Водку пить вредно!

   Водку пить вредно. Даже ежели это не «монополька», то бишь разведённый водой спирт из ректификационной колонны, а нормальный полугар. Надо сказать, что во время нашего повествования, а это год тысяча осемьсот семьдесят пятый, другого хлебного вина окромя «горелого» в Смоленске было и не достать. Да мы не об том. Водку пить вредно, а на рабочем месте, оказалось, ещё и накладно. В чём и убедился некто Фёдор Михайлов, временно отпускной рядовой Образцового учебного эскадрона. Сей крестьянин Цуриковской волости Смоленского уезда устроился подённым ремонтным рабочим на Риго-Орловскую железную дорогу. И 10 марта был отправлен в составе небольшой бригады чистить снег с крыши вокзала станции Смоленск. Компанию ему составили крестьянин деревни Козино Богородицкой волости Зиновий Яковлев, Поречского уезда Верховской волости деревни Тишино Сафон Тимофеев, бессрочно отпускной рядовой Невского пехотного полка Франц Брикман и отставной писарь Андрей Владимиров. То ли снегу в тот год было немеряно, то ли крыша вокзала оказалась не той конфигурации, уж отставной писарь должон был знать такое заковыристое словечко, но проваландалась бригада на своём участке работы аж до обеда. А к нехитрому крестьянскому перекусу Франц Брикман выставил своим соратникам по борьбе со снегом бутылку водки. Дальше всё получилось, как всегда… Одной мало. И пехотинцы Брикман с Владимировым, проводив на крышу Тимофеева с Яковлевым, стали требовать денег у кавалериста Михайлова. То ли вспомнили времена своей армейской службы, и решили «потрясти» молодого, то ли просто были предрасположены к разбойным действиям. В результате Федя был скручен здоровенным Брикманом, а кошелёк его оказался в руках у отставного писаря. Таковой расклад Михайлову очень не понравился, и он возопил благим матом. В чердачном окне показались взволнованно-озадаченные физиономии крестьян. Мол, чего у вас тут деется? При появлении свидетелей Владимиров сразу же вернул кошелёк Михайлову, которого Франц тут же и отпустил. Проверив наличность Фёдор, не досчитавшись пяти рублей, отправился к станционному жандармскому унтер-офицеру Павлу Васильеву, которому и пожаловался на беспредел. Унтер составил протокол и передал «по начальству».
   Через начальника жандармского депо Орловско-Витебской железной дороги ротмистра Гирса (жандармы в Российской Империи состояли по кавалерии, посему и чины у них были кавалерийские) судебный следователь 2-го участка Смоленского уезда вызвал к себе всех пятерых «промышленных альпинистов». Тимофеев с Яковлевым только руками развели. Пить-то, водочку, пили, но чего там было промеж отставных знать не знаем, ведать не ведаем. Что-то там орал Михайлов, вроде как даже «Караул!», так то может и спьяну. Франц Брикман тридцатидвухлетний лютеранин, неграмотный, под судом и следствием не был, объяснил судебному чиновнику, что «салагу» Михайлова от водки так развезло, что он передал свой кошелёк с шестнадцатью рублями на хранение своему земляку Владимирову. Сильно боялся деньги потерять. А потом взялся требовать кошель обратно. И отставной писарь сразу же кошелёчек возвернул. А то, что пять рублей завалились у него за подкладку кармана пальто, так то прискорбная случайность. Деньги вернули Михайлову, но тот их брать не стал, и, размазывая сопли по физиономии, побежал к станционному жандарму. Владимиров слова подельника подтвердил. Федя же твердил своё, мол, ограбили-обманули-обидели. Судебный следователь передал дело по подсудности мировому судье 2-го участка Смоленска, а тот оказался крайне хитрым субъектом и переслал бумаги мировому судье 3-го участка, обосновывая это тем, что события происходили на крыше вокзала станции Смоленск Риго-Орловской железной дороги, каковой относится к третьему участку.  Выкрутился стервец.
  В сухих протоколах судебных дел не описано каким образом мировой судья 3-го участка склонил все стороны конфликта к примирению, но примем как факт, это у него получилось.
   Такую же фразу о вреде горячительных напитков слышал не раз в свой адрес и некто Карп Андреев, крестьянин деревни Рубцово Спасской волости Смоленского уезда. Был сей пейзанин завсегдатаем кабака в каковом сидельцем состоял Иван Григорьевич Казаков духовщинс кий мещанин. И была у того сидельца жена. Но давайте, мой дорогой читатель, обо всём по порядку. 8 февраля 1889 года рекомый Карп плыл по деревенской улице в сторону царёва кабака. Конечно плыл, так как налитой был водочкой аж по самоё горлышко, как бы не разлилось. Нет, нарезался мужичок в собственном дому, ведь помимо кабаков, торговавших водкой только на разлив мерными чарками, существовали в деревнях ещё и винные лавки. В каковых можно было купить хлебное вино на вынос в любой таре. А тара сия рассчитывалась от объёма ведра. Так уж повелось на Руси Великой, считать алкоголь вёдрами, а чего, собственно, мелочиться. И бутылка в четверть ведра, это немного ни мало больше двух с половиной литров сорокоградусной.
 И вот плыл наш Карпушка, сам весь нетрезвый в сторону кабака. И была у него в голове одна только мысль, у целовальника всегда есть деньги, а значит оные можно занять. Об чём и поведал Ивану Казакову наш тёзка речной да озёрной рыбоньки. Но на беду крестьянина Андреева в кабаке оказалась жена оного целовальника. Которая, не стесняясь в выражениях, в займе гостю отказала, послав в пешее эротическое путешествие по всем известному маршруту.
 Не надо напоминать, что Карп являл собой ходячуюю ёмкость, наполненную водкой. И ударила оная водка крестьянину в голову, и взялся Карп «буйствовать да чудить» ы царёвом кабаке. Поносил всякими словами бабу дерзкую, жадную да глупую, да и мужа ейного целовальника, подкаблучника, зажавшего для своего клиента 10 рублёв. А деньги ведь по тем временам не малые. Да и в пылу буйства свово не мог вспомнить Карп Андреев за каким лешим оная сумма ему понадобилась. В общем и целом, всё по классике, «он и голым скакал, он и песни орал…» и влезши на стойку гопака с комаринским отплясывал, плюясь в целовальника и его «лахудру». Так со слов потерпевших записал в своём протоколе местный полицейский урядник. А вот мировой судья, которому дело было направлено по подсудности, смог уговорить фигурантов подписать мировое соглашение. И помирились Карп Андреев с целовальником Иваном Казаковым.