Бомбим Берлин

  Об авиации Балтийского флота хочется сказать особо. Она активно действовала с первого дня войны. Истребители прикрывали базы, а также корабли, стоявшие на рейдах или выходившие на боевые операции в море. Над Кронштадтом, Таллином, Ханко, над аэродромами, на которые были нацелены вражеские бомбардировщики, то и дело завязывались жаркие стычки в воздухе. Лётчики Балтики сражались отважно.
Флотской авиации явно не хватало, потому что, как уже говорилось в других материалах, большая часть её была нацелена, в силу необходимости, на наземные объекты. На Ханко противник простреливал каждый метр земли, держа под огнём и аэродром, и тем не менее лётчики-истребители надёжно охраняли небо, обеспечивая господство в воздухе, без чего военно-морская база, окружённая неприятелем, не могла бы продержаться. Уже в первые дни войны флотские бомбардировщики сбрасывали свой груз на Мемель, Данциг, Гдыню и другие порты, которыми пользовался враг. С 23 июня 1941 года начались удары по аэродромам и портам Финляндии, выступившей против Советского Союза на стороне фашистов. Атакам нашей авиации подверглись Турку, Котка, Тампере. Самолёты КБФ ставили мины вблизи баз противника, чтобы затруднить выход его кораблей в море, наносили удары по конвоям.
  Успешность действий авиации КБФ подтверждают и сами немцы. Вот что писал журнал "Марине рундшау" в 1962 году:
 "...Советская авиация ВМС после первых недель некоторой неясности положения добилась почти неоспоримого господства в воздухе над морем. Её самолёты совершали до 17 воздушных атак в день. Число самолётов, участвовавших в каждом налёте, доходило до 25. Налёты отличались систематичностью и упорством действий".
  Командир 5-й немецкой флотилии тральщиков сообщил в своём донесении в июле 1941 года о том, что, несмотря на интенсивный зенитный огонь, русские вели прицельное бомбометание и что часть бомб была сброшена с пикирования. Он указал также, что применение бомб с осколочным действием неизвестной до сих пор силы вызвало большие потери в личном составе. В конце донесения сообщалось, что если проводка конвоев и траление мин в Рижском заливе будут производиться без прикрытия истребителями, то в этом случае следует ожидать тяжёлых потерь.
  Такой же характер имело донесение командира 1-й флотилии торпедных катеров от 4 июля 1941 года об абсолютном господстве русских в воздухе и "большой опасности, которой подвергаются суда, совершающие переход без прикрытия".
  Об одной операции авиации Балтики стоит рассказать подробнее - это налёты на Берлин в августе-сентябре 1941 года.
  В конце июля фашисты совершили свой первый налёт на Москву. Нашему командованию хотелось ответить налётом на Берлин. Но как? По плану готовились в те дни нанести с ленинградского аэродромного узла удары по Пиллау, где базировались корабли немецкого флота. Правда, с аэродромов, расположенных под Ленинградом, до Берлина было ближе, чем с других наших аэродромов. Но расстояние всё-таки было слишком велико, чтобы его могли преодолеть в оба конца самолёты ДБ-3, даже с форсажем (ДБ-3Ф).
  Пришлось командующему ВМФ с начальником штаба призадуматься...
  Развернули карту. После прикидки стало ясно, что с ленинградских аэродромов наши самолёты дотянут лишь чуть дальше Либавы. А вот если стартовать с острова Эзель, тогда можно лететь до Кёнигсберга. Ну, а если взять предельный радиус действий самолётов? Да, тогда можно долететь и до Берлина! Правда, идти придётся над морем и, сбросив бомбы, немедленно возвращаться. Потеряешь 20-30 минут - не дотянешь до своих аэродромов. Придётся садиться на территории противника. Чтобы исключить этот вариант, оставалось одно - лететь на Берлин на самой выгодной во всех отношениях высоте и бомбить немедленно, несмотря ни на что. Потом строго прямым курсом возвращаться домой. Иначе говоря, лететь было можно, если найдутся отважные лётчики, если будет исправна материальная часть и если при возвращении туман не закроет аэродром.
  Наконец после консультации со специалистами убедились, что если самолёты возьмут полный запас горючего и не более 750 килограммов бомб каждый, то они пройдут расстояние до Берлина (около 900 км) за три с небольшим часа и вернуться домой, ещё имея в баках остаток бензина.
  Заманчиво - но не получится ли так, что командование посылает лётчиков на операцию, с которой они не вернутся? Так сказать, путь в один конец? Нужно было хорошенько всё взвесить. Да и после этого требовалось ещё разрешение Ставки. Дело было весьма серьёзное, оно выходило за рамки прав наркома Военно-Морского Флота.
  В затруднительном положении оказался и командующий ВВС ВМФ Семён Фёдорович Жаворонков. С одной стороны, по его же данным получалось, что такую операцию провести можно. С большим риском, на пределе, но можно. С другой - какая огромная ответственность ложилась на него, если полёт оказался бы неудачным! Ведь это грозило потерей всех самолётов...
- Буду докладывать Ставке, - сказал ему главком ВМФ.
- Дайте ещё подумать, посоветоваться с исполнителями, - ответил Семён Фёдорович.
  Снова всё проверили и взвесили. Полком, которому предстояло выполнять это ответственное задание, командовал полковник Преображенский, его штурманом был прекрасный специалист капитан Хохлов. Их расчёты ещё раз подтвердили: да, полёт возможен.
  Через два дня на очередном докладе главком ВМФ разложил перед Сталиным карту Балтийского моря. Остров Эзель и Берлин соединяла на ней чёткая прямая линия. Тут же были даны окончательные расчёты: самолёт может взять одну 500-килограмовую бомбу или две по 250.
  Удар по Берлину имел бы в случае удачи огромное значение. Ведь гитлеровцы трубили на весь мир, что советская авиация разгромлена. И Ставка утвердила это предложение. "Вы лично отвечаете за выполнение операции", - было сказано на прощание главкому.
  Вернувшись, он тут же отдал необходимые распоряжения. Вскоре Военный совет Балтийского флота получил приказ подобрать 15 экипажей 1-го минно-торпедного полка и к 10:00 2 августа перебазировать их на Эзель. В связи с этим ранее поставленную задачу - бомбардировку Пиллау - пришлось отменить.
  Трудная задача ложилась на моряков. Достаточных запасов топлива и авиабомб на острове не было. Их сначала пришлось доставлять туда из Таллина, а затем из Кронштадта. Небольшие баржи с бензином и боеприпасами под сильной охраной следовали заминированным Финским заливом на Таллин, а затем дальше, на остров Эзель. Опасность подстерегала их на каждом шагу. Следует иметь ввиду, что Таллин уже был осаждён противником.
  Учитывая сложность операции, подготовка и руководство ею были возложены непосредственно на командующего ВВС ВМФ генерал-лейтенанта С.Ф.Жаворонкова. 2 августа он вылетел на аэродром под Ленинградом, где находился 1-й минно-торпедный полк. Для сохранения секретности о цели своего прилёта Семён Фёдорович информировал только командующего флотом вице-адмирала Трибуца и командующего ВВС Балтфлота генерал-майора авиации М.И.Самохина.
  Дело было спешное, и 4 августа рано утром - как вспоминает сам Жаворонков - 15 самолётов ДБ-3 произвели посаду на аэродроме Кагул. Вскоре туда отправился и командующий ВВС ВМФ.
  На него лично возлагалось проследить не только за подготовкой, но и за выполнением первых налётов на Берлин.
  Понимая всю ответственность за людей, которым предстояло выполнить столь рискованное задание, главком Кузнецов, обсудив с Жаворонковым этот вопрос, распорядился произвести сначала несколько пробных полётов, чтобы убедиться на практике в возможности задуманного и собрать как можно более полные данные о противовоздушной обороне Берлина.
  В ночь на 3 августа наши морские орлы слетали на разведку погоды и сбросили бомбы на ближний объект - Свинемюнде. Экипажи взяли полный запас горючего и бомб - как бы для полёта на Берлин - и поднялись с аэродрома Кагул на острове Эзель.
  Операция показала, что отлично тренированные лётчики могут стартовать на тяжёлых машинах и с этого маленького аэродрома.
  В ночь на шестое августа пять экипажей отправились в разведывательный полёт на Берлин. Было установлено: зенитная оборона расположена кольцом вокруг города в радиусе ста километров и имеет много прожекторов, способных действовать на расстоянии до 6 тысяч метров. Теперь всё было ясно. Полёт труден, но возможен. Опять - в который уже раз! - проверили материальную часть и получили приказ выполнить задание при первой возможности.
  Прошло ещё несколько дней и самолёты поднялись в воздух. Их было пятнадцать. Командовал операцией Евгений Николаевич Преображенский. Его ближайшими помощниками в группах были капитаны Гречишников и Ефремов, штурманом летел Хохлов.
  В ночь на 8 августа тяжело нагруженные самолёты с трудом оторвались от земли. Единственной их защитой от зениток и истребителей являлась высота. Смелость и разумный риск, основанный на точном расчёте, оправдали себя. Немцы не ожидали такой дерзости. Во время подхода наших самолётов к цели они сигналами с земли запрашивали: что за машины, куда летят? Считая, что сбились с пути свои, лётчикам предлагали сесть на один из ближайших аэродромов. Загипнотизированные геббельсовской пропагандой, дежурные наблюдательных постов не допускали даже мысли, что над их головой могут появиться советские самолёты. Полчища фашистов рвались в те дни к Ленинграду, к Москве. В Берлине считали, что уже близка заветная цель, а в это время русские лётчики на высоте 7 тысяч метров шли на столицу Третьего рейха.

  Огни Берлина были видны издалека: город не был затемнён. Налёты англичан с запада происходили тогда так редко и оказывались столь слабыми, что жители немецкой столицы успевали подготовиться к ним после объявления воздушной тревоги.
  По огням и контурам приметных мест - рек, озёр, дорог - штурман Хохлов уточнял свой курс и вёл самолёты на военные объекты Берлина. Наши самолёты достигли уже цели, а зенитного огня по ним никто не открыл. Сбросив бомбы, все пятнадцать бомбардировщиков, облегченные от груза, легли на обратный курс. Наблюдать за результатами бомбового удара не было возможности: по небу шарили прожекторы, вокруг вспыхивали разрывы зенитных снарядов.
  Задание было выполнено. Первая в истории Отечественной войны атака Берлина советской авиацией состоялась. Это радовало всех, радовало настолько, что отступили на задний план и опасность обратного полёта и сознание, что запас топлива в баках весьма ограничен.
  Фашистам и в голову не пришло, что их столицу бомбили советские самолёты. На следующий день в немецких газетах было опубликовано такое сообщение: "Английская авиация бомбардировала Берлин. Имеются убитые и раненые. Сбито шесть английских самолётов". На это англичане ответили: "Германское сообщение о бомбёжке Берлина интересно и загадочно, так как 7-8 августа английская авиация над Берлином не летала". Не верить этому не было оснований. Пришлось немцам сделать вывод, что этот успешный налёт произвели советские самолёты. Вот тебе и скорая победа на советско-германском фронте, вот тебе и уничтоженная советская авиация!
  За первым налётом последовали другие. Но условия стали более тяжёлыми. Теперь противник встречал наши самолёты ожесточённым огнём, едва они пересекали береговую черту, а вокруг Берлина действовала сложная система противовоздушной обороны. Каждый раз приходилось разрабатывать особую тактику. Выручала по-прежнему большая высота. Выше 7 тысяч метров нашим бомбардировщикам уже не так были страшны ночные истребители со специальными мощными фарами, не так был страшен и огонь зениток.

  Гитлеровская ставка потребовала от своего командования "ликвидировать военно-морские и военно-воздушные базы на островах Даго и Эзель, а в первую очередь - аэродромы, с которых производятся налёты на Берлин". Советскому командованию пришлось усилить защиту аэродромов. Туда были передислоцированы почти все зенитные средства островов и скромные истребительные силы.
  "А нельзя ли вместо 500-килограммовой бомбы или двух бомб по 250 килограммов нести на Берлин до тысячи килограммов, то есть брать по две пятисотки?" - такой вопрос возник у Верховного Главнокомандующего.
  Доводы главкома Кузнецова, основанные на мнении Жаворонкова о том, что такая нагрузка для самолёта недопустима, показались неубедительными. В Ставку был приглашён опытный лётчик-испытатель В.К.Коккинаки. Он отлично знал самолёты ДБ-3, его не раз направляли в авиационные части, чтобы он показал, как надо использовать технику и выжать из неё всё возможное в смысле дальности полёта и грузоподъёмности машины.
  Точка зрения Коккинаки разошлась с основным мнением. "Можно брать две пятисотки", - заявил он и главком был временно посрамлён.
  По личному приказу Верховного Владимир Константинович вылетел на Эзель, где дислоцировался полк Преображенского. Теоретически бомбовую нагрузку на ДБ-3 можно было увеличить до тонны, но далеко не новые моторы самолётов делали это практически невозможным, тем более при полёте на предельную дистанцию. Попытка Коккинаки поднять бомбы весом в одну тонну кончилась неудачей: два самолёта потерпели аварию. Кузнецову ничего не оставалось, как доложить об этом Ставке и отдать приказ командующему ВВС ВМФ: оставить нагрузку прежней.
  Однако дело на этом не кончилось.
  В Ставку были вызваны командующий ВВС ВМФ Жаворонков, до тех пор неотлучно руководивший полётами на месте, и командующий ВВС Красной Армии П.Ф.Жигарев. И.В.Сталин нередко поступал так по отношению к какому-либо наркому. Этим он как бы говорил: "Вот я сейчас вас проверю. Вот сейчас послушаем, что скажут практические работники".
  Н.Г. Кузнецов вспоминал: "Когда Жигарев, Жаворонков и я вошли, Сталин сердито посмотрел на нас. О его плохом настроении свидетельствовало и то, что он не сидел и не стоял возле стола, как обычно, а быстрыми шагами ходил от стены к стене. Едва мы вошли, он приступил прямо к делу.
  Больше всех досталось Жигареву, который направил для пополнения авиации КБФ самолёты с изрядно поношенными моторами. Что же касается нас, моряков, то Сталин хотя и не признал наши доводы правильными, но теперь уже не приказывал брать для бомбардировки Берлина бомбы весом по тонне".

  Налёты на Берлин повторялись ещё не раз. Последний был 5 сентября. Когда пришлось оставить Таллин, полёты с островов стали невозможны. Всего за десять налётов на Берлин было сброшено 311 бомб и зарегистрировано 32 пожара. В памяти моряков навсегда остались дни, когда наши морские орлы летали бомбить фашистскую столицу. Многих участников тех дерзких налётов наградили орденами, а Преображенский, Хохлов, Гречишников, Ефремов и Плоткин были удостоены звания Героя Советского Союза.

  (Материалы взяты из книги воспоминаний Н.Г. Кузнецова "Путь к Победе", изд. Вече, Москва - 2002 год.)