3. Малая

Грузная синеволосая женщина сгорбилась над грядкой, собирая в подол размашистой юбки землянику. От тревожного громогласного стрёкота сверчков и палящего солнца виски наливались тянущей болью. За невысокой изгородью из плоского песчаника переругивались соседи: Расиль и Анка опять спорили, кто забыл закрыть загон, и теперь гонялись за ягнятами.
Тарья с трудом разогнула поясницу, высыпала собранные ягоды в ведёрко и, сдавшись, направилась по протоптанной тропинке к большому двухэтажному дому с толстыми белёными стенами. По пути охватывая цепким взглядом владения, тихо ворчала, мол, столько детей, да какой прок: всё заросло сорняками.
Грачи, устроившие пир на старой черешне, истекающей липкой камедью, проводили женщину наглым карканьем, стрекозы, разрезая воздух, проносились перед самым носом.
— Где только носит эту девчонку?! Вилка?! Волки тебя забери!
Чем ближе к дому, тем более буйно разрослись цветы вдоль тропы, и Тарье приходилось продираться сквозь цепкие листья и осторожно отводить тяжёлые пионьи головы. Она давно просила жену сделать небольшую оградку и подвязать кусты, но та, сославшись на очередное задание Революционера, исчезла на месяц в посёлке Висла на берегу озера Ишуль.
— Вилка, именем Волчицы, где носит твою неуёмную задницу?! — поставив ведро с земляникой на шаткий стол под нависшей верандой второго этажа у входной двери, женщина огляделась, вытирая пот со лба тыльной стороной ладони.

Пышные ветви старого жасмина, нависшего над колодцем, закачались, орошая всё вокруг молочно-белым дождём лепестков, и из тёмной зелени вынырнула тощая смуглая девчонка, грязная, как шахтёр, её сине-зелёные волосы походили на гнездо пресловутых бандитов-грачей. Девочка замерла, переводя дыхание, и только после этого подошла к мачехе, утираясь рукавом, но ещё больше размазала пыль по лицу .
— Ну, и где ты была? — Тарья тяжело опустилась на каркас металлической кровати с пружинным дном, протяжно заскрипевшим под её весом. — Насколько помню, сегодня твоя очередь помогать мне собирать урожай. Что скажет твоя мать, когда вернётся?
— Но… Матушка Тарья, там, перед храмом, дриады… — с горящими от восторга глазами девочка подалась ближе, — Они вернулись из похода, говорят…
— Не твоего ума это, девчонка! Мала ещё для дриадовых дел! — вспылив, Тарья стукнула кулаком по столу, ведёрко подскочило, и несколько ягод покатились по земле. — Пока не приступишь к обучению, чтобы ноги твоей около их штаба не было! И не болтай лишний раз! Понятно?!
— Да, матушка Тарья, — Вилка, понурив голову, босым пальцем ноги рисовала в пыли. — Но… Но мавка Кэт дала мне подержать свой лук!

— Листок и лепесток, в кого ты такая уродилась! — всплеснув руками, Тарья глубоко вдохнула и, шумно выдохнув, с силой погладила налившиеся болью виски. — Пока твоя мать на задании, ты обещала слушаться меня беспрекословно, так?
— Бесприка… Так, матушка Тарья, — по-собачьи отряхнувшись от осыпавшихся  на неё лепестков жасмина, Вилка вытянулась в струну: — Я уже полила помидоры, убралась у кроликов и даже собрала вишню, — её тонкий пальчик с розовым от сока ногтём ткнул на деревянный таз, доверху заполненный гладкими, кроваво-чёрными ягодами. — Я поэтому и решила сбегать на площадь, мне тётя Анка рассказала про дриад. А они такие красивые! И они сказали, что возьмут меня в обучение, когда вы разрешите.

Тарья, прижав натруженные ладони к лицу, застонала и откинулась к прохладной стене дома. Вот ещё одной боевой мавки в доме не хватало! Уж от кого Виталина принесла это создание в их дом, ураган, а не девчонка!
— Ладно, молодец, но ты всё равно должна была меня спросить, а не сбегать молча, — женщина внимательнее оглядела девчушку, содранные коленки и чумазое лицо: — Иди умывайся, потом обедать, а после поможешь очистить вишню от косточек.
Просияв, Вилка на миг прижалась тонким тельцем к усталому телу Тарьи, звонко чмокнула её в щёку и убежала в летний душ, укрытый орешником. До самого вечера они сидели на крыльце, забрызганные вишнёвым соком, девочка то и дело бегала за выпрыгивающими из рук косточками. Тарья смилостивилась и вполголоса рассказывала про историю дружбы мавок и дриад, про вероломность мужчин и человеческого мира, который всё наглее и чаще вторгался в их тихий мир в окрестностях Непоколебимого.
— Матушка Тарья, но ведь если этот Революционер свергнет Узурпатора, значит, мы сможем общаться с людьми?
— Мы всегда могли, Вилка, — стерев большим пальцем вишнёвую кляксу с щеки девочки, Тарья тяжело вздохнула и поднялась зажечь свечи на уступах колодца. — Но какой в том прок? Понимаешь, от них же никакого блага, они постоянно грызутся, хотя было б за что.

Вила надолго задумалась, старательно выкорчёвывая косточки из вишнёвых тел, мысли её летали стрекозами. За свои двенадцать лет она повидала мало, но зато слушала много и охотно. Сколько раз её притаскивали домой на закорках бывалые мавки после того, как находили девчонку под окнами храма в центре деревни. А бродяжницы, измождённые, разморенные очагом, горячей едой и молодым вином, такое рассказывали, что Вилка не переставала глаза округлять в две серебряных монеты старой, времён царицы Далоцы Второй, чеканки.
— Но ведь мы не можем без людей жить и раза… рамз… разможаться?
— Размножаться, Вилка, — усмехнувшись, Тарья широким изящным движением достала из маленькой уличной печки, сложенной из тонких пластов песчаника, тутовый пирог. — Но тебе об этом знать пока не захочется. Ещё повидаешь на своей жизни мужиков, Волчицей взвоешь. А что до Революционера… Не нравится мне, как все поголовно ему поверили, есть в нём что-то… Склизкое, знаешь? Словно жабу в руки поймала. Для здоровья полезно, а всё равно противно.
Мавки успели очистить всю собранную вишню и засыпать её тростниковым сахаром в большой деревянной бадье. Солнце упало за горизонт, и кузнечики завели свой трескучий ансамбль. В малиннике и под жасмином перемигивались светлячки. Белая пушистая кошка с порванным ухом прибежала с участка Малии и выплюнула к ногам задремавшей Вилки дохлую мышь. От мелководной речушки с болотистыми берегами, которая тянулась между холмами, тянуло сыростью и ивовым шелестом.

 — Пойдём, малая, спать, — Тарья зажгла лампу от свечи на краю колодца, подхватила дочку и, хромая, занесла её в дом.
На первом этаже располагалась узкая комната-столовая с большой кроватью, на которой спала Тарья, маленькая тёмная кухня без окон и за ней -— умывальная комната с чугунной ванной. Коридор с деревянной лестницей без перил вёл на второй этаж, в его дальнем углу - дверь в погреб, который занимал большую часть первого этажа. Эта дверь, завешенная оранжевой шторой, всегда пугала Вилку, и она старалась скорее проскочить это место даже днём.
Металлический каркас кровати стоял в углу комнаты, на стене висел большой пыльный ковёр с геометрическим рисунком. Пышная перина мягко обняла дремлющую девочку. Тарья укрыла дочь вязаным одеялом и заботливо подоткнула его со всех сторон. Убедившись, что девочка крепко спит, престарелая мавка, оставив лампу на столе, вышла из дома проверить животных. Вдоль дома шла дорожка в холм, к выкрашенным голубой краской воротам с белыми завитками. Справа вытянулось одноэтажное здание с курятником, хлевом и летней кухней.
За домом раскинулся небольшой вишнёвый сад, мрачный даже под растущим месяцем. Пёс Гаррет, завидев Тарью, залился радостным лаем. Получив свою порцию ласки и остатков вчерашней похлёбки, сделал несколько кругов на всю длину своей привязи и залез обратно в будку под северной стеной летней кухни.

Тарья медленно открыла дверь в створке ворот, но та всё равно противно заскрипела. Выйдя на едва освещённую редкими фонарями улицу, она оглянулась по сторонам, вздохнула и зашла во двор. Помешкав, мавка не стала затворять дверь на щеколду, только на верхний замок, который можно было открыть снаружи, протянув руку между кованых завитков, окрашенных некогда белой краской.
Они с Вилкой уже крепко спали, когда скрипнула дверь ворот, осторожные шаги зашуршали по гравийной дорожке. Маленький фонарь на масле тонгронга качнулся у входа, и острый кинжал прижался к оголённой шее Тарьи.
— Виталина! — шикнула мавка, замахав рукой: — Разбудишь же малую, её потом не успокоить будет, — она аккуратно высвободилась из горячих объятий девочки и медленно встала со слишком мягкой перины.
— Здравствуй, дорогая, — пропахшая костром и потом, мавка крепко обняла жену: — Я голодная, как волчица, есть что перекусить?
— Иди умойся на улице, я воды набрала, да садись, сейчас всё вынесу.
Закрыв окно, выходившее во внутренний двор, где они сидели утром, Тарья быстро накидала в плетёную корзину хлеб, сыр, ветчину и остатки тутового пирога. Поразмыслив, она достала из старого серванта две красные пузатые рюмки и большую початую бутылку. Затем подоткнула одеяло со всех сторон спящей девочки, поцеловала её в горячий лоб и тихо вышла на улицу, оставив лампу на столе зажжённой.

— Ну что, рассказывай, — они уселись на пружинный каркас перед маленьким кособоким деревянным столиком. — Давай, за возвращение, — Тарья разлила по рюмкам самогон и, не дожидаясь Виталины, выпила до дна. — Месяц от тебя было ни слуху, ни духу.
Тарья потёрла ноющее колено и, чуть повернувшись, положила ногу на кровать.
Виталина, высокая, плотно сбитая, словно выточенная из целого дуба, лишь пожала плечами, опустошила стопку и прижала к себе поникшую жену. Её смуглое лицо с чуть раскосыми глазами, всегда невозмутимое под длинной чёлкой, едва неуловимо скривилось. Она протянула длинную руку и подложила подушку, набитую соломой, под разбитое колено жены. Некогда плотная коса с годами слегка прохудилась, насыщенный синий цвет волос побледнел и подёрнулся серебром.
— Тарья, ты же сама захотела уйти со службы, я не могу рассказывать…
— Да всё ты можешь, — мавка стряхнула руки жены о своих плеч и снова разлила по рюмкам: — Просто не хочешь. И на Вилку плохо влияешь, она всё бегает к храму, подслушивает ваши разговоры.
— Ей давно пора взяться за обучение, давно я не видела мавок такой силы и упрямства. — Виталина сняла ножны и портупею с кинжалами, расшнуровала корсет и сбросила стягивавшие её одежды на щербатую тумбу у стены под окнами. Лампа, стоявшая на столе в комнате, слабо мерцала и немного освещала круглое лицо спящей Вилки. — Любимая моя, ты можешь оттягивать этот момент бесконечно: ей придётся пойти по нашим стопам. Разве есть другой выбор?

Тарья глубоко вздохнула перед ответом, но осеклась в последний момент. Всплеснув натруженными ладонями, она отвернулась, спрятала лицо в июньской темноте. Виталина обвила её длинными мускулистыми руками, прижалась губами к горячему затылку, глубоко вдохнула любимый запах.
— Прости… — выдохнула она, крепко сжимая покатые плечи Тарьи. — Но я не могу остаться надолго. Да, ты не одобряешь Революционера, но он просил помочь ему с перевалом Плачущего Хребта, им нужно добраться до Волчьего озера. Сама понимаешь, без нас они не справятся.
— Вита, а что они там забыли, ты спрашивала? — освободившись, Тарья пригладила синие, тронутые сединой, волосы и схватила с тарелки тонкий кусок ветчины. — Как далеко он зайдёт в своей вражде с Узурпатором? Сколькими пожертвует?
— Любовь моя, а ты не задумывалась, почему мы вообще живём под властью Узурпатора? Не законного царя или царицы, не совета старейшин, а преступника?
— Он нам не правитель, мы отдельно от…
— Ты можешь сколько угодно чертить границы на песке, но людей это не остановит. Мы никогда не жили отдельно, это тлетворная иллюзия. Вот если бы восстановили Мавкино королевство, освободили свои земли… Да за такие призывы что Революционер, что Узурпатор нас на дыбу вскинут.

Чуткие уши Вилки сразу услыхали звук шагов и бормотание Тарьи. Девочка приоткрыла глаза и стала вслушиваться в разговор под окном комнаты. Она не поспешила обнять вернувшуюся из похода мать, зная - тогда не удастся ей подслушать важные разговоры, до которых её пока не допускают.
Пока мавки были тихо спорили, каждая пытаясь доказать свою точку зрения, Вилка вылезла из вороха одеял, скатилась с мягкой перины и прижалась носом к оконному стеклу.
— … Поэтому нам и нужно к Волчьему озеру, теперь понимаешь? — Виталина потянулась к табачному кисету, лежавшему с остальными вещами рядом на табуретке. Забив трубку, она зажгла соломинку от свечи на столе и фыркнула от смеха. Мавка резко повернулась к окну и посмотрела прямо в глаза растрёпанной дочери.
Вилка громко ойкнула, отпрыгнула от окна, врезалась спиной в стул и покатилась кубарём по полу. Тарья, не промолвив ни слова, лишь постучала костяшками пальцев по стеклу. Девочка в следующую секунду уже стояла перед мавками, сна ни в одном глазу.

— Ну, и сколько ты успела подслушать?
— Я не… Мама Тарья, я только проснулась, увидела ма и…
— Полно тебе, Тарья, не убережёшь от всего, — Вита раскрыла объятия и крепко прижала к себе девочку. Усадив её к себе на колени, мавка протянула дочке кусок пирога и, помедлив, пузатую стопку самогона.
— Вита!
— Что? Пора уже. Так хоть заснёт скорее. А то что, думаешь, она не пробовала? Кэт призналась, что не раз уже Вилка у них столовалась, и вином её потчевали.
Тарья принесла ещё одну стопку, и алый хрусталь тихо звякнул в дрожащем свете лампы и свечей. Глядя на притихшую в объятьях матери девчонку, медленно жующую кусок солонины, мавка едва заметно кивнула себе самой. Время спешит, не убережёшь детей от него.
Семейство чёрных дроздов, занявших вишнёвый сад перед домом, ещё крепко спало, самцы не приступили к утренней певческой разминке. А Вилка уже подскочила, набросила покрывало на смятую кровать и потянулась. Она спала в большом зале, занимающем большую часть второго этажа. Сквозь многочисленные окна, прикрытые лишь тонкими кружевами занавесок, пробивалась первая заря. Подхватив ночной горшок, она подошла к деревянной лестнице на первый этаж. Это было самое трудное испытание всего дня: не навернуться на скользких от лака ступенях и не улететь в страшный погреб, облитой собственной мочой.

Медленно спустившись, Вилка победно выдохнула и приотворила одну створку дверей в главную комнату. Виталина спала с краю, на животе, обхватив руками подушку, под которой всегда держала кинжал. А вот Тарья раскинулась рядом, закинув больную ногу на стену с ковром, изредко похрапывала.
Вилка на цыпочках вышла из дома, медленно открывая двери, каждая из которых предательски скрипела в предрассветной тишине. Вылив содержимое горшка в пионы у летнего душа, девочка растёрла себе руки и ноги. Попрыгав и разогревшись, она наконец побежала по тропинке до нужника, вспарывая клочья ледяного тумана.
Через час, с рассветом, проснулась Тарья, поцеловала жену в лоб и тут же растолкала её:
— Дурная, я как через тебя перелезать буду? Ну-ка, пропусти. Забыла что ль, что я калека? — Вита в ответ что-то пробормотала, акробатическим этюдом перебросила себя через Тарью к стене и продолжила крепко спать.
— Вилка! Пора вставать! Вилка! — Тарья вышла в коридор под лестницей и только заметила на ступенях, как раз на уровне глаз, корзину, полную ещё тёплых гусиных яиц. — Это ещё что такое?
Лохматая, уже чумазая Вилка показалась в окне, с большим бидоном в руках.
— Надо же, чудо какое. Почаще бы так Вите её самогоном поить, что ли? — заворчала больше по привычке мавка. — Давай в дом, завтракать будем. Вот жучка.


— Готова? — нарядная и причёсанная, Вилка стояла на пороге храма мавок между Тарьей и Витой. — Только учти, защищать я тебя не буду, жалиться над тобой не будет никто. Наоборот, с тебя спрос больше, раз ты моя дочь. — Вита крепко сжала маленькую ладошку и толкнула дверь.
— Ма Вита, не переживай, я уже тут всё знаю, — даже не глядя на матерей, Вилка махнула рукой и побежала к молодой мавке, которая убирала свечные огарки с алтаря в центре круглого зала.
— Я тебе говорила, что эта Кэт плохо на неё влияет, — пробурчала Тарья, нервно пригладив седые волосы. Оглядываясь по сторонам, она кивала знакомым.
— Душа моя, ты что, ревнуешь? Не волнуйся, у Кэт другие предпочтения. Но в её руках Вилка вырастет превосходной мавкой. Пойдём, мне нужно кое-что обсудить с дриадами, заодно и тебя представлю.
Но Тарья всё упиралась, злясь на себя за внезапные слёзы и нежелание покинуть девочку на попечении опытных мавок. Виталина приобняла её, и они остались в тени полумрака колонн наблюдать.