Неравносторонний треугольник

                Рассказ.
      - Знаешь, что мне хочется сделать прямо сейчас?- он смотрел ей в лицо, не отводя своего взгляда и, наверное, не мигая.
                - Чего же?- кратко поинтересовалась она, посмотрев на него вроде бы даже заинтересованным взглядом.
- Взять тебя крепко за руку, да так крепко, чтобы у тебя на глазах  от боли вы-ступили слезы и тебе захотелось бы даже завыть, ведь кричать в голос  тебе- особе с высоким социальным положением -  нельзя, вдруг кто-то тебя узнает  да не дай Бог снимет на телефон и в интернет выложит, - выйти с тобой  из этого зала, держась за руки, словно близкие люди, пойти в гостиницу напротив, взять нормальный – именно нормальный, а не шикарный – если они, шикарные, в этой гостинице есть,- номер и не выходить из него все эти сутки. Еду, шампанское и все, что нужно, я бы заказывал в номер…
           Мужчина лет сорока с лишком, подтянутый, довольно ухоженный, без видимых залысин, в неплохом костюме, приобретенном  явно не в рыночном «бутике», в очках с тонкой неброской оправой из золота замолчал, выстукивая пальцами  на ресторанном столе какой-то мотивчик и выжидательно глядя на женщину, сидящую напротив.
    Обладательница «высокой социальной оценки» угадывалась в ней сразу. Брючной  деловой костюм кремового цвета был и сам по себе шикарен, да еще и сидел как влитой на статной женской фигуре, в которой все было в меру , без новомодных излишеств и на своих местах. Внимание в ней притягивало не что-то по отдельности, не какая-то особо привлекательная часть тела, а она вся, целиком, с носков дорогих итальянских туфлей-лодочек до головного шелкового платка. А еще было несколько поблескивающих в лучах света красивых колечек на ее тонких длинных пальчиках с красивым маникюром, аккуратные серьги с рубинами в ушах и шикарное колье на груди. И благоухание благородных французских запахов вокруг нее. Рядом с  такими духами я оказался впервые в жизни.
    Меня занесло в ресторан аэропорта г.Томск  вдруг вспыхнувшее желание отведать местного пива, которое мне нахваливали знакомые. Самолет мой вылетал рано утром, и я решил, что будет правильнее не вскакивать в городской гостинице в три часа ночи и мчаться в аэропорт на такси за бешеные деньги, а спокойно  приехать сюда на маршрутном автобусе, поселиться в аэропортовскую  гостиницу, поспать утром немного подольше и спокойно улететь в 6 утра дальше.
       Так я и поступил. Вещи мои покоились в непритязательном одноместном номере, а я решил выйти на «променад».
              Эта  довольно странная  пара, выглядевшая  как не равные  друг другу люди, вошла в ресторан через несколько минут после меня. Я, по своему обыкновению, выбрал себе место у окна, с которого мог наблюдать почти за всеми посетителями ресторана и поглядывать на улицу. Они расположились недалеко от меня и в ожидании официанта разглядывали зал. Разговор, невольным свидетелем которого мне довелось стать, видимо являлся продолжением начатого ранее. Они не переходили, как «шпионы», на шепот, пытаясь таким образом скрыть от окружающих свой разговор, говорили негромко, но внятно, и мне все было слышно, я даже стал испытывать неловкость от этого, но пересаживаться в другое место, подальше от них, не стал, рассудив, что сделать это могут и они. Я, конечно, делал вид, что мне не интересно то, что происходит за их столиком, но на самом-то  деле все было не так…
    Женщина поглядывала на своего собеседника и перебирала скатерть. Она молчала. Мужчина, по-видимому, ждал от нее какой-то реакции на свои слова. Не дождавшись, он продолжил:
   - Это я бы сделал сначала. А потом, - при этих словах женщина как бы встре-пенулась и посмотрела на него с любопытством,- потом я бы предложил тебе выйти за меня замуж…
    Мужчина в упор смотрел на нее, ожидая ответной реакции. Она вздохнула, отсвет любопытства в ее глазах стал пропадать.
   - Давно ты так со мной не разговаривал,- констатировала она мягким  грудным голосом. И что было бы  дальше, Володя? – посмотрела она на него.
  - А дальше тебе пришлось бы решать, как поступить. И как бы ты ни поступила, ты, наверное, потом пожалела бы о своем поступке. Но это могло бы случиться потом, понимаешь, после всего?! А ты уже сожалеешь об этом, хотя мы с тобой еще ничего не сделали. Вернее,  мы  делаем, но я не об этом, ты меня понимаешь?- с  задрожавшей в голосе мольбой обратился он к ней.
   Она опять промолчала. Мне, слушающему  и разглядевшему их, становилось понятным, что в их отношениях – а они, безусловно, были- все очень не просто. Они были знакомы друг с другом давно, а сейчас у них был период, когда надо либо связать друг друга еще более крепким узлом или разрубить его. Но рубить этот узел ни он ни она не хотели. И если желание этого мужчины не отказываться от  такой женщины мне еще по-обывательски было понятно, то ее не готовность махнуть саблей и покончить  с чем-то, что связывало их , было непонятно. Словно бы он имел над ней – такой недоступной на вид, самодостаточной, шикарно выглядевшей и пахнувшей- какую-то тайную власть.  А ему не сиделось и не молчалось.
 - И что  ты  решишь? – не унимался он.
 - А решу я следующее,- начала вдруг она, и я напрягся вместе с Владимиром.
 - Мы допиваем кофе и на время разъезжаемся по своим делам. Меня внизу уже машина ждет. А тебе я скажу вот что: ты бы мог взять меня крепко за руку и повести куда-то, хотя бы даже в эту гостиницу или даже замуж. И я бы пошла с тобой, хотя, может быть, потом бы об этом  и жалела. Но ты не берешь и не ведешь, ты только говоришь об этом. И ждешь, когда что-то решу я… Видимо, наше с тобой время еще не пришло. Так что пока все остается так, как есть. Пойдем. Мне водитель уже телефон звонками оборвал.
  В ее тоне не было ни злости, ни упрека, а сквозило одно только сожаление…
   Они поднялись из-за стола и пошли вниз. Мы встретились с Владимиром взглядами, и он удрученно покивал головой и тяжело вздохнул. У него был вид побитой, но не отправленной в отставку собаки.
             В окно я видел, как женщина села в ожидавшую ее машину класса «люкс». Та рванула с места и понеслась в сторону города. Владимир постоял немного на улице, посмотрел на часы, по сторонам и вернулся в здание аэропорта.
    - Не возражаете, если я к вам подсяду?- он застыл возле меня в ожидании.
Я не возражал. Владимир заказал бутылку дорогого коньяка и лимон.
   - Давайте за знакомство,- предложил он. Я отказался, сказав, что не хочу мешать пиво с коньяком, да и на самолет мне утром надо. Он , видимо, не желая потерять собеседника, заказал мне еще пиво.   
  Мы чокнулись и выпили.
  - Извините за то, что вам пришлось присутствовать при таком малоприятном зрелище, - утвердительно сказал он и замолчал, видимо, не зная, как продолжить разговор.
- Не простая у вас ситуация,- посочувствовал я и словно открыл дверь этими словами.
 - Очень,- тут же с желанием ответил он и, не спрашивая разрешения, поведал их историю.
  - Все банально – два парня и одна девушка. Мы с Вадиком дружили с 5 класса, и в институте учились в одной группе, а Вера училась с нами. Такой вот треугольник. Сразу ее качнуло в мою сторону, вроде бы все по-серьезному было, свадьбу даже планировать начали, а потом я в аварию на маршрутке попал, в больнице лежал загипсованный, а они за это время…
  Он отпил из бокала и почмокал губами. Выражение  его лица  стало горестным.
  - Он стал ее первым мужчиной и они поженились. Я был на свадьбе свидетелем – не смог отказаться. Отношения наши не то чтобы испортились – через дружбу мы с ним переступить не смогли- но стали какими-то сухими, что ли. Легкость и непринужденность ушли. Между собой  мы, конечно, объяснились, и он и она  просили  у меня прощения, да и знал я, что Вадик тоже любит Веру. И тогда вот, наверное, я и допустил в первый раз слабость и не смог от них далеко уйти. Я мог распределиться в Башкирию, уехать туда жить и работать и кто знает – мог   и забыть о них со временем, или хотя бы задвинуть воспоминания о них куда-нибудь далеко…Но я не настоял на этом варианте и мы попали работать в одно нефтяное управление… Жили мы поначалу в одном общежитии, только они на семейном этаже, а я среди холостяков. Потом им квартиру дали, а я в общаге остался.
  Он отхлебывал коньяк из бокала, заедал его лимоном, понемногу пьянел и рассказывал историю своей жизни.
  - Виделись мы и по работе, и на корпоративах и разных других мероприятиях, и в гости я к ним ходил, был между нами, конечно, холодок, и натянутость в общении была , но стал я замечать, что Вера иногда дольше обычного смотрит на меня, и кусок повкуснее мне положит за столом, и прикоснется ко мне как бы невзначай. Меня от всего этого, а больше, наверно, от своих фантазий с этим связанных, в пот бросало. А потом она пришла ко мне в общагу. И стали мы с ней любовниками. Согрешили, одним словом…
  Он сделал большой глоток, прожевал дольку лимона и, увидев, что я допил пиво, заказал мне еще. Он явно не хотел выпускать меня из своей жизни. Мне не нужно было задавать ему каких-то вопросов – он довольно обстоятельно рассказывал обо всем сам.
 - Это было моей второй большой ошибкой – я допустил такое, и  в наших отношениях словно червяк в яблоке завелся. А третьей моей ошибкой было то, что я ей предложил подать с Вадиком на развод и выйти замуж за меня. А у них, оказывается, анкеты где-то там на рассмотрении лежали, они планировали поехать за границу работать и развод в их планы не входил.
 - Так в чем же ваша третья ошибка была?- спросил все таки я.- В том, что вы предложили Вере замуж за вас выйти?
  - Да нет,- скривил недовольно он губы и посмотрел на меня как  на человека непонимающего.  -  Ошибка моя  была в том, что я не настоял на этом, не пошел, в конце-концов, к  Вадику, не рассказал ему обо всем, не плюнул на приличия, не затеял скандал, не сделал хоть что-то… А послушал Веру и оставил все как есть. В неопределенности. Само все должно рассосаться… А оно до сих пор так и тянется, и конца этой резине нет…
  - И сколько лет все это так вот происходит?- спросил я и услышал в своем голосе даже интерес.
  - Двадцать лет уже, с перерывами…- Он выпил с грустным выражением лица.
  - Они за границей пять лет работали, мы не виделись. У них там дочь родилась… Хотя мне кажется, что это моя дочь, Вера как-то даже намекала…
  Он опять отхлебнул из бокала.
  - Представляете, каково это, когда твоя дочь тебя дядей Володей называет? Когда ты хочешь затискать ее в объятиях, но должен сдерживаться, ведь не поймет никто твоего порыва… Я даже решился на проведение генетической экпертизы, волосы ее собрал, храню их у себя, и все не могу решиться никак..
 Он опять глотнул из бокала. Владимир был уже изрядно навеселе, но ему хотелось дойти в своем рассказе до конца.
 - А почему не можете?- спросил я. Опыта подобных ситуаций у меня не было и мне казалось таким естественным действием провести экспертизу и все выяснить.
  - Вы что, не понимаете?- Владимир посмотрел на меня как на несмышленыша. Я в самом деле не понимал.
- А если выяснится, что она не моя дочь – как мне с этим жить дальше? Какой смысл будет в моей дальнейшей жизни? Для кого жить, для чего? Так у меня хотя бы есть иллюзия, и я понимаю, что это, возможно, иллюзия, но она скрашивает мою жизнь, понимаете? Ну а если я все-таки решусь на экспертизу и выяснится, что Лиза моя дочь, мне ведь придется переходить к самым решительным действиям, объявлять об этом Вадику, Вере, самой Лизе. Думаете это так просто? Так вот враз жизнь четырех человек на дыбы поставить?
   Он хлебнул коньяку  и заказал мне еще пиво. Оно в меня уже не лезло и я пил его мелкими глотками.
   - Пока они работали за границей, я женился, сын у нас родился, я надеялся, что эти новые заботы и хлопоты отодвинут как-то от меня мысли о Вере, и вроде бы стало это получаться…  Но когда они вернулись оттуда и мы встретились семьями я понял, что не прошло ничего.  Она как хроническая болезнь сидела во мне, и я не мог никак от нее излечиться.  Мы стали опять тайком встречаться, мне было стыдно за это и перед женой, и перед Вадиком,  но я оправдывал себя тем, что он украл Веру у меня, воспользовавшись моментом, а я просто беру то, что принадлежит по праву мне.  Ни о самой Вере, ни о своей жене я не думал тогда.
- А у  них с Вадиком  после работы за границей карьера в гору пошла, в разные стороны, правда, они оба еще дополнительные образования получили, он теперь в  министерстве работает, а она во властные структуры пошла. Сюда вот на какой-то «круглый стол« прилетела, завтра весь день будет там занята. А я все жду ее и жду… За ней следом летаю, как хвост, чтобы увидеться. Хорошо у меня своя фирма теперь, командировку могу в любое место сам себе выписать…
- А семья ваша как?- спросил я.
- А что семья? Развелись мы, не смог я жену свою обманывать, она-то уж точно не виновата в том, что у нас такой вот треугольник образовался. Я их не бросил, деньгами помогаю, хотя сын уже взрослый, институт закончил, женится скоро… Жене я всей правды-то и не рассказал. Зачем ей еще и такую тяжесть на свои плечи брать…
  Он допил коньяк и покачал сокрушенно головой. Я представил себе жизнь этого человека и мне стало его жаль. Вроде бы в этом рассказе я ничего нового и не услышал, всего лишь банальный  любовный треугольник, но когда это продолжается двадцать лет,  а тебе рассказывает об этом человек, являющийся одной из сторон такого треугольника, в твоем сердце  к такому человеку  может появиться и жалость, и сострадание.
  - Давайте еще выпьем?- предложил Владимир. Я отказался наотрез и , пытаясь отвлечь его от темы выпивки, попробовал давать советы, которые он на завтра, скорее всего, забудет:
- А вам надо в самом деле что-то решать, ситуация ваша и так затянулась. Знаете, есть такое выражение:  «Лучше ужасный конец , чем бесконечный ужас». Вам надо решиться на это и изменить свою жизнь. Вы же, в конце-концов, мужчина. А мужчине присущи и решительность, и твердость…
   Примерно так я «вещал». А потом вдруг подумал: « Господи, давал бы Ты  мне силу и мужество принимать в нужные моменты правильные решения, а не быть тюхтей и соплежуем, не способным на них... Какое право я имею давать кому-то советы, поучать кого-то, если сам порой, вернее даже, очень часто…»
  - Вы думаете, я не понимаю этого?- перебил меня Владимир. – Мне давно надо было разрубить этот узел, или по крайней мере перестать встречаться с Верой… Но я не могу… Мне не хватает для этого сил…Я люблю ее до сих пор…Стоит мне представить, что я больше никогда не увижу ее, не услышу ее голос, не вдохну запах ее тела – мне становится плохо… Я впадаю в депрессию и начинаю себя жалеть… И ухожу в запой… Я знаю по себе, что это не спасает и не помогает, но…Ничего не могу с собой поделать. Пробовал не раз- не получается… Надолго меня не хватает… А знаете, мне даже иногда кажется, что такое положение вещей, эта неопределенность даже может нравиться и устраивать и Веру, и меня, и Вадима… Каждый из нас получает в нашем треугольнике что-то свое, нужное ему, чего ему не хватает в жизни, и не хочет этого лишаться… Потому так долго все это и тянется…
   Он вытер ладонью набежавшие слезы и посмотрел на меня.
  - Вы  считаете меня тюфяком и соплежуем, не способным на решительные поступки?
    Мне стало даже неловко – неужели я сказал об этом вслух, не заметив этого, а он услышал?
    - Да нет, что вы, - начал оправдываться я. – Просто непривычно как-то слы-шать такое от мужчины, обычно женщины говорят, что не могут освободиться от своих чувств, хотя и понимают, что это губит их жизнь…
  - Нет, вы не правы,- с мимикой пьяного человека помахал он перед моим носом пальцем.
  - Дело тут не только в чувствах, Вера составляет смысл моей жизни, и если я его лишусь – зачем мне  жить?
 - Может, для того, чтобы попробовать найти в ней какой-то другой смысл и попытаться начать другую жизнь?-  неожиданно зафилософствовал я.  Владимиру эта мысль понравилась, он даже изобразил на лице задумчивость.
  - А в этом что-то есть. Надо обдумать. Официант,- он пощелкал пальцами, подзывая официанта с желанием заказать еще выпивки. Я решил проявить решительность, отогнал официанта, подхватил Владимира и повел его в гостиницу. Он немного попробовал поупираться, уронил свои очки в золотой оправе, я поднял их и положил ему в карман пиджака. Должен вам сказать, что пьяные люди ведут себя примерно одинаково, независимо от того, «набрались» ли они отечественным портвейном за 200 рублей или французским коньяком за пять тысяч.
    Мы присели на скамеечку перед гостиницей, Владимир захотел покурить. Я подумал, что уж лучше он покурит перед сном, чем, придя в номер, решит закурить в постели.
 Он немножко протрезвел на свежем воздухе и лицо его выглядело уже не таким истерзанным от рассказа про свою нелегкую жизнь в треугольнике.
  - А вы говорили, что у вас самолет завтра рано утром?
  - Да, в шесть часов вылет.
 - И вы тоже решили приехать сюда,  в  гостиницу, чтобы не переться среди ночи  из города?
 - Да, я решил, что так будет удобнее. И поспать можно подольше, и без нервотрепки улететь.
 - А мы с Верой тоже так иногда делаем. Она завтра весь день будет занята по работе, а к вечеру приедет сюда. Номер я ей забронировал. И ночь мы проведем вместе…
          На его лице крепко выпившего  мужчины  вдруг расцвела, как цветок, довольная и глупая улыбка счастливого человека. Он уже находился в предчувствии   встречи с любимой женщиной. А все остальное для него сейчас не имело никакого значения.
   Я помог ему подняться на второй этаж, довел до номера. Он предложил зайти к нему в гости, у него там все  для этого есть. Я отказался от выпивки, помог ему снять пиджак, убрал в шкаф, уложил Владимира на казенную кровать и укрыл его пледом.
  - Да-да, мне надо поспать, а завтра я отлежусь за день в ванной, и вечером буду в норме…- словно рассказывая мне о своих планах на завтрашний день бормотал он, засыпая.
    Я тихонько захлопнул дверь его номера и повесил на ручку табличку «Не беспокоить».  Человеку в самом деле надо выспаться и протрезветь. Дойдя до выхода на лестницу, я непроизвольно оглянулся на  дверь его номера, и подумал, что там отдыхает человек, который считает себя одной из сторон треугольника, причем стороной не самой равносторонней .
 12.12.24