Кровожадный монстр и его царица

Если многих из нас разбудить среди ночи и спросить: "Кому принадлежит афоризм «Признание – царица доказательств»?", он, возможно, ответит: "Известно кому - товарищу Вышинскому" (Андрею Януарьевичу - это имя-отчество не всякий вспомнит). Сразу хочу оговориться, что у меня нет никакого желания обелять или очернять этого деятеля сталинской эпохи, заслужившего от современников и потомков немало хлестких прозвищ вроде:

- Ягуарьевич (или Ягуарович);
- враг-меньшевик, перерожденец;
- сокамерник Сталина (угощавший будущего Вождя в Баиловской тюрьме полученными от родных передачами);
- сверхдоверенное лицо Сталина;
- сталинский рупор;
- негодяй, доносчик, трус, карьерист без чести и совести;
- угодливая серость;
- кровавый прокурор;
- кровожадный монстр;
- цепной пёс режима;
- конструктор врагов народа;
- главный режиссер политических процессов 30-х годов;
- сталинский сатрап, палач, главный инквизитор;
- изверг рода человеческого.
 
Справедливости ради надо отметить, что Андрея Януарьевича (партийная кличка - товарищ Юрий) называли также "единственным образованным человеком во всем сталинском руководстве" (всё-таки разбирался не только в юриспруденции и владел латынью, которую даже преподавал в гимназии, но знал также английский, французский, немецкий и польский языки). «Вышинский был способным, если не сказать талантливым, преподавателем-правоведом» — так отзывается о нем кандидат исторических наук, доцент Государственного университета управления (ГУУ) Олег Яхшиян. По мнению отечественных юристов, подготовка и проведение Вышинским Нюрнбергского процесса, заслужившие особую похвалу Сталина, как и разработка «сталинским сатрапом» теории косвенных доказательств, по-прежнему актуальны и являются примером высокого профессионализма в юриспруденции. Никто не оспаривает ораторского искусства и литературного дара Вышинского. Именно в его архиве найден написанный его, Вышинского, почерком черновик исторической речи Молотова 22 июня 1941 года со словами «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами». 

Автор «Айболита», «Мойдодыра» и «Мухи-Цокотухи» посвятил Вышинскому в своем дневнике пару таких записей:

«23 ноября 1954 г.
Умер А.Я. Вышинский, у коего я некогда (в 1937 году – А.А.) был с Маршаком, хлопоча о Шуре Любарской (переводчице, авторе сборников сказок для детей – А.А.) и Тамаре Габбе (по её сказке был снят фильм «Город мастеров» - А.А.).  Он внял нашим мольбам и сделал даже больше, чем мы просили, так что М. обнял его и положил ему голову на плечо, и мы оба заплакали. Человек явно сгорел на работе…»
 
«7 июля 1962 г.
Капица сообщил, что Вышинский посмертно репрессирован: его семью выслали из Москвы – выгнали с дачи, которую они занимали в том же поселке, где живут Капицы...»

Называли этого человека и одним из главных советских гуманитариев, создателем советской юридической школы, автором формулировок, вошедших в текст капитуляции в Карлхорсте, подписанной Кейтелем в ночь с 8 на 9 мая 1945 года. И к основанию ООН, он, говорят, кое-что (и немало) приложил.

Однако моя задача попроще и поскромнее: действительно ли изрекал (и/или писал) А.Я Вышинский чеканную фразу насчет «царицы доказательств»?

Ну, формально, писал он такое, но прежде, чем приступить к этому запутанному делу, было бы нелишним уточнить, что само выражение «признание - царица доказательств» есть не что иное, как перевод с латыни формулы римского права «сonfessio regina probationum est». Древние римляне полагали, что ежели сам подсудимый признал свою вину, то отпадает необходимость в поиске улик и дальнейшем расследовании дела в целом, и вина обвиняемого в этом случае считается доказанной. Историки права нам, кстати, напомнят, что в Своде законов Российской империи (издание 1832 года) признание обвиняемым своей вины также считалось «лучшим доказательством всего света».

По мнению, современных российских юристов, в конце 20-х–начале 50-х годов прошлого века «была вновь возрождена древнеримская концепция, когда самооговор зачастую добивался пытками, шантажом и обманом, особенно по политическим преступлениям». Вместе с тем, со всей пролетарской прямотой следует заявить, что тов. Вышинский вовсе не относил себя к числу адептов выше упомянутой концепции и даже наоборот - на словах всячески отмежевывался от неё! 

- Как отмежевывался, - могут воскликнуть некоторые, - коли советский и российский юрист, правовед, заместитель Генпрокурора России (2007-2016) А.Г. Звягинцев в своей книге «Роковая Фемида. Драматические судьбы знаменитых российских юристов» (Астрель, АСТ, Москва, 2010) ответственно заявляет:

«Прокурор (Вышинский - А.А.) одним из первых подхватил тезис Сталина о том, что при определенных условиях «законы придется отложить в сторону»*. Среди многих научных трудов академика Вышинского особенно высоко в те времена ценилась монография «Теория судебных доказательств в советском праве». Именно в ней приводился один из главных постулатов древних, который активно и гипертрофированно эксплуатировался репрессивной машиной: «Признание обвиняемого — царица доказательств».
*Что верно, то верно: действительно тов. Вышинский, выступая на собрании партийного актива Прокуратуры СССР в 1936 году, заявил: «Надо помнить указание товарища Сталина, что бывают такие периоды, такие моменты в жизни нашей, в частности, когда законы оказываются устаревшими и их надо отложить в сторону». При этом в начале 1930-х Вышинский отверг призывы своего предшественника на посту Генпрокурора Николая Крыленко к «революционному правосудию» без опоры на законность.

Вторят уважаемому А.Г. Звягинцеву не менее уважаемые мастера пера:

- советский и российский журналист, международный обозреватель Л.И. Млечин: «Председательствующий Вышинский вполне удовлетворен логикой главного обвинителя. Это же его главная идея - признание подсудимого и есть царица доказательств» (Л. Млечин. «КГБ. Председатели органов госбезопасности. Рассекреченные судьбы» (Центрполиграф, Москва, 2006);

- советский и российский писатель, драматург, сценарист и телеведущий Э. С. Радзинский: «Идеи Хозяина Вышинский научно изложил в своих многочисленных сочинениях. «Признание обвиняемого и есть царица доказательств» - так сформулировал он основной принцип судопроизводства страны социализма» (Э. Радзинский. «Сталин. Вся жизнь», ООО «Издательство АСТ» Москва, 2016).

В том же ключе высказывались и многоуважаемые столпы советского и российского МИДа:

- «… Пашуканис не покривил душой. Свою принципиальность, научную добросовестность он не стал приносить в жертву антинаучной преступной концепции, которой присягнул Вышинский. Жестоко за это поплатился честный ученый Евгений Брониславович Пашуканис - своей жизнью» (А.А. Громыко** («Памятное. Новые горизонты», глава «Пашуканис против Вышинского», Политиздат, Москва, 1990 );
** Здесь нелишне вспомнить, что А.А. Громыко был первым замом А.Я. Вышинского в 1949-1953 годах. Известно, что Андрей Януарьевич, мягко говоря, не благоволил Андрею Андреевичу. Он лишил его должности своего зама и отправил послом в Великобританию. Андрей Андреевич не остался в долгу: Вышинский «никогда не являлся настоящим коммунистом…; всячески раздувал деспотические амбиции Сталина…; был жестоким. И, кажется, созданным для того, чтобы причинять людям боль, особенно если это будет замечено тем, кто может его похвалить…». Следует признать, что мидовцы приняли Вышинского в штыки – отчасти из-за его непомерной требовательности, отчасти из-за несправедливого обращения. Сам он это, видимо, сознавал, ибо признавался: «Проработать год у меня в секретариате – это всё равно что семь лет каторги отбыть»;

- нынешний глава МИД РФ Сергей Лавров заявил в сентябре 2017 года:
«Знаете, у нас в Советском Союзе был такой генеральный прокурор Андрей Вышинский. Когда он проводил судебные процессы, а это занимало у него день-два, не больше, то говорил: "Признание - царица доказательств».

Но ведь упомянутые выше литераторы и дипломаты только «вторят», а уважаемый Александр Григорьевич Звягинцев, как и положено юристу, ссылается на монографию А.Я. Вышинского «Теория судебных доказательств в советском праве». Делать нечего, раскрываем это произведение и читаем:

«...Было бы ошибочным придавать обвиняемому или подсудимому, вернее, их объяснениям, большее значение, чем они заслуживают этого как ординарные участники процесса. В достаточно уже отдаленные времена, в эпоху господства в процессе теории так называемых законных (формальных) доказательств, переоценка значения признаний подсудимого или обвиняемого доходила до такой степени, что признание обвиняемым себя виновным считалось за непреложную, не подлежащую сомнению истину, хотя бы это признание было вырвано у него пыткой, являвшейся в те времена чуть ли не единственным процессуальным доказательством, во всяком случае, считавшейся наиболее серьезным доказательством, «царицей доказательств» (regina probationum)... Этот принцип совершенно неприемлем для советского права и судебной практики... Такая организация следствия, при которой показания обвиняемого оказываются главными и - еще хуже - единственными устоями всего следствия, способна поставить под удар все дело...» (А. Вышинский, «Вопросы теории государства и права», М. 1949 г.).

А вот еще одна цитата из сочинений Вышинского:

«…Мы имеем перед собой такой факт, как собственное признание ряда людей. Это могло бы освободить в иных случаях вообще от исследования каких бы то ни было других доказательств. Мы знаем, что по процессуальному праву и любого капиталистического государства, и в частности по процессуальному праву Англии, одно только сознание обвиняемого перед судом даёт право суду не производить никакого судебного следствия. ... Но в буржуазном праве этот принцип — не случаен. В буржуазных странах продолжает царить старое средневековое представление о значении и качестве доказательств, среди которых личное сознание обвиняемого считалось лучшим, считалось «царицей всех доказательств» (А.Я. Вышинский, сборник «Судебные речи» (4-е изд., М., 1955).

Итак, что же у нас получается? А получается, что тов. Вышинский вовсе не требовал следовать правилу «признание – царица доказательств», но, наоборот, убедительно доказывал, что сей средневековый принцип абсолютно чужд советскому правосудию. 

- Так-то оно, конечно, так, - могут на это возразить оппоненты тов. Вышинского, - но в той же знаменитой монографии ее автор утверждал: «… объяснения обвиняемых... неизбежно приобретают характер и значение основных доказательств, важнейших, решающих доказательств».

Ох, уж эти теоретики-правовики! Они способны выразиться так, что ни голыми руками, ни рукавицами тов. Ежова их не ухватишь! Вот только фраза эта, как доказывали въедливые спецы еще в начале 2000-х, выдрана из контекста и вдобавок искажена...

Однако же интересно, откуда всё-таки растут ноги, привязавшие выражение «признание – царица доказательств» к устам и перу Андрея Януарьевича? Оказывается, из эпохи развенчания культа личности!

В феврале 1956 года на XX съезде КПСС, разоблачая этот самый культ, «верный ленинец» Никита Сергеевич Хрущев ставил вопрос и сам же на него отвечал:

«…А какие доказательства пускались в ход? Признания арестованных. И следователи добывали эти «признания…»

Как видим, никаких имен здесь не произносится. Однако вспомним запись в дневнике Корнея Чуковского, помеченную июлем 1962 года:

«… Капица сообщил, что Вышинский посмертно репрессирован: его семью выслали из Москвы – выгнали с дачи, которую они занимали в том же поселке, где живут Капицы…».

От себя добавлю, что власти отобрали у семьи и шесть орденов Ленина, которыми Родина наградила Андрея Януарьевича при жизни.

Не в силах разделаться с самим «сверхдоверенным лицом Сталина» Никита Сергеевич отыгрался на его семье, проживавшей в поселке Академии Наук СССР. Если верить белоэмигрантской газете «Русская мысль» (издавалась во  Франции), сославшейся на «секретную информацию ЦРУ», А.Я. Вышинский умер не своей смертью (он скоропостижно скончался 22 ноября 1954 года в здании советской миссии при ООН в Нью-Йорке), а был отравлен агентом, прибывшим из Москвы. Собкор «Литгазеты» Алексей Славин в статье «Война и мир прокурора и дипломата» («Литературная газета», №5 от 8 февраля 2017 года) указывает, что «кровавый послужной список своих новых начальников – Молотова, Маленкова и Хрущёва – он (Вышинский – А.А.) знал прекрасно». И, якобы, так страшился смертельного удара с их стороны, что со страху в одночасье и умер. И никакого отравителя не понадобилось...

... По законам советского обличительного жанра, далее (в мае 1956 года) в игру вступил «примкнувший к ним» Дмитрий Трофимович Шепилов, тогда – секретарь ЦК по идеологии. В сети можно встретить утверждения, что он «подверг серьезной правке текст проекта доклада Хрущева о сталинских репрессиях на XX съезде КПСС, подготовленный секретарями ЦК Поспеловым и Аристовым». В сборнике «Доклад Н.С. Хрущёва о культе личности Сталина на XX съезде КПСС: Документы. – М.: РОССПЭН, 2002», приводится текст другого проекта (?) - проекта доклада товарища Шепилова, где написано следующее:

«… академик Вышинский утверждал, что личные признания обвиняемого, его показания являются основным доказательством, что «участие в группе, осуществляющей преступные действия, может влечь за собой ответственность участника этой группы даже в том случае, если он сам к этим преступным действиям непосредственного отношения не имел и согласия на их совершение не давал» (А.Вышинский, «Вопросы теории государства и права», М. 1949 г., стр. 116)…».
 
В приведенном фрагменте, как видим, утверждение о приписываемом Вышинскому постулате о признании вины как главном доказательстве виновности сочетается с цитатой, не связанной с постулатом, но подтвержденной точной ссылкой на его «знаменитую» монографию. Таким манером не слишком внимательного читателя пытаются убедить в том, что и пресловутый постулат содержится-таки где-нибудь на просторах пресловутой монографии.

Ну, а первенство в приписывании Вышинскому афоризма «признание – царица доказательств» принадлежит известному публицисту Аркадию Иосифовичу Ваксбергу, который, кстати, в юности лично встречался с «угодливой серостью». Речь идет о статье  «Царица доказательств» в «Литературной газете» (номер от 27 января 1988 г.). Так, в статье А. Ваксберга написано:

«Пересыпанная латинскими формулами, ссылками на десятки иностранных источников, оснащенная солидным справочным аппаратом, эта книга (монография «Теория судебных доказательств в советском праве» - А.А.) всерьез утверждала, что «объяснения обвиняемых... неизбежно приобретают характер и значение основных доказательств, важнейших, решающих доказательств».

Налицо явное искажение того, что постулировал в своем труде Вышинский. На основе  статьи в «Литгазете» А. Ваксберг впоследствии написал книгу «Царица доказательств. Вышинский и его жертвы» (издательство «Книга и бизнес», Москва, 1992), принесшую автору, как полагают его обожатели, «международную известность». Именно эти статья и книга послужили многочисленным отечественным журналистам, деятелям культуры и прочим «интеллектуалам» основанием для того, чтобы приписать перу «сатрапа» одиозный юридический тезис.

В заключение хочу еще раз подчеркнуть: цель этой публикации состоит не в том, чтобы обелить «конструктора врагов народа», патетически восклицавшего на политических процессах тридцатых годов прошлого века:

«Вся наша страна, от малого до старого, ждет и требует одного: изменников и шпионов, продавших врагу нашу Родину, расстрелять, как поганых псов!»

К тому же, как утверждают знающие люди, именно Вышинский, будучи  комиссаром милиции Якиманки после Февральской революции 1917 года, подписал «распоряжение о неукоснительном выполнении на вверенной ему территории приказа Временного правительства о розыске, аресте и предании суду как немецкого шпиона Ленина».
Этот деятель, по воспоминаниям советских дипломатов, мог в штаб-квартире ООН указать перстом на западного коллегу и с театральным негодованием воскликнуть «Вот идет поджигатель войны!» Даже им, дипломатам сталинской школы, такие поступки казались выходками человека, который когда-то давно вошел в роль несгибаемого народного трибуна, да так и не может от этой личины освободиться.

К тому же, одно дело провозглашать правильные, верные тезисы, а другое –  следовать им на практике. Как пишут в сети, «в советскую эпоху двоемыслия, конченый злодей мог изрекать разумное, доброе, вечное, но в жизни вести себя совсем иначе». Как писал помянутый выше Алексей Славин, «… какое было государство – таков был и деятель. Разделить их нельзя. Хулить или прославлять – пустое дело. А потому прах Вышинского не зря покоится в кремлёвском некрополе недалеко от сталинской могилы.»