Цена цепной реакции - 25

К середине сентября тысяча девятьсот шестьдесят второго года Френк Гарди уже подумывал, что может и зря так спешно ядерную науку закрыли. Вздор, конечно; попади все нейтринные наработки к военным, и те непременно применили бы их самым худшим способом. Но теперь и физикой не заняться, и ту нашумевшую книгу Оруэлла всё никак не прочитать — а Джо очень советовал...

Но пока что было не до Оруэлла с его книгой о каком-то там годе. Френку, Бену и остальным сотрудникам предстояло закрытие Исследовательского центра — и целая пресс-конференция обо всей их работе. «И идти будет, наверно, не один час», — отстранённо подумал Френк в этот серый сырой день, облокотившись на стол Бена; там молодой человек и коротал минуты до встречи с журналистами.

— Если плохо себя чувствуете, думаю, о нашей работе, я смогу рассказать сам, — вновь напомнил Голдвин, но Френк лишь покачал головой. Чего ж убегать, если и голова уж не кружилась, и тошнота не беспокоила? Не отступать же в самом деле лишь потому, что в просторном зале, где и пройдёт конференция, соберутся корреспонденты от Аляски до Флориды? К тому же улицы все в лужах и слякоти...

— Как знаете... — Бен вздохнул и вернулся к папке: надо было упаковать журналы, выкладки с формулами да черновики, чтобы перевезти в родной Калифорнийский университет. Френк было подумал и у себя бумаги разобрать, но вспомнил, что с того самого злополучного эксперимента в кабинете и лаборатории так и не был, а чистить пыль с нарядного костюма и свежей рубашки перед конференцией можно и не успеть; так что молодой человек ограничился лишь тем, что запер на ключ и кабинет, и лабораторию. «Не сегодня ведь закроемся!»

Но всё же исследовательский центр «Нуль» закрывался. Атомные реакторы и нейтринные генераторы замолчали и едва ли ожили бы в ближайшие лет пятьдесят. Зато людской гомон, который доносился из коридора сюда, в кабинет Голдвина, не стихал ни на мгновение. Френк прикрыл дверь, плюхнулся на стул и рассеянно потыкал пальцем в один из воздушных шаров, которые входили в модель атома и которые всё так же украшали кабинет Бена.

— Кажется, нам уже пора. Френк? — профессор Голдвин убрал перевязанную тесёмками папку на край стола и, поправив пиджак, шагнул к двери.

— Не волнуйтесь, Бен, — Френк неловко улыбнулся, пошарил было в карманах пиджака — и зачем, сигарет там всё ещё нет? И всё же карман пустым не был; Френк озадаченно сдвинул брови, разглядывая сине-красную конфету. «Верно, Аннет...» Осторожно убрав конфету в карман, Френк пригладил ладонью уже не такие лохматые волосы и добавил:

— Всего лишь конференция, не страшнее той Женевы.

...Говорить доктору Гарди, впрочем, почти не пришлось; Бен неторопливо и подробно рассказал и о нейтрино, и о цепной реакции — правда Френк, поглядывавший на явно скучающих слушателей, изредка щёлкающих фотоаппаратами, сомневался, что кто-то из них смыслит хотя бы в физике из школьных учебников. Но, если журналисты и не слишком восторженно слушали о нуклонах, нейтронах и нейтрино, то сидевший рядом с Френком генерал Клинчер в идеально наглаженном мундире прямо лучился довольством, а красное лицо его сияло ярче ламп под потолком.

— Благодаря моей команде наша Америка с честью победила красную угрозу! — вещал вдохновенно генерал, и Френк невесело усмехнулся. Как же — не рассказывать ведь, что из-за одних только всплывших подлодок, как американских, так и советских, власти обеих стран вынуждены были пойти на уступки, чтобы все экипажи вернулись домой? Не рассказывать ведь, что американским войскам пришлось отступиться от Вьетнама и что Корея, ставшая единой и выбравшая «далёкий от истинной и справедливой демократии» путь, едва ли вернётся под протекторат Вашингтона?

Но и о подлодках, и ссоре с Кореей почти не писали в газетах — в отличие от «невероятнейшего успеха, достигнутого бригадным генералом Джошуа Эрнестом Клинчером, награждённым орденом...» Но вот и Клинчер смолк и грузно опустился на стул. Но молчание долго не продлилось; новый вопрос — и Френк узнал знакомый мурлыкающий голос сенатора Хениша.

— И всё-таки не можем не спросить, — сенатор улыбался так же широко, хоть морщин на широком лице и прибавилось, и говорил всё так же бодро:

— Наши замечательные учёные, — здесь Хениш глянул на Френка. — Наши замечательные учёные предотвратили, безусловно, кровопролитную и разрушительную ядерную войну. Но, что же: прекратятся ли теперь войны? Готовы ли к миру коммунисты, которые не доросли даже до права собственности? Или же нас ждёт такая же война, которая закончилась в сорок пятом?

«Не доросли... Или переросли! Ил точно не страдал бы от того, что двадцати запонок не хватает!» — хотел выпалить Френк, но Голдвин, всё так же размеренно и уверенно, заговорил первым — и молодой человек, прикрыв глаза, лишь откинулся на спинку стула.

— Войны не кончались никогда, — произнёс Бен в притихшем зале. — Прямо сейчас неспокойно в Африке, на Ближнем Востоке. Прямо сейчас на заводах и нашей страны, и за нашими границами производятся сотни танков, миномётов, истребителей и бомбардировщиков, которые ещё покажут себя в грядущих войнах. И, разумеется, эти войны будут. Однако... В них не сгорят все города разом. У человечества есть возможность одуматься и всё-таки научиться жить так, чтобы от нашей планеты не осталось одно воспоминание на звёздных картах.

— Идеализм, — усмехнулся Хениш, и раздался гул в зале, «странно громкий», подумалось Френку, после оглушительного молчания. — Впрочем, совершенной стране и нужно совершенство, верно?