В поисках нового политического и политтехнологичес

 
После расстрела Белого Дома в 1993-м и известных выборов в Государственную Думу , на которых ЛДПР набрала что-то около 23% голосов, после принятия новой Конституции тогда же в 1993-м, а главное — громогласного вопля в микрофон пьяного либероида Юрия Корякина: «Россия, ты одурела!» (такая реакция была на победу Жириновского), наступило что-то… Что? Что наступило тогда принципиально нового, что влияло на нас фактически до мятежа Пригожина и до его гибели?

Произошел заказ на «Объясните мне, что происходит?!!». Ибо не объяснялось уже языком советской эпохи, не объяснялось простым «красные-белые» вся та каша политики, которая заварилась в России.

Тужилась газета «Завтра» (но, фукала интеллигенция — сложно, непонятно, пафосно и патетично...хотя да — часто точно и правдиво). Рождался язык эстрады, но ….Но это о том, что плохо. А хорошо-то как?! Опять нет языка… И ещё нет в 1993-м мотивационной литературы в России (ни маркетинговой, ни политической), ещё нет «Баумана 2.0».
Но уже начинают биться две школы PR. Условно — западная и восточная (под «восточной» условно называли пиар плакатно-оглушающий, административно-дисциплинарный и обязательно аналоговый (с отсылками в свою собственную историю. Что часто становилось слабым местом в силу просто урагана по разрушению мифов).
«Западная школа» вульгарными пропагандистами и рекламщиками понималась, как «вестернизация бытовых элементов». Ну и, конечно, спекуляция на вольностях и многообразии доступности денег, услуг, возможностей.

Отторгался и старый (восточный) и новый (западный) язык. ЛДПР лишь отчасти, но на тот период вполне эффективно, закрыла брешь в политических коммуникациях.

Считалось, что свою школу PR Россия не родит ещё лет двадцать. Считалось, что это продукт будет уже продуктом следующего политического поколения. Но тут появился Глеб Павловский..
 Тут появился Юрий Болдырев (помните такого — один из трех основателей «Яблока», чья «листовочная работа», структуирование векторов притяжения и умение «сгустить актуальные смыслы» оказались столь убедительными, что тиражирование его моделей агитпроп материалов поселится на выборах в России вплоть до 2013 года….да и сейчас встречается (что было, что будет, чем сердце успокоится и прочие конструкторские эшелоны подачи информации). Ну да ладно — не об этом сейчас.  Мы ж о Русской Школе PR, о Глебе Павловском как родителе нового политтехнологического языка с опорой на социологию, на новое состояние пластов информационного поля (кстати, даже выражение «информационное поле» - это тоже от него, от Павловского. В его агентствах оно рождалось и с его уст выплеснулось на страницы газет. А сегодня оно кажется чем-то всегдашним...).

И вот «пороговый 2013 год». Что произошло в 2013-м? Массовое появление смартфонов и тотальный охват соцсетями (даже в 2009-10-м этого ещё не было, половина населения России жила ещё вне одноклассников, Вконтактов, инстагараммов, твиттеров и т. п.).
В 2013-м начался майдан на Украине.
 В 2013-м стремительное умирание газет или тиражей.
 В 2013-м ярко обозначается «фактор Навального» (он начался по факту в 2011-м, но как «параллельная «правда» именно агрессивного характера, пожалуй, только с 2013-го).
… а чуть позже информационные технологии мы увидим в действиях телефонных мошенников, в индустрии фейков (именно — в индустрии, а не в издержках работы СМИ).
На все эти явления рождаются противодействия власти и общества, но…. Но не рождается новый язык. А старый пиаровский уже не в состоянии объяснить громадную часть общественных явлений. Например, социологию родительских чатов, обход VPN или факторы торможения ю-туба, проекцию и влияние военкоров и двойной антифейк. Когда антифейк на антифейк плюс нейросети.

Конечно, есть интонационные находки , есть методологические (например, Михаил Виноградов, фонд «Петербургская политика»), есть фактор телеграмм-каналов, но всё это ещё не язык… В каком-то смысле мы сейчас перед новым воплем «Россия, ты одурела!».
Понимая это, и понимая риски совсем другого уровня, государственные деятели пошли за запретительной парадигмой регулирования (странноватый язык), а общественные деятели — за квази-общественным мнением спорных соцопросов и дилетантских экспертных групп (право — разве не странно слушать одних и те же лица, комментирующие и сельское хозяйство, и финансовый сектор, и здравоохранение. Ну, в педагогике и в футболе вообще универсальный «язык», который понимают все таксисты…).

Похоже, что язык цифровизации власть понимает, как тот самый «Новый Язык», под куполом которого сформируется и сохранится общество и Россия (как государство). Дескать, от вестернизации оторвались, а в исламизацию и уйгуризацию погрузиться не дадим. И от этого «нового языка» Россия не одуреет (?). Если что - реакции систем мгновенны, «если что — отключим газ», и даже вопросы Президенту собирают с помощью нейросетей. Но есть одно «опачки»…
Дело в том, что язык, понятийные ряды, оценочные ряды не живут сами по себе. Они живут , моделируя поведение (как кино, которое тоже умерло), как телевидение (которое воспринимается, как война языков и антифейков для тех, кто думает). Язык живет, как диалоговое, коммуникативное явление ( с Богом, с ближним, с самим собой, с кошкой, тапочком, «гребанным автобусом, который опаздывает»). Он не может быть цифровым. Никогда. Никак. Получается карикатура. Квадроберы, мэмы и неисполняемые программы и бюджеты получаются.
Язык формирует поведенческие модели. Много. Разнообразные, разноскоростные, разнооценочные (как природа и сама жизнь).
В мониторе можно увидеть перспективу. Но она — иллюзия, она ограничена стеклом.
Только язык живых политических коммуникаций, живого осмысления явлений способен дать реальную перспективу. И человеку, и обществу, и государству.

В условиях войны сколь угодно можно (и,конечно, нужно) ограничивать информацию. Но бессмысленно ограничивать язык. А у нас пока что проблема — вместе с информацией военкоров ограничен язык трагедии. Вместе с информацией о «башнях Кремля» (новый термин, кстати, но в непонятной общей системе координат) ограничен и запрещен язык, показывающий разницу стилей и разницу перспектив…. Душно. В политике (не хватает воздуха понятий), в культуре (не хватает культуры принципиально новых образов — ну, не оформлены они — ни поведенчески, ни модально, ни вообще в категориях эстетики «верх-низ»). Плакатность...

Однажды кто-то сверху что-то разрешит? Нет. Это не так работает. Однажды появится язык. Другого народа. Перерожденного.