Глава 2 - Дядя Толя, Светлана, Домик на море

                Дядя Толя

  Действительно у своего дяди, по материнской линии, я был в последний раз, когда в первые женился. Мы ещё так с будущей моей женой Верой, решили, что нефиг деньги тратить на трёх дневную пьянку, как это делали все у нас на Восточном посёлке, потому, как – на  второй и третий, приходили не только родственники и соседи, но ещё и кто нипопадя с улицы, а распишемся во Дворце бракосочетания у нас на ХТЗ, гульнём дома, благо частный сектор, поставив во дворе столы. А на следующий день сядем в поезд «Ленинград – Адлер» и поедем в свадебное путешествие к моему дяде Анатолию в Мацесту – у него там большой дом, так, что устроимся. Мать взяла на себя все хлопоты, - связалась с ним по телефону и купила заранее билеты. И мы, оставив родственников продолжать праздновать и, прихватив денежки, подаренные нам на свадьбу, двадцать третьего августа укатили на Юг…
  Он принял нас радушно, тем более, разведясь со своей женой, жил один и часто, сидя на террасе, под стаканчик домашнего вина рассказывал истории из своей жизни…
 «А ты знаешь, как я попал на Кавказ? - наливая вино в стаканы, начал свой рассказ Анатолий...
   Когда я закончил исторический факультет Харьковского университета, - продолжал он, - послали меня по распределению в Казахстан, работать учителем истории в какой-то аул.
   Завхоз – невысокий, пожилой казах, показал мне моё жилище. Это была, недалеко от школы глинобитная хата: один стул, тумбочка да ржавая кровать, вот и все пожитки.
Посмотрев на меня, он сказал почти без акцента:
-  Придёшь ко мне на склад, – я выдам тебе матрац, подушку, одеяло и две простыни. Это пока на первое время, а к зиме – что-нибудь получше подыщем. 
 Увидев всё это, меня такая тоска взяла – кругом пустыня, с водой туго, ни умыться, ни побриться, а чтобы душ принять, об этом и речи быть не может. Я, почти, пять лет жил в общежитии, и привык к спартанским условиям, но там, хотя бы, была холодная вода, а здесь – полный «капец».
 Делать нечего. Устраиваюсь, готовлюсь к началу учебного года, а сам думаю: «Как бы мне улизнуть, да так, чтобы всё было по согласию?»
   Начался учебный год. Познакомился я с учителями, их было не много – человек шесть вместе с директором, и все ведут по два или три предмета.
И мне тоже предложили…               
Директор, Иван Иваныч Петухов, вызывает меня как-то и говорит:
- Анатолий, история – это, конечно, хорошо, но как ты будешь им рассказывать о события и датах, если они толком русского языка не знают? Поэтому надо бы вести ещё и русский язык.
 - Ну, русский, допустим, с грехом пополам я знаю. А, как я буду   литературу преподавать?               
 А Иван Иванович парирует:
  - А она им и нафиг не нужна. Я вот не знаю, и ничего, целый директор.
  Делать нечего – согласился…      
   Прошло недели полторы. Приходит ко мне в выходной день, единственный мужчина (не считая директора), –  учитель химии, и приносит  колбу,  на которой  написано С2Н5ОН, и говорит:
- Я с дружеским визитом, чтобы познакомиться поближе, меня зовут – Николай.
- Это что, спирт? – спрашиваю.
А он, подняв вверх палец, видно пока шёл, пригубил немного, отвечает:
 - Бери выше - химреактив!  Чистый, как слеза девственницы – ректификат.
- Нет,- сопротивляюсь, - давай разбавим!
- Давай! –  легко согласился он.
 Взял я бутылку, налил половину воды и половину спирта. Пошла реакция, даже стекло немного нагрелось, а мы тем временем закусочки нарезали: сыр, помидоры, перец, дыньку.  Налив в стаканы, выпили…
- Неправильно ты градус сделал, - заключил химик, - вот Менделеев, когда водку изобрёл, то написал, что она должна быть сорок градусов.  И опять наливает.
 Выпили, а я говорю: 
- Это миф, ничего такого Менделеев не писал, и водку не изобретал.               
- Изобретал и всё тут! – долдонит он.               
  А я-то точно знаю, потому что даже реферат на эту тему писал, и продолжаю: «Тридцать первого января тысяча восемьсот шестьдесят  пятого года в Санкт-Петербурге известный ученый Дмитрий Менделеев защитил докторскую диссертацию: "О соединении спирта с водою", а водку   сорокоградусную – тогдашнее правительство придумало для  удобства подсчета объёмов произведенного напитка.  А первая водка, которая называлась «Московская особая», поступила в продажу в тысяча восемьсот девяносто четвёртом году».
 Он, как услышал, рот открыл и даже протрезвел немного.   
 - Вот голова, - говорит, - академик, с такими знаниями, энцо…, энцоклап…,- так и не выговоривши до конца, продолжал,- такой учёный и должен погибать в пустыне.  Сослали тебя,  Анатолич, как Шевченко, ну прямо, как крепостного. Это ж, за какие такие грехи? - пустил слезу химик.
Разлили мы остатки реактива в стаканы, выпили за Менделеева и за Шевченко…
 Николай тогда предложил:
 - Анатолич, я знаю, что делать. Ты, так работай, чтобы они тебя сами уволили или перевели, куда-нибудь, уж лучше к медведям на север, чем здесь!
     На этой «мажорной» ноте мы и закончили наше застолье, и преподаватель химии пошёл в соседнюю хату…               
    Наутро просыпаюсь, голова, как переспелый арбуз, но на занятия надо идти. Выпил воды, вспомнив вчерашний разговор, подумал: «Чтобы такого намутить?»  Думал-думал и, решил: «Шевченко в ссылке тут был и даже, картины и вирши писал, а я чем хуже?»
    И то ли от воды, то ли от мыслей, в голове у меня опять веселье вчерашнее проснулось.
 Захожу в класс и говорю:
- Здоровэньки булы!
В классе все ученики-казахи. Они, на меня посмотрев, как мне показалось, так удивились, что у них глаза из узких щёлочек в «пятаки» превратились.
 - Хлопцы! – продолжаю я, - с этого дня будем учить старославянский язык.
  А им, что славянский, что русский – разница небольшая. 
 Тогда я беру полотенце и говорю:
- Ось, хлопцы, цэ рушнык, запамьятайтэ, а цэ, - и показывая на рядом стоящий кувшин, продолжаю, - глэчык. Так целый урок и проговорил на украинском языке.
   На последующих уроках, я, показывая разные предметы на картинках в учебниках, продолжал:               
- Цэ – рушныця, а цэ – стэля та пидлога, а цэ - чёбит та панчёха.         
  Ученики у меня старательные, запоминали быстро старославянские слова и даже начали «розмовляты на ридний мови».
   Да я и сам втянулся. Вспомнил Украину, родной Харьков, прихожу в класс, слышу родную речь, и ностальгия не так мучает…             
   Прошло почти полгода, заканчивается четвёртая четверть, и тут из райцентра приехала комиссия из ГорОНО. Когда они пришли на занятия, и услышали, на каком языке  балакалы хлопцы-казахи, то сами чуть не лишились дара речи, благо, среди них был один хохол, который всё понял.
  Вызывают меня к директору, и давай ругать.
А я «дурака включил» и спрашиваю:
- Меня направляли как учителя истории?
Они отвечают:   
- Да!
- К этому предмету есть претензии?
 - Нет! – говорят.
-Так, в чём же справа? - спрашиваю, - значит, я ничёго не нарушив.  А русский, чи украинськый  – я  и сам в ных плутаюсь!
Посмотрели на меня члены комиссии, а крыть нечем.  И перевели, от греха подальше, сюда в Мацесту», - смеясь, закончил свой рассказ Анатолий.
  Вспоминая его рассказы с огромной теплотой, мне не терпелось, как можно быстрее приехать, чтобы увидеть дядю Толю.

               
                Светлана

   Подруга приятеля жила в многоэтажке практически сразу за грязелечебным санаторием и пока Андрей побежал к Светлане, я всё время, представлял встречу с дядей. Конечно, он за эти годы, скорее всего, постарел, и наверно сильно изменился, но я думал, что всё равно мы друг друга узнаем. Не прошло и десяти минут, как он вышел с блондинкой невысокого роста лет двадцати восьми, с серыми глазами и стройной фигуркой. Сев в машину, Андрюша нас познакомил, и мы без лишних слов поехали. Я, вспоминая, показывал дорогу, а Светлана рассказывала нам свои последние новости, где она работает, какие события происходили в городе и так далее, всё о чём может рассказать в таком возрасте женщина. Ехать было не далеко всего километра три, не больше. Заблудиться было тоже, практически невозможно, так, как - справа протекала река, которую даже снимали в фильме «Кавказская пленница», а с лева – стояли двух и трёхэтажные строения, тыльной стороной упиравшиеся в первую гряду не высоких гор.
  Дом дяди я сразу узнал, потому, как он был в три этажа с широкой лестницей, ведущей прямо - на второй и с небольшой мансардой, где мы, двадцать лет назад, жили с моей будущей женой.
- Вот он, - почти, закричал я от восторга, - это его дом.
 И приятель подкатил к воротам.
 Выйдя из машины, и подойдя к калитке, я обнаружил, что она заперта. Может потому, что вечерело, хотя было ещё довольно светло, но через калитку во дворе я никого не увидел.
  Тогда я с силой, как можно громче начал стучать в ворота. Минут через пять на втором этаже открылась дверь и вниз по лестнице вышла женщина в платье и фартуке лет пятидесяти.
Подойдя к калитке, она, немного нервно, спросила:
- Вам, кого?
- Анатолий Вениаминович здесь живёт? – спросил я.
- Жил, здесь, - немного грустно ответила женщина.
- А, где он сейчас? – не понял я.
- Он, три года, как умер, - тихо сказала женщина.
Для меня это было, как удар током. Невольно слёзы выступили у меня на глазах.
 Я понял, ещё несколько секунд и я заплачу, поэтому, проглотив ком в горле, который внезапно, по-предательски подошёл и чуть не застрял, я только тихо сказал:
- Извините, я не знал, - и быстрым шагом пошёл к машине.
Когда сел на своё место, то Андрей, удивительно посмотрев на меня, спросил:
- Ну, как дела, он дома?
- Никак, - передразнил я его, - он умер три года назад.
  Приятель, всё понял и молча завел двигатель. Видя моё состояние, он не произнёс ни слова, понимая, что говорить не о чем, давая возможность прийти в себя.
 Лишь только, когда мы выезжали из Мацесты, Светлана спросила:
- Куда мы теперь?
- Едем в Сочи, у меня есть знакомый мужик, у которого частная гостиница, правда, она дорогая, но зато апартаменты там шикарные.
 Делая акцент на последнем слове, он скорее всего, этим хотел, как-то приободрить, мол, не получилось остановиться у твоего дяди, но зато мы теперь поедем в хорошие номера. По пути он заскочил в магазин и подкупил снеди, не забыв бутылку водки и вина, скорее всего для подруги. Потом по каким-то тёмным улицам, поднимающимся в верх, мы заехали через открытые ворота к трёхэтажному большому особняку.
  На первом этаже горел свет и приятель, выйдя из машины быстро пошёл к стеклянным дверям.
Минут через пять он вышел и, открыв дверцу, обращаясь к нам весело сказал:
- Берём шмотки и еду, и давайте устраиваться.
Это действительно были апартаменты: просторная гостиная с большим столом и стульями по средине зала, диванами по стенам и телевизором в углу, с арочными окнами без окон, закрывающимися жалюзями, из которого был прекрасный вид на вечерний город Сочи, санузлом с душем и двумя спальнями.
  Увидев такой люксовский номер, я даже присвистнул.
Кода Светлана пошла «попудрить носик», нарезая колбасу и сыр, я тихо спросил:               
- Сколько ж он стоит?
Привыкший к широким жестам, приятель, небрежно улыбнувшись, ответил:
- Да сейчас ещё не сезон, ведь только средина апреля, так что всего сто баксов в сутки, - дороговато, конечно, но зато: и стоянка, и машина рядом, да и есть отдельная спальня, что бы ты нам не мешал.
Я понял, что большее впечатление он хотел произвести не на меня, а на свою подругу.
Когда мы сели за стол, налив Светлане вина, а нам водки, Андрей серьёзно сказал:
- Давайте первый тост, не чокаясь, - за твоего дядю. Сколько ему было, когда он скончался?
- Он на два года младше моей матери – значит семьдесят шесть.
- Ну, чтоб и нам не меньше прожить, - подытожил он, и выпил.
 И мы со Светланой последовали его примеру.
Потом выпивали, и провозглашали тосты: за удачный приезд, за красивую женщину, скрасившую застолье двух мужчин и так далее.
 Когда мы наелись и напились, то, как в песне Андрея Макаревича, - «…бутыль опустела и тянет по говорить…», я, полируя винцом, сказал:
- Хороший был человек мой дядя Анатолий, он работал учителем в школе, а когда вышел на пенсию – экскурсоводом, так он мне поведал один забавный случай, который с ним произошёл. Хотите, расскажу.
- Конечно, - согласилась Светлана, разомлевшая в объятиях Андрея, полулёжа на диване.

                Экскурсовод
               
  «Когда он вышел на пенсию, - рассказывал Анатолий, - то устроился работать в туристическое бюро экскурсоводом.
    Ездишь на автобусе – свежий воздух, простор, красота вековых гор, чистота рек и озёр, да и люди приезжают разные, живо всем интересуются, проявляя неподдельный восторг и умиление от увиденного. Так и чувствуешь себя нужным человеком на этом празднике жизни.  Летом, конечно, работы много, а зимой – поменьше.  И приезжают более организованно: из санаториев, турбаз, лечебниц и домов отдыха…
   И вот однажды в Сочи, где-то в октябре месяце, стоим мы, как положено, на стоянке автобусов, которые едут на экскурсии, - продолжал дядя Толя, - а в мой ПАЗик заваливает шумная компания, видно уже немного навеселе. Одеты они поскромнее, не так, как летние отдыхающие и тянут с собой какие-то сумки и две десятилитровые канистры.
  Я интересуюсь: 
- Чего это вы, со своими харчами пришли?
  А один такой, в картузе, видно, у них за главного, отвечает:               
 - Дорога, мабуть, довга, и люды зголодниють, та й  щоб там ничёго не купуваты, мы трохы взялы з собою.
   Я слышу хохлятский говор и спрашиваю:
- Хлопцы, вы звидкиля?
   А этот в картузе, услышав знакомую речь, говорит:
- Що, ты теж з Украйины? А мы з Полтавськойи области, село Зачэпыливка. Я Мыкола – брыгадыр, а це моя брыгада, мы бурякы вырощуемо и нам за добру працю виддячылы, та видправылы усих на курорт.
   Тогда я, уже как экскурсовод перехожу на понятный для народа язык и продолжаю:
 - Дуже прыемно, сидайте, пойихалы!               
  И автобус тронулся…               
Мы едем, а я рассказываю:
- Сейчас будет город Гагра – это там, где фильм «Весёлые ребята» снимали, где козы да свиньи на столах ели и пили, а потом их гоняли по всему дому…»               
   А Мыкола даже гоготнул:               
- Бачылы, бычылы, у нашому сели теж була така подия…  - и продолжает, - посадыв дид Васыль 
капусту, а сусидськый кабан пролиз кризь паркан, та зьийв  пив  городу.
 И дальше Анатолий пересказал рассказ Николая: «Так, вот, схватив большой дрючок, дед Василь давай прогонять кабана с огорода, а тот с перепуга побежал во двор к деду…
  А бабка в это время, открыв хлев, пошла кормить свинью, и кабанчик, услышав запах еды и свиноматки, туда и рванул. Дед за ним, и в один миг, закрыв дверь, дрючком подпёр.               
   «Вот теперь пусть сидит у меня в хлеву, а у соседа – я выкуп возьму за съеденную капусту»,- подумал дед и довольный пошёл в хату…
  Заходит, а бабки нет, подумал, наверное, за водой пошла или, ещё куда, по делам. Прошёл час, второй – уже дело к вечеру идёт, а бабки нет. Тут уж дед начал волноваться. Вышел во двор, хотел к соседям пойти, а сосед сам прибежал и говорит:
- Где мой кабанчик? Все видели, что он к тебе на огород забежал. 
  - Он у меня в плену. Эта скотина вылезла через дырку в твоём заборе и пол огорода капусты вытоптала и сожрала, так, что давай выкуп, - сказал дед.
 Тот, почесав затылок, сказал:
 - Ладно, только денег у меня нет, а вот мяса, когда заколю кабана, тебе дам.
  Открывают они хлев, а оттуда бабка выбегает с граблями и на деда:
 - Ирод, проклятый, - кричит, - жизни захотел меня лишить, с кабаном закрыл, чтоб он и меня сожрал? - и граблями деда по спине.
 А сосед смеётся, зовёт кабанчика, а тот выходить не хочет, – видно, приглянулась ему соседская свинья.
- Пускай остаётся, может чего и получится, - засмеялся дед,
- Ничего не получится, - ответил сосед, - я его, ещё год назад, сделал «неспроможным».
   Взявши ещё одну капустину, в счёт будущего мяса, выманил кабанчика и погнал домой…»
  Так, за разговорами, проехали мы Гагры, - продолжил Анатолий, - повернули налево, остановились у Голубого озера возле медведя, сфотографировались. А все удивляются, - не уж-то такие звери в горах водятся?
 И потом, забрались обратно в автобус.
   А я продолжаю вести экскурсию: «Дальше нас ждёт Рицинский реликтовый национальный парк, а за ним озеро  Рица».
  Николай поворачивается ко мне и спрашивает:
- А, що цэ такэ, озеро Рица – ставок,  чи що?      
- Да, ставок.      
- Тю, та що ж, мы ставка нэ бачылы? Давай,  отут дэсь сядэмо, та, й пообидаемо, дывысь люды вже зголоднилы.
- А экскурсия как же?
- Так, а мы дэ? – гоготнул Николай, - оцэ й будэ экскурсия, - и уже в сторону, продолжает, - Одарко, скилькы у нас там курэй зосталось, дэсять, чи пьятнадцять, та помидоры, огиркы, цыбуля, яйця, чорный хлиб та сало?
    От этого перечисления давно знакомых продуктов у меня даже голова закружилась, – вспомнил Украину, Харьковскую область, родное село, отчий дом, мать и свежевыпеченный поутру, душистый хлеб, с чашкой парного молока…               
   Но, мои воспоминания нарушил голос Мыколы, который продолжал:
- А ще дви канистры самогону.
- А немного ли будет? - удивляюсь.
 - Мы взялы  у видпустку – чотыры,- продолжает,- одну по дорози выпылы, а колы позавчора тэж на экскурсию йиздылы на якусь гору Ахун, чи що, то в нас из кимнаты дви гускы смажени вкралы,  та ще й канистру горилки.
 Мы до цей, як йий-йи, до  администраторши, а вона:
 - Ничего не знаю, надо было двери закрывать.               
 - А вид нейи смаженым так и тхне,- пожаловался бригадир,- мы  ж николы в сели двери не зачиняемо, дрючком пидпэр и всэ – господари в поли, чи, на городи, и нихто ничого нэ крадэ. Як вы тут у мисти живэтэ? Жах! Оце  ж тэпэр, всэ за собою й носымо.               
Его рассказ окончательно меня добил, и я, кивнув водителю, сказал:   
- Поехали на нашу поляну, ты знаешь какую.
    Было у нас в стороне от дороги местечко, куда мы изредка заезжали, чтобы отдохнуть, а тут как раз такой случай.
  Заехали, расположились, вытащили из сумок закуску, налили в чарки, я тост сказал:
 - За земляков!  Приезжайте к нам ещё!
   Все поддержали. Выпили, закусили. Сидим культурно отдыхаем. Глядя на рядом стоящую, огромную скалистую гору, из которой росли высокие сосны с торчащими во все стороны корнями, после третьей, Николай сказал: 
- Анатолий, ты дывысь – от тоби скэля, а з нэйи така дубяка вымахала, а в нас на чорнозёми нэ тэ що буряк, а, й картопля вжэ нэ ростэ.
    Это он, конечно, пошутил, но шутка – понравилась, и все рассмеялись.   
А, когда мы уже возвратились назад, Николай заключил:
- Анатолий, ты мужык, що треба, як тут тоби набрыднэ, прыийзджай до нас. Робота для тэбэ знайдэться – чы  завклубом,  чы у школи вчитэлэм, чы до нас у бригаду працювати прыйдэш…
 Когда, я рассказывал, то Андрей со Светланой часто смеялись, а закончив рассказ, они ещё больше заржали.
  Потом уже серьёзно приятель сказал:
- Уже поздно. А завтра у нас много дел, так, что иди в душ, а потом – мы. 
  Что я и сделал. Спальня была небольшой, но с полуторной кроватью и мягким матрацем, поэтому, разомлев после душа, который меня окончательно расслабил, упал на цветастую простынь и заснул мертвецким сном.
  И лишь туром, услышав какую-то возню за дверью, понял, что надо вставать.
Одевшись и выйдя в зал, я увидел, что Светлана и Андрей сидят за столом и пьют, скорее всего, судя по запаху, кофе.
- Доброе утро, - сказал я, а потом спросил, - а который сейчас час?
- Начало девятого, - улыбнулся Андрюша, - так, что не расслабляйся, пей. Потом быстренько собираемся, завозим Свету домой, а мы – на границу, чтобы к обеду быть в Гаграх.
  И я, как солдат-салага стал беспрекословно выполнять его распоряжения. Выпил кофейку, позавтракал, собрался, и мы поехали действовать по вновь намеченному плану…
  На границе промурыжили почти час, проверяя нас и машину, даже собакой.
«Наверное, наркотики искали, - подумал я, - всё-таки «Мерс» пригнали аж с Прибалтики, вот  тщательно и проверяют, мало ли чего, оттуда можно привезти».
  Но когда, мы въехали в Абхазию и, заправившись, за посёлком Гантьяди очутились на побережье, где открылась вся, как в песне поётся, - морская ширь безбрежная, и такого же огромного безоблачного неба, залитого солнечным светом, то ощущение было, как будто попали сразу в лето. На голубой воде внизу плясали солнечные зайчики, белая пена создавала на побережье какие-то немыслимые кружевные узоры и это всё великолепие дополняли горы, которые величественно возвышались слева от дороги. Я невольно подумал: «Вот ещё два дня назад сидел в прохладно и сыром от дождя апреле – в Харькове, а сейчас очутился – в июне в Гаграх! Всё-таки правильно сделал, что согласился поехать с Андрюшей».

               
                Гостиница в Гаграх

   Дом приятеля Андрея – Толика, находился на улице Ленина. Ну, это и понятно, ведь в любом даже самом захолустном посёлке, есть такая улица, а тем более – в Гаграх.  Она была второй, которая тянулась длинной полоской (если посмотреть по карте) между морем и горной грядой. Это было большое двухэтажное здание, примерно восемнадцать на восемнадцать метров с небольшим цокольным помещением, с широкой лестницей и террасами, как это принято в южных странах, и находилось в глубине просторного двора. Своей тыльной стороной оно упиралось в возвышенность, переходившую в невысокую гору. Справа стояло какое-то одноэтажное сооружение метров двадцать длиной, без вставленных окон и дверей, на верху, которого суетились люди в робах, всё время, поднимаясь и спускаясь по деревянным стремянкам. Ворота были открыты, и мы спокойно подкатили к самой центральной лестнице. Ещё не успели мы выйти из машины, как вниз по ступенькам стал спускаться какой-то мужчина в камуфляже.
«Ни фига себе, - подумал я, - даже охранник имеется, во, какое серьёзное заведение».
Но, когда мы вышли из машины, то он с небольшим акцентом весело крикнул:
- А я всё смотрю и виглядываю! Вчера, должны были приехать! А всё нэт и нэт!
- Да, так получилось, - как бы оправдываясь, сказал Андрей, - немного задержались, - а потом, продолжил, показывая на меня, - познакомься - это Евгений, художник и поэт. Он мне когда-то оформлял кафе и ресторан, так, что в строительстве хорошо соображает. Я думаю, он нам очень поможет.
- Анатолий, - отрапортовал мужчина, коротко по-военному.
- Очень приятно! – ответил я.
 Толик был ростом – чуть ниже среднего, коренастый, как и все кавказцы с вполне славянской внешностью. Если бы не его большой нос и усы, опущенные по-грузински вниз, то людей с таким типом лица можно вполне увидеть по сёлам Полтавской или Харьковской области.
  Когда мы поднялись в комнату, то сели сразу к столу, на котором были всякие угощения: сыр сулугуни, зелень, жаренное мясо, лаваш и вино.
Рядом за плитой, подключённой к газовому баллону, хлопотала женщина лет сорока.
- Эта моя жена – Ирина, - сказал Толик, а потом, засмеявшись, добавил, - она тоже хохлушка.
- Очень приятно, - ответил я, усаживаясь за стол.
Выпив вина, Толик, первым делом завёл разговор про машину, как и когда будут отдавать её хозяину, сколько навару получится, а потом уже после третьего тоста, обратился ко мне.
- А, ты, дорогой, мне нужен вот по какому делу и продолжил, - нанял я армянскую бригаду, - начал он повествование, - ещё осенью они залили фундамент и в конце февраля, когда совсем потеплело, стали класть шлакоблок выкладывая стены.  Работают они медленно, по старинке без чертежей, всё на глаз, да «на авось» делают. Я думал, к лету построят, но уже средина апреля, а они первый этаж никак не закончат.  Только сейчас начали заливать перекрытия между первым и вторым этажом.
Я понял суть его проблемы, поэтому предложил:
- Пошли, посмотрим на твою «стройку века».
Он сначала не понял, что это я так пошутил, а потом, видно, врубившись, засмеялся и добавил:
- Они, точно строить будут целый век.
Мы вышли на улицу, и я внимательно посмотрел, что происходило, а Толик – рассказывал и показывал. Здание было длинное и располагалось по границе участка, по краю которого протекал ручей, начинающийся высоко в горах и впадающий, в море.               
 Армянская бригада, как её назвал Анатолий, состояла не только из местных армян, но пару русских и даже одного татарина.               
  Когда, я познакомился с Фрунзиком, так звали этого плотненького бригадира, то первым делом попросил:
- Покажи проект или чертёж, по которому вы строите.
- Э-э-э, какой такой проект-маврект, я всю жизнь строю у нас без всяких чертежей, и всё нормально получается.
- А, чего у тебя тыльная стена кривая? - спросил я.
- Хозяин сказал, что заднюю стену ставим по ручью, а он немного изогнулся, ну и стена – тоже.
- Понятно, - засмеялся я и пошёл с Толиком пошептаться, и сразу предложил. - Давай, я сделаю проект реконструкции с размерами, с канализацией и электрикой, а, армянская бригада пусть заливает перекрытие между первым и вторым этажом, и гони её в три шее. Мы, с тобой возьмём нормального «кирпичника» и двух помощников, и будем столярку устанавливать, а с чертежами это – раза в два быстрей получится.
  Пока я делал проект, бригада залила бетоном полы, правда, ни окон, ни дверей, так и не поставив и получив расчёт, как говорится - слиняла.
  И, после того как Андрей с Толиком удачно толкнули «Мерседес», они привезли стёкла для окон, балки для перекрытий, ондулин на крышу и пластик для отделки потолков, а, когда пол на втором этаже застыл, к тому времени вернулся и Андрей с очередной машиной и опять удачно её продав, он вызвался помочь возводить стены на втором этаже.
   Я понял, что он, таким образом, решил сделать не большой перерыв и отдохнуть от поездок, ну, а самый лучший отдых – это, как известно, смена деятельности, тем более что он очень хорошо клал кирпичи и шлакоблок. Найдя двух помощников, в виде сыновей Толика, которые подавали раствор и всё остальное, а сварщик Володька Мамаев (приятель хозяина) согласился поручни на террасе варить, у нас получилась своя бригада.
  Я, с чертежами в руках слежу за процессом и командую:
- Так, - говорю, - здесь три шлакоблока и окно будет, несите коробку оконную, а дальше, два шлакоблока и дверь ставим. Толик, держи дверь и не забудь сразу штыри в коробку вбить, чтоб держалась в растворе.  В общем, руковожу процессом по полной программе и думаю: «Не всё тебе командовать, пришло время, и выполнять!»
   А, бывший командир, нисколько не смущаясь, быстро и чётко всё выполняет, ещё и других подгоняет. И такими усиленными темпами, мы за полтора месяца: поставили второй этаж вместе со столяркой, весь накрыли крышей и даже козырёк над террасой пластиковыми панелями облицевали.
 Оставалось провести электрику, что я за недельку сделал, а сантехнику подключил Володька, который был ещё и сантехником.
А отделочные работы внутри, мне не хотелось делать поэтому, я у Толика и спрашиваю:
 - Кто, комнаты штукатурить будет? Я, такого не умею – руки не оттуда растут!
 А, он смеётся:
 - Не переживай дорогой, Мамай со своим другом Хасиком сделает – у них большой опыт в этом далее имеется, ещё с тех пор, как они вокзал в Сухуми с бригадой реставрировали. 
  Вот думаю: «Какие они специалисты».
 Мне даже стало интересно, и вот, как-то вечером, после работы, когда сидели мы всей бригадой после трудового дня – расслаблялись сухим вином, сыром сулугуни, мушмулой, я попросил Владимира Мамаева, который был татарином, поэтому все его звали просто - Мамаем, чтобы он рассказал историю  про реставрацию вокзала.
  Улыбнувшись, он начал свой рассказ: «Хасик до этой «шабашки» был чабаном и пас овец разного пола и, когда загонял их в загон, то считал прутиками – головы».               
 - Это как, так? - удивился я.                               
   Тогда, Володька продолжает: «Он, рано школу бросил, и считать, по нормальному не умел, но               
приспособился таким образом, что, когда заходили овца или баран в загон, перекладывать прутик               
из донной руки другую. И сколько прутиков – столько и голов».               
  Все, дружно рассмеялись…   
 «Так вот, устроился я работать на железную дорогу, - рассказывает дальше Мамай, - и взял с собой в напарники этого бывшего чабана.  Ремонтировала этот путь бригада из России. Это был целый железнодорожный состав: с вагончиками для жилья, столовой, душевыми кабинами,
мастерскими и даже туалетом. Они укрепляли насыпь и меняли шпалы, а где надо было и рельсы, а мы и ещё другие рабочие, правда, там абхазцев, почти, не было, оттаскивали всё, что было не нужно, и Хасик, благо у него много знакомых, тут же это всё продавал. Так, мы, ремонтировали почти до октября месяца, и дошли до Сухума.
  Спонсоры из России, хотели сразу и вокзал отремонтировать, но поняли, что сезон закончился и торжественное открытие столичного вокзала, решили отложить на будущий год. 
  И местное начальство тут же предложило, типа, вы нам деньги выделите, а мы сами ремонт и сделаем, а на следующий год торжественно откроем.   
  Пообещать-то обещали, а вот выполнить не так-то легко, потому, как там таких, как Хасик целая бригада была и знакомых у них не меньше. Но, это полбеды.
 А, когда началась работа, то выяснилось, что основная масса народа, такая, как мой приятель.
  Они ни посчитать, ни краску по пропорциям развезти не умеют, а если по серьёзней работу сделать, то, вообще – беда!   Бригадир с нами просто замучился. Вот тогда, мы просто со стороны перрона стены вокзала подшпаклевали, забили, где надо фанерой и выкрасили белой краской, застеклили окна, правда, не везде, но мусор, как положено, убрали и вокруг – подмели.
  А на обратную, фасадную часть, денег почему-то не хватило, скорее всего, начальство себе премии выписало за успешный ремонт, поэтому – все проёмы забили фанерой и покрасили то же белой краской, посчитав, что и так пока сойдёт и стали ждать комиссию из столицы России.               
   В намеченный срок подъехал поезд и на перроне собралось народа видимо-ни-видимо, всем хотелось узнать, как отреагируют гости из Москвы. Местное начальство встречало с оркестром и цветами и даже мер города пламенную речь произнёс о сотрудничестве и взаимопонимании, а
  Потом и гости подключились, но почему-то автобусы сразу подали тут же на перрон, наверное, чтобы фасад никто не увидел, и поехали в ресторан отмечать.
  Правда, не знаю, как они потом эту проблему решили?» - закончил своё повествование Мамай.
 Всех эта история уж, очень рассмешила, а я сказал: 
- Это, как в старом анекдоте: «Бригада подвязалась покрасить дом и, когда подошло время сдачи объекта, приехала комиссия, смотрит – половина дома покрашена, половина – нет.         
  Она – к бригадиру, который был евреем. А тот отвечает: «Ничего не знаю – всё, согласно договора, вот читайте».   
Читают: «Договор.  Мы, нижеподписавшиеся, строительная бригада Кацмана – с одной стороны, обязуемся покрасить дом, а трест такой-то, с – другой, обязуется выплатить деньги и так далее…»
 Все засмеялись, а Толик сказал:
- У меня такого не будет – я фасад отделываю сайдингом, да и то, только с одной стороны.
И все, тогда ещё больше заржали…

               
                Домик на море
               
   Сидя на крыше второго этажа, мы с Андреем, обозревали округу…
  А посмотреть было на что: с одной стороны возвышались горы, вдалеке на которых ютились белые барашки облаков, а с другой – плескалось тёплое море…
  В Гаграх в начале мая температура такая, как у нас в средней полосе в конце июня.  Забрались мы туда, конечно, не для того, чтобы принимать солнечные ванны – надо было заканчивать крышу, двух этажной гостиницы, которую мы помогали строить своему приятелю Толику.
  И вдруг, во двор заезжает машина, а из неё выходит сестра Андрея и прямиком – к нам во двор.
- Не фига, себе, - говорит приятель, - с каких делов, это она прикатила?
 И спускается по лестнице вниз.
Татьяна, увидев Андрюху, потом меня, крикнула:
- Женя, ты тоже спускайся, ты, мне очень, нужен.
Ну и я – вслед за ним. 
  Поздоровавшись, она сказала:
- Я привезла, мужа с двумя ребятами, делать ремонт в дедовском доме в Новом Афоне. Надо, что бы вы поехали, посмотрели и посоветовали с чего начинать.
- У нас и тут дел по горло, - парирует, Андрей.
- Ну, это займёт всего пару часов, туда и назад.
- Ну, во-первых, не пару, а, как минимум – часа четыре, а во-вторых, машина не резиновая – я не помещусь. Пусть Евгений съездит и прикинет, он больше в этом деле, как говорится, - волокёт, а я здесь, сам пока поработаю.
   Конечно, мне ехать в набитой машине (да ещё по жаре), особого желания не было, но сделать не большой перерыв – не мешало бы.
- Ладно, сейчас переоденусь, - говорю, - только вы меня назад привезёте.
- Хорошо, отвечает Татьяна. Пошли садиться.               
  В машине, оказалось ещё три пассажира: муж – Игорь, и его два друга.
  Я кое-как втиснулся на заднее сидение, и мы двинулись в путь. Недолгая дорога, заняла всего часа полтора – и мы были на месте. Когда я зашёл во двор и увидел этот двухэтажный дом, то невольно вспомнил фильм про войнуху. Картина была удручающая: дверей не было, вместо окон зияли прямоугольные дыры, на потолке местами – сорвана фанера, а на полу в некоторых комнатах не хватало досок. После Грузино-Абхазской войны прошло уже лет десять, но сюда жители не очень спешили возвращаться. На побережье за вокзалом, который был на выезде из города, жило всего семей десять, не больше. Единственным более-менее сохранившимся строением с дверью, но выбитыми окнами, была летняя кухня.      
- Да здесь работы, - присвистнул я, - непочатый край, да и денег надо не мало.
- Ну, деньги есть, я недавно квартиру в Харькове продала, ну, а если не хватит, обратимся к спонсорам. Ты, главное прикинь с чего начинать и, что покупать придётся в Сухуми.               
- Хорошо, сейчас решим, записывайте: для начала надо входные двери купить, а в комнаты можно и самому сделать – это будет дешевле. Так, теперь надо провод, при обрести сечением квадрата четыре, чтобы подвести электричество со столба к дому, а дальше…
- Знаю, знаю, - сказал рослый мужик с татуировкой в виде якоря на руке, - я, боцманом на корабле работал, поэтому с электрикой знаком.
 - Это хорошо, - согласился я, - теперь с окнами, надо, что-то делать.
- Что делать? – спросила быстро Танька, - они в подвали стоят, их когда война началась, туда снесли, правда, некоторые придётся застеклить.
- Правильно, и подшпаклевать, а некоторые проёмы – заложить кирпичом, - уточняю. 
- На этот счёт, - перебил меня Игорь, - у нас есть специалист, кирпичи кладёт будь здоров, правда, в прошлом он был балеруном, а, выйдя на пенсию, кладёт: камины, печки, ну, и, конечно – стены.
- Так, я смотрю, вы и сами всё знаете, что надо делать, – под итожил я с сарказмом.
- Знаем, знаем, знаем, - ответили мужики хором, - не первый раз замужем.               
 «Правда, так с первого раза и не скажешь, - заключил я, про себя, глядя на Игоря.
 По его щуплому узкоплечему туловищу, которое контрастировало с крупной дебэлой  фигурой его жены, сразу было видно, кто в доме хозяин. Он был артистом и играл в нашем ТЮЗе, как правило: то зайчиков, то собачек, то козликов, но бывало и волков. В его серых глазах отпечаталась, накопившаяся за века, вся грусть еврейского народа.
 «Вот, - думаю, - у них бригада, какая: один – боцман, второй балерун, а третий – артист и завершала всю эту команду Татьяна, которая в этом же театре работала музыкальным редактором».
- Ладно, - соглашаюсь, - восстанавливайте дом, а в случае чего, обращайтесь – я помогу. А сейчас поехали назад. 
  И это – «в случае чего», не заставило себя долго ждать...   
  В начале июля, когда сантехника и электричество в новой гостинице уже работала, а Мамай с напарником вовсю штукатурил стены, приезжает в Гагры Татьяна и, чуть не плача, рассказывает: «После того, как ты у нас был, я оставила ребятам денег, а сама поехала в Москву устраиваться на работу. А вот вчера, приехав в Афон, ужаснулась, - прошло два месяца, а дом так и не отремонтирован. Нет, кое-где работа видна, даже свет провели, но комнаты до сих пор без окон и спят они на матрацах на полу, а входную дверь просто, как говорится, - поставили, на честном слове, что она не закрывается и не открывается, так они её дубком на ночь подпирают.               
   Ну, мы и решили, ещё месяц поработать, а потом заморозить стройку, до следующего года, потому что жить там ещё нельзя».
«Да, - думаю, - собралась бригада творческих людей, а гвоздя забить некому».
  А Татьяна, чуть ли не умоляющим голосом, продолжает:               
- Поехали со мной в Афон, брат Андрей согласен, только без тебя не хочет ехать, аргументируя это тем, что он с тобой много кафе и баров построил и доверяет тебе, как бригадиру.
- Хорошо, - согласился я, - только у меня – одно условие, я буду устанавливать объём работ и каждому, что надо делать. А то у вас была не бригада, а банда батьки Махно, без единого руководства, и каждый с утра делал, то, что сам решил.
- Так, оно и было, вроде, целый день все при деле, а результат – нулевой, - тихим голосом сказала Татьяна.
  - Ладно, собирайся, - говорю Андрею, - надо сестре твоей помочь. Тем более, мы здесь практически всё закончили, отдыхающим есть, где жить, а мы Толику ещё и свою комнату освободим – он только обрадуется.
     И мы, наспех собравшись, взяв кое-какие инструменты, поехали в Афон. И уже к вечеру были на месте. Ребят застали во дворе за столом, они неспеша ели и о чём-то, так же не торопливо беседовали. 
Увидев нас, они слегка опешили, а потом Игорь чуть наиграно, сказал:      
 - Вот, хорошо, подмога приехала, садитесь за стол.          
Мы сели, чтобы тоже перекусить, а я смотрю, боцман, куда-то в кусты побежал, и уже через минуту сверкнула его голая жопа.
  Я офонарел и спрашиваю:
 - А у вас, что туалета нет?
- Нет, - отвечают, - ещё не успели построить.               
-  А, что ж вы два месяца прохлаждались и х..и пинали, что в огороде срёте? – наехал я на них.
 - Конечно, чего напрягаться, море рядом прямо за участком, можно расслабиться.
Но думаю: «Пусть Татьяна, сначала изложит свои соображения, а потом и я подключусь».
    Она высказала свои сомнения, мол, мы всё равно не успеем к сентябрю сделать его жилым, поэтому, давайте максимально, что можно отремонтируем и закроем дом на зиму, и творческая часть бригады, её поддержала, одобрительно закивав бестолковками.
 Тогда Андрей, не выдержав, сказал:
- Это вам не Харьков и не Москва, если вы закроете дом без охраны, то к весне ничего не найдёте,               
всё растащат. Давайте сопли не жевать, а за полтора месяца, восстановим дом.
  Такого оборота, ребята не ожидали, а он добавил:
   - Татьяна бери ручку и пиши перечень работ, и срок их выполнения, - и уже обращаясь ко мне, - давай командуй!               
 - Первое, - говорю, - за неделю надо поставить туалет, вырыть яму куба на два, а если получится и больше, с кирпичными стенами, ну и со всем остальным, желательно не близко и не далеко. Место завтра определим. Этим займётся – Андрюша, у него опыт в этом есть. Второе, - заложить ещё два проёма на веранде второго этажа – это на день работы не больше, выполняет балетмейстер – Илюша. Игорь, вставляет уже готовые рамы в окна и красит – за неделю, а боцман – доделывает за два дня всю проводку по дому, выводит места для розеток, и – освещение нормальное на улице, а то сидим под одной лампочкой, как блокадном Ленинграде.               
 - А, ты, что будешь делать? – язвительно спросил Игорь.
- А я, установлю входную дверь, для начала, а потом с Татьяной, будем готовить комнату под жильё на втором этаже, красить, мазать и так далее, да и с кроватями, и бельём надо разобраться, а то живёте, как бомжи – на полу спите, в одежде.
Такого напора, работники не ожидали и с кислыми лицами тут же побрели спать.
  На следующее утро Татьяна, наливая чай, сказала:
 - Все по местам, которые обозначил Евгений, а я в Сухуми за обоями, клеем и краской.
   Тут уж никто и пискнуть не посмел, потому, как она действительно во время войны, наверное, смогла бы дивизией командовать…
  Так общими усилиями, при моём руководстве и непререкаемом авторитете жены Игоря, недели через три: был построен туалет, поставлены все окна, подведены розетки, в доме и на кухне, подключен насос в колодце, развешены лампы перед фасадом дом, во дворе, и даже на ступеньках, выходивших к морю, а мы с Татьяной в двух комнатах на втором этаже, поклеили пенопластовые потолки и обои, я починили старые кровати, а она купила новое постельное бельё и подушки.   
 Ещё через неделю, не выдержав такой напряжённой работы, балерун выдал:
-  Я сегодня звонил домой, мне надо срочно ехать.
   И боцман, тоже его поддержал, мол, уже четвёртый месяц здесь торчу, жена начала беспокоиться, потому, как я даже в рейсах, никогда так долго не задерживался. 
   В общем, с ними, было всё ясно, но они нам погоды уже не делали, поэтому получив, заработанные денежки – укатили домой.  А ещё через неделю и Андрей поехал в Гагры к Толику, чтобы рвануть, за очередной машиной. 
  А мы продолжали уже втроём отделочные работы ещё в двух комнатах.               
 Вот тогда Татьяна и объявила: 
- Через два дня приедут наши тётки из Кубани, надо эти комнаты им подготовить.
- Так, всё готово только полы осталось покрасить, - отвечаю.               
- Нет, - возражает, - давай не красить, а бросим на пол какой-нибудь ковёр или линолеум, а то они задохнуться.               
- Ладно, пусть Игорь бросает, а я пластиком веранду изнутри обошью к их приезду.               
  Так и решили… 
  С утра, в назначенный день действительно приезжают, две тётки с подругой. Они долго смотрели и радовались, как восстанавливается отцовский дом, который тот строил ещё при Сталине, когда работал у него в гараже на даче.
- Вот, какая оказия получилась, - пожаловалась мне Танька, - приехали три тётки и заняли две комнаты и все наши кровати, поэтому я с вами в деревянном домике на берегу переночую.
 Делать нечего, думаю: «Пусть спит, если твой муж не возражает, домик небольшой фанерный, но втроём на матрасах поместимся». 
   Вечером Игорь, услышав такую новость, сразу побежал и начал стелиться.               
А я смотрю, он под стенку укладывается, а свою жену кладёт, между нами, думаю: «К чему бы это?»               
 Но, когда наступила ночь и, все начали засыпать, раздался такой громкий храп, что, я, проснувшись, сначала не врубился, что это за звук и откуда исходит. Увидев в лунном свете лицо Татьяны с раздувающимися щеками и ртом, выдающими невообразимые по звуку и мощности рулады, от которых, вся фанерная халупа гремела и содрогалась, я всё понял.
   Было такое ощущение, что мы находимся внутри какого-то большого инструмента, типа контрабаса и, кто-то играет на огромном мычке.  А Игорёк, забившись в угол и, накрывшись одеялом с головой и, скорее всего, засунув в уши вату, спокойно спал. 
«Вот, гад, - думаю, - и не предупредил, что Танька храпит, так и заикой можно стать».
  Поэтому взяв одеяла, я вышел из трясущегося домика.
 Но и на улице её храп заглушал даже морской прибой.
 Заснуть было невозможно и я, зайдя на кухню, заварил чай и уже за столом у меня возник такой стишок:
  Когда мужик храпит – понятно:
 бухой, усталый, крепко спит.
 Но, женский громкий рык невнятный,
 неясно, чем она храпит?
   Просидев почти до рассвета, я там же и за кимарил.
   Разбудили меня голоса, тёток, которые, видно в содружестве со старческим маразмом и бессонницей просыпались с рассветом, то есть – около пяти. 
 Не выдержав такого наказания, я побежал на берег. Но и там мне не дали поспать.
 Не прошло и полчаса, как какие-то два молодых мужика, упитанные и с отвисшими животами, похожие на молодых поросят, начали с визгом и хохотом так плескаться в воде, что разбудили даже Игоря с Татьяной.
  Делать было нечего, и я побрёл обратно во двор. 
 А там уже и чайник закипел, и тётки раскладывали на столе завтрак со всякими привезёнными ими вкусностями, по тарелкам.
 Садясь за стол с тяжелой (от не досыпа) головой, подумал: «Ещё одной такой ночи не переживу».               
 А тётки, уминая свои гостинцы, обращаясь к Татьяне, льстиво лепетали: 
- Какой у тебя Игорь молодец, как он всё хорошо и быстро отремонтировал, как тебе повезло с мужем.
   Это не справедливость меня уже окончательно добила, но я, не став им противоречить, а только сказал, обращаясь к Татьяне: 
- Слушай, мне надо срочно сегодня в Гагры поехать по делам, Толику помочь электрику закончить в гостинице, - и потом спросил, - ты же не возражаешь?
- А как, же ремонт? - испуганно спросила она, - ведь надо ещё кое-что доделать.
- Да, что там осталось? – парировал я – по мелочам, - и добавил, - вы и с Игорем легко доделаете, ведь, он у тебя такой молодец! Как тебе, повезло…