, даёт лубки в течение двух-трёх месяцев, и если через какое-то время
позволить ветвям снова вырасти, дерево продолжит плодоносить, но ветви
растут очень неровно, и деревья, с которых собирали лубки, приобретают
довольно потрёпанный вид, который сохраняется навсегда. Один из любимых трюков маленьких мальчиков из Сивана —
забираться на стволы пальм и пить лубки из банки, в которой он
Его собирает владелец сада. Свежевыжатый, он такой же сладкий и пенистый, как имбирное пиво, но через несколько дней становится сильноалкогольным и горьким, как кислое молоко. Рабочие, работающие в садах, всегда приходят к роднику и купаются после рабочего дня, а затем наслаждаются долгим «послеобеденным» отдыхом с любками, прежде чем отправиться домой в город. Все опьяняющие напитки запрещены Кораном,
но в Сиве люди успокаивают свою совесть, говоря, что
Пророк одобрял все продукты из пальмового дерева, поэтому лубки
не могут быть запрещённым напитком.

Сиваны очень щепетильны в соблюдении религиозных обрядов. По сравнению с численностью населения здесь очень много мечетей, и пятница — мусульманская суббота — соблюдается очень строго. В
четверг вечером молитвы муэдзинов длятся дольше, так как они напоминают людям, что завтра пятница. В пятницу все мужчины
посещают мечети; в садах не работают, и иногда
один из шейхов раздает милостыню бедным у мечети
или у могилы одного из своих прославленных предков. Задолго
до этого события «месакин» (бедняки) города собираются у
место; видишь старых слепых мужчин, калек, сморщенных старух и оборванных женщин, несущих на руках торжественных младенцев, и каждый изо всех сил старается казаться самым несчастным и, следовательно, самым достойным подаяния. Затем появляется шейх, толстый и процветающий, с зонтиком в руках, а за ним несколько крепких слуг с огромными чашами, наполненными холодным вареным рисом, в котором плавают темные кусочки верблюжьего мяса. Блюда ставят перед людьми, мужчинами и женщинами, сидящими отдельно друг от друга, и рядом с каждым блюдом стоит слуга, чтобы поддерживать порядок
и не дают им драться. Нищие хватают и царапают еду,
сгребая её тощими грязными пальцами, яростно ссорясь из-за
пожелтевших кусков жира, выкрикивая друг другу мерзкие оскорбления
и пытаясь спрятать вкусные кусочки мяса в одежде. Шейх
смотрит на это с довольной улыбкой и с большим удовольствием
слушает, как его друзья громко говорят о его чрезмерной щедрости
и либеральных взглядах.

Типичный арабский шейх в современной литературе (если он не оказывается
англичанином) — это молодой, дерзкий, красивый и страстный
очаровательный человек, хорошо воспитанный и чистоплотный; но в
реальной жизни редко встретишь такого человека — я сам никогда его
не видел. Типичный шейх в Сиве или в Западной пустыне был пожилым,
бородатым и лишь слегка опрятным. Некоторые из них, безусловно, были
очень красивыми мужчинами, но совершенно не похожими на тех, кого
можно было бы ожидать от персонажей, описанных в определённом стиле
популярных романов. «Гиды», которые обманывают туристов в Каире, гораздо больше похожи на
вымышленных шейхов, чем на настоящих шейхов, с которыми можно встретиться и
пообщаться в пустыне.

Одним из самых любопытных, отчасти благотворительных учреждений, сохранившихся в Сиве, является «Бейт-эль-Мал» — общественный фонд, используемый для
предоставления саванов людям, которые умирают без денег или родственников, а также для ремонта мечетей, дорог и навесов от солнца. Деньги поступают от продажи общественных земель, принадлежащих общине, а также от продажи аргоула — растения, которое используется в качестве удобрения, и арендной платы за пастбища, которую платят приезжие арабы. Фонд
собирается и управляется некоторыми шейхами, а в прежние времена
Сюда входят штрафы, налагаемые в качестве наказания, и налоги с чужеземцев, посещающих оазис. Из этих денег оплачивается любая помощь, которая считается заслуживающей благотворительности.

 Рамадан, мусульманский пост, месяц, в который, как считается, Коран был ниспослан с небес, в Сиве соблюдается очень строго. В течение этого месяца все добропорядочные мусульмане должны воздерживаться от удовольствий, связанных с едой, курением и гаремом.
Ни кусочка еды, ни капли воды не должно попасть им в рот в течение дня,
но ночью начинаются празднества, и они пируют и веселятся
до нежелательного наступления утра. Ночь превращается в день,
и в Сиве, во время Рамадана, слышен непрерывный грохот барабанов
с захода солнца до раннего утра; сначала это тревожно, но
к этому привыкаешь еще до истечения месяца.

Слова Корана гласят:


“Ешьте и пейте до тех пор, пока к рассвету не научитесь ясно отличать черную нить от белой".
затем соблюдайте пост до ночи.”


Можно получить освобождение от соблюдения поста Рамадан по
медицинским показаниям, и я заметил, что среди эфенди это распространено
Это часто делали; путешественники также освобождались от соблюдения поста,
хотя я часто ходил в походы во время Рамадана с людьми, которые строго соблюдали пост. Если месяц приходится на жаркую погоду, это очень тяжело для всех. Сива в дневное время во время
Рамадана похожа на мёртвую зону; в садах выполняется минимум работы,
все днём сидят по домам, и на улицах никого не видно, кроме как ранним утром и после захода солнца. Голодание, особенно воздержание от питья, является суровым
Шейхи, когда приезжают в Марказ, выглядят худыми и больными,
а слуги используют пост как оправдание для безделья.

Этот трудный месяц завершается трёхдневным праздником,
известным как Малый праздник или Курбан-байрам. В Египте его отмечают с большим размахом и весельем; слуги ждут чаевых, и все ходят в новой одежде, но в Сиве это не такое важное событие; люди просто отдыхают после испытаний месяца поста, сберегая силы и деньги для больших местных
Мулид, который отмечается примерно через неделю. Мулид Сиди Сулеймана,
годовщина рождения шейха-покровителя Сивы, — самое важное событие
всего года. Праздник обычно длится три дня, но людям требуется ещё три дня, чтобы прийти в себя после него. Весь год все копили деньги, чтобы «выложиться» на ежегодном мулиде.

В течение нескольких дней женщины заняты приготовлением пирогов и сладостей;
за лучшими фруктами в садах тщательно следят, чтобы они были готовы
к мулиду, а некоторых животных откармливают, чтобы
забивают. Если есть возможность, у арабов покупают одного или двух верблюдов
и держат их на траве, пока они не нагуляются и их можно будет зарезать. Накануне
праздника в городе проводится генеральная весенняя уборка. Гробницы шейхов
только что побелили, с каждой крыши свисают ковры и цветные
одеяла, а дома подметены и вычищены, и всё это выглядит довольно
весело с чистыми белыми гробницами и яркими циновками и коврами,
свисающими с крыш и из окон. Вечером приводят овец, которых
завтра зарежут.
все возвращаются с полей, и все с интересом обсуждают, сколько животных собирается зарезать шейх такой-то. Иногда самые богатые люди забивают по семь-восемь овец, и это запоминается и часто упоминается в их пользу в течение всего года. Однажды в городе разразился большой скандал, потому что шейх Мохаммед Хамид хвастался перед всеми, что зарезал шесть овец, но один из его домочадцев проговорился, что было забито всего три старых козы. Огромные
запасы лука-порея заготавливают перед праздником, чтобы он
долго хранился и стал очень крепким.

Утром в день маулида все надевают свою лучшую одежду, и даже самый бедный рабочий надевает новую рубашку или чистую джиббу. Каждый мужчина идёт молиться в свою мечеть, а женщины посещают могилы и кладут пальмовые ветви на могилы своих родственников. После этого люди возвращаются домой и съедают огромный обед и столько мяса, сколько смогут проглотить. Когда мужчины поели, остатки еды отправляют в гарем, а когда гарем
поел, еду отправляют слугам и рабочим, которые собирают
кости очистить. После этой обильной трапезы и в течение двух последующих дней
все наносят визиты друг другу, и по этому случаю можно увидеть, как
восточные шейхи надменно разъезжают по западному кварталу, чтобы нанести визит
на своих ненавистных соседей. На всех улицах можно встретить
шейхов, разъезжающих на своих лучших ослах, одетых в великолепные шелковые,
цветные одежды, которые достаются из сундуков, в которых они заперты
наверху большую часть года, за каждым из них следует эскорт из слуг. Люди сообщают друг другу, в какое время они будут «дома»
и когда отправятся в гости.

По прибытии в дом можно увидеть слуг, ожидающих, чтобы принять ослов, и если кто-то настолько неосмотрителен, что поднимает взгляд на маленькие
окна, то видит множество женских голов. Хозяин дома сидит в своей самой большой комнате, на полу расстелены
лучшие ковры, вокруг около дюжины маленьких столиков с
персиками, виноградом, инжиром, дынями, орехами, пирожными и
конфетами, а также с блюдом, на котором лежит молодая белая
сердцевина пальмы, которая считается деликатесом. Вдоль стены
комнаты стоят ещё
Блюда, накрытые салфетками, с горками мяса, обычно облепленные
тучей мух. Хозяин предлагает чай, кофе или чрезвычайно
неприятный на вкус сиропный напиток, приготовленный из фруктового «сиропа»,
который нужно пить холодным с содовой, но подают горячим, как чай,
по-сивански. Строгий этикет предписывает, что нужно
выпить три чашки чая или кофе и попробовать каждое блюдо в комнате,
кроме мяса, которое в каждом доме приберегают для семьи.

 Избыток еды повсюду привлекает рои мух,
а липкий запах фруктов и мяса довольно сильный.
когда температура в тени достигает 41 градуса. Однажды
я сам объехал окрестности и нанес визиты, но в следующий раз я был умнее
и пригласил шейхов и знатных людей на легкий обед в «Марказ»
после их плотного обеда, и даже тогда, несмотря на
постпрандиальные симптомы, они ели очень сытно. Именно на одном из таких представлений я узнал, что у сиванов есть
специальные названия для людей, нарушающих строгий этикет во время
еды. Вот некоторые из них, которые сильно осуждаются:


 Человек, который оборачивается и смотрит, не принесли ли ещё.

 Человек, который откусывает кусок мяса и кладёт его обратно на тарелку.

 Тот, кто дует на еду, чтобы охладить её.

 Тот, кто не может решить, что выбрать, и берёт в руки то одно, то другое.

 И, наконец, гость, который отдаёт распоряжения слугам хозяина,
 что, как я заметил, является очень распространённой привычкой.


Во второй половине дня мулида молодые мужчины и мальчики выходят в
сады, где лежат, поют и пьют лубки. В сумерках люди начинают собираться на
открытом пространстве под самой высокой частью старого города, вокруг
площади и белой гробницы Сиди Сулеймана, которая находится
освещённая свечами и фонарями и украшенная знамёнами,
прикреплёнными к парапету крыши. Толпы людей продолжают подниматься
по ступеням, входить и выходить из гробницы, снимая обувь
у входа и молясь у могилы святого. Затем все собираются в своей мечети, в разных частях города,
и у мечети Медина в восточной части города проводится большой «зикр»,
что-то вроде молитвенного собрания и религиозного танца. Это очень
прекрасное зрелище, на котором присутствуют четыре или пять сотен
верующих.

За мечетью есть большое открытое пространство, окружённое высокими
домами, маленькие чёрные окна которых похожи на зияющие глазницы, а за ними
виднеются верхушки пальм в садах, тёмными силуэтами выделяющиеся на фоне
глубокого синего африканского неба. Всё залито ярким лунным светом,
кроме тех мест, куда от высоких домов падают холодные чёрные тени. Земля полностью покрыта старыми коврами и циновками, выцветшие цвета которых тускло светятся в лунном свете. С одной стороны, перед мечетью, сидят шейхи
и знатные люди из секты Мединия, а с трёх других сторон площади
собралось множество местных жителей в белых одеждах, сидящих рядами,
«с лицами, покрытыми белыми шёлковыми тюрбанами».
 В центре площади, покрытой коврами, никого нет.

Среди теней от домов виднеются размытые белые фигуры,
а в одном из углов площади на открытом огне кипят чайники,
и люди в развевающихся одеждах расхаживают взад-вперёд в свете
пламени. Слышен приглушённый шёпот. Первая часть представления —
торжественный чайный ритуал. Десятки мужчин
Они передвигаются босиком и молча, разнося подносы и раздавая
сотни маленьких стаканчиков с чаем, который готовят и разливают
шейхи. После того как все выпивают по три стаканчика, низкие столики
перед шейхами уносят, и в зале воцаряется абсолютная тишина. Затем главный шейх мечети Медины,
красивый бородатый мужчина в зелёном тюрбане, чья внешность противоречит
его печально известному дурному характеру, начинает декламировать стихи из Корана
звучным, внушительным голосом, сидя на ковре и сложив руки
Он опускается на колени. Когда он замолкает, начинает один из других шейхов,
пока не по очереди не выступят большинство из них. После этого в центр
сидящей на полу аудитории выходят трое мужчин. Один из них — совсем
мальчик с очень красивым голосом, двое других — постарше. Они
медленно обходят площадь по кругу, держась за руки и вместе напевая
мелодию, напоминающую торжественную величавость григорианского хорала, и
после каждого куплета вся публика, несколько сотен мощных мужских
голосов, подхватывает припев. Это очень впечатляющее представление
и чувствуешь себя в восторге от того, что ты единственный белый человек, присутствующий при таком
зрелище. Яркий лунный свет падает на плотные ряды неподвижных туземцев, чьи лица кажутся чёрными, намного темнее, чем они есть на самом деле, по сравнению с их белыми одеждами и белыми шапками или тюрбанами. На заднем плане возвышаются дома, а на крышах, глядящих вниз на площадь, — несколько женщин в плотных вуалях, и «над всем этим — небо! далеко-далеко, вне досягаемости,
усыпанные вечными звёздами».

Через некоторое время все встают, и взрослые мужчины подходят ближе.
образуют круг, плотно прижавшись друг к другу. Старый шейх выходит в центр и начинает читать молитвы, сначала тихо, а затем с нарастающей силой. Зрители присоединяются, распевая магометанское кредо. Постепенно пение становится громче, голос шейха тонет в нём, и кольцо мужчин в белых одеждах начинает раскачиваться взад-вперёд, их голоса становятся хриплыми и гортанными;
каждый человек дёргается в неистовстве религиозного экстаза, и
молитва превращается в яростное повторение слова «Аллах — ’ла,
«Ла, ла». Затем шейх, ведущий молитву, постепенно замедляет темп, и прихожане более тихо повторяют мусульманское кредо:
«Ла илаха илла-ллах, ва Мухаммад расул Аллаха» — нет божества, кроме Бога, и Мухаммад — пророк Бога. Контраст между исполнителями в начале зикра, когда они спокойны и серьёзны, и в конце, когда они разгорячены, взъерошены и измотаны, очень заметен.

Тем временем толпа на площади Сиди-Сулейман увеличивается. Из
разных мечетей выходят длинные процессии людей в белых одеждах,
Они поют и несут знамёна; свет их факелов и фонарей
мерцает, когда они медленно пробираются по крутым, извилистым улочкам города, и их голоса то затихают, то становятся громче,
когда они проходят под арками и в туннелях. Они собираются
на площади, образуя большие круги и танцуя зикр. В одном углу
видно кольцо стариков, поющих и бьющих в тарелки; в другой группе
дюжина мужчин бьёт в барабаны, а полуголый молодой негр
среди них быстро кружится, а затем внезапно
Он падает на землю и катается по ней, пока не добирается до самой гробницы, где его поднимают восхищённые и аплодирующие друзья и уносят прочь без сознания. За гробницей разжигают костры, чтобы разогреть барабаны и натянуть на них пергамент. Множество женщин сидят на корточках на краю толпы, закутавшись в тёмные одежды, едва различимые, если не считать серебряных украшений и бледных лиц, освещённых луной. Некоторые из них жгут благовония в
маленьких глиняных жаровнях, и иногда кто-нибудь из них подходит
к белой гробнице и целует стену, если успевает до того, как её прогонят гаффиры — сторожа.

[Иллюстрация: «Фантазия» у гробницы Сиди Сулеймана]

Танцоры в центре кругов двигаются быстрее, в такт барабанам и хлопаньям в ладоши зрителей, и вскоре все начинают раскачиваться взад-вперёд. В садах за городом мерцают огни и слышны звуки пения. Великий зикр перед
мечетью Медины прекращается, и люди выходят из тёмных,
окутанных тенью переулков к гробнице Сиди Сулеймана, которая сияет
Белый в лунном свете, с оранжевыми огнями, сияющими из открытой двери и маленьких окошек. Шейхи медленно переходят от группы к группе, за каждым из них следует небольшая группа мужчин — слуги, несущие ковры и подушки, и несколько стражников в высоких коричневых тюрбанах, с посохами в руках. Полицейские стоят в толпе, и когда кто-то подходит посмотреть на танец, они спешат вперёд и отталкивают людей, говоря: «Пропустите, пропустите!» Звуки далёкого пения в садах становятся громче и ближе, и внезапно появляются толпы мужчин и мальчиков,
Обезумевшие от выпивки, полуголые, они спрыгивают на площадь, прыгают и визжат,
разбрызгивая огонь из своих пылающих факелов.

Затем неистово бьют барабаны, гремят тарелки, и пронзительный визг
тростниковых флейт разрывает воздух.  Толпа образует большой круг
вокруг массы неистовых танцоров, которые кружатся, пьют во время танца,
кричат и вопят. В центре дюжина мужчин отбивает ритм на тарелках и барабанах. Один из танцоров — огромный слепой великан, почти голый, он размахивает кувшином с любкой, а у некоторых мальчиков на головах венки и пучки цветов
Цветы, заткнутые за уши.

 По мере того, как ночь идёт своим чередом, суматоха нарастает; экзотический тембр музыки становится всё более неистовым; многие танцоры сбрасывают свои одеяния, и среди людей раздаются большие кувшины, полные крепкого любки. Костры на площади, разложенные из тростника,
разгораются ярче, когда медовая луна скрывается за высокими
стенами города, и в свете языков пламени и факелов видны
неистово извивающиеся фигуры. Вся сцена становится ещё более
жуткой. Постепенно среди мальчиков и мужчин
Зрители, очарованные безумной толпой танцоров, бросаются в самую гущу,
обнимаются и кружатся вокруг музыкантов в центре,
приседают, прыгают, скачут и бегут, каждый из них по ходу дела
исполняет странные движения и позы. Иногда музыка звучит сладострастно
и маняще, тогда танец становится откровенно непристойным; в других случаях
он дикий и яростный, и кажется, что исполнители охвачены
диким порывом гнева; но всё это время музыка звучит в очень
определённом ритме, который подстёгивает их. Свет множества факелов мерцает
на блестящей чёрной коже, сверкающих зубах и глазах; воздух пропитан
тяжёлыми испарениями благовоний и горьким запахом спиртного. На
окраинах толпы можно увидеть фигуры, распростёртые на земле, как
трупы, опьянённые оргией выпивки и танцев. Когда на небе появляется слабый
свет зари, а костры угасают, они начинают уставать от вакхических
увеселений, и один за другим танцоры падают без сил на землю,
оставаясь лежать там, где упали, или уползают прочь,
шатаясь, по безмолвным улицам, чтобы проспаться.
готовность к следующему дню. Глядя на этот буйный
африканский карнавал с самых высоких крыш города, можно представить
себя Данте, наблюдающим за проклятыми душами, корчащимися в аду.

 Сиваны очень любят музыку и пение. Их инструменты
грубы и просты, но им удаётся извлекать из них удивительно много
музыки. Барабаны, или том-томы, бывают разных видов:
цилиндрические тыквы или чаши с натянутой на один конец кожей,
или большие круглые бубны с пергаментными покрытиями. При ударе сначала
Если ударить по барабану, а затем по резонирующему пергаменту, то можно получить два разных звука: один твёрдый, другой мягкий, и их тоже можно менять, ударяя ладонью или сжатым кулаком. Флейты обычно делают из стволов длинных арабских ружей или иногда из тростника, а струнные инструменты, такие как примитивные гитары, делают из чаши, покрытой кожей, деревянного каркаса и струны из проволоки или кишок, которую можно натягивать или ослаблять. Сочетание этих простых инструментов с человеческими
голосами необычайно эффективно.

Во всей африканской музыке есть сходство; на самом деле, вся восточная
музыка в чём-то похожа. Мелодия монотонна и варварская:
 иногда это песня, которую поют дрожащим высоким голосом,
превосходящим гул барабанов, или мелодия, исполняемая на пронзительной флейте
под аккомпанемент барабанов и звенящих струнных инструментов. Диапазон
варьируется от баса до дисканта, иногда это короткие печальные ноты, а иногда
долгие протяжные вопли, перемежающиеся внезапными, неожиданными паузами. Это
трудно описать, но общий эффект довольно зловещий,
в то же время очень завораживающая. Для постороннего человека она может показаться
негармоничным воплем, но со временем начинаешь ценить
тонкий подтекст полутонов, из которых состоит мелодия. Она навевает мысли
о бурных страстях, смутных желаниях и бескрайних пустынных просторах.

Характерная песня западных арабов, мечтательный припев с повторяющейся нотой, который они напевают себе под нос, когда в одиночестве скачут по пустыне, очень похожа на швейцарский йодль, но сиванская музыка совсем другая. У сиванцев есть песни и мелодии, которые отличаются от
индивидуальный стиль. У них определённые ноты имеют определённое значение;
существует язык звуков. Когда выступают некоторые из их лучших певцов, обычно
мальчики, слушатели могут понять смысл песни, не слыша слов. Они поют везде
и всегда, особенно когда работают в садах. Несколько мужчин и мальчиков, работающих в разных частях большой пальмовой рощи, поют друг другу, подхватывая припев и отвечая друг другу, и эти квартеты и трио без аккомпанемента звучат очень привлекательно.
особенно, когда приходится слышать их в вечернее время, теперь громко и ясно, теперь
чуть в отдалении. Хорошие голоса много уважаемых и лучших
пение мальчиков, нанятых для выполнения на развлечения. Песни, которые
есть слова в Сиване язык, но при буквальном переводе
они чрезвычайно неприлично.

Танцы тоже очень сильно отличается в моду у арабов или
Судана. Во многих частях Судана можно увидеть, как мужчины и женщины танцуют
вместе, а среди арабов есть танцовщицы, которые выступают перед смешанной аудиторией. В Западной пустыне это не считается
Приличным женщинам стыдно танцевать, хотя большинство лучших
танцоров определённо не являются приличными. Но в Сиве только мужчины
танцуют на публике, и очень трудно увидеть, как выступают женщины,
но однажды я стал свидетелем такого представления.

 Оно проходило ночью во дворе дома,
скромно окружённого высокими стенами без окон. На полу было расстелено несколько ковров, с одной стороны лежали подушки, и луна освещала эту сцену. Маленькая деревянная дверь в стене открылась, и около дюжины девушек в сопровождении старухи вошли внутрь.
и маленький мальчик, несущий жаровню с дымящимся ладаном, прошаркал на
двор и сел на корточки в ряд с одной стороны. На девушках было
обычное сиванское платье — синяя полосатая накидка ниже колен и
белые шёлковые расшитые брюки; но кроме того, каждая из них
носила длинный шёлковый цветной шарф, закрывающий лицо и плечи, и
множество звенящих серебряных украшений и тяжёлых браслетов, которые
они снимали и отдавали старухе, чтобы та держала их, пока они танцуют. У троих или четверых из них были маленькие барабаны, в которые они били, пока пели.
Сначала они сидели в ряд, очень тщательно закутанные, и тихо пели под
аккомпанемент маленьких тамтамов. Затем одна из них встала,
спрятав лицо под тонкой цветной вуалью, и начала танцевать,
сначала медленно, в такт музыке, но постепенно ускоряясь по мере того,
как музыка становилась всё более дикой. Танец начался с простых шагов и
покачивающихся движений рук, затем движения стали более быстрыми,
и перед глазами предстала беспорядочная масса развевающихся драпировок и
серебряных цепочек.

После того как каждая девушка потанцевала несколько минут, _мотив_ музыки
Музыка изменилась, став более чувственной, и на сцену снова вышла _прима-танцовщица_. На этот раз она исполнила разновидность _танца живота_, который состоит из странных дрожащих движений и покачивания бёдрами, в то время как верхняя часть тела остаётся неподвижной, а руки вытянуты вниз, а раскрашенные кисти направлены наружу. Это разнообразие
дополнялось случайными быстрыми вращениями, которые позволяли зрителям
разглядеть черты лица танцовщицы: бледное лицо с длинными, подведёнными
чёрной тушью глазами и накрашенным алой помадой ртом, обрамлённое
чёрными, заплетёнными в косы, намасленными и блестящими волосами.
Наконец, мелодия стала ещё более соблазнительной,
и танцовщица сбросила длинный шёлковый шарф с бахромой и затанцевала
без вуали, раскачиваясь сильнее, подняв руки над головой, притопывая в такт музыке и
наконец опустившись на своё место в экстазе любовного возбуждения.

Это было не самое привлекательное представление, хотя танец
очень нравится местным жителям, которые считают его невероятно
привлекательным. Его можно увидеть в разных формах по всей Африке, и везде
он одинаково уродлив и скучен.




 ЗАКЛЮЧЕНИЕ


Многие люди в разное время тщательно изучали сельскохозяйственные возможности Сивы с коммерческой точки зрения. Несомненно, сельское хозяйство в оазисе можно было бы значительно развить, так как здесь достаточно воды для орошения гораздо большей площади, чем та, которая обрабатывается в настоящее время. В настоящее время у местных жителей есть лишь самые примитивные представления о сельском хозяйстве; например, они не ухаживают за большинством фруктовых деревьев, не обрезают их и из-за лени позволяют различным видам полностью вымирать. Они неполноценны,
Кроме того, у них нет подходящих инструментов или оборудования. Финики из Сивы
исключительно хороши, они известны по всему Египту, и, кроме них, есть много других фруктов, качество которых можно было бы значительно улучшить при надлежащем уходе. Оливковое масло — ценный продукт, и на побережье и в Египте оно стоит очень дорого. Из винограда не делают вина, и никто не экспериментирует с сушкой фруктов, которая является простым и прибыльным делом.

Но сложность, с которой сталкиваются все коммерческие схемы, заключается в
способе транспортировки. Верблюдов можно нанять только на побережье в редких случаях
В перерывах между сезонами, когда арабы не против посетить
оазис, их услуги настолько дороги, что любой тяжёлый
транспорт вряд ли будет оправдан. Бывший хедив отправился в Сиву, чтобы
посмотреть, стоит ли строить лёгкую железную дорогу от побережья до оазиса, и с тех пор этот проект не раз рассматривался всерьёз, но его всегда считали неосуществимым из-за дороговизны и большой сложности пересечения такого обширного безводного пространства.

Альтернативный вариант — организация автобусного сообщения.
Более вероятное предложение, и если его начать, оно может быть очень
выгодным. Некоторые из самых богатых и прогрессивных жителей Сивы очень
хотели купить грузовик и отправлять своё оливковое масло напрямую в Александрию,
но они не понимали, что один грузовик будет бесполезен, а минимальное количество
грузовиков должно быть четыре.

 Помимо возможностей для торговли, Сива ценна как месторождение
для экскаваторов. До сих пор в Сиве и
прилегающих оазисах было проведено очень мало раскопок, и, несомненно, в этом направлении
есть большие возможности. Рабочая сила стоит дёшево, и можно нанять достаточно людей в
Это место идеально подходит для подобных работ. Никто не пытался найти и исследовать подземные ходы, соединяющие Агурми и храм, а также город Сива с Холмом мёртвых. Также есть возможность заново открыть изумрудные копи, которые прославили оазис много веков назад, а теперь настолько забыты, что я сомневаюсь, что хотя бы полдюжины человек когда-либо слышали об их существовании. При нынешнем режиме, хотя и неизвестно, как долго он продлится, англичанин может жить в Сиве в полной
безопасно, и хотя летом здесь, конечно, очень жарко, большую часть года здесь довольно приятно.

 Но Сива никогда не станет популярным местом, и, возможно, это к лучшему, потому что между ней и побережьем простирается полоса пустыни. В противном случае она могла бы превратиться в ещё один Бискру — оазис в Алжире, который Хитченс так чудесно описывает в «Саду Аллаха». Совсем недавно я заметил в книге о путешествиях
под названием «Куфара, тайна Сахары» миссис Розиты Форбс,
упоминание об этой самой пустыне между Сивой и побережьем, которую
описали как «прирученную пустыню». Это выражение, использованное
дамой, которая так хорошо знала пустыни во всех частях света,
удивило меня — и, признаюсь, разозлило! Её единственный опыт
путешествия по этой конкретной пустыне был получен в тот день, когда
она ехала из Сивы в Матрух в компании нескольких офицеров
Федерального управления по делам авиации, которые встретили её там. Но жители Западной пустыни могут
слишком хорошо помнить ужасную трагедию, которая произошла менее
год назад, в котором участвовали трое англичан и которое убедительно доказало, что ни одна безводная пустыня не является безопасной или «прирученной», даже в наши дни, когда по ней могут ездить автомобили.

Я не был в Сиве, когда Хассанейн-бей прибыл туда в сопровождении миссис Форбс после их памятного путешествия в Куфру, но вскоре после этого я вернулся туда, и мне было очень интересно услышать о её подвиге от разных местных жителей, которые приезжали в Сиву с запада.

Несмотря на то, что климат иногда был суровым, несмотря на сильный жар и
периодическое чувство одиночества,
Воспоминания о времени, проведённом в Сиве, всегда будут очень счастливыми. Сива такая абсолютно нетронутая и такая восточная. Даже вездесущие греческие торговцы не проникли в эту пустынную крепость. Это место, которое покоряет, и тем немногим, кто побывал там и оценил его удивительное очарование, очень трудно его покинуть.

В Египте есть поговорка, что тот, кто попробует воду Нила,
должен когда-нибудь вернуться туда, и я совершенно уверен, что тот, кто пьёт
из источников Сивы, всегда будет хотеть вернуться туда снова. Прогуливаясь
В лунном свете, под огромными, возвышающимися башнями странного старого города, на пустынных улицах и площадях, где лишь изредка можно было увидеть фигуру в белом, почти верилось в странные истории о призраках, джиннах и афритах, которые, по мнению сиванцев, населяют каждое место в этом таинственном маленьком оазисе, затерянном среди бескрайних бесплодных просторов безжалостной Ливийской пустыни.