Finita la commedia

СЕРИЯ  «FINITA LA COMMEDIA»
Finita la commedia Зозуля
   Креативный аспирант Зозуля второй год бился над уникальной темой: добро – непознанное зло. Пудовые книги, которыми он обкладывался с утра до вечера, погружаясь в их «живительные истоки», не помогали. Мысли  были запутанными и  до того пепельными, что Зозуля вечером трижды полоскал голову, смывая сажу.
   Его креатив уже находился на пороге разрухи, а нервы на грани срыва, но однажды под вечер, он зашёл в комнатку шестилетней дочки, которая распевала уличную песенку.
У попа была собака,
Он её любил.
Она съела кусок мяса,
Он её убил.
   С Зозулей чуть не сделался припадок. Эврика. Народная мудрость. Оказывается: любовь и зло (добро и зло) могут быть в одной упаковке, как гений и злодейство …
   На защиту он пришёл без диссертации с психологическим настроем разнести приёмную комиссию не  в пух и прах, а буквально размазать её научные фолианты народной мудростью.
   Седовласые профессора  деликатно спросили, а где? – они были в возрасте, вытащить голос было нелегко, а поэтому они экономили на звуках и отделывались, как его, этот, понимаете,  уважаемый? Они  незаметно зевали, клевали носом, были уверены в своём непререкаёмом авторитете, смотрели на Зозулю, как на чужеродное тело, которое по дошедшим до них слухам, готовилось поколебать мировые научные основы…
- Доклад здесь, - бодро ответил Зозуля, постучал по лбу и  не то, что спел, а грянул песенку.
   Да, да. Вот ту самую «У попа была собака…»
            Переполох и полнейшее недоумение. Может «скорую» и в рубашку.
            Воздержались, так как трудно определить человек в здравии или нет
         по песенке. Во времена революции сколько пели, но ведь не
         сумасшедшие.
         - Тут аудитория для защиты диссертации, а не свободный театр с
        уличными  песенками.
            Очнулись. Припечатали с маху.
        - Свобода это непознанная необходимость.
            Врезал Зозуля.
  - Вы слишком высоко берёте. Бойтесь высоты.
- Нужно бояться не высоты, а удара о землю.
   Сорвались. Влёт пошли.
-  С Вами можно сойти с ума.
- Для того, чтобы сойти с ума, нужно иметь ум.
   Зозуля оторвался от пола и «поплыл» по воздуху к двери на глазах изумлённой комиссии.
- Человек не умеет летать. Это противоречит фактам.
   Заголосили.
- Тем хуже для фактов.
   Finita la commedia 


   
ФАНТАСТИЧЕСКАЯ ЛИЧНОСТЬ  ИЛИ  FINITA LA COMMEDIA
                «АРИОН - КРЕАТИВЩИК»
(Повесть объемная. Ограничусь первой главой. На мой взгляд, этого достаточно, чтобы понять жанр, стиль, тему, идею и так далее повести. Окончание позитивное. Как мне думается, мне удалось ухватить некоторые черты современной молодежи, скажем так: неунывающих героев нашего перестроечного времени, которые по сравнению с советской молодёжью более любознательны, настойчивее, стремятся к необычному, в частности, к сверхидеям).
          1 глава.  Элементарная мастерская.
Надгробье фараона.
2 глава. Мышление по пунктам
Нафталиновое царство
Эксперимент с рыцарем
3 глава Исторические реликвии
Флюиды
Каретный переполох и воскресший владыка
4 глава Волшебная плитка
Ангел Азраил
Новые открытия
Катастрофа
Вертушка
Ариадна

1 глава.  Надгробье фараона.
   Три месяца назад экскурсовод  Арион  сунул в одном музее в карман бронзового «поэта». Статуэтку с ладонь. Прибрал он статуэтку не из-за желания приобщиться к народному творчеству знаменитого поэта, а из-за патриотического пристрастия к своим идеям, посчитав, что ему, как и великому «поэту», не место в безидейном администраторском хламе. В кабинете хранителя музея у экскурсовода вывернули карманы. Статуэтку поставили на стол. «Поэт» отливал, как хорошо надраенный медный таз и смотрел на жёлтые шторы, обои такого же цвета, ковёр, вышитый ромашками и осенними листьями. Отчество Ариона было такое же, как у бронзового «поэта». Хранитель музея понимал, что экскурсовод своим поступком с «поэтом» не отвечает славному  отчеству и называл его: "Вы, товарищ Арион!", поблёскивая золотыми коронками и с неудовольствием посматривая на товарища с зелёным  галстуком, который разрушал этот жёлтый мир. Разговор оказался горьким, как желчь. Администратор вызвал в кабинет человека с объективом.
- Сними его, - сказал он фотографу.
- Как лучшего человека? Передовика? - бросил фотограф. – На почётную  доску.
   Хранитель музея почему-то обиделся.
- Сверхидейный  он, -  горько пожаловался  администратор и со злостью  добавил. – Креативщик.
- Но я снимаю только ценности!
   Арион во время разговора хранителя музея с фотографом несколько раз пытался обозначиться в главном кожаном  кресле на колёсиках. Администратор, уставший от хлопот с экскурсоводом,  был не против временного отсиживания Ариона  в своём кресле, но, зная его идейные  привычки, опасался, что за этим могут последовать вредные и экстравагантные  поступки экскурсовода. А поэтому катал кресло, словно детскую коляску перед собой, в связи с чем, Ариону пришлось позорно, до крупной дрожи в ногах простоять три часа возле суконного дубового стола. Нервный хранитель музея и невозмутимый фотограф с камерой на треноге никак не могли сблизиться в цене, которая требовалась для того, чтобы поместить экскурсовода  на плёнку в фотоаппарате. Администратор находился в могучих тисках фотографа, который ссылался на то, что снимать "таких" в его служебные обязанности не входит и требовал дополнительной оплаты за дополнительный труд. Хранитель музея, несмотря на просевшие  нервы, не поддавался и  в свою очередь тоже ссылался, но на то, что экскурсовод своим креативом основательно расшил бюджет музея, оставив.... , в  этом месте администратор обозначал основательность опустошённости бюджета не словами «шиши», а трёхпальцевой классической фигурой, поднося её под свой обвисший нос. Такое общение хранителя музея  с собственным носом вызывало у Ариона даже скромное уважение к администратору, и он в душе чуток раскаивался, что с этим музеем он сильно перегнул, но винил в этом не себя, а свои неуёмные идеи, прокатившиеся с громом и оглушительным треском по четырём музеям. Экскурсовод уплатил сам, когда понял, что администратор и фотограф после затяжного и не состыковавшегося торга приходят к единодушному мнению: снять его вне стен этого музея: в здании с решётками на окнах. Фото увеличили до плакатных размеров. Администратор положил его на фанерный стол с закорючиной старушкой - вахтершей, сняв с неё предварительно малочувствительные очки с потускневшими, полопавшимися  линзами и всучив в задряхлевшие  руки огромный  бинокль Карла Цейса с двухсоткратным увеличением и строго настрого  приказал: не впускать этого человека даже с билетом в музей. Бывший экскурсовод с сожалением посмотрел на статуэтку с высверленной в груди дырой, куда он заливал чернила, и, макая ручку с вечным пером, выписывал на ватманских белоснежных листах жизнеописание человека века. Статуэтка уже была захвачена  увесистой стальной цепью, один конец которой находился в руках администратора.  Арион понял,  что хранителя музея со статуэткой в карман не засунешь, Он отсёк мысли о «поэте», грустно вздохнул и размашисто прошествовал в сопровождении администратора, который подталкивал его в спину и  внимательно отслеживал каждый шаг экскурсовода, мимо вахтерши. Назвав её бабочкой-однодневкой, Арион ударом носка открыл дверь и вышел на улицу с мыслью, что с этим музеем,  как и с тремя другими finita la  commedia.
   Улица была пуста и знакома. На ней находились подвергнувшиеся идейным атакам Ариона музеи. Он знал все черные входы и выходы в них. Проникнуть туда он проникнул бы, но вынести оттуда хлеб насущный – всё равно, что получить задарма манну небесную. В кармане осталась полтина меди. Расстаться с ней означало полностью предать себя судьбе, удары которой то и дело обрушивали экскурсовода. Вначале он думал, что судьба - явление межгалактическое но, когда он почувствовал, что её удары земные, Арион прозрел. Место судьбы заняли люди.
 
   После окончания исторического факультета Арион оказался экскурсоводом в одном из музеев. Чувство от распределения было горьким. Он испытал танталовы муки, когда председатель выпускной комиссии, дав ему блестящую характеристику, сказал, что Арион в качестве допустимого  исключения достоин свободного распределения.
- То есть? - мрачно спросил Арион.
   Он был один как перст Божий в этом городе и председатель, грустный и тихий профессор истории, совершенно точно знал это.
   Внешняя архитектура первого музея слагалась из трёх башен, низкорослых крепостных стен и окон, похожих на иллюминаторы огромных размеров. И сколько историк Арион, стоя перед музеем, не думал, из каких времён вынырнули эти башни: тупые, закрученные, словно  винтовая резьба буры, в которых рукой создателя был схвачен и Восток, и Азия, и Запад... вся планетная  география архитектуры - ответа не было.
   Дверь музея была сработана в духе современности. Стеклянная. На двери остался крупный отпечаток ботинка Ариона. Уборщице так и не удалось смыть его. Стекло треснуло по своим стеклянным законам. В музее хранилась  древность в виде наскальных рисунков с охотниками в колеснице и их жертвами. Лучники целились не в тварей, а прямо в сердце Ариона. На полочках в стеклянных футлярах хранились ржавые наконечники стрел, каменные топоры... В центре музея громоздилась колоссальная надгробная плита  фараона. Как понял Арион, надгробье разбили на куски, втащили по частям и скрепили длиннющими стальными  болтами. Так крепят кости для срастания. Он обследовал надгробную плиту фараона. Имя владыки проглотило время. Это была тайна, которая  и привела Ариона в кабинет администратора.
- Вы поразительно  редкое исключение среди современных молодых людей! - сказал хранитель музея, выслушав претендента на место экскурсовода.
   Из кабинета  Арион вышел с администратором и направился в отдел кадров. Там уже знали, что новый экскурсовод интересуется тайнами, а не "этим", как выразились, пощупав пальцами. Ариона представили как молодого специалиста, только вчера закончившего институт, как профессионала, как холостяка, не обременённого семейными заботами, как любителя древних тайн, магии, эзотерики, реинкарнации, параллельных миров,  сакральных и мистических  идей, как будущего оригинального учёного с нестандартным мышлением, чьё имя пока не вписано в анналы истории, но чей титанический труд скоро пополнит мировую сокровищницу науки. После блестящей и авторитетной речи хранителя музея экскурсовода вписали перьевой деревянной ручкой  в скромную графу штатов, прикрыв ладошкой то, что причиталось ему за труд. Год об Арионе говорили как о человеке с совершенно сказочным направлением мысли. Экскурсовод был того же мнения о себе, пока не оказался в сапожной мастерской и не выложил собственную обувку через тесное окошечко на стол приёмщицы с кумачовыми, длинными ногтями..
- Да на Вашу обувку у нас ни одна рука не поднимется! - услышал он наполненный металлом голос.
   Арион выложил ботинки на стол администратору. Они были похожи на обглоданный скелет рыбы - пираньи.
- Это противоречит Вашему направлению мысли! - сухо сказал тот, отводя взгляд от ботиночного скелета. - В Вашем возрасте я думал только о сакральных  идеях.
- Хорошо, - добродушно бросил экскурсовод, - я подумаю об идеи.
   Идея уже была в его голове.
- Вот и ладненько, - похвально отозвался администратор.
   На следующий день обувка Ариона оказалась в стеклянных футлярах вкупе с лучниками в колесницах, ржавыми наконечниками и каменными топорами. Она стала бичом для музея. Администратор побледнел, увидев земную ношу экскурсовода возле вазы времён Рамсеса Великого, и сдался, когда обнаружил её у надгробной плиты фараона с клочком исписанного картона "В них ходил он!".
- Не позорьте человека, - прерывающимся шёпотом  сказал он, услышав, как Арион торжественно  объясняет загипнотизированным   посетителям, что эту древность - экскурсовод ткнул в свою собственность, - сняли со скелета бывшего владыки.
- Фараоны ходили в сандалиях, - раздался неуверенный голос с задних рядов толпы.
- Ходили в сандалиях, - бросил Арион, - а умирали вот в таких ботинках и тапочках.
   В первый день весны экскурсовод вошёл в музей с букетиком ландышей, которые на его глазах превратились в стальные сосульки. Арион чувствовал, что он ржавеет в этом духе времени. Его дух оседал металлической пылью в горшках Нижнего Египта. Не помогало даже надгробье фараона, возле которого он облучался часами, вызывая недовольство администратора, который утверждал, что прилипший к плите экскурсовод  высасывает своим спинным мозгом мистическую силу бывшего владыки.
- А кому она нужна, мистика, - спрашивал экскурсовод.
- Будущей науке, - кротко отвечал администратор.
    Ариону приходилось прилагать колоссальные усилия, чтобы не дать мыслям превратиться в металлические стружки. Три башни стали напоминать  ему гигантские чугунные ядра, а окна  гигантские жерла пушек. Они в упор расстреливали Ариона. Он уходил с чугунными осколками в сердце. Молодой администратор оказался на износе. В его взгляде была расщелина, в которую Арион падал, как в бездну. Видя экскурсовода, тыкающего в земную историю человечества указкой, обутой в железный наконечник, хранитель музея говорил.
- Вы, Арион Сергеевич, не тыкайте, а восславляйте!
- Кого? - спрашивал Арион.
   Он смотрел на администратора, как на случайно затесавшуюся  деталь в музей.
- Древность, - отвечал администратор, любовно осматривал полки, где покоилась не древность, а останки древности.
- А кому она нужна?
   Администратор мягко говорил, что искреннему, но не сдержанному молодому товарищу нужно приобщиться к идее ответственности за прошлую судьбу человечества.
- Делом или словом? - спрашивал Арион.
   Администратор был деликатен. Он затыкал уши ватой, ссылаясь на простуду.
- Я сам могу своей рукой наделать сколько угодно такой древности, - отвечал экскурсовод.
   Администратор принимал слова Ариона  за блуд и напрасно принимал. Это были уже шаги воли экскурсовода. Могучую поступь Ариона хранитель музея почувствует, но слишком поздно. Её следы останутся в музее в виде максимально упрощённого мира древностей, но до этого было далёко. Непрозорливый хранитель музея  соглашался и говорил, что экскурсовод совершенно прав, что рука современного человека качественнее, изобретательнее  и  изворотливее, но рука древнего человека - это рука мученика и страдальца.
- То есть? - бросал Арион.
   Эта фраза настораживала администратора. За ней следовали непредвиденные поступки экскурсовода.
- Пожалуйста, без идей, - просил хранитель музея. - В Вашем возрасте я думал только о мирской суете.
- A о чем я  буду думать в Вашем возрасте? - спрашивал Арион.
- О страдании, - вздыхал администратор. - И начинайте думать о нем сейчас.
   Администратор был прав по-своему. Он заглядывал за мир расколотых вещей.  В первый раз Арион ничего не ответил. Он обошёл надгробную плиту фараона, который был мучеником и страдальцем и добывал хлеб в поте лица своего. Экскурсовод попытался представить фараона за гончарной работой и почувствовал, как его голову засеивает металлическая пыль. Плита источала неувядаемый аромат славы и могущества. Арион спросил администратора о внешней архитектуре музея и скривился, услышав, что эта форма наиболее полно выражает страдание.
- А у меня она вызывает туман! - сказал Арион. - Вот здесь. -  Он постучал костяшками по размашистому лбу.
- Страдание и есть туман, - торжественно, словно диктор, вещающий о смерти государственного человека, ответил администратор. - И живёт человечество в нем.
   Почитатели древности Ариону надоели. Они были похожи на идолов. От них исходил  железный и каменный дух. Плита фараона была для них гвоздём программы. Они простаивали возле неё в оцепенении, словно парализованные.  Экскурсовод отгонял их указкой, размахивая, словно кнутом. Случались и приятные минуты, когда в музей заходили мужики в солярных  кирзовых  сапогах  с натянутыми на них синими бахилами и с лицами, вспаханными, как поле. Мужики были просты, называли ржавые наконечники железками, а не древностями, спрашивали: "Кому нужны эти осколки?", тыкали в каменные топоры и предлагали свои. Арион подзывал администратора и тот нагонял на мужиков страшную тоску мученическим трудом древнего человека, который каменным топором срубывал дерево в сто обхватов.
- А зачем ему нужно было такое большое дерево? - удивлялись мужики. - Мог бы и не жадничать, а поменьше..., - и добавляли. – Флору и фауну истощал. Нехороший мужик. – Они осуждающе качали головами.
   Взгляд администратора загружался чернотой, как мазутом. Мужики обваливались в слове и  говорили, что у древнего человека охваты, наверное, были меньше, чем сейчас. Администратор теплел. В разговор вмешивался экскурсовод.
- А ты, мужик, куда хочешь?
- Как куда? - спрашивал тот.
- К каменному топору или к своему трактору?
- Товарищ Арион Сергеевич, - шептал администратор. - Здесь же не то место, где решаются такие вопросы. -   Хранитель музея бледнел под грустным взглядом экскурсовода, понимая, что брякнул.

   После второго года пребывания в музее Арион почувствовал, что он на пороге открытия сверх могущественной идеи, которая должна потрясти человечество. Сверх идеи были и в институте. Они потрясали грустного профессора истории, и он отказался от проведения семинаров с присутствием Ариона, так как каждое профессорское слово  студент подвергал мощному шквальному обстрелу. К концу третьего года работы в музее в голове экскурсовода уже витала заманчивая сверх идея. Опасаясь, что она подвергнется очередной фините, что случалось уже не раз в других музеях, экскурсовод решил снять первую пробу с дремавшей и выморенной вахтёрши-старушки. Вахтерша всегда сидела в проросшем ржавчиной кресле с высокой спинкой и никогда не вставала с него. В нем её привозили в музей, в нем и увозили домой. На спинке кресла красовался вычищенный до зеркального блеска двуглавый орёл. Он клевал старушку между лопатками, а она все также дремала и вязала свой бесконечный чулок. Арион перетащил вахтершу  на место, которое уже было очерчено мелом. Кресло оказалось тяжёлым. Экскурсовод тащил его, обливаясь потом. На блестящем паркете остались следы, словно по нему проехали на санях. Администратор, увидев следы, спросил:
- Откуда они?
- А это кто-то проехал на санях по дереву, из которого потом сделали бревно, а потом из этого бревна напилили досок, а из досок сработали паркет, - охотно пояснил экскурсовод.
- Ну и что, а почему следы?
   Экскурсовода не понимали. Он обрушил на хранителя шквал аргументов и закончил тем, что обвинил администратора в непонимании исторической последовательности и её эпохальных звеньев.
- При чем здесь эпохальные звенья? – возмутился хранитель музея.
- При том, - жёстко ответил экскурсовод, - что эпоха не возникает из воздуха...
   Кресло с вахтершей Арион поставил напротив надгробной плиты фараона. Результаты от перемещения кресла с вахтёршей оказались потрясающими, но совершенно противоположные тем, на которые рассчитывал Арион. Служащие музея стали путаться, не видя кресло на привычном месте. Жизнь музея погрузилась в хаос. Экскурсоводу пришлось взять на себя роль проводника, чтобы разводить потерявшихся сослуживцев по рабочим комнатам. Мало того, со временем пошла совсем непонятная местечковая кадровая чехарда. На служащих словно нагнали магического тумана. Они  начали  склочничать и рукоприкладствовать из-за должностей. На место администратора стали претендовать все сотрудники музея. Администратора тоже кружил вихрь непривычности. Он заседал  в бухгалтерском  отделе возле огромного стального денежного сейфа, одевал суконные подлокотники и занимался платёжными ведомостями. Посетители также втягивались в эту кашу, но склочничали и наносили тумаки друг друга из-за первых мест возле плиты фараона. Экскурсовод сколько не ломал голову, но понять причину хаоса не мог, а она была на расстоянии руки. Музей стал пропитываться сыростью от малой нужды. Сослуживцев было сто, и экскурсовод не успевал водить их в туалет. Он накупил горшков на сумму, которую с лёгкостью вывела рука хранителя музея после слов Ариона о стихийном бедствии.
- Совершенно угрожающие размеры, - сказал экскурсовод.
- При таких размерах и раздумывать нечего, - с лёгкостью ответил администратор и скрипнул пером, которое лихо выбросило цифру в три нуля.
   Хранитель музея  заслужил дружеское похлопывание по плечу и лёгкий намёк, и его перо вновь выбросило цифру, но уже в шесть нулей в платёжной ведомости, но вопреки лёгкому намёку Ариона не напротив его  графы, а немного сбоку напротив администраторской.
- Кто спасает отечество, - сказал хранитель музея, - тому ни в чем отказа нет...
    Сладить с администраторским пером экскурсоводу не удалось, хотя Арион прилагал максимум усилий.  Он подталкивал перо, ориентируя его на свою графу, но оно обходило его строку и пристраивалась к администраторской. Он даже вспотел от напряжения, но перо, как утверждал администратор, обладало сакральной силой и..., хранитель музея беспомощно  разводил руками, давая понять экскурсоводу, что тайны администраторских   перьев ещё не разгаданы.
    Вахтерша все также вязала бесконечный чулок, но, когда экскурсовод останавливался возле плиты фараона, она очищалась от дрёмы, откладывала в сторону стальные спицы и насквозь прожигала Ариона, закрывавшего надгробье. Экскурсовод чувствовал в теле дыры. Оно напоминало решето, сквозь которое вахтерша рассматривала гранитную память о могущественном владыке.
- Я совершенно прав, - грустно сказал Арион после тщательного анализа поведения вахтерши. - Она смотрит не на меня, а на плиту фараона, словно фараон был её родным сыном.
   Он решил вернуть вахтершу на прежнее место. Она оказалась тяжелее вдвое. Арион сказал то, что должен был сказать:
- Она отяжелела от любви к фараону!
   Экскурсовод протащил кресло как лошадь, запрягшись в верёвки, словно в постромки. На полпути он встретил  начальника отдела кадров в спортивном кепи с длинным козырьком, на котором лежали гвозди. Один гвоздь торчал во рту, как сверло в дрели, в руке был молоток. Он выискивал отскочившую паркетину.
- Помочь! - крикнул он, увидев обливавшегося потом экскурсовода.
   В паре они притащили вахтершу на её обсиженное место. Через час экскурсовода вызвали к администратору. В музее стояла рабочая тишина. Дорогой на Арион налетел взъерошенный начальник отдела кадров.
- Идейный, - с ненавистью  бросил тот. – Кто тебя просил?
   Экскурсовод  даже не успел задать уточняющий вопрос: то есть! Кадровик прошмыгнул мимо него, оставив нехорошее чувство в  душе Ариона. В кабинете хранителя музея не оказалось. Он стоял возле туалета, задумчиво рассматривая горшки, словно хотел попробовать их на зуб. Администратор был без суконных подлокотников, платёжных ведомостей, вдали от сейфа  и с недовольным лицом. Он хмуро осмотрел  Ариона и пробарабанил пальцами по близлежащему горшку
- Идеи у Вас, конечно, хорошие, - похвально начал хранитель музея, -  но кресло, зачем на место  поставил? – зло бросил он и с упрёком добавил. - Оно тебе мешало? Перетащи назад, а меня верни в...
   Экскурсовод не услышал последние слова. Его осенило. Причина, спутавшая музей в  хаос, скрывалась в кресле, но разве это была идея. Историк Арион знал тысячу таких идей, в них не было свежести, новизны, креатива, от них несло уличной вонью и потной толпой.  Хранитель музея настаивал, но Арион, помня случай о загадочных силах  администраторских перьев, также беспомощно разводил руками, давая понять хранителю музея, что тайны кресел также ещё не разгаданы.

   Экскурсовод мог бы повторить эксперимент, но зачем? Эксперимент только подтвердил, что он, Арион, не ошибся в идее.    Администратор разговаривал с ним, как с охотником в колеснице. Вахтёрша отяжелела от любви к владыке, словно он был её родным сыном. Сотрудники склочничали и  рукоприкладствовали друг друга из-за администраторского места.  Посетители дрались из-за первых мест возле плиты фараона и погружали свои взгляды в стеклянные футляры. Хотя бы кто-нибудь  погрузился в его душу. Он, Арион, затерян в этом музейном мире среди осколков истории! Каких осколков истории! Среди моллюсков...Экскурсовод начал скоблить свою мысль, как штукатур стену, и увидел гигантский  механизм. Но и этот гигантский механизм был сам только частью. Выходило, что ради наконечников, стрел и топоров работает сложнейшая государственная машина, в которой не видно не только вахтершу, администратора... Какого там администратора! Не видно даже самого верхнего человека. Из-за этого останка древности существуют институты, в них обучаются будущие археологи. Арион завернул круче. Археологи катят за государственный счёт с рюкзаками в поисках останка древности и не находят. Они недоедают, не досыпают, леденеют в северных широтах и раскаляются в тропиках, а порой и находят. После этого осколок транспортируется на поездах, машинах, кораблях, самолётах, лошадях, ослах, верблюдах... всеми видами транспорта, даже собачьим и собственным горбом. Прав администратор! Такой осколок сущее страдание! Для Ариона это был уже не осколок. Чудовище, которое пожирало государственную казну и человеческие силы. Для этого чудовища строится музей с тремя башнями, похожими на гигантские чугунные ядра, и морскими иллюминаторами, словно гигантские жерла пушек. Экскурсовод не мог не спросить, кто строит? Архитекторы, каменщики, плотники...Чудовище нуждается в обслуживании и сохранении при температуре в тридцать градусов и влажности в десять процентов. Нужны реставраторы, когда осколок хиреет. Экскурсоводы, чтобы рассказывать о его судьбе. Толпы любопытных валят в музей вместо того, чтобы заняться полезным общественным трудом.
- А если посмотреть дальше? - спросил Арион.
   И Арион посмотрел. Он, человек, объясняет посетителям историю вазы времён Рамсеса. Но кем восхищаются? Чудовищем, но не человеком Арионом. Экскурсовод  даже не заметил, что его мысль прошла круг. Начав с Ариона, она замкнулась на Арионе. Им владела мысль и об администраторе с его призывами "Восславляйте! Восславляйте!"
-  Кого? - спросил в очередной раз экскурсовод. - Надгробную плиту фараона!
   Фараон был тем углом, о который расшиб лоб Арион, воспитанный на известном отношении к фараонам, императорам и прочим кровопийцам. Имя гончара, сработавшего вазу, никогда не вспомнят.
- Как пить дать, не вспомнят, - мрачно говорил экскурсовод. - История знает Македонского, но не кузнеца, ковавшего его лошадь.
   В представлении Ариона мир оказался не только сложным. Он был ещё и угловатым. Народ загоняет фараонов в гроб! Археологи вытаскивают их назад! Открытие потрясло Ариона. Он то ли потерял, то ли никогда не имел спокойную рассудительность истинного историка, что история не вещь, а время. В его голове сидела идея, готовая убрать углы в этом мире и разобрать завалы. Она пока держалась в тайниках души Ариона, а сам Арион в стенах этого музея. Беглая прикидка, сделанная экскурсоводом у надгробья фараона показала, что билет из музея к пирамиде Хеопса стоит уйму денег, которых вполне достаточно, чтобы обеспечить  хорошую бодрость на десять лет. От диссертации Арион отказался. Бумажный и канцелярский мир опротивел ему с института. В нем не хватало простоты и сжатости.
- Вы излагайте в своих книжках фабулу дела Македонского, - говорил Арион профессору, - а не авторские листы. Вам же платят с авторского. Из-за копейки Вы даже ставите многоточие...
   Для необузданного воображения экскурсовода не существовало никаких препятствий. Он  решил создать новый археологический мир в музее. Такое название страшно не нравилось Ариону, но, как историк он знал, что любой ушедший мир познаётся при археологических раскопках. Он решил доказать помешанному на останках археологических  ценностях администратору, что механика руки умельца Ариона не уступает механике руке древности и, если её умело использовать - она принесёт огромную выгоду. Он отбросил упрёки истории и засел не за слова, а за дело. Экскурсовод понимал, что администратор придёт в отчаяние, но это не останавливало его. После свершившегося факта Арион думал приложить все усилия, чтобы возвести свою идею в ранг государственной политики.
   Первое, что  сделал он: зашёл в хозяйственный магазин и на три зарплаты накупил рабочего инструмента и утащил домой. В магазине экскурсовод оказался свидетелем замечательных мыслей мужика в спецовке.
- Золотые руки, - сказал мужик.
- У кого? - спросил Арион.
   Мужик смотрел на руки продавщицы, которая выбрасывала на прилавок экскурсоводу железную и деревянную "флору", словно в ней водились ядовитые змеи.
   Арион испробовал механику своей руки на стенах квартиры, письменном столе и креслах. Механика работала бурно, но криво. Стол развалился и стал похожим на кучу деревянной тары, в которой торчали гвозди, и экскурсовод ойкал, распарывая пятку. Он приобрёл компас, но его железная душа могла вытащить человека из каменных пещер, указать тропу жизни в тундре, протащить по краю бездны в век пара и атома, только не указать верное направление для экскурсовода. Он понял, что нужно начинать с простого: полочек и стеклянных футляров. Арион превратил в полочки гардероб, письменный стол и записал их стоимость в тетрадь в "клеточку, чтобы потом предъявить счёт администратору. Материала не хватало, и он тащил его со свалок, рушил пол. Когда хранилища были готовы, он принялся за стены, как каменотёс. Он спросил себя, поднимая зубило: неужели он, Арион, просидевший в школе десять лет и пять в институте, не сможет высечь паршивую колесницу с двумя колёсами и решётками по бокам. Колесницы, охотники и их жертвы выходили детскими рисунками. До того противными, что Арион плевал на свою руку и порол её тяжёлым армейским ремнём с бляхой. Но упорный труд, который пожирал все свободное время, принёс блестящие результаты. Он уловил механику древности и надел белые перчатки, так как руки были в кровавых мозолях и трещинах, Впереди сверкала идея в государственном ранге, астрономическая выгода для государства, элементарная мастерская по производству древностей на любой вкус и он, Арион, как Сократ, излагающий механику древней и современной руки человека. Экскурсовод рыскал по деревням с рюкзаком и чемоданом и гружёный, как мул возвращался в город. В своей комнате Арион вытачивал стрелы, наконечники. Он копировал руку древнего человека, не замечая, что сам становится мастером. В порыве творческого вдохновения он даже чуточку осовременивал охотников, придавал их плоским, безжизненным   лицам молодцеватый, румяный вид и сильный патриотический блеск в глазах. Трудно было скопировать время. Эта штука обладала сильнейшими свойствами разрушения. Изделия были слишком свежие. Одухотворённые лица охотников и ясные, умиротворённые торжественные морды их жертв, не давали покоя. Он слышал свист стрел, гортанные крики умерших охотников, кричавших на умерших языках, и видел, как падают жертвы. Машина времени оказалась бездной, которая грозила проглотить Ариона. Он встал на неверный путь и попытался  сконструировать время из электрических и магнитных полей, но кроме сильного удара электрическим зарядом, ожогов и головной боли ничего не выходило. Опустошённый экскурсовод месяц пролежал на голом цементном полу. За месяц он всмотрелся в современный мир и обнаружил в нем дьявольские свойства разрушения. .C заводского двора он притащил железную бочку, вырезал крышку, залил водой, набросал электрических кипятильников и в кипящую воду пошвырял изделия. Изделия давали трещины. Трещины Арион забивал грязью, песком. Он тащил из современного мира все, что могло придать оттенок древности и разрушения. Если бы дело потребовало реакции расщепления атомного ядра и самой смерти, он утащил бы реакцию из атомного института, а смерть вырвал бы из природы. В отчаяние его приводила надгробная плита фараона. Он мог сработать и эту плиту, но уволочь её из музея даже по кускам ему было не под силу. Арион решил оставить её до благословления своей идеи учёными мужами, а потом разнести надгробье, придавить этой плитой древность и стать на неё ногой Ариона.

   В яркий солнечный день, когда солнце было словно младенец в рюшках и бантах, Арион изложил администратору свой взгляд на древность. Экскурсовод сказал, что это чудовище пожирает государственную казну, что он, Арион, изучил механику древнего человека и может сделать всё, что делал тот человек. Даже больше. Очевидная выгода, продолжал экскурсовод и выложил перед администратором тетрадь в клеточку, двадцать четыре страницы которой были заполнены цифрами государственных расходов на содержание археологических механизмов и только на двадцать пятой были записаны его собственные расходы. Арион утверждал, что общество не нуждается в археологическом механизме, археологах, командировках в Египет, Африку, нужно только возвести его идею в политический ранг и упростить археологическую' машину, отказаться от рюкзаков, лопат, кирок  и ломов. Были выложены и расходы на содержание элементарной мастерской Ариона. Администратор, слушая экскурсовода, согласно кивал головой, думал, что это обычный блуд юноши любознательного, но нервного и нужно только проявить терпение и снисходительность к этому грубоватому, но искреннему молодому товарищу. Чем дальше экскурсовод закручивался в дебри своего труда, тем все реже администратор кивал головой. Его лицо приобретало ржавый оттенок.
- Единственное, что уцелело в Вашем музее, - торжественно, но мрачно закончил Арион, - это надгробная плита фараона-кровопийцы!
   Взгляд администратора треснул, как и его сердце. Экскурсовод вытащил хранителя музея из сердечного шока каплями валерьянки.  Администратор, очнувшись, не поверил. Он пробежал по музею. Все оказалось на местах: колесницы,  охотники,  наконечники, топоры, стрелы  в стеклянных футлярах.
- Нехорошо шутите! - сухо сказал администратор.
- А человеку все-таки верить нужно! - ответил Арион и свёл его в свою комнату, показал рабочий стол и машину времени: пробирки, колбы с кислотами и щелочами, банки из-под обувного крема, тюбики, миски, в которых была грязь, солярка, мазут. Арион сказал и о двух годах упорного труда и чудных временах года, особенно осени и весны, снял белые перчатки и показал ладони в мозолях, как высохшее дно болота в кочках и, видя сомнение администратора, начертал на куске гранита египетскую колесницу, пустил в ход машину времени. Он предложил высечь в колеснице самого администратора с луком, но, конечно, не с таким выражением лица, как сейчас.
- Так в музее твои  изделия, -  тревожно выдавил администратор.
- Мои. Умельца Ариона, - торжественно ответил экскурсовод.
   Администратор захотел, было вернуть сгинувший мир топоров, стрел, наконечников.. в музей. Экскурсовод доконал его элементарными расчётами. В городе два миллиона общественных уборных и только тысяча сантехников. Администратор был в отчаянии, но он был и зол. В его голове молниями сверкали астрономические выгоды, два миллиона общественных уборных и мизерное количество обслуживающего персонала в виде сантехников, плита фараона, а все заглушал суровый голос прокурора. Администратор обвинил экскурсовода в расхищении государственного добра, обозвал его историческим вором, которого нужно посадить в самую что ни на есть дерьмовую тюрьму. Хранитель музея от отчаяния потерял даже деликатность.
- Какая же это к черту простота! - восклицал администратор. - Это тюрьма. И Вы окажетесь в ней, а не в своей элементарной мастерской по производству древностей!
   Арион был встревожен. Он не ожидал такого яростного сопротивления, в котором слышался голос тюремного надзирателя. Неужели этот человек не понимает, что он, Арион, вытаскивает его и тысячи других человек на свет божий? Свет божий в таком виде, ох, как не мил был администратору. Он тянулся к телефону и набирал прокурора. В голове экскурсовода мгновенно созрел гениальный план, который изгонял из души тревогу, и в котором укладывалась надгробная плита фараона. Этот кусок осколком сидел в сердце Ариона. Сейчас он вершил здание. Если вначале экскурсовод хотел возвести свою идею в высший ранг, то теперь, видя перед собой администратора, этот взбешённый винтик в археологической машине, понял, что застрянет в ней, завязнет, как колесо в грязи. И выложил свой план потрясённому администратору. Никому ни слова. Но за его труд и молчание администратор должен выбить на надгробной плите фараона его изображение. Изображение Ариона в колеснице и написать фараон Арион первый. Это был совершенно крутой поворот, но в рамках взгляда экскурсовода на сложный и угловатый мир.
- Согласитесь, что я не народный кровопийца, - грустно сказал Арион.
   Он ещё добавил, что это последний шанс для администратора сыграть роль человека, а не винтика. В голове администратора прогрохотала колесница с фараоном Арионом первым и он, собрав всю волю, прошептал:
- Так ведь не было такого фараона!
   Арион не услышал слов администратора. Да! Гениальное решение - фараон Арион первый! Подделка? Но пусть народ восхищается лучше подделкой, чем настоящим тираном. От этой мысли Ариону было все же досадно.
- А если спросят, откуда лицо появилось? - пробормотал администратор.
   Он понимал, что ему тоже лучше молчать, а не идти с повинной. От экскурсовода он решил избавиться твёрдо.
- Лицо откуда могло появиться? - повторил администратор. - Не было же его! 
- Чистили плиту и появилось, - просто сказал Арион.
   Оба понимали, что завязаны одним узлом и стоит кому-нибудь из них развязать узел, как оба окажутся стриженными на деревянной лавке.
- А если спросят, почему у фараона такое лицо? - не отставал администратор
- А кто знает, какое лицо у него было? - ответил Арион.
- А имя?
- А кто знает, какое у него было имя?
- Ну, а все-таки!
- Эх! - вздохнул Арион. - Настырный ты старик, товарищ администратор. Фараон жил черт знает когда... Неужели ты думаешь, что в живых осталась нянька, которая  давала ему имя?
- Так ведь у фараонов были имена Рамсес, Хеопс, а тут Арион!
- Ну и что, - грустно ответил экскурсовод. - Почему ты думаешь, что такого имени не могло быть у фараона! На то они и фараоны, чтобы жить под разными именами!
   Администратор сдался, сказал, что Арион человек, конечно, умный, с золотыми руками, но о таких идеях и экспериментах нужно ставить в известность старших товарищей.
- А, может, всё-таки толкнём мою идею? - предложил посвежевший Арион, польщённый словами старшего товарища. - Это и в духе времени. Экономично и археологическое замещение. Своя элементарная мастерская по производству древностей.
- Дурак, ты, товарищ Арион, - просто ответил хранитель музея.
   Он уже пришёл в себя и чувствовал могучую опору, которая не была видна экскурсоводу.
- В твоей элементарной  мастерской будут работать человек пять, ну пусть десять, - сказал администратор, - а преподавателей археологии, археологов и студентов сколько? Ты обрекаешь их на страдание, а ещё говоришь упрощение, замещение, человечность!
   Далее администратор заговорил шёпотом и от этого шёпота Ариона словно продрали по спине железной щёткой, которой чистят лошадей. Экскурсовод понял, что сейчас лучше молчать и молить Бога, чтобы в музей не явился археолог и не проверил его изделия на долголетие. Администратор предложил экскурсоводу самый верный способ в таких случаях: уносить ноги, а за его ногами  он унесёт и свои.
- Только после плиты фараона! - твёрдо заявил Арион. - Высеку и уйду.
   Прошла неделя. Экскурсовод уже готовился выбить своё изображение на плите фараона и, когда он занёс руку с молотком и зубилом - открылись двери. Вошли двое хмурых мужчин, потребовали администратора, мрачно посмотрели на Ариона, прибывшего хранителя музея, представились из государственной комиссии, сунули бумажку с печатью под нос администратору и потребовали провести к вазе времён Рамсеса Великого.
- А зачем? - В голосе администратора была тревога.
   Была она и в душе Ариона.
- Хотим узнать долголетие! - ответил представитель, похожий на цыгана, у которого под глазами были дуги, словно медные серьги.
- Вот этой штучкой! - сказал другой представитель, у которого тоже были дуги под глазами, но не медного, а зелёного цвета.
   Арион посмотрел на штучку. Она показалась ему подпольной радиостанцией, которую нашли у него.
- Ну, так как? - спросил медный цыган.
- Где она? - добавил зелёный.
   Ваза была на месте, но не нижнеегипетская, а нижневолжская с росписями Ариона и очень девственная.
- А может плиту лучше пощупаете? - мрачно спросил экскурсовод.
- А мы её потом!
   Арион поднял глаза кверху и прошептал, что если нет опоры на земле, то её следует искать на небе. Он молил Господа Бога, чтобы тот разверз землю и проглотил эту проклятую комиссию, а вместе с ней и вазу, и пусть эти комиссионеры или миссионеры прощупывают её в преисподней, если в состоянии будут там щупать. Представители включили прибор. Он зажужжал, как пчела над липовым цветком. Арион вырубил пробки. Проклятый прибор перешёл на автономное питание. Хранитель музея молчал и не реагировал на тайные знаки о помощи. Последний "сос" в два пальца, между которыми вполне могла поместиться бутылка, Арион послал администратору, когда комиссия двинулась к вазе. Хранитель музея развёл руками. Арион метнулся наперерез и выдал пожарную сирену.
- Ты че орёшь? - спросил медный цыган. - Наполеон умер!
- Второй злодей после Герострата, который посягал на ценности, -  добавил зелёный цыган.
   Арион понял, что третьим в этой компании будет он.
- А может это? - Экскурсовод взмахнул рукой перед лицом администратора, как ломом. - И в это? - Он очертил фигуру, похожую на гроб.
- А может это?
   Администратор скрутил дулю, которая торчала перед носом Ариона, пока представители не подтвердили, что нижнеегипетский вазе более трёх тысяч лет.
- Рука древности! - сказал медный цыган, похлопывая нижневолжскую вазу Ариона.
- Ну, а коли рука древности, - молвил администратор просветлевшему Ариону, - то иди ты к чёртовой матери со своей механикой и простотой.
- Finita la commedia, – пробормотал экскурсовод.
   Ариону пришлось уйти. Сумасшедшего дома он боялся больше, чем тюрьмы, а государственная комиссия в лице закадычных друзей администратора утверждала, что экскурсовод явно сумасшедший, так как  утверждает, что своими руками сделал нижнеегипетскую вазу.
2 - я глава. МЫШЛЕНИЕ ПО ПУНКТАМ.
1. Нафталиновое царство.
2. Эксперимент с «рыцарем».
Нафталиновое царство.
   После изгнания из музея  древностей   экс - экскурсовод насиловал ломбард, закладывая и перезакладывая пальто с потрёпанным зелёным хлястиком, пока его не осадила приёмщица с кумачовыми ногтями.
- Наш ломбард пойдёт ко дну, - бросила она, -  так как один Ваш хлястик пожирает все государственные запасы нафталина.
- Я буду жаловаться, - взорвался Арион.
- Сейчас в моде не жалобы, а бабки, - отрезала приёмщица.
   Арион превратил пальто в солдатскую скатку, перекинул через плечо и направился к администратору.
   За двумя столами с узким проходом «Служебный вход» сидели бабушки-вахтерши.
-Устраиваюсь на работу! – бойко  бросил Арион. – На должность ломбардёра - креативщика!
   Должность оказалась тайной   для вахтёрш.
   Одолеть проход беспрепятственно не удалось. Бабушки потребовали документы.
   Экс-экскурсовод тридцать раз по их требованию вытаскивал паспорт, воинский билет, диплом, тыкал в круглые и квадратные печати, которые удостоверяли, что Арион - это он, имеющий земное гражданство и прописку; отечество и свидетельство о рождении; воинский ранг и профессию историка; высшее образование и аттестат зрелости, а не пришелец из созвездия Орион.
   Созвездие  сильно подорвало вахтёрш. Оно было созвучно с именем бывшего экскурсовода. Они  подозрительно смотрели на скатку. Особенно на огромную красную металлическую пуговицу, похожую на кнопку, который был пришпандёрен хлястик, и говорили: из какого созвездие – такое и имя! – шевелили ноздрями и добавляли:  и запах у тебя не нашенский!
- Звёздные бабушки, - констатировал Арион. -  Медведь не из тайги, а из Большой Медведицы.
   Эти слова нагоняли на бабушек ещё больше подозрительности, они  одевали окуляры и  тщательнее изучали документы бывшего экскурсовода. У Ариона  появлялась надежда. Документы возвращались со словами, что и «цвет у них не наш», и «штампа нашего нет», и «подписи нашего администратора тоже».
- Так их там и не должно быть – надрывался Арион.
- У всех есть, а у тебя  нет, не наш ты, -  вахтерши  раздвигали серые занавесочки,  под которыми пряталась «Инструкция», - и в ней так сказано.
   Экс-экскурсовод попытался пробиться под серые занавесочки за спинами вахтерш к документу, который вычёркивал его из числа пользователей этого входа. Вахтерши дружно кричали, словно под дирижёрскую палочку и  дружно ссылались на пункты и параграфы «Инструкции», предусматривавшие даже такой статус, как чужой.
   Экскурсовод  в отчаянии даже  сослался на администратора, который был самым лучшим его другом  и лично звонил ему. Ариону ответили, что «таким, как он, наш администратор не звонит и таких друзей не имеет».
   В ломбард Арион проник ровно в полдень. Он побывал  в проходной. «Звёздные» вахтерши после его ухода выпили по пузырьку  валерьянки, не разбавленной водой, и до вечера исторгали сердечный запах.
   Дверь с табличкой «Администратор» Арион открыл мощным ударом ноги.
- Стучаться нужно! –  бросил хранитель ломбарда.
  Арион кратко изложил фабулу дела.
- У нас здесь золото! – небрежно  бросил хранитель ломбарда и показал на прочность стен, рассчитанных на хранение золотых запасов, а не на нафталиновый хомут экс - экскурсовода. - А вы что предлагаете? Ломбардёр- креативщик! У вас, молодой человек, золотой лоб! - Администратор мыслил образами своего мира. - Таким лбом я в вашем возрасте добывал золотую славу!
- А где она?
- Кто?
- Слава! – припечатал Арион.
   Хранитель так посмотрел на него, что ему захотелось посыпать себя нафталином. Бывший экскурсовод сделал ещё несколько попыток, чтобы  устроиться  на ломбардном поприще и проучить зарвавшегося нафталинового простачка. Простачок оказался на высоте. Он спросил о последнем месте работы.
   Экс - экскурсовод называл бы  музей древностей и музей с флюидами,  если б они находились за тридевять земель в тридевятом царстве и если б не голубенькое изобретение человеческой мощи, которое опутало своими жилами пять континентов, и по которому нельзя было дозвониться только до потустороннего мира.
   Телефон стал проклятьем Ариона. Кадровики учреждений, куда бывший экскурсовод пытался устроиться на работу, оказались могущественнее неизвестного фараона, который был карликом с сими великанами. Они связывались с бывшими патронами Ариона и получали исчерпывающую информацию об экс - экскурсоводе.  Арион даже порылся в толстенной   энциклопедии с игривым названием «А вот и изобретения »,  когда его выпроводили из сотого учреждения. Отцом величайшего блага цивилизации был добрый человек Грехам Белл. Его идея оказалась в руках злых гениев.
   Хранитель ломбарда не стал пытать бывшего экскурсовода, а  ударился в гигантоманию славного труда и славной романтики   в землях необетованных, где Арион может стать нужным товарищем, золотым человеком, ударником с нашейным лавровым венком.
   Экс - экскурсовод попытался вывести администратора из просторов романтики к стенам нафталинового  царства, которое он смог бы охранять: таскать берданку американского изобретателя Х. Бердана, заряженную крупнокалиберной солью, не спать, стрелять, а  в случае опасности ещё и свистеть.
- Очень хорошо! – душевно ответил хранитель ломбарда, похвалил Ариона за прекрасное знание народных профессий и попросил свистнуть. Для пробы, а при отличном результате, как решил бывший экскурсовод, и стрельнуть. Арион свистнул. Вошёл милиционер. Экс -  экскурсовод понял, что он попал в положение Соловья-разбойника.
Эксперимент с «рыцарем».
   Рядом с ломбардом находился  музей, возле входа которого на гипсовых подставах сидели  два тронных облупленных, гривастых зверя с ощеренными клыкастыми пастями, забитыми  окурками. Рядом стояла четырёхгранная  железная урна. Рука человека обходила её стороной. Только природа бросала в неё жёлтые листья. На мраморных ступеньках слепо шаркал развесистой метлой фуфаечный дворник.
- Какие реликвии в музее, дедушка - спросил Арион.
- Такие, - ответил дворник.
- А поконкретней?
- Рыцари.
   Прояснить, что за рыцари, Ариону не удалось. Дворник обозвал экс – экскурсовода халявщиком, который хочет получить информацию за здорово живёшь.
   Раздосадованный  Арион направился к  проходной.
   В предбаннике экс - экскурсовод стал в хвост закольцованной очереди, надеясь на Бога. И оставил её, увидев двух грузчиков в чёрных спецовках с выражением величайших земных тружеников в глазах. Они тащили картину в деревянном решетчатом ящике из-под стекла. Администратор музея был человеком предусмотрительным и изобрёл этот способ транспортировки, так как не мог изобрести способ против горькой.
- Раз, два взяли! - кричали грузчики.
   Их голоса были похожи на раздирающее карканье голодного ворона. Суеверные в чёрных платочках крестились и покидали очередь.
- Помочь? - бросил Арион.
   Он почувствовал отчаяние, когда увидел, что картину тащили к выходу. Бывший экскурсовод попытался изменить её курс, но «раз, два взяли» дело знали крепко, хотя и шатко стояли на ногах. Арион обратился к деревянному ящику. Пилат и Христос, смалёванные с картины Николая Ге «Что есть истина?». 
   Художник обладал талантом старательности и любил сильные краски. Лицо прокуратора Иудеи было румяным. Замысел творца Пилата  остался в тайне. Прокуратор производил впечатление человека, который только что вышел из бани. Даже хитон, в который живописец завернул сурового римлянина, был похож на простыню. В оригинале сильный мира сего смотрит на Христа. В копии он смотрел на экс – экскурсовода, будто это он засунул его в ящик.
    Арион обратился к Христу. Равви был хорош. Такой грязный и в таком рубище, что от него должен был исходить запах пота и грязи.
- Да не нюхай ты его! - сказала старушка, сидевшая возле картины, видя, как бывший экскурсовод шумно тянет носом.
   Она уже выспалась и смотрела на мир глазами ребёнка.
- Это почему же?
- А наш администратор, - Арион поморщился, но сдержался, старушка показала на Христа, - его чем-то обрызгивает.
- Зачем и чем?
-  Кто ж его знает? Может дихлофосом, чтоб мухи не садились. Вишь, не отстиранный  какой.
- А этого? – Экс - экскурсовод ткнул в прокуратора. - Духами, наверное?
- Бог его знает! Может и духами.
- По-вашему, истина должна пахнуть парфюмерией? - сурово спросил Арион.
- Да кто ж его знает, чем она пахнет?
- Ты зачем здесь сидишь, бабушка? - ласково подъехал Арион.
- Охраняю, сынок, - зевнула старушка.
   Зевок окончательно сорвал  экс – экскурсовода.
- В своём ли ты уме? - гаркнул Арион. – Ну, как можно истину охранять?
   Старушка прошелестела «не знаю», но Арион уже смял хвост очереди и загрузил без билета ноги в войлочные тапочки.
   Обязанности билетёрш выполняли две  старушки. Одна проверяла билеты, другая отрывала корешки. Экс - экскурсовод споткнулся на корешках. Нечего было отрывать.
- Нет копейки! – с  огорчением  бросил Арион. - Может, пропустите?
- Без билета, - заголосили они, -  нельзя!
- Это почему же нельзя? – вспыхнул он. -   Меня можно.
- У него мания величия! -  бросили с толпы.
- Вы в этом уверены,  – отрубил Арион, обратившись к толпе. -  Учимся мыслить по пунктам. Пункт первый!
   Пунктом первым бывшего студента была бесценная мысль, которая среди всех его мыслей, по мнению грустного профессора истории, была самой земной. Она гласила, что человек произошёл от обезьяны. Арион давно отказался бы от неё, но существование музейных  администраторов и их склочное  поведение  убеждало его, что английский натуралист и путешественник  Чарльз Дарвин всё – таки во многом прав. Во втором пункте оказалось, что обезьяна обладала манией величия. Арион вышел на третий пункт, как результат второго: человек с манией величия. Пропустил от четвёртого пункта к десятому, предоставив домыслить их желающим. В одиннадцатом пункте он снял вину с человека и возложил ответственность на обезьяну. Расширил границы  в пункте тринадцатом. В этом пункте он расходился с историком и с натуралистом,  разошёлся и с окружающими, вывив два рода обезьян: с манией величия и без мании величия, у которых нет даже паршивой копейки на билет. Пропустил ещё сто пунктов, возвратился к одиннадцатому и дал практический совет: искать обезьяну Ариона, а его пропустить в музей. К последнему пункту экс - экскурсовод пришёл взмокшим, но довольным: он, Арион, - историческая индивидуальность и личность со своей истиной, а не подошва, на которую существует стандарт - каблук два на четыре, носок - тупой…
- Да вы сумасшедший! - закричали билетёрши.
- Я знаком с этим древним аргументом! -  Арион чувствовал, что он падает в бездну, что его пункты сводят  на нет место экскурсовода в новом  музее. -  Я не согласен с вашей истиной, - отрубил он. - И за моё несогласие вы объявляете меня сумасшедшим?
   Ариону показали на его нафталиновый хомут и заявили, что от него пахнет.
- Ещё один аргумент. Потяните носом! И вы почувствуете, что от меня не только пахнет. Но неужели это то обстоятельство, которое изгоняет меня из числа людей, имеющих право на свою истину? В таком случае гоните всех от кого пахнет мазутом, соляркой, бензином. И духами тоже. Гоните вот эту! – Он  показал на дамочку, загруженную шейным ожерельем. 
- Я тебе погоню! - закричала она.
- Причём здесь я? - удивился Арион. -  Я - человек, который из единичного факта делает идеи,- отчеканил он. -  И сейчас я вам это предметно докажу!


   Он прорвал кордон билетёрш, выломал проход в толпе и вышел к нише в стене со стальным вычищенным, поникшем   рыцарем с поржавевшим, затупленным мечом. Доспехи звякнули, вспугнув «солнечных зайчиков». Возле рыцаря стояла толпа подковой в пятьдесят рядов и экскурсовод, находившийся со своими мыслями в недрах средневековья. Он осторожно водил указкой по шлему с огромными рогами, продырявленному кожаному нагруднику, треснутому треугольному щиту, эспаулерам: наплечным щиткам, на которых был изображён  потемневший герб с неизвестным зверем. 
   Арион вывел экскурсовода к солнечным зайчикам.
- Источник излагаемой точки зрения? - бросил он.
   Экскурсовод ответил, что не понимает.
- Я спрашиваю об источнике зрения на истину, которую вы здесь излагаете народу различного возраста и статуса. Эта Ваша личная  точка зрения или точка зрения Вашего администратора - фараона?
- Я не знаю никакого фараона, - замялся экскурсовод  и сделал попытку скрыться в толпе.
- Стой, - гаркнул Арион.
   Он отобрал указку и потребовал отвинтить нижнюю часть рыцаря.
- Это музейная собственность! - вскипел экскурсовод.
- Истина не может быть собственностью музея! - отчеканил Арион, - как и способы её доказательства.
- Так это же не истина! - прорвался экскурсовод.
- Не скользите по поверхности, - бросил Арион. - Истина может быть в железной и стальной упаковке и даже в кандалах, отвинчивай!
   Экскурсовод сдался после напряжённого торга с заинтригованной толпой. Она симпатизировала Ариону.
- А теперь, - сказал Арион, когда в руках экскурсовода оказались стальные голенища, - натяните эти стальные кальсоны на себя.
- Не буду! - заупрямился экскурсовод. - Меня за это премии лишат!
- Премия не голова! - отрубил Арион. - Других за истину лишали головы.
   Толпа вновь стала наседать на экскурсовода. После третьей попытки натянуть стальные голенища он сдался.
- Жмут, - зло сказал он Ариону. - Сам пробуй!
-  Кто ещё хочет?
   Два мужика отступили после первой же попытки.
- Мелковаты, - сказали они. – Наши сапоги попросторней.
- Может быть, они впору вам? - обратился Арион к билитёршам.
- Дурак! – отрезали они.
- Креативный аргумент! А теперь я поясню фабулу эксперимента. Почему вы заучиваете истину музейного экскурсовода? Его истина те же самые стальные кальсоны. И жать она будет ваши головы. Пункт первый! Истина не может быть безразмерным чулком. Пункт второй! Почему вы должны жить чужой истиной, если у каждого есть своя! Пункт третий! Я слышу, как говорят, что мы живём одной истиной, но почему живём по-разному? Довольно пунктов. Они ставят меня вне вашего закона жизни. А сейчас я иду к администратору. Возьми рыцаря, - приказал он экскурсоводу.
   Кабинет администратора поражал простором и рабочей обстановкой в виде двух десятков запылённых рабочих в красных бейсболках, которые обрабатывали ломами одну из стен, расширяя кабинет. Они пробивались к рыцарям и изгоняли их из ниш. Хранитель музея оказался похожим на прокуратора Иудеи. Он был такой же душистый и румяный.
- Это он! - закричал экскурсовод, выскакивая из толпы. - Это он заставил меня надевать музейную собственность, - понёс он, - разбирать рыцаря. Он ненормальный безбилетник.
- Причём здесь я? - удивился Арион. - Я не тиран. Это была воля народа, - сказал он администратору и показал на толпу, которая загромождала кабинет.
- Ты ему по пунктикам, по пунктикам сыпь! - загремела толпа. -  Пунктик первый. Воля народа…
   Арион расставлял пункты, словно вбивал гвозди. Он начал с того, что он, Арион, и народ в державе, бывший экскурсовод свёл державу к кабинету администратора, самая могущественная, но не процветающая сила, которой не в состоянии противостоять ни один фараон; указка нацелилась в грудь хранителя музея, так как народ, указка переместилась с груди хранителя музея на толпу, обладает колоссальным талантом, указка стала клевать кулаки мужиков, который может принимать самые угрожающие стихийные размеры.
- Итак? - сказал Арион. - Народ хочет продолжить эксперимент, дабы знать истину. Оденьте эти стальные кальсоны. Воля народа - глас божий.
- Ты его по пунктикам, по пунктикам разноси! - гремела толпа. - Он же не знает, как надевают сапоги… Пунктик первый: глас божий!
   Администратор оказался в рыцарской  обувке после неудачных попыток сломить волю народа. Он попытался дотянуться до телефона. Его руки упаковали в железные перчатки. Администратор попробовал  вскочить, но Арион улавливал все его мельчайшие движения и пресекал их рыцарскими доспехами.
- Ваша истина, - сказал Арион, рассматривая  администратора, который был не в полном рыцарском костюме, а частично обвешанный доспехами, - сочетает элементы средневековья, современный галстук, сюртук. Мне остаётся только определить удельный вес средневековья. Тащи остальную сталь, - бросил он экскурсоводу.
- Не нужно, - хрипло сказал хранитель музея. - Если это железо подошло, - он ткнул в стальные голенища, - то и остальное подойдёт…
- У вас здоровое  мышление и в отличие от других не отдаёт потом, - похвалил Арион. - И если вы станете мыслить по пунктам, то последним пунктом будет Ваше страстное желание зачислить меня в штаты экскурсоводом – креативщиком.
- У нас финансовый кризис, - отбивался администратор.
- Зачисляй, - сказали мужики. - Толковый парень. Он тебе и финансы поправит, и научит мыслить по пунктикам. А своего отчисляй.
- Он обзывал вас фараоном! - закричал побледневший экскурсовод.
- Не твоё собачье дело! - не выдержал администратор. -  И не ябедничай. Ты не можешь мыслить по  пунктам.
- Какой углублённый ответ! - подхватил Арион. - Зовите кадровика и выдавайте пропуск.
   Кадровик, увидев администратора в рыцарской одёжке,  быстренько настучал приказ, не отрывая косящегося взгляд от оставшихся доспехов, и выдал пропуск. Арион высказал ещё несколько пунктов о воле народа, убедительно попросил мужиков не забывать его и каждый день по утрам и вечерам наведываться в музей без билетов.
   Наступившая после ухода мужиков  тишина угнетала Ариона. Изредка она прерывалась звяканьем. Администратор стаскивал рыцарские доспехи и раскладывал их на полированном столе,  при взгляде на которые экс - экскурсовод чувствовал жёсткий холод в груди, навивавший ледяные мысли о последствиях эксперимента
- А сейчас, - сказал администратор, когда его лицо стало таким же румяным, как  у прокуратора Иудеи, - гони пропуск,  и чтобы духу твоего здесь не было.
- У Вас что хороших слов нет, - возмутился   экс - экскурсовод.
- А ты что? На рыцарей в просторных  сапогах  рассчитывал?  – Хранитель музея полыхнул взглядом на дверь. – Они не знают даже конституцию нашего  музея. – Администратор пошёл по стопам Ариона. -  Пункт первый: Администратор всегда прав. Пункт второй: Администратор  не прав. Пункт третий; если администратор не прав, смотри пункт первый.
- Finita  la  commedia, – грустно вздохнул Арион. – Ваши пункты оказались сильнее моих.
3 – глава. Исторические реликвии.
1. Флюиды.
2. Каретный переполох и воскресший владыка.
1.ФЛЮИДЫ.
     Очередной сбой  не смутил экс - экскурсовода. На улице находились ещё один музей, обосновавшейся  в бывшем кафедральном соборе с разбитым органом, допотопными ангелами, которые летали под куполом, производя шум ветряных мельниц, и  со стенами, пробить которые не смогла бы и царь-пушка, запомнившаяся Ариону  гигантским жерлом и голубем, умудрившимся свить в жерле гнездо. 
   Прежде чем предложить себя в качестве экскурсовода Арион решил обследовать музей. Он взял курс к служебному входу. Дверь с медным кольцом в медной ноздре медного льва Арион попытался открыть испытанным способом.  Она только скрипнула, стряхнув на бывшего экскурсовода библейскую пыль. Арион налёг грудью. Заработал ногами, словно коньками на льду. Он стер подошвы ровно наполовину. На такую же половину выскреб асфальт. Другая дверь находилась рядом и открылась от одного «пуф» взмокшего Ариона. Он оказался в проходной, похожей на пенал с двумя фанерными будочками и старушками-вахтершами с вязальными спицами, огромными клубками шерсти, в узорчатых платках, которые вязали в Российской империи и которые вяжут и сейчас в деревнях из козьего пуха.
   Путь экс - экскурсоводу преградила вертушка. Он шагнул в отсек - железный трубчатый треугольник. Вертушка подхватила его и, сделав два круга, с космической силой возвратила Ариона на круги своя. По лопаткам, как по наковальням, ударили молотом. Разъярённый Арион двинулся на вертушку, но по закону вечной вражды человека с металлом вновь обрушился на дверь, словно поршень механического пресса. Он оставил железный механизм, когда его спинные «лопасти» превратились в крылья бабочки-однодневки. Проходная теряла очертания пенала и приобретала очертания гроба. Тайной входа владели вахтерши. На никелированной табличке «Служебный вход» разыгрывалась грустная история о судьбе крылатых, которые становятся жертвами бескрылых.
   Арион ругнул мастеров, щедрых на тонкослойную фанеру, но жадных на хорошую сосновую доску. При тридцатиградусном морозе в фанерных «хижинах» и со здоровьем, которое выбрала долголетняя служба, бабушки могли дать дуба.
- А это зачем? - спросили  вахтерши, показали шерстяное хозяйство и налегли на спицы, как на ложки.
   Арион похвалил мастериц, ручную работу с искусными узорами, тайно порадовался своему терпению и умению приобщаться к скучным, но нужным делам, поинтересовался ценой на шерсть. Шерсть была куплена на рынке, который, оказалось, знал и экс-экскурсовод. Спекулянтам, выламывающим у трудового народа последнюю трудовую копейку, досталось крепко.
- Проходи! - довольно сказали мастерицы.
   В центре музея на деревянной подставе в окружении шикарных карет, колясок, возков, колымаг, чёрно-бурых соболиных шуб, обшитых бархатом, парчой, шёлком, шапок с бархатным верхом и меховым околышком, золотых блюд и серебряных кубков… высились громадные ботфорты капитана - бомбардира: российского императора, в которых тот месил грязь на холодных брегах Невы.
   Дух музея Арион постиг в первый день. Посетители осаждали золотые блюда и кубки, как плиту фараона. А кареты и коляски, словно в них сидели живые владыки. Администратор с утра занимал пост возле ботфортов императора, простаивал возле них часам, но  поспешно оставлял их, видя экскурсовода, который лихо отыгрывался на соболиных мехах, с удовольствием запуская конец указки, отточенный, как сапожное шило, в то место, которое обогревало реформаторское сердце монарха.
- Это исторические реликвии! – деликатно намекал  администратор, - Вы портите меха.
- Какие же это исторические реликвии? – возмущался Арион, - они испускают флюиды.
- Какие флюиды, - настораживался хранитель музея.
   Арион указкой подзывал  случайно затесавшегося в монаршем великолепии мужика и снимал  шубу.
- Соболька хочется? - ласково спрашивал он.
- Хочется! - вздыхал тот.
   Арион набрасывал «соболя» на мужика, не обращая внимания на пунцовый взгляд хранителя музея, которым тот жёг экскурсовода.
- А меховой околышек?
   Мужик поспешно кивал головой. Экскурсовод нацеливался на отороченную соболем шапку, как на собственное добро. Администратор пытался загородить её своим телом, но Арион обходил тело патрона, снимал  шапку и добавлял к шубе. В шапке было совсем хорошо.
-  Мужик в соболях! - восхищённо цокал экскурсов, - что? нет таких?
   Мужик беспомощно разводил руками.
- А если довести идею до логического конца, -  Арион  обрушивался на администратора.
   Гробовщики императоров оказались непоследовательными.  Вместо того, чтобы возвысить мужиков  до соболей, они оставили в наследство мизерное количество шуб, шапок, золотых и серебряных блюд, кубков, колясок, карет…, которых едва ли хватит на десяток мужичков, но и этот мизер не работал.  Соболиные шубы и шапки отлёживались в стеклянных футлярах под замочками и никого не грели. Кареты и коляски бездействовали, а не трудились на улицах. А золотые и серебряные блюда и кубки?
- Так в каком месте зарыта собака? – спрашивал Арион.
   Показать, в каком месте зарыта собака, администратор отказывался и говорил о недостойном поведении экскурсовода.
   Арион соглашался, давал слово исправиться, администратор верил, но экскурсовод разрушал своё слов, так как  флюиды, словно разъярённые пчелы, жалили его, и он  предлагал одеть мужиков в шубы и отправить их на выставку за океан, чтоб произвести там потрясающее впечатление. Хранитель музея называл экскурсовода «анархистом», не соглашался ни на выставку, ни на  потрясающее впечатление. Мужики в шубах администратору не нравились. Шубы сковывали их движения. Он упрекал Ариона, что тот своими желаниями развращает простые души и выставлял дополнительную охрану в виде двух высушенных старушек возле большой коронационной кареты, выполненной известной французской фирмой – мануфактурой Гобелен, на которую особенно посягал экскурсовод.
   Карета была замечательной. Длиннющая. Более семи метров. Внутри обитая бархатом и плюшем, со сплошными занавесями на восьми окнах, с железными ободьями на передних малых и задних больших колёсах, которая служила капитану - бомбардиру.  Арион обхаживал её до тех пор, пока полчища флюидов буквально не завалили его внутрь кареты. Он выглянул в переднее окошко в тот  момент, когда хранитель музея и посетители предавались безмятежному и торжественному созерцанию монаршего возка, катавшего на себе бренное тело могущественного владыки. Почитатели музея лишились дара речи, приняв голову экскурсовода, похожую на пушечное ядро, за голову воскресшего императора, а  администратор чуть не лишил экскурсовода места.
- Но я хотел только довести идею до логического конца, - сказал Арион.
- А если я доведу идею до логического конца.
   Арион понял, что речь идёт об улице.
2.КАРЕТНЫЙ ПЕРЕПОЛОХ И ВОСКРЕСШИЙ ВЛАДЫКА.   
   Администратор был человеком устоявшихся привычек. Он каждый день  начищал ботфорты монарха  ваксой до зеркального блеска так, что они напоминали мифический Плутон в подземном царстве, и  примерял их, погружаясь в них, как в охотничьи болотные сапоги.  Ботфорты не уступали карете. Они были изготовлены из чёрной кожи с твёрдыми голенищами и козырьками наверху, закрывавшими колена и с подколенными вырезами. Арион застал администратора в обувке монарха.
- Разминаем, чтоб не ссохлись! - хрипло сказала хранитель музея под суровым взглядом экскурсовода.
- Отличная идея! - ответил Арион. - Но её нужно довести до логического конца!
   Он посоветовал администратору размять ещё одну штуку, которой  оказалась коронационная карета, а местом для разминки - пространство между оглоблями.   
- Это моё маленькое хобби, - недовольно фыркнул администратор, стаскивая ботфорты.
- Понимаю, - бросил Арион. – У меня тоже есть маленькое хобби.
   Хранитель выжал краску на лице и  посоветовал экскурсоводу сменить  хобби.
- На почтовые марки? - спросил Арион.
   Администратор был не против почтовых марок.
- А может на это?
   Экскурсовод щёлкнул по горлу. Хранитель музея согласился и с «этим» и сказал, что в эпоху своей молодости покланялся и «этому».
- А если вот на это?
   Не возразил патрон и против женщин.
- Вы толкаете меня на путь соблазнов, разрешённых законом, - заметил экскурсовод.
   В день зарплаты Арион зашёл в магазин с притягательным названием «Канцелярские товары иностранного происхождения  и другие произведения искусства» и пожертвовал  всю наличку на закупку канцелярских кнопок.
- Вы завхоз? - спросила продавщица.
- Я художник-модернист, - ответил экскурсовод. - И делаю из кнопок портреты великих!
- А я думала, что портреты великих делают только из чёрных роз!
   Железными «мошками» экскурсовод загрузил ботфорты императора. Патрон пропорол подошвы до костей и оказался в бинтах как в портянках. Хромоту он объяснил Ариону открывшимися старыми ранами бывшего воина.
   Экскурсовод за бутылку водки «Русская» изучил в отделе кадров анкету  воина. От неё пахло не порохом, а тыловыми консервами. Администратор уволил начальника отдела кадров, а заодно сменил и  охрану на двухметрового плечистого дядьку-дантиста с ломовыми руками, строго-настрого приказав ему: не допускать экскурсовода ближе, чем на сто шагов к монаршей обувке.
   Месяц Арион обхаживал императорские ботфорты. Он оказался в них, когда почувствовал лёгкое покалывание в затылке. К лёгкому покалыванию примешалась адская боль от железных кнопок, которыми Арион в своё время подковал патрона. Он чувствовал, как по жилам к сердцу устремляются железные «мошки». И когда «мошки» воткнулись в сердце, экскурсовода озарила сверхмогущественная идея.
   Экскурсовод побывал на толкучке, а возвратившись с неё, тайком снял  ботфорты с деревянного пьедестала и выставил ночную посудину, крашенную золотой краской, купленной у цыган. Через её дно Арион вогнал двухсотмиллиметровый гвоздь в пол.
- Снять его он не снимет, - пробормотал экскурсовод и направился к хранителю музея.
   После изучения личности великого человека, так начал экскурсовод, он пришёл к живой идее, которую   хочет сделать достоянием человечества.
- Какой идеи? – насторожился администратор
- Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, - ответил Арион и вывел хранителя музея из кабинета. - Историческая реликвия! - торжественно заявил он патрону, потрясённому разрушенной гармонией великолепия монарха. - Она воссоздаёт полный облик великого человека.
- Это народная посудина, –  выдавил  хранитель музея, - а не историческая реликвия!
   Арион похвалил патрона за хорошее знание, отсутствие прокрустовой  дипломатии, мужественное умение называть вещи своими именами, гениальную догадку, что великий человек пользовался не только соболиной шубой и за очень оригинальную и смелую идею:  почитатели великих -  великие мошенники, так как изымают некоторые ценности из жизни великих и втаскивают свои, не считаясь с историей. Администратор попробовал осуществить мирную акцию: убедить экскурсовода оттащить неподобающую вещь на свалку и не позорить и музей.
- А пусть почитатели сами тащат! - отрезал Арион и показал на посетителей, которые бурно стекались к злополучному месту.
   Хранитель музея истощал силу администраторского мозга перед Арионом, пока сам не решил изъять посудину руками.
- Эту реликвию голыми руками не возьмёте! - предупредил экскурсовод.
- Какая же это к черту реликвия! - не выдержал хранитель музея, - и, подняв ногу, обрушил её, словно таран на посудину. - Стоит! - изумлённо воскликнул он и вызвал человека с ружьём.
- Убери! - сказал он сторожу.
- Кого? - спросил тот, снимая двустволку.
- Не кого, а что! - поправил администратор.
- Не моя профессия! - ответил сторож. - Стрельнуть могу. Это моё рабочее дело. - Он взвёл крючок. - Только скажите в кого! – Сторож нацелился на толпу.
   Поведение сторожа толпе  не понравилось. Она сразу потеряла интерес к ценностям и вмиг распласталась на полу.
- Ты что, ошалел? - побледнел хранитель музея. - Здесь же ценности, а не армейский полигон.
- А мне все равно, - благодушно ответил сторож, - что музей, что армейский полигон. По должностной обязанности я должен стрелять.
- Да пусть разок бабахнет! - сказал Арион. - Давай! - гаркнул он и заскочил в карету.
   Администратор тоже не стал пытать судьбу и оказался вместе с экскурсоводом.
   Сторож оставил толпу довольный уже тем, что решительными действиями положил её на пол,  и прицелился в карету.
- Ты куда целишься, дурак? -  закричал администратор, - здесь же я, - и забаррикадировался телом экскурсовода. – А ведь стрельнёт и убьёт, -  с отчаянием добавил он. – А всё Вы. Идея, идея, - заклинился хранитель музея.
- За такую идею погибнуть достойно! - ответил Арион и  попытался вытолкнуть патрона из кареты.
   Администратор и Арион толкали друг друга, пока карета не закачалась. Она заскрипела и медленно покатилась по залу, набирая скорость, на онемевших от изумления музейных служащих, бросившихся в рассыпную.
- Хорошо, - бросил Арион. – Хоть раз в жизни покатаюсь в императорской карете.
- Вот именно. Хоть раз. Мы же не катаемся, а на собственные похороны едем.
- Так стрелять или не стрелять? - кричал сторож, бегая за каретой, которая описывала круги по залу, сбивала посетителей и крушила ценности.
- А ведь случалось, что императоров в каретах убивали! - пробормотал Арион, дожимая патрона к полу.
   Администратор прочертил головой по паркету хвост, похожий на хвост кометы. Арион  поднатужился, но сорвался и грохнулся на пол, где уже лежал патрон, прикрываясь  золотым блюдом.
- Думаете, что золотое блюдо спасёт? Народ на баррикады с чем ходил? - бросил экскурсовод, и, выбив ногой из рук администратора золотой «щит», пополз к шубе.
   Хранитель музея опередил его. И прежде чем экскурсовод достиг шубы, администратор был в ней.
   Исторические реликвии были ненадёжным укрытием. Экскурсовод и хранитель меняли позиции, пока в музее не грянул гром. Из посудины, как из недр нефтяной скважины, ударил золотистый фонтан.
- Золото! - прошептал хранитель музея.
- А по-моему это не золото! - вздохнул Арион.
   Патрон охнул, когда золотистый фонтан, превратившись в жёлтую жижу, накрыл его. Администратор стал похож на божью коровку.
   Фонтан бил три дня. Служащие с закатанными штанами и законопаченными ватой ноздрями спасали ценности. Арион сидел на деревянных козлах и говорил, что это необыкновенное чудо нужно занести в популярную книгу «100 необъяснимых явлений в ХХI веке». Рядом восседал хранитель музея, как царь на троне, в ботфортах, соболиной шубе и, глядя на жижу, как на лаву вулкана, принимал из рук спасателей золотые блюда, серебряные кубки…
   Ночь Арион провёл в беспокойстве. Наступающий день грозил улицей. Раскалённые мозги экскурсовода охладились проклюнувшейся утренней идеей.
   Проследив, когда администратор скрылся в кабинете, Арион направился к шубе из ста соболей. Шуба была богатырской. Арион с превеликим трудом и сожалением об отсутствующем штате императора, который одевал монарха, попытался стащить её. Охрана - допотопная старушка - вцепилась в полу.
- Это твоя шуба, бабушка? - мягко спросил Арион.
- Не моя, - ответила старушка.
- Может это шуба твоего дедушки? - ещё мягче спросил экскурсовод.
   Это была шуба не её дедушки.
- Может это шуба твоей прабабушки? - уже совсем мягко спросил Арион.
   Экскурсовод перечислил всех родственников старушки. Все они оказались без шубы.
- Так что ж ты вцепилась в неё? - гаркнул он. - Шуба-то не твоя!
   Старушка лишилась чувств. Экскурсовод погрузился в шубу с макушкой. И присел от тяжести. Полусогнутым он и появился перед администратором.
- Владыка,- прошептал побледневший хранитель музея, увидев человека в соболях.
   Он тотчас вытащил из ящика портрет бывшего монарха, пододвинул кресло Ариону и взял его за локоток, чтобы помочь сесть, но, разглядев в мехах сияющее лицо экскурсовода, взорвался.
- Да Вы в своём уме?
- Я всего лишь довёл идею до логического конца, - бросил Арион.
    Хранитель музея уволил бы экскурсовода, но катание в карете, о котором мог разболтать Арион, лишило бы его администраторского кресла.
. 4-я глава.  ВОЛШЕБНАЯ ПЛИТКА.
1. Ангел Азраил.
2. Новые открытия Ариона.
3. Катастрофа.
4. Вертушки.
5. Ариадна.
1.АНГЕЛ АЗРАИЛ.
   Через год в кабинет администратора влетела дамочка. Начав голосом скрипки «откуда у вас?», она закончила голосом разъярённого контрабаса «этот дурак экскурсовод? Из его анкеты следует, что я бабочка-капустница, а я известная балерина и скоро будут счастливой!».
   За дамочкой в кабинет ворвался ещё один посетитель с перекосившимся лицом. Первую часть возмущения он изложил открыто, обозвав Ариона «совершеннейшим дураком с указкой», а вторую -  шёпотом на ухо администратора. Посетители осаждали хранителя музея и требовали мер к дураку экскурсоводу, пока хранитель музея не оглох от крика, шёпота и не отсырел от слез.
    Дамочка была первой жертвой Ариона. А началось это с решения экскурсовода: воскресить себя, как человека с новой сверхмогущественной идеей.
   Он выуживал идею во время походов по периметру музея с сучковатым посохом монаха Светлого Даниила, жившего на Святой Горе Афон. Экскурсовод становился толковым знатоком окружающей флоры и мог на ощупь отличить анютины глазки Иван – да – Марья  от волчьих ягод и написать фолиант в полторы тысячи страниц о магических свойствах анютиных глазок, из которых на Руси делали самые сильные любовные настои. От фолианта Арион отказался. Титул профессора ботаники был не лучше титула грустного профессора истории. Они были помешаны на гербариях.
   Посох пришлось забросить через неделю. Он вызывал у экскурсовода набожные мысли и желание присоединится  к братии, поселившейся  в кельях монастыря Великомученика Святого Пантелеймона.
   Экскурсовод часами просиживал возле заплесневелых труб органа, скрестив под собой ноги  подобно  знаменитому  индийскому йогу Сельвипули, и, вслушиваясь в умирающие звуки Баха, в которых было пение небесных сфер, чувствовал себя сверхчеловеком с душой язычника.
   Душа язычника уводила Ариона в холодные каменистые пещеры к предкам в мамонтовых шкурах, поклонявшихся огню. А от сверхчеловеческих желаний экскурсовод расписывался в платёжной ведомости капитан -  бомбардир, император Арион. 
   С риском для жизни экскурсовод взбирался по мраморным стенам кафедрального собора (музей находился  в соборе) с  библейскими сюжетами, изображением  античных философов и поэтов Аристотеля, Гомера, Вергилия  под огромный купол  красно – ржавого цвета.
   Под куполом воздух бы пропитан удушливой сыростью, клубилась темень, изредка разбавляемая светом, который освещал сосновые подмостки, на которых теснились ангелы. Среди них самый дряхлый, задыхающимся от старости  ангел Азраил с медными глазами и огромной кустистой бородой, который  видел  сотворение мира, искушение Люцифером Лилит, любовь Одиссея и Пенелопы....   Азраил говорил, что Всевышний приковал его к бессмертию и сколько бы он не старел, он никогда не сможет умереть и вынужден созерцать только свою бесконечную старость. 
- Мир такой же старый, как и я, -  вещал ангел. – Как во мне ничего не появляется  нового, так ничего нового не появится и в нём. Человек стремится познать высшее, - вздыхал он, - но как он может познать высшее, если он не в силах разобраться с низшим, с тем, что он видит каждый день. Он не может измерять даже тяжесть пламени, вернуть день прошедший, или ускорить  день сегодняшний, чтобы приблизить день будущий. - Он хлопал крыльями, похожими на обдёрганную рогожу и добавлял. -  Однажды ты совершишь  такой поступок, который делают все люди, и не раскаешься, потому что ты честолюбив и не познал Всевышнего, как и другие, но  ваш мир Всевышний наделил тем,  что спасёт вас.
   Иногда Арион катался на нём, и, срываясь с него, таранил стены музея, вызывал шум горных обвалов, селевых потоков, землетрясений… От ушибов его голова проросла шишками и стала похожа на морскую рогатую мину. Идеи не было. Было тайное поощрение администраторов экспериментов с ангелом, в тайной надежде, что скоро из-под купола грохнется мешок с костями экскурсовода.
   В отчаянии Арион обматывался спиралями из электрических плиток, подключался к сети, накалялся, словно чугунная чушка, и проникался геростратовскими идеями. Красный экскурсовод вызывал у хранителя музея убеждение, что он отлично выдержит испытание даже во время путешествий  в Космосе.
- Поближе к Богу? - спрашивал Арион. - Или к императорам?
2. НОВЫЕ ОТКРЫТИЯ АРИОНА.
   В надежде на чудо Арион  препарировал умершего ангела со сломанными крыльями и стал обладателем двух деревянных иконок, трёх оловянных крестиков и золотой чеканки с двуглавым орлом. Золотую чеканку хранитель музея конфисковал, как народное богатство, которое нужно приумножать. Через неделю Арион увидел, что золотой орёл пал жертвой золотых дел мастера, который превратил хищника в червонную печатку в форме гуся на указательном пальце администратора.
- Приумножаем? - бросил экскурсовод.
- Фамильное золото! - пробормотал хранитель музея.
   Арион понял, что в фамильное золото патрон превратил бы  блюда, серебряные кубки…, если б они не числились в столовой утвари императора.
   Через полгода бесплодных попыток Арион стал травить своё сознание могуществом. Он надевал монаршие  шубы, шапки даже в сорокаградусную жару и тайком таскался по углам, задыхаясь от запаха нафталина и обливаясь потом. По музею пошёл слух о странных приведениях, которые предпочитали допотопным балахонам соболиные меха.
- Вы не знаете, кто эти привидения? - подозрительно спрашивал администратор  и тянул носом.
   От экскурсовода пахло как от ломбардной моли.
   Ещё полгода Арион оккупировал кареты, коляски, возки, умывался в царских тазах и утирался красным рушником с красным петухом  в надежде на сверхъестественное озарение.. Не помогал даже нашатырь, который экскурсовод закачивал в нос, словно собирался полоскать его. 
- А ты за идеей сходи к нашему администратору, - советовали ему, и так нахваливали хранителя музея, словно тот был величайшим тружеником, перепахавшим весь земной шар и взрастившим хлеба с зерном в добрый кулак и стеблем с хорошую осину.
   Тайком от администратора Арион пускался в самые рискованные и хитроумные авантюры, чтобы нарастить капитал, так как по опыту элементарной мастерской знал, что создателей сверхмогущественных идей не только возвеличивают, но и изгоняют. Он предоставлял монаршую одежонку  напрокат, взимая за одну только примерку шубы полтинник, за катание в карете, которую Арион таскал сам, словно лошадь, целковый, а за примерку ботфортов - три целковых.
- Почему ж так дорого? - возмущались посетители.
- А вы найдите такое место, где за три целковых можно побыть императором!
   Посетители подавленно молчали, так как побыть императором за три целковых можно было только в этом музее.  Арион увеличивал цены за прокат, утверждая, что повышение рыночной цены императора находится в прямой зависимости от повышения базарных цен. Можно было стать на путь расхитителя государственного добра и толкнуть соболиную шубу поклоннику императора, а карету - поклоннику исторических реликвий. Экскурсовода останавливало существование прокурора. Арион пошёл на риск и продал администратору зоопарка  дряхлого ангела Азраила за тридцать целковых.
- Я знал, что ты меня продашь, - сказал ангел, - но я не в обиде. Люди всё продают. Если в их руках окажется Бог, они продадут и Бога, но Всевышний мудр. Он сделал вас смертными.
    Через месяц  Арион начал  рыскать по социологическим институтам, выдавая себя за диссертанта-соискателя.  Он год блуждал в жидких социологических анкетах отечественного и заграничного происхождения и разрабатывал свою анкету, чтобы  абсолютно точно уяснить место человека Ариона в этом мире и его сверхмогущественных идей. От имеющихся анкет пришлось отказаться. В них был такой же хаос, как и в социологических институтах. Экскурсовод понял, что нужно начинать с нуля.
   Арион соскрёб железной щёткой со стены колесницы с охотниками и их жертвами, выбросил на свалку машину времени, распродал ремесленнический инструмент по производству  археологических ценностей и занялся чисто теоретическими исследованиями.
   За год каторжного труда Арион высох как скелет доисторического животного и покрылся известью, словно череп неандертальца. После года упорного труда Арион зашёл в хозяйственный магазин «Тысяча мелочей и больше», купил на последний целковый белую квадратную кафельную плитку и, возвратившись домой,  высек на ней свои размышления. Черновики раздумий, которыми была завалена его комната, он сжёг.
   Плитка оказалась совершеннейшим чудом. Она знала всё явное и тайное. Даже подневольного кузнеца Агамемнона из греческого города Фифы, который подковывал Буцефала Александра Македонского. Он чувствовал себя отлично, пока не понял, что кафельное чудо обладает существенным недостатком. Оно могло рассказывать, но не показывать.
   Ещё год Арион упорно бился над обратной стороной своего чуда. Заявляясь из музея, он сразу же брался за ремесло и все больше уходил в дебри изнурительной работы, от которой его весёлые глаза покрывались ледяной коркой, ладони становились похожими на черепашьи панцири, а молодая и здоровая кровь превращалась в кровь шершавую, как наждак.
    Ариону было горько от новых открытий, что шершавая кровь перерождает человека в существо, на которое смотрят как на скотину и забывают, что у этой скотины есть душа и разум. Грустные размышления приводили его к мысли, что человек бессилен перед могущественными стихиями природы. И достаточно подуть ледяному ветру, как человек забивает живую тварь, которую сам же кормил и её шкурой прикрывает собственную шкуру не в пример твари, которая довольствовалась своей шкурой. Человек посягал на первозданность, как на собственный двор и все ради того, чтобы сохранять в сытости и тепле свой пупок.
   Тяжёлый труд превращал Ариона  в выносливую лошадь Пржевальского. В чертах его лица проглядывалась лошадиная усталость и лошадиное выражение. Мысли экскурсовода были похожи на мысли жвачного животного, от которых постоянно хотелось есть и спать. Даже во сне Ариона не оставляло ощущение, что он погружается в доисторическую эпоху, где не было будущего, где настоящее было зыбким и грустным, где его прошлое  теряло смысл, где  умирали его бывшие радости. За каторжной работой он забывал привычные названия привычных вещей.
   Его буйное воображение тускнело и цепенело, но наряду с этим  ему чудилась сверкающая золотая колесница с гением Арионом с волшебной плиткой. Он поддавался чудному обману воображения, где все смертное кажется бессмертным, малое - великим, человеческое – сверхчеловеческим. И кто не поддавался этому обману? Великий ли завоеватель Азии или тот, кто считает завоевателя великим?
   Арион просветлел, когда увидел на оборотной стороне кафельной плитки изображение патрона, который сидел с удочкой возле искусственного озера в метеоритных берегах. Плитка могла показывать. К вечеру даже в недрах мироздания для экскурсовода не оставалось ни одной нераскрытой тайны.
  Мир, некогда обширный остров, превращался для него в крохотный островок, которое размывало время, разрушая труд человека и возвращая первозданности её обычную жизнь, отторгнутую рукой человека, Он слышал скрежет земного ядра, дыхание подземных вулканов, которые расшатывали земную твердь, чтобы расколоть её и бросить в бездну, утыканную раскалёнными звёздами. Арион  думал,  что человек смирился с окружающей действительностью, и если он воюет с ней, то только затем, чтобы продлить свои мучения и умереть не сегодня, а завтра. Человек рождался для того, чтобы постигать науку ползать, слепнуть, глохнуть в мире, которому не было никакого дела до того, кто умер, кто родился, в котором все было равноценно, все тайна, все имело свой срок - и малое и великое. 
   Над одним покойником рвали волосы, наказывая собственную голову, но не настоящего виновника. Другому покойнику плевали вслед. И когда его проносили по улице, открывались окна в заглохших домах, оживали цветочные магазины. Люди разгребали пыль и извлекали из пыли свои человеческие привязанности. Дома становились весёлыми и цветистыми, и так до тех пор, пока они вновь не вымирали, словно от чумы, а цветы сохли от тоски людей.
   Смерть человека не вносила никаких  изменения в вечный порядок вещей.  Экскурсоводу  становилось грустно. Он смотрел на стены комнаты, которые на его глазах покрывались слизью, потолок - мхом, окна - плесенью. Это был мир угасающих вещей, но в этом мире для него существовали вещи, достойные его человеческой привязанности: керосинка с неярким светом, чистые белые листы бумаги, ручка и кафельное чудо. Экскурсовод прислушивался к своему сердцу, которое жило не по его воле, а по собственным законам и по этим же законам оно должно было умереть.
3.КАТАСТРОФА.
   На следующий день ровно в полдень Арион сунул плитку в коробку из-под шоколада «Алёнка», спрятал в карман и направился в музей, чтобы продемонстрировать своё чудо администратору.  Это должно было стать венцом всех его сверхмогущественных идей и возвысить экскурсовода, как самого гениального изобретателя.
   Возле музея стояла старушка с корзиной петрушки. Она  уронила корзинку, когда кафельное чудо Ариона показало ей её прадеда, который  был мелким бунтовщиком и триста лет назад тоже стоял на этом самом месте, продавая петрушку и заворачивая её в лики святых, за что его и четвертовали.
  Вахтерши побледнели, когда увидели на плитке своих прабабушек, которые  тоже сидели на этом месте триста лет назад, но поклонялись не администратору, а Богу и проверяли не документы, а продавали свечки и образки
   Среди посетителей экскурсовод произвёл сначала лёгкое замешательство. Арион прекратил свои эксперименты, когда среди них стал зарождаться циклон, взял курс к недрам музея и прошёлся по кабинетам служащих.
   Вышел он оттуда пропахший каплями Зеленина и с распухшей головой, словно прочитал сто томов достовернейщих мемуаров.
   Арион был близок к белой горячке. А кафельное чудо стало красным и потрескивало, как раскалённая чугунная плита. Экскурсовод, опасаясь, как бы оно не развалилось вместе с его головой, три часа охлаждался под ледяной водой в личной душевой администратора.
   Речь  в кабинете администратора экскурсовод начал с  мощных интонаций, сказав, что только благодаря своей колоссальной воле и фанатическому упорству он понял: человек творит зло потому, что слишком долго живёт и успевает за столь долгий жизненный путь передать свои пороки. Что  неплохо было бы укоротить срок земного существования, в котором человек отмечало бы рождение нового человека с чашей, наполненной не вином, а родниковой водой с цианистым калием.
   Экскурсовод изложил и другой вариант, как искоренить в человеке зло. Человеческое бессмертие! И тогда никому и никогда не придёт в голову лишать другого человека жизни по той простой причине, что бессмертного человека невозможно ни задушить, ни повесить… Ещё с полчаса экскурсовод перечислял все блага бессмертия, в котором нельзя было замёрзнуть от стужи, умереть с голода или жажды. Последним благом оказалось непостижимое богатство человека. Даже самый нищий, собирая по копейке в миллиард лет, стал бы могущественнее всех существующих сейчас администраторов.
- Но я не знаю, как это сделать, - грустно закончил Арион.
- А я знаю! - ответил администратор и потянулся к телефону. – У тебя не идеи, а сквозняки.
   Арион продемонстрировал патрону своё чудо, которое показало хранителя музея с удочкой на озере в метеоритных берегах, где плавали мраморные рыбки.
- Продай! -  сказал поражённый администратор.
- Зачем?
- Ну! Нужно!
- Что нужно? Завтра я обнародую его!
- Размечтался, дурень!
   Через полчаса экскурсовод понял, что администратор совершенно прав. Чудо вместо добродетелей рода человеческого показывало одни пороки.
   Из кабинета хранителя музея Арион вышел подавленный, с остатками кафельной плитки, которая треснула после десяти часов титанической работы найти святого человека.
- Эх, ты! - сказал администратор, глядя на осколки. - И сам не гам! И другом не дам! Собака на сене!
4. ВЕРТУШКА.
   Такого поражения Арион не ожидал, но его натура требовала действий. На второй день экскурсовод почувствовал, как в его голове  проклюнулась очередная идея.
   Свою вавилонскую башню Арион выстраивал неусыпным наблюдением за администратором и пришёл к потрясающему открытию. Патрон находил «Служебный вход» только по шуму вертушки, установленной в проходной.
   Арион провёл пробный эксперимент и остался доволен, когда утром, вырубив пробки, лишил механизм его электрической жизни. Администратор так и застыл с растерянным лицом на мраморных ступеньках. Арион прошёлся по музею. Эксперимент превзошёл все его ожидания. Вахтерши спали, забросив шерстяное хозяйство, над которым усердно трудилась моль. Служащие не замечали его, словно Арион был бесплотным человеком.
   Через неделю Арион убрал все посторонние звуки из музея, дабы эксперимент оказался совершенно стерильным. Он ввёл строжайшее табу даже на шёпот среди посетителей и пожертвовал собственным языком, пришпилив его сапожной иглой к нёбу.
   В полночь перед понедельником Арион тайно проник в музей, снял вертушку, положил её на байковое одеяло и, благословив себя крестным знамением, двинулся к входу для посетителей.
   Утром торжествующий экскурсовод включил вертушку и увидел, как хранитель музея, а за ним и служащие направились на шум вертушки, прошествовали через вход для посетителей, и вместо того, чтобы отправиться по своим служебным местам стали рассматривать шубы, шапки... Патрон не узнавал Ариона, называл его «молодой человек», «дорогой товарищ экскурсовод». Арион был потрясён. Перед ним стоял человек с лицом администратора, но с мыслями пенсионера-посетителя. Возле самой дорогой соболиной  шапки администратор вздохнул.
- Хочется взять на память? - ласково спросил Арион.
- Хочется!
- Так это же просто!
   Экскурсовод сунул шапку за пазуху администратору со словами, что народное богатство принадлежит всем, и шепнул милиционерам, что в музей проник человек, который покушается на народное богатство. Патрона с шапкой выловили два милиционера.
- Но это же народное богатство! - сказал администратор.
- Моря и реки тоже народное богатство! - ответил Арион. - Но Вы же не суете их за пазуху!
   Вавилонская башня рухнула, когда Арион оказался в администраторских покоях. За столом сидел человек не с администраторским лицом, но с мыслями администратора.
- Это же моё кресло! - возмутился Арион.
- А документ у тебя на него есть?
5.АРИАДНА.
   Полгода Арион таскал вертушку в байковом одеяле от «Служебного входа» к входу для посетителей. Байковое одеяло превратилось в половую тряпку. Сам экскурсовод - в крепкого деревенского мужика. За эти же полгода он сменил тридцать администраторов и всех тридцать посадил на деревянную лавку. Экскурсоводу надоело таскать вертушку и надоело таскаться по судам, где его бывших патронов обвиняли в расхищении государственного добра.
   Он  уже готов был отказаться, но, зайдя в очередной раз в кабинет администратора, чтобы увидеть, кто же опять поселился в кабинете, он не поверил своим глазам. Ему показалось, что он видит сон, но это был не сон. Может вертушка переселила его в другое измерение?  Тяжёлые шторы были раздвинуты. Через окно вливался мягкий свет, который, падая на полированный стол, кресла, не отражался тенью. Администраторское кресло пустовало. Арион направился к нему, чтобы сесть, но остановился.   
   Возле стола стояла  девушка. Арион хотел по привычке возмутиться, но его потрясло незнакомое выражение на лице девушки. Он никогда не видел такое выражение.
- Что у тебя на лице, - спросил он.
- Это улыбка, - ответила девушка.
- А зачем она нужна? - спросил Арион.
- Улыбка окрыляет  душу человека, - ответила она. -  А меня зовут Ариадна. Пойдём.
   Она  взяла его за руку. Он шёл с ней по гигантской пустыне, но пустыней была его душа, в которой умирали фараон Арион первый, император Арион, гениальный изобретатель Арион.. Они умирали тяжело и медленно, как тяжело и медленно думал он о несовершенном, но земном мире, чувствуя, как в ладошке накапливается тепло от его спутницы.
   Арион понял, что бессмертный ангел Азраил был прав, когда сказал, что  в человеческом мире  есть то, что спасает вас всех.