Цена цепной реакции - 14

Долго размышлять над словами сенатора Френку было некогда. Август тысяча девятьсот шестьдесят первого года Френк Гарди встретил хлопотами в Исследовательском центре «Нуль» — надо же было провести пробный запуск экспериментального реактора. Вдруг собрали неправильно — в такой-то спешке?

Закончить сборку установок как можно быстрее торопило военное начальство, особенно руководитель. Генерал Клинчер требовал от каждого сотрудника «Нуля», чтобы «наша страна ни на день не отстала от этих красных!» Примерно так Клинчер говорил на краткой церемонии открытия Исследовательского центра на прошлой неделе. Да, что-то в этом духе вещал он тогда, под ещё летним тёплым ветром, который всё норовил сдуть шляпу Френка. И вроде и складно вещал генерал — только Френк отчего-то всё косился на часы да выдохнул облегчённо, когда стало можно разойтись уже по рабочим местам.

«Эти красные»… По радио, которое иногда дома или в гостях у Бена Френк слушал, о них тоже говорили… Но — разве Ил в самом деле был угрозой? Или их профессор Шардецкий, чей женевский доклад открыл дверь таким способам применять атомную стихию, которых не знали ни Беркли, ни Гарвард? Только профессору Шардецкому теперь едва ли рады будут в Америке; а воспоминания о былых спорах с Илом Степанычевым Гарди гнал от себя прочь. Уехал ведь он и уехал, и ничего не случилось…

«Ничего не случилось!» И чего в голову мысли тоскливые лезут? Лучше уж о тех энергиях вспоминать, которые нейтрино высвободить может и о которых они и разговаривали тогда с Беном. Вот и сейчас Френк покачал головой и повернулся к безмолвно ожидавшему реактору. Механизм весом в много сотен фунтов спал, и счётчик Гейгера не издавал ни звука. Вроде всё и готово… Пора?

Френк ещё раз глянул на установку, одёрнул в кои-то веки новый, ещё кипельно-белый халат, подвернул рукава — и зачем только такие длинные? — проверил источник частиц. Провода никакие не искрили, и Френк решительно рванул на себя рычаг, включая механизм. Оживился счётчик, монотонным треском отмечая частицы. Что ж, генератор работает как надо! Но не слишком ли частый треск? И…

О реакторе Гарди и задуматься толком не успел — как же, за стол сесть не успел, а уже по из динамиков по всему коридору: «Доктор Гарди, вас требует Голдвин!» И из-за такого пустяка! Подумаешь, счётчик Гейгера растрещался… Долго ли реактор заглушить… Такие мелочи!

— Да тихо уж! Сейчас… — протянул Френк и взялся за рычаг. Потрескивание замедлилось и стало стихать. — То-то же…

— Да уж постарайтесь. Френк, боже милостивый, вы что тут устроили? — строго осведомился профессор Голдвин, шагая по кабинету Гарди.

— И… и вам доброго утра, Бен, — Френк растерянно улыбнулся и покосился на едва тикавший счётчик. — Ну… Теперь я точно знаю, что реактор работает, и что им можно пользоваться, вот…

— Вот? — сердито отозвался Бен, переводя дыхание — «не иначе бежать пришлось» — и, помолчав, добавил тише:

— Фон поднялся на всём этаже! Да что фон, вы так и погибнуть могли! Боже милостивый, здесь теперь никому нельзя оставаться… Сейчас же вызову службу.

— Да ладно, Бен! Что ж за эти секунды могло случиться? И… И вот, слышите, уже ведь и погасло, — Френк попытался было рассмеяться, но профессор глянул на младшего коллегу так, что Гарди смолк и перевёл взгляд на окно.

Голдвин устало покачал головой и вздохнул:

— Нисколько не сомневаюсь в вашем мастерстве. Но… Бога ради, не играйте так больше. Вы меня поняли?

— Да и не играл… — пробормотал Френк, разглядывая рычаги пульта управления под бледными пальцами. — Вдруг оно бы вовсе не работало… Ладно, простите, Бен. Больше не повторится.

— Надеюсь… Что ж, — уже мягче добавил Бен. — Раз уж нейтрино сегодня отдыхает, заглянете на ужин?

— Ага! Только ближе к вечеру… Не волнуйтесь, здесь сидеть не буду!

Оставаться в лаборатории, где всё ещё было слышно потрескивание счётчика Гейгера, Френк и в самом деле не стал; вдруг Бен решил бы заглянуть, и вряд ли бы он обрадовался встрече… Так что Гарди решил, что раз уж в синема на «Смертельных попутчиков» или ещё на что не хотелось, лучше посидеть до ужина у Бена в парке. К тому же и дождя не обещали, и прошла та жара, от какой рубашка липла к телу уже через пару минут прогулки под солнцем, а маршрут приходилось выстраивать так, чтобы по пути была тень.

Одним словом, раз до вечера всё ещё оставалась уйма времени, Френк оставил халат на спинке стула, накинул пиджак, ещё раз для надёжности подёргал рычаги теперь уже затихшего реактора и, заперев дверь, направился к парку. Хоть вечером и ждали на ужин, сейчас бы тоже перекусить — а что подошло бы лучше хот-догов в той лавке?

Лучи солнца, просвечивающие сквозь всё ещё зелёную листву, уже не грозили сжечь неосторожного гуляку, так что Френк прошёлся неторопливо возле мутноватого заросшего рогозом пруда, откуда тем не менее доносилось кряканье уток; покачался на скрипучих качелях — «и чего те дети так уставились, там же не написано, что докторам физики качаться нельзя?» — и отыскал наконец искомую лавку. Ну да как не найти, если за милю можно учуять их пряности?

— Не правда ли, здесь их всё ещё отменно готовят, доктор Гарди?

Знакомый бархатный голос промурлыкал совсем рядом; Френк замер; дрогнувшие пальцы чуть не выронили угощение. «Сенатор Хениш… Что же, не мог найти ресторан какой?» Уйти бы… Но вместо того чтобы поспешить прочь, Френк заторможенно кивнул:

— Да… Рад встрече…

— Но вы не выглядите радостным, сынок, — улыбнулся сенатор Хениш. — А ведь самое время жить и радоваться! Осенью такие замечательные солнечные дни — редкость, и по слякоти не слишком-то захочется ходить. К тому же — таким солидным людям, как мы. Тридцать тысяч долларов в год за такую аферу… Даже мой отец так бы не смог! Горжусь вами, сынок!

— Никакая не афера! — выпалил Френк, чувствуя, как заалели щёки. — Мы с Беном… Мы с Беном найдём…

— Да что вы найдёте? — Хениш шагнул ближе к стиснувшему зубы Френку и похлопал мягко по плечу. — Идеалисты девятнадцатого века… И вам, и Голдвину — а уж ему особенно — следовало бы знать, что нет уже тихого девятнадцатого века. И наука тоже далека от идеалов. Я же тоже физик, не забудьте.

— И что же вы…

— Ты тихо, сынок. Представь себе — ничего. Заработаем на вашем нейтрино, а дальше — будь что будет. Надеюсь, мы славно сработаемся, партнёр Гарди.

— Не партнёр! Я…

Хениш покачал головой, укоризненно глянул на Френка и поднял наставительно пухлый палец.

— Мальчик мой, перебивать взрослых невежливо. И перечить им не стоит. Особенно если вы хотите и дальше беззаботно играть с вашими гальванометрами и спектрографами. Ты уж слушай папашу Эда, он побольше тебя повидал. Ладно, Френк, улыбнись хоть! Доброго дня!

Надо было попрощаться тоже, но Френк лишь молча глядел вслед толстяку. «Да что этот лавочник понимает!» Но откуда этот знакомый холод внутри?..


...Тем временем Илья Степанычев тоже не мог насладиться отдыхом или учёбой в Калифорнийском университете в Беркли. Слишком уж суматошными выдались последние месяцы весны: вот он болтал как обычно с диковатым, но в общем-то толковым Френком Гарди о нейтрино, цепной реакции и атомной физике, ходил на лекции профессора Тиндаля — а уже через пару дней вдруг «Вы больше не можете находиться в Соединённых Штатах», перелёты сначала с остановкой в Токио, затем — Владивосток. Почти два дня полёта!

Но вот наконец и Москва, и ставший почти родным Физико-технический институт. Знакомый Климентовский переулок, где ветер шелестел листвой яблонь, и с ветвей слышался свист синиц, почти не изменился. Та же вывеска «Вино» за углом, те же пузатые автобусы мчат по улицам; только чей-то блестящий «Москвич» ненадолго привлёк взгляд Ильи. Ненадолго — Илья перебросил сумку за спину и поспешил по ступеням внутрь корпуса Института; надо же сдать отчёты да вернуться в аспирантуру как положено, со всеми бумагами. Хотя в такой солнечный, но прохладный от ветра день лучше бы прогуляться — уж двадцать копеек на мороженое точно нашлись бы...

— С возвращением, — профессор Ремизов, крепко сложенный и лишь на десять-пятнадцать лет старше самого Ильи, пожал руку Степанычева. — Но разве ваша заграничная стажировка не должна была закончиться в ноябре?

— Наверно должна была, — Илья неопределённо пожал плечами и тоскливо вздохнул. — Там той стажировки почти и не было. Одна болтовня о всякой ерунде вроде «прибавочной стоимости», «стран многопартийных и однопартийных», Китае и Корее... И как тут надёжностью заниматься, Дмитрий Александрович?

— Что же, студенты — понятно, им не до учёбы. Но что же профессора?

— Да тоже, — Илья махнул рукой и плюхнулся на стул рядом с убранным под стекло суконным столом. — Хотя в Беркли один был, Френк... Гарди, что ли, он он и электроникой не занимается, и тоже чудак ещё тот. Но поболтать хоть есть о чём... А в Беркли и поработать толком не успел.

— Беркли? — переспросил Ремизов озадаченно. — Стажировка же должна была быть в Массачусетском технологическом?

— Была, да там совсем скучно, — нетерпеливо пояснил Илья. — Да и что же: перевестись что ли нельзя? Так ведь позволили. А, лучше гляньте черновик...

О черновике статьи по сбоям в радаре Илья думал и на следующий день, когда он вдруг получил письмо — и не абы откуда из Новосибирска, но аж из Министерства иностранных дел! «Им-то чего надо?» Тоже, что ли, про Америку расспрашивать будут? Было бы ещё что рассказывать!

— Вот, наконец, и вы, — проговорил устало сотрудник, когда Илья добрался до нужного кабинета и уселся на стуле, напротив приоткрытого окна. — Значит, «персона нон грата». Рассказывайте, что ли.

— Да нечего рассказывать, даже стажироваться толком не успел, — растерялся Илья, убирая со лба тёмные волосы.

— Зато успели привлечь к себе внимание их спецслужб, — сотрудник покачал головой и протянул Илье подготовленные листы бумаги, оставив один из листов у себя. — Вот и расскажите, что могло случиться, чтобы вас выслали за попытки... Минутку... «Попытки собрать сведения, затрагивающие безопасность государства».

Илья покачал головой и задумчиво потёр подбородок.

— Ну это уж совсем глупости! Обычную болтовню о политике эти янки сами и начинали!

— Не знаю уж, о какой политике вы там говорили, но в Беркли... Кстати, когда вы перевелись в Беркли, вы ведь не скрывали, что вы — гражданин Советского Союза?

Илья пожал плечами:

— Как же скрыть, если в бумагах всё есть? А то, что я в речи кому-то там русским не назвался, это, что ли, нельзя?

Сотрудник долго и внимательно вгляделся в лицо Степанычева и устало вздохнул:

— То есть и подданство скрывали... Конечно, они могли это так и расценить...

— Скрывал, — хмуро повторил Илья. — Но слушайте, я ж там вовсе почти ни с кем не общался, только по учёбе да потом с Френком!

— Так, — в голосе сотрудника министерства послышался интерес. — Кто же этот Френк и о чём именно вы с ним беседовали? Расскажите уж, если после ваших бесед с ним вас из Штатов попросили.

Илья подавил вздох и закатил глаза к потолку, где мигала лампа. Беседы... Не о взрыве Пентагона или Белого дома же они болтали! «Вот же прицепились...»

— Да чёрт его знает, о физике говорили, о нейтрино его. Но где нейтрино, а где безопасность государства? Да и что вам в этой физике интересного?

Сотрудник устало потёр переносицу.

— Кажется, о ядерной физике тоже когда-то говорили, что не может она быть связана с чем-то серьёзным и тем более играть какую-то роль в политике. И вы правы, Илья Андреевич, мне и в самом деле не очень интересно просить вас рассказывать. И не было бы интересно, если бы после ваших бесед о нейтрино вас бы не выслали из Штатов с этими дикими бумагами! Не было бы...

Министерский протянул Илье несколько листов бумаги и продолжил уже тише:

— Напишите здесь всё, о чём вы говорили с тем Френком. Вспомните фамилию его, и — как можно более подробно распишите, что вы говорили, что он говорил.

— Как будто это так важно, — Илья невесело усмехнулся, но листы взял.

— Надеемся, что нет, — министерский вздохнул и добавил:

— Но всё же напишите. Неприятно это всё... Вам-то хорошо, вам беспокоиться не о чем.

...Воспоминания о разговорах в Беркли заняли немало времени — уже и небо начало желтеть, и народу почти не видно на улицах под тенью зелёных яблонь. День заканчивался, зато скоро начиналось лето — и можно с Лидой и Шуркой в Новосибирск...