Вербальный секс

   
  Подали состав и милая стюардесса у дверей вагона, заглянув в паспорт, подтвердила моё место у окна. Июнь, погода чудесная - я налегке, в синих джинсах и голубом поло. В руке сумка-кошёлка, сшил из старого кожаного плаща, который когда-то был предметом зависти едва ли не всех сотрудников нашего ВНИИРа. В сумке томик Бродского, что-то из белья и шесть блинчиков с начинкой, приготовленных специально в дорогу, да, и бутылочка коньяка так, на всякий случай.., ездит со мной давно. Прошёл, расположился, протестировал кресло на эргономичность и достал Бродского. Открыл наугад:
    "Провиyция справляет Рождество.
     Дворец Наместника увит омелой
     и факелы дымятся у крыльца.
     В проулках толчея и озорство.
     Весёлый, праздный, грязный, очумелый
     народ толпится позади дворца

     Наместник болен...
глаза скользят по строчкам, а в голове звучит давно полюбившийся и выученный текст. Кстати, Иосиф Александрович говорил: -"Всё что знаете на память - ваше." Перевернул несколько страниц и опять удача - моё:
    "Дорогая, я вышел сегодня из дому поздно вечером
     подышать свежим воздухом, веющим с океана.
     Закат догорал в партере китайским веером,
     и туча клубилась, как крышка концертного фортепиано.
     Четверть века назад ты питала пристрастие к люля и финикам
     рисовала тушью в блокноте, немножко пела..."
Продолжая крутить "барабан", поглядываю на прибывающих пассажиров, а одиноких тестирую на ко мне, ни ко мне.
Раньше, провожая бабушку в Москву, удивлялся её бесполезному везению - всегда в попутчицы получать именно красотку...
  Время вышло, поезд тронулся - я откинул подлокотник, занял соседнее кресло томиком стихов и уставился в окно. - "Добрый день!" Юная барышня, в толстой мохеровой кофте, взглядом показала на сиденье. - "Здрасти" - убрал Бродского, встал и поднял с пола её тяжелую сумку. - "Ой, подождите!" Наши руки столкнулись и какое-то время удерживали сумку вместе. Девушка достала из сумки пакет и я легко забросил поклажу на полку. - "Спасибо" - она посмотрела на сумку, на меня и представилась - "Соня". - "Юра" - Мы расселись. Взяв книгу и устремив взгляд в поэзию, стал исподволь рассматривать попутчицу: миленькая, молоденькая, светленькая в чудовищной мохеровой кофте, волосы собраны, ногти подстрижены - мне нравилась. Посидев в напряжении, попутчица пошелестела пакетом, достала книгу Паоло Коэльо "Одиннадцать минут", опять посидела в напряжении и раскрыв,  повернулась к окну, скосив на меня изучающий взгляд. Моё внимание тонуло в поэзии - впечатление производил Paco Rabanne.
  Поезд мчал, колёса стучали, я в такт подпевал: "Туды-тудаа, туды-тудаа", и думал о хорошенькой барышне и её ко мне внимании. Ехали молча долго, я прислушивался к её чтению, и часто переворачивал мои страницы. В какой-то момент я не выдержал напряжённого ожидания и произошла стихотворная эманация:
    -"Когда так много позади всего,
      В особенности - горя,
      Поддержки чьей-нибудь не жди,
      Сядь в поезд, высадись у моря...
Чуть приблизившись, я не громко, но чётко артикулируя произносил текст прямо в блестящую бусинку её серёжки. Соня, (ах, как музыкально звучит её хорошенькое имя) - выпрямилась, осторожно повернула голову и посмотрела с недоумением. Я выдержал мгновение, улыбнулся и объяснил:
    - Оно обширнее. Оно и глубже.
      Это превосходство - не слишком радостное,
      Но уж если чувствовать сиротство,
      То лучше в тех местах, чей вид
      Волнует, нежели язвит."
- "Вы любите стихи?" - Юное создание опустила взгляд, от чего на лбу появилась морщинка и по-школьному ответил: -"Да, люблю." Я постарался сделать выразительным лицо и вкрадчиво, с паузами произнёс: - "Мне приятно было бы иметь удовольствие думать, что вы не рассердитесь, если я попробую предложить вам рассуждения, о превосходстве поэзии над, я качнул головой в сторону её книги, прозой." - И сдвинувшись максимально вперёд, развернувшись к собеседнице, внимательно посмотрел ей в лицо и приподняв бровь, подчеркнул ожидание ответа. - "Не рассержусь." - В глазах Сони мелькнуло  лукавство. - "Роман, барышня, предлагает Вам, познакомиться с чужой жизнью, а поэзия - почувствовать пульс собственной. Например, после вашего Коэльо один читатель захочет запомнить время старта, а другая, наполнить смыслом, истории своих отношений." Роман прочтут сто человек, спроси их - расскажут одну, придуманную чужим дядей историю. Другое дело поэзия - здесь ты соавтор, творец рождающий образы, но никак не читатель, скачущий по страницам к концу повествования за долгожданным ответом - чем всё кончилось? У поэта стих держит, не отпускает, заставляет думать, выстраивать образы, перечитывать ещё и ещё пока не запомнишь, пока не станет твоим.
      "Сад громоздит листву и
       не выдаёт нас зною,
       (Я знал, что существую,
       пока ты была со мною)

       Площадь, Фонтан с рябою
       нимфою, скаты кровель
       (Покуда я был с тобою,
       я видел все вещи в профиль.)"
 - "Вы, Соня, можете представить весь мир, в профиль?" - "Почему весь мир?" - "Потому, что это гипербола. Поэт любит женщину так, что глаз от неё отвести не может. Глаза в глаза смотрят равные, а в жизни чаще: один любит, другой  любить позволяет. Идут рядом, но смотрят в разные стороны: она вперёд, а он на неё, поэтому видит профиль. Любовь на столько меняет жизнь, что весь мир начинает казаться в профиль. Кстати, может быть и по-другому:
      Великий человек смотрел в окно,
      а для неё весь мир кончался краем
      его широкой греческой туники
      обильем складок походившей на
      остановившееся море.
      Он же
      смотрел в окно, и взгляд его сейчас
      был так далёк от этих мест, что губы
      застыли точно раковина, где
      таится гул, и горизонт в бокале
      был неподвижен.
      А её любовь
      была лишь рыбой - может и способной
      пуститься в море вслед за кораблём
      и, рассекая волны гибким телом,
      возможно обогнать его - но он,
      он мысленно уже ступил на сушу.
      И море обернулось морем слёз.
      Но, как известно...."
Я остановился, задумался, формируя мысль... - "А дальше?" - Не поднимая головы попросила соседка.
    - "Но, как известно, именно в минуту
      отчаяния и начинает дуть
      попутный ветер. И великий муж
      покинул Карфаген.
      Она стояла
      перед костром, который разожгли
      под городской стеной её солдаты,
      и видела, как в мареве костра,
      дрожащем между пламенем и дымом
      беззвучно рассыпался Карфаген
      задолго до пророчества Катона.
- "Жалко... " - Соня потупилась и сложив книгу, зажала её между колен. - "Увы, не выдержав разлуки Дидона, царица Карфагена, вонзила меч себе в сердце и бросилась в костёр, который под городской стеной разожгли её солдаты. А Эней...ну, что Эней - герои, к сожалению, не поэты, у них есть обязательства перед богами... Зато, у поэтов бывают стишки для настроения:
      Жизнь сложна и неказиста
      Смерть наверное ина
      Как подружка гимназиста
      После красного вина".
 - "Писатель думает о читателе и подсказывает ему правильное отношение к герою, а поэт свободен от этого - он предлагает образ, а дальше как хочешь. Например:"
      ..."Я писал, что в лампочке - ужас пола
      Что любовь, как акт, лишена глагола.
      Что не знал Эвклид, что, сходя на конус
      вещь обретает не ноль, но Хронос.
      Я сижу у окна. Вспоминаю юность.
      Улыбнусь порою, порой отплюнусь.

      Моя песня была лишена мотива,
      но зато её хором не спеть. Не диво,
      что в награду мне за такие речи
      своих ног никто не кладёт на плечи..."
Про лампочку и пол, можно долго рассуждать - кто кого боится. Вот любовь - состояние, а не действие. Утраченная вещь - остаётся в памяти. Про ваши ножки.., про ножки потом."
По вагону катилась тележка с напитками. Зашелестев фольгой, моя послушница разломила шоколадку: - "Хотите?" - Голос барышни сел и последние буквы не прозвучали. У меня заныло - так тихо и призывно это прозвучало. Вспомнилось давнишнее: "только как закуску". Поблагодарил и предложил начать с моих блинчиков - вкусных и удобных в употреблении. Мама научила  складывать их треугольниками, чтобы удобно формировать на сковородке для разогрева. Попросили чай и устроили антракт. Блинчики, как я и ожидал, произвели впечатление, но тему холостятской жизни, раскручивать не стал. Перед вторым действием, хорошенькая пассажирка Соня, стащила с себя ужасную кофту и я сразу влюбился. Пусть я не поэт, но и фас и профиль в такой близости - свели меня с ума. От неожиданности, я даже растерял порядок слов.
     - "Соня" - я постарался держать взгляд, чтобы он случайно не соскользнул в волшебную долину и не выдал расстройства в моих мыслях: - "А сколько музыки в стихах.?!" - фраза прозвучала фальшиво и я перешёл к иллюстрации - пропел "Рождественский романс":
       "...Плывёт в глазах холодный вечер,
        дрожат снежинки на вагоне,
        морозный ветер, бледный ветер
        обтянет красные ладони,
        и льётся мёд огней вечерних,
        и пахнет сладкою халвою;
        ночной пирог несёт сочельник
        над головою..."
 - "Прелесть музыки стихосложения в том, что каждый её слышит по-своему и часто иначе, в зависимости от нового прочтения. В рассуждении о сравнении, интересно и то, как прозаик возьмется описывать один день, какого-нибудь Иван Денисовича, на протяжении целого романа, а Поэт уложится в несколько строф, потому что - меньше информации, сильнее  воображение. Поэтический минимализм пользуется другим языком - более эмоциональным, где интонации экспрессивны, образы сжаты, ярки и условны!
        "Сдав все свои экзамены, она
         к себе в субботу пригласила друга,
         был вечер, и закупорена туго
         была бутылка красного вина.
         А воскресенье началось с дождя,
         и гость, на цыпочках прокравшись
         между
         скрипучих стульев, снял свою одежду
         с непрочно в стену вбитого гвоздя.
         Она достала чашку со стола
         и выплеснула в рот остатки чая.
         Квартира в этот час ещё спала.
         Она лежала в ванне, ощущая
         Всей кожей облупившееся дно,
         и пустота, благоухая мылом,
         ползла в неё через ещё одно
         отверстие, знакомящее с миром.
         Дверь тихо притворившая рука
         была - он вздрогнул - выпачкана;
         пряча
         её в карман, он услыхал, как сдача
         с вина плеснула в недрах пиджака.
         Проспект был пуст. Из водосточных труб
         лилась вода, смывавшая окурки
         он вспомнил гвоздь и струйку штукатурки
         и почему-то вдруг с набрякших губ
         сорвалось слово (Боже упаси
         от всякого его запечатленья),
         и если б тут не подошло такси,
         остолбенел бы он от изумленья.
         Он раздевался в комнате своей,
         не глядя на припахивающий потом
         ключ, подходящий к множеству дверей,
         ошеломлённый первым оборотом".
- "В этом стихотворении всё достаточно понятно, если не считать пары метафор, которые, возможно выходят за рамки (я случайно коснулся губами её уха) - твоей взрослости". Ухо вспыхнуло так, что маленькая серёжка стала не заметна. - "Ой, прости". - Я попробовал исправить положение: - "Ты наверное устала слушать мои умничанья?" - Милая головка, до этого склонённая, развернулась и на меня посмотрели серьёзные глаза - "Мне любопытно". - Это прозвучало буквально по буквам и взгляд вернулся в коленки. Я добавил в голос весёлости:
 - "Если бы я мог раздавать чины, то поэт у меня был бы генералом, а прозаик капитаном, ну, может быть лучший из них - майором". - Мы давно проехали Бологое и я мог не успеть закончить свой экзерсис.
  - "А вот, к примеру" - я взял её руку и зажал между своих ладоней - "как выглядит совсем маленькое стихотворение, при прочтении которого открывается целый видеоряд, хоть кино снимай. Называется "Кафе Неринга":
         "Время уходит в Вильнюсе в дверь кафе,
         провожаемо дребезгом блюдец, ножей и вилок,
         и пространство, прищурившись, подшофе,
         долго смотрит ему в затылок.

         Потерявший изнанку пунцовый круг
         замирает поверх черепичных кровель,
         и кадык заостряется, точно вдруг
         от лица остаётся всего лишь профиль.

         И веления щучьего слыша речь,
         подавальщица в кофточке из батиста
         перебирает ногами, снятыми с плеч
         местного футболиста.
 - "Представляю себе такое кафе, неспешное, тягучее время в нём; неслышные, непонятные разговоры; движение в нём, выдаёт только дребезг посуды. Толстый, подвыпивший господин, лениво провожает кого-то усталым взглядом. Уже вечер и городской пейзаж, лишённый линии горизонта, выставляет красный диск солнца, застрявшим меж черепичных кровель.
Соня, Представляете?" - "Представляю". - "А наше кафе - шум, гам, официантку не дозовешься - здесь, она появляется как бы неоткуда, и не идёт, а лишь перебирает ногами... Вы только подумали, и она, как по щучьему велению - уже здесь. А история с футболистом, который заскочил к подружке в подсобку и смахнув всё, уложил её прямо в батистовой кофточке на разделочный стол...ноги устроив себе на плечи..." Моя попутчица выпрямила спину, выпростала руку и не глядя на меня спросила: - "И что, так удобно?"