День одиннадцатый...
«Когда ты увидишь картину Ван Гога по-настоящему, вживую, заметь, не репродукцию, пусть и качественную, а оригинал, ты поймешь моё почти помешательство этим художником и его гениальными творениями.»
Почему я вспомнила эти слова? Убирала в доме, случайно глянула на стену, которую все шутливо называют «мамина картинная галерея», и тут же в голове прозвучал знакомый голос.
«Около его картин изменяются время и пространство. Ты чувствуешь, что тебя затягивает в неизвестность, в солнце, зной, ливни, то есть в новый, чудесный, невероятный мир. Он не логичный, сумасшедший, но чертовски привлекательный. Я плохо объясняю, это нужно прочувствовать. Обязательно, слышишь, обязательно увидь картину Ван Гога.»
Он хорошо объяснял. Его жаркие слова заставили меня окунуться в мир искаженных линий и грубых мазков. Я будто бы перенеслась в другое измерение и полной грудью вдохнула странный, манящий аромат цветущих деревьев и мокрой земли. Так я увидела мир великого художника.
Странно, почему именно сегодня я представляю своего давнего поклонника так ясно, словно мы с ним вчера встречались? Сколько лет прошло с последнего «увидимся!», мы давно потерялись, и я не знаю, что с ним стало. Да и жив ли он, в конце концов? Он был старше меня, лет на пять вроде бы. Уже не помню.
Я выключила пылесос и уставилась на картины. Тот мой друг много рассказывал мне о живописи. Знатоком я, конечно же, не стала, но Моне от Мане отличаю, а уж Ван Гога люблю так же страстно, как и моя угасшая, давно забытая любовь. Да, любить люблю, но ни один подлинник так и не видела. Сколько раз бывала в Москве и Ленинграде, а ноги до музеев не доходили. Нет, ошибаюсь. В Эрмитаже я была, но ничего не помню из того визита. Наверное, не тот настрой был. Да, баба Ксюха, умеешь ты себя оправдать! Сейчас и не вспомнишь, что же тебе настолько мешало пойти и увидеть подлинник Ван Гога. Можно, конечно, всё свалить на жизнь. Ей все равно, стерпит. Но будет ли это правдой? Да какая сейчас разница! Я почему-то разозлилась то ли на себя, то ли на судьбу и яростно стала протирать рамы своих картин. Не шедевры, конечно, на них у меня средств не хватает, а просто душевные картины неизвестных художников. Знаток бы наверняка усмехнулся, сказал бы, что это мещанство и безвкусица, а мне мои приобретения нравятся. Сердечные, тёплые картины, пусть и не гениальны их творцы. А радостно рядом с ними, хорошо. Душа отдыхает и поёт.
Да что это я и про ту свою любовь вдруг вспомнила, и о картинах задумалась? К чему бы? Мне что-то нужно понять или вспомнить? Или даже описать тот мой роман? Возможно, именно слов-мазков моего бывшего возлюбленного и не хватает на холсте мира? Нет, не уверена, да и не хочется почему-то сегодня к бумаге прикасаться. Вот убирать надо, что-то я дом запустила слегка.
Выбросила я все мысли и воспоминания из головы и взялась за уборку. Если миру что-то очень от меня надо, он обязательно повторит свою просьбу, во второй раз я уж точно услышу и пойму, чего от меня требуется. И знаете, я как в воду глядела. Немного позже так и произошло. Третий глаз у меня открылся, что ли? Можно подрабатывать гаданием?
Вечером Лёнька влетел в дом энергичный, взволнованный, совсем как тогда, когда сумочку и чашку принёс.
— Бабуль, смотри, что я купил! — внук положил на стол большой пакет.
— Ох, Лёнька, неужто нам с тобой новое задание притащил? Учти, моего здоровья на спасение еще какого-нибудь мира не хватит!
— Вечно ты шутишь! Ты помнишь заговор против кошмаров?
— Дословно? Нет, конечно, но сейчас поищу ту бумажку.
— Не надо! Ты, главное, вспомни, что там нужно было иметь кроме пера петуха?
— Кошмары?
— Бабуль, ты бываешь страшно противной! Картина была нужна! — Лёнька многозначительно постучал пальцем по пакету.
— Да, да, написанная Мастером Сновидений! Ты что, нашёл её? — я почему-то страшно разволновалась, уже догадавшись, чью именно картину, завернутую в плотную бумагу, внук держит в руках.
— Да! Уверен! Она, это точно она! Называется «Проводник снов в майские ночи». Я ее как увидел, сразу понял, что её написал именно тот Мастер! Уж больно она необычная, не похожая ни на одну виденную мной картину!
Я хотела было съехидничать и заметить, что внук — не большой знаток живописи, чтобы раскидываться подобными громкими словами, но смирила порыв. Зачем обижать ребёнка? Возможно, картина и вправду выдающаяся?
— Показывай скорее!
Лёнька, поросёнок, нарочито медленно развернул бумагу, потом ещё с минуту любовался картиной, а когда я уже готова была взвизгнуть от нетерпения, неторопливо развернул полотно, и я наконец-то увидела то, что написал Мастер Сновидений (мне очень хотелось в это верить).
Картина действительно была странноватой, мощной, напитанной энергией. Изображён был на ней человек с рюкзаком, сидящий на крае скалы и смотрящий на непонятные, завораживающие фиолетово-розовые сполохи, резвящиеся в небе, вернее, они и были небом. Герой картины (надо полагать он и был проводником) — мужчина — сидел спиной к зрителю, так что о его внешности и возрасте можно было лишь догадываться. Мне почему-то показалось, что ему лет сорок-пятьдесят, что он долго добирался до этой скалы, устал, но как только увидел необыкновенное небо, он тут же напитался от него силами и был готов к спуску вниз, в неизвестные, возможно, даже опасные земли.
— Как она тебе? — Лёнька разве что не прыгал от восторга и нетерпения.
— Прекрасна! Слов не подберу. Есть в ней что-то инопланетное, таинственное!
— Вот-вот! Я её случайно увидел. В городе благотворительная ярмарка была. Ну, я заглянул, думал, куплю какую-нибудь мелочь, вроде расчески, а тут картины! Все остальные обыкновенные были, предсказуемые. Пейзажи, котики-собачки, рассветы-закаты, загадочные незнакомки и прочая ерунда. Но эта меня заворожила!
Я рассмеялась. Лёнька очень точно охарактеризовал ассортимент художеств наших местных творцов. Как я уже говорила, я не знаток, но откровенную халтуру вижу невооруженным взглядом. Вот и внук теперь понял, что я подразумеваю, когда говорю, что картина живая и что рядом с ней тепло.
— Смейся, смейся! — Лёнька слегка обиделся, думая, что меня насмешил его восторг. — А потом я подпись как увидел! И сразу понял, что обязан купить этого «Проводника»! Вот, смотри! — Лёнька ткнул пальцем в холст.
Я всмотрелась, потом поморгала и снова внимательно взглянула на буквы, оставленные художником — С.М.
— Лёнька, а ты ведь ошибся! Помнишь, как было в том заговоре? Мастер Сновидений подписался бы М.С., а здесь наоборот.
— Где? Как? Нет, ты ошиблась! Я точно видел М.С., поэтому даже торговаться не стал! Нет, бабуля, ты все неверно... — Лёнька потерянно умолк.
Я погладила его по руке.
— Не переживай! Ты просто настолько хотел увидеть именно эти буквы, что воображение тебя слегка подвело, вернее, показало то, что ты пожелал. Так бывает. Я как-то раз юбку себе присмотрела, а цену увидела именно ту, которую могла заплатить. Но когда я подошла к кассе...
Лёнька меня не слушал. Давно я внука таким расстроенным не видела. Вот чёрт меня дернул за язык! Нашлась правдоискательница! Сказала бы, что вижу подпись Мастера Сновидений, а Лёнька, возможно, потом бы на неё и не глянул и так и пребывал бы в уверенности, что купил особенную картину. А ведь он именно такую и купил! И какая разница, кто её написал? Вернее, интересно бы узнать имя автора, он явно тоже волшебник, как и мастер Сновидений. Это я и сказала внуку и с радостью увидела, что настроение у него немного улучшилось.
— Ты и вправду считаешь, что картина уникальна?
— Вот те крест! Бросим жребий?
— Что?
— В чьей спальне она будет висеть? Кого будет проводить в дивный мир майских ночей?
«Вот наглая бабка!» — можете вы подумать. А я ведь не просто так Лёньку раззадоривала! Хотелось мне, чтобы внук окончательно перестал грустить и понял, что поступил он абсолютно правильно, и как сильно мне картина понравилась.
— Ну, так как? Жребий бросим?
Лёнька, подлец, мои мысли явно прочитал. Обнял меня и что-то ласковое на ухо шепнул, я слов и не разобрала, глаза вдруг заслезились, а от этого и уши заложило.
— Где там дедовы инструменты? Пойдём место для картины в вашей спальне выбирать. Но только временно! Через месяц фиолетовое небо поедет ко мне. Будем по очереди услугами проводника пользоваться. Согласна?
Как тут не согласиться! В общем, пока Лёнька инструменты искал, пока мы картину вешали (она уже в раме продавалась, тоже весьма необычно), вечер и пролетел. Дед наш с работы явился, ужинать потребовал, а потом и рассказами о своих мормышках нас заговорил, да так, что до бумаг Мичмана мы не добрались. Лёнька замалевал в календаре очередной прожитый день и поспешил домой. А я зашла в спальню и попросила Проводника присмотреть за внуком. Наверняка мои слова будут услышаны.
©Оксана Нарейко
Свидетельство о публикации №224121101857