Тропой неведомой силы. Гл. 3. Серьезный разговор

На следующий день, после совещания, директор геологического музея вызвал Бориса к себе и, предложив сесть, сказал, что у него серьезный разговор. Как только тот устроился за свободным столом напротив него, Коробков без вступления стал его отчитывать. Он сказал, что из-за его ненадлежащего поведения на совещании ему пришлось краснеть. Как школьника, cтал он его учить простым правилам, которые тот знал не хуже него. И Борису даже показалось, что сейчас он скажет, чтобы завтра он не приходил без родителей. Можно было подумать, что весь негатив, накопившийся за последние дни, начальник хочет сбросить на Бориса. Когда весь пыл прошел, Коробков вдруг сказал, чтобы тот собирался в командировку.

— Поедешь к самоцветчикам, привезешь хорошие образцы для музея. Ты же слышал, что они нас пригласили и обещали оказать всяческую поддержку и помощь.
Обычно, чтобы на что-то решиться, Коробков долго взвешивал все «за» и «против» и только после этого принимал решение, поэтому Бориса поразила не свойственная шефу оперативность.

— Что, прямо сейчас? — съязвил он.
— Я же не сказал, что это очень срочно. Просто, чтобы ты имел в виду, командировка за тобой. В нашем случае нельзя терять время. Момент упустишь, считай — пропало: о тебе забыли. Составь список, чего бы мы хотели от них получить, и принесешь его мне на утверждение. Включили в него побольше и даже пару образцов рубинов.

— Так они их еще не нашли, у них только предпосылки на открытие проявления, — не выдержал Борис. — А самих камней-то еще нет. Пашков же сказал…
Коробков поднял голову и, сердито посмотрев на него, выпалил:
— Раз сказал, что есть предпосылки, значит, уже нашли. Иначе он об этом даже бы не вякал. Знаю я все эти штучки, сам проходил. Стоит только заявить об открытии, с тебя сразу потребуют отчет, которого еще нет, и ты будешь лезть из кожи, чтобы доказать о своей находке. Поэтому лучше все подготовить, а уж потом кричать.

Разговаривая с собеседником, Коробков время от времени отводил глаза вниз и, набычившись, смотрел исподлобья. Если вопросы не касались работы, то прямых контактов со своими подчиненными он избегал и старался уходить от разных проблем или их просьб. Кто-то из сотрудников объединения сказал о нем, что короткая шея — признак того, что ее владелец обязательно будет начальником. И он им стал. Несмотря на свою комплекцию, был он подвижным и довольно активным, что сразу отметили в коллективе.

— Иван Леонидович, а зачем нам готовые образцы? Что, мы сами не сможем их найти?
Тот развёл руками. Что можно было понять по-разному. Но первое, о чем подумал Борис, глядя на начальника, Коробков посчитал его ненормальным. Геологический музей, мол, не должно беспокоить пополнение коллекции. Ему даже не нужны образцы, которые надо только забрать.

— Да ты что, смеешься? Где же мы найдем коллекционные минералы и друзы? Каждый геолог отбирает самые лучшие образцы, а они что, глупее всех?
— Я хотел сказать о другом. Нам надо провести полноценные полевые работы с посещением Порожистого и всех кварцевых объектов. Там соберем коллекцию, а потом создадим новую экспозицию. Конечно, мы не будем отказываться от того, что, так сказать, само идет нам в руки.

Мысль о встрече с Трошиным засела в голове у Бориса так крепко, что не давала ни на чем сосредоточиться. А для этого надо было попасть на Порожистый. Зачем была ему эта встреча, спроси кто-то, он бы не ответил. Но где-то в глубине души он чувствовал, что, возможно, она будет главной в его жизни. Поэтому сейчас он поставил на карту все и стал убеждать Коробкова в необходимости полевых работ с посещением всех районов и месторождений горного хрусталя.

— Как ты себе это представляешь? У нас нет ни полевого снаряжения, ни людей. Да и вообще в смете полевые работы в этом году не заложены. Правда, в уставе предприятия я предусмотрел, но это ни о чем не говорит. Устав — это не смета.
Кто даст деньги на их проведение? Вот представь себе: сейчас я приду к главбуху и скажу, что нам нужны деньги на поля, а Марья Ивановна спросит, где мы были раньше? Образно говоря, пошлет меня подальше.
В душе Коробков был согласен с Борисом, но организация и проведение полевых работ — всегда немалая ответственность для руководителя. А вот с командировкой не было проблем: смотался самолетом на неделю в Нерюнгри, забрал образцы, которые тебе дали, сдал на коммерческий склада, а сам опять на самолет и домой. За такую инициативу и оперативность его, как директора музея, только похвалит начальство.

***
До прихода в геологический музей Борис работал в поисково-съемочной экспедиции. Вначале занимался поисками золота и платиноидов, а в конце стал составлять геологические карты. Однако любовь к минералогии пересилила, и он не смог отказаться от приглашения Коробкова. А тому после переезда в город надо было собрать свою команду. Это он понял еще раньше, когда работал простым геологом в Горной экспедиции. Только с коллективом толковых ребят, устремленных на победу, можно было чего-то добиться. Поэтому, прослышав о Борисе, он предпринял всё, чтобы переманить его к себе. Впрочем, долго уговаривать того не пришлось.

Еще с университета Борис отдавал предпочтение минералогии. Он мог часами заниматься с минералами. Изучать их свойства, закономерности образования и размещения месторождений. На втором курсе он написал научную статью, которую напечатали в престижном журнале. После этого профессор предложил поступать к нему в аспирантуру. Борис уже строил планы на свою научную карьеру, но в последний момент его место отдали сыну проректора. Так после учебы он оказался в Якутии.

Первый раз Борис Кузьмин попал в эти края, когда проходил производственную практику. За ней последовала преддипломная. Он думал, что с Якутией распрощался навсегда, однако жизнь распорядилась иначе. Здесь он встретил свою первую любовь и в его жизни начался новый виток. С весны до поздней осени, когда мороз сковывал реки и в горах ложился снег, он проводил в тайге. А, вернувшись в город, с головой погружался в обработку полевых материалов. Работы было много, и иногда он даже забывал, когда ел последний раз. После обработки рабочих материалов писал отчёт о результатах поисковых или геолого-съемочных работ. Свободного времени почти не оставалось, и казалось, что так будет всегда. Об аспирантуре он уже даже не вспоминал, а вот если в руки попадал какой-нибудь неизвестный ему минерал, занимался с ним до тех пор, пока не определял.

***
Коробков поднял на него глаза и испытующе посмотрел. В этот момент он подумал, что этот парень действительно неглуп и, возможно, стоит к нему прислушаться. Но как будто кто-то другой говорил ему, чтобы тот послал его подальше и показал кто тут начальник. Он уже готов был выпроводить его из кабинета, как зазвонил телефон. Сказав: «Иду», он быстро вскочил и пошел к двери. Следом за ним поднялся Борис. Коробков махнул ему рукой, чтобы он его подождал. Вскоре он вернулся, но уже с другим настроением.
— Сейчас подойдет заслуженный геолог Коршак, и мы поговорим по поводу полевых работ. В свое время он занимался кварцем, поэтому лучше нас знает эту проблему. А вообще надо было сразу после совещания договариваться с Пашковым и Кравцовым, чтобы они нам помогли.

А вот и Валентин Павлович, — заулыбался Коробков при виде вошедшего пожилого мужчины в темном костюме и светлой рубашке с однотонным темно-синим галстуком.
Тот протянул руку Борису и сел в торце его стола. Был он среднего роста с редкими седыми волосами на голове. Мешки под глазами говорили, что он не совсем здоров. Перекинувшись общими фразами, Коробков спросил Коршака о последней рыбалке, что было его страстью, о которой все знали, и постепенно заговорил о главном. Ссылаясь на уехавших самоцветчиков, Коробков сказал, что те пригласили их посетить свои старые объекты и собрать коллекцию горного хрусталя и других минералов.

— Валентин Павлович, как вы считаете, стоит туда забираться с полевыми работами?
— Если только возьмете меня, — в шутку ответил он. — Провожатый никогда не помешает. Хотелось бы вспомнить свою молодость и посмотреть на то, что там осталось, да грехи не пускают. Был бы помоложе, рванул бы без оглядки.
— Да вы и сейчас как огурчик, — вставил Борис. — Выдержите любые нагрузки.

— Ну уж нет, простите, мое время прошло. А вообще, хочу я добавить, все месторождения горного хрусталя уже давно отработаны, и я думаю, найти там что-то интересное вряд ли вам удастся. Про Порожистый я не говорю, а вот со старыми объектами дело обстоит именно так, как я сказал. Хотя… — Он на мгновенье замолчал и нахмурился. На лбу появились морщины, на округлом лице обозначились скулы. — Может, что-то и осталось еще, да что толку! Вам же нужны классные музейные образцы. А такие нигде не валяются.

Красивые образцы минералов и горных пород всегда привлекали внимание человека. Люди, даже далекие от минералогии, с восторгом любовались необычными кристаллами и друзами. Восхищались их формой, цветом и различными срастаниями. А более продвинутых привлекали фантомы и видимые включения других минералов. Ведь природа создает такие чудеса, с какими не может сравниться ни одно рукотворное произведение искусства, высеченное, нарисованное или сотканное самыми лучшими мастерами.

— Не забывайте, что это были первые хрусталеносные объекты, — продолжал Коршак, — и разрабатывались они в войну и в первые послевоенные годы. Народ тогда трудился не жалея своих сил. Основным девизом было «Все для фронта, все для победы». То есть, к чему я веду, — сказал он с серьезным видом, — из рудных тел там выгребли все подчистую. Разве что какой-нибудь кристалл горного хрусталя попал в отвал. Но это опять же не кондиция, то есть это не коллекционка, интересная для музея. Может быть, вам улыбнется счастье, и вы найдете то, что надо. Дерзайте!

Наступила секундная пауза. Каждый думал о своем. Коробков положил ручку на стол, которой что-то рисовал на листке бумаги, и по привычке застучал пальцами по столу. С последними словами Коршака ненадолго пришедшее озарение улетучилось, как дым от выкуренной сигареты. А Борис почувствовал, что его охватывает волнение. Волнами оно захватывает все тело и начинает сжимать грудь.

«Ну, все, кажется, маятник фортуны повернулся в другую сторону. Не видать мне этого поля как своих ушей. Откуда Коробков откопал этого Коршака? Я его постоянно встречаю в коридоре, но никогда не обращал внимания, а он, оказывается, работал на кварце, да еще, по-видимому, спец в этом деле».
Борис решил стоять на своем, понимая, что другого случая может не представиться. Мимолетная радость сменилась затяжным ожиданием. Сейчас его начальник должен подвести итоги и тогда… Но неожиданно для него заговорил Коршак:

— Если у вас действительно возник интерес к месторождениям Верхнеалданского хрусталеносного района и вы собираетесь туда в поле, я вам дам хорошую наколку. Слушайте, возможно, вам пригодится. Можете даже что-то отметить у себя.
Как за спасательный круг Борис схватился за ручку и, открыв тетрадь, приготовился записывать. А Коробков задумчиво покачал головой. Вроде того, что и так все ясно. На лбу у него появились морщины, под глазами — гусиные лапки.

— Примерно в 50–60 километрах к западу от Тита находится Агинский хрусталеносный узел. Это в бассейне среднего течения Шуги, — уточнил Коршак, посмотрев на стену в поисках карты, но не увидев ее, продолжил. — Он включает в себя больше десятка разных по масштабу месторождений и проявлений горного хрусталя. Среди них Килеричи, Барсук, Малютка и другие. Все они были открыты во время войны и тогда же их отработали. Самое крупное — Килеричи. Находится оно примерно в семи километрах от устья Шуги. Сразу после его открытия там построили целый поселок для горняков. Все дома как на подбор из вековых лиственниц, один красивей другого. Тогда люди умели строить, владели топором и пилой, как вы авторучкой, — кивнул он на Бориса. — Среди них — камералка для работы геологов и начальника участка, два длинных барака для рабочих, баня, медпункт, клуб, столовая и прочие объекты соцкультбыта, как теперь говорят. Была там и дизельная электростанция.

Словом, по тем временам участок был оборудован "на все сто. К сожалению, никто не учел того, что любые месторождения имеют свойства отрабатываться. Шла война, стране позарез нужно было кварцевое сырье, поэтому без разведки, что называется, прямо с колес, стали заниматься добычей. Правда, если честно, то ресурсы все-таки прикинули, и по ним получалось, что сырья хватит надолго. Кто занимался горным хрусталем, тот знает, что с ним не так все просто, как с рудными полезными ископаемыми. Кроме того, что кварцевые жилы имеют свойство выклиниваться, так не во всех еще есть погреба с горным хрусталем или даже небольшие занорыши.

В кабинет кто-то заглянул, и Борис непроизвольно перевел взгляд на дверь. Как только дверь закрылась, Коршак замолчал и откинулся на спинку стула.
— Я вас утомил. Сейчас заканчиваю, меня уже ждут, — сказал он. — Словом, Килеричи быстро отработали, зато километрах в пяти северо-западней от него нашли два других месторождения — Барсук и Малютка. Капитальных зданий строить там уже не стали, а по зимнику перевезли несколько домов и все необходимое. Вкалывали вахтовым методом в три смены. Так вот, работая в молодости геологом на Тите, был я на всех этих объектах. Но самое интересное в другом: будучи однажды на отдыхе в Сочи, я встретил бывшего коллегу — Валеру Макарова, с которым, скажем так, щи хлебал из одной миски на Тите. Был он старше меня лет на десять.

Всю войну Валера проработал на кварце. Принимал участие в открытии месторождений Агинского хрусталеносного узла. Как положено, мы с ним посидели вечер в приличном сочинском ресторане, вспомнили о былом, и он мне поведал страшную тайну. А Валера до фанатичности был влюблен в минералогию. Разбуди его ночью, спроси о каком-нибудь минерале, он тебе даже формулу скажет. Словом, Валера нашел на Барсуке красивейшую друзу горного хрусталя, настоящий музейный экспонат. И он решил ее передать в главный в стране академический минералогический музей, в 1934-м, перевезенном из Ленинграда в Москву.

Теперь, как вы знаете, он носит имя академика Ферсмана. Как Валерий мне рассказывал, от мысли, что из-за чистейших кристаллов горного хрусталя это великолепное скопление сросшихся кристаллов расколотят молотком, его бросало в дрожь. А как ее оставишь? Это же преступление, тем более во время войны. Люди работают, чтобы добыть сырье, а ты его прячешь. Будто бы ты думаешь о благом деле, а получается, что воруешь. Раньше не было такого понятия «коллекционный образец», а во время войны и тем более. Никто даже не подозревал, что красивая друза горного хрусталя стоит дороже самых чистых кристаллов. Словом, он рассказал о ней горному мастеру, добавив, что это редчайший музейный образец мирового уровня. Тот внимательно его выслушал и, кажется, проникся проблемой геолога.

— Понимаешь, сейчас не время думать о музеях, нам надо кристаллосырье, с планом горим, — сказал тот с чувством ответственности. — Отвези ее на вагонетке в первый штрек и прикопай глиной, а там видно будет, что с ней делать. Но за ее сохранность я не отвечаю, сам понимаешь, сторожа я туда не поставлю.
Как посоветовал горный мастер, Макаров спрятал друзу в штреке и время от времени туда наведывался, а в последний раз увидал, что кто-то ее смотрел. Перед переводом на другой участок он решил ее перепрятать. С трудом загрузил на кусок рваного брезента и волоком стащил вниз по отвалу. Надеялся, что когда-нибудь за ней вернется, но, как видите, ничего не получилось — его друза и три двухголовика горного хрусталя остались в тайге.

— Ух ты, — заохал Борис. — Обалдеть можно, друза с отработанного месторождения! Это же наша история, а для музея бесценная находка.
Коршак, не обратив внимания на его восклицания, продолжил:
— При прощании он сказал, что теперь никогда туда уже не попадет, а я, будто бы по долгу службы, может быть, залечу на вертолете и заберу спрятанные образцы. К сожалению, я не распоряжаюсь вертолетами, поэтому не сложилось. Вот такие дела, дорогие товарищи.
И он встал.