Роберт и бомба, которой не было - 7

Глава 7. Потеря времени

Новые пожары в лаборатории, к счастью, не случались. Роберт, впрочем, не оставлял попытки дорваться до экспериментов, но практическая физика оставалась единственной дисциплиной, по которой тот не мог и надеяться получить высший балл и из-за которой даже жизнерадостный Томпсон как будто растерял свой задор и без особой радости рассказывал о «юных кембриджских дарованиях», которые под его руководством готовились стать бакалаврами. А как радоваться, когда одно из этих «дарований» то разобьёт колбу, которая слыла десятки лет сверхпрочной, то в простейшем опыте по физической химии не так наклонит склянку с реактивом и обожжёт и пальцы, и стол?

— К сожалению, не все родственники гения столь же талантливы, — вздыхал иной раз Томпсон, вытирая платком красноватое лицо, пока Патрик Блэкетт настраивал облачную камеру для нового эксперимента.

— Ну так и я не гений, — пожимал плечами Патрик, проверяя, прочно ли держится колба облачной камеры. Хватило и того случая, когда Роберт, уболтав на «да я в самом деле осторожно буду», поднял давление в прошлой колбе настолько, что та лопнула. Осколки разлетелись по всему кабинету Патрика, один из них царапнул по руке Блэкетта — пришлось спешно выпроваживать кузена, который, казалось, готов был рухнуть в обморок, обрабатывать рану и наводить порядок.

Но больше всего хлопот свалилось на Патрика в несколько дней после того, как пострадала облачная камера. Когда Роберт не объявился на занятиях в первый день, кузен ещё не волновался; но вот и второй день уже заканчивался, и за покрытым ноябрьским инеем окном уже стемнело, а Роберт так и не вылез из своей комнаты...

...Сколько минут Патрик барабанил по двери, сказать он не мог; но вот и пальцы, и так ноющие после осколка, уже ныли, и обеспокоенный сосед успел заглянуть, чтобы узнать, что беспокоиться не о чем. Блэкетт начал было вспоминать, как выломать дверь, но Роберт всё же сдался — чтобы тут же рухнуть на пол, когда Патрик ворвался в комнату.

— И как это понимать? — процедил Патрик, стараясь не сорваться на крик. — Долго ты тут ещё сидеть собирался?

— Даже если и долго... Я всё равно ни на что ни гожусь... — Роберт покосился на повязку на руке кузена и смолк, опустив взгляд себе под ноги. Патрик покачал головой и уселся рядом с Робертом, не думая о том, насколько вредно сидеть на полу, тем более на том полу, который сегодня и вчера явно не подметали. «Вот же...»

— А мне вот французский язык никогда не давался, — буркнул Патрик, глядя не на Роберта а сквозь окно перед собой. — И в беге всегда уступал Уиллу... И что же, сейчас вот этот бег мне вовсе почти не пригодился...

— И много кто от этого пострадал?

— Может, и много, — пробурчал Патрик. — Может, если бы там, на «Бархэме» раньше заметил бы тот снаряд, лейтенанту Белларсу тогда руку обломками бы не придавило... А тут — царапина какая...

Роберт промолчал; Патрик встал, отряхнул рубашку и брюки и вцепился в кузена, поднимая его с ковра.

— Эй! Я... Я и сам встать могу!

— Мог бы, уже встал бы, — фыркнул Патрик, сдерживая улыбку. Хоть оживился, отвечать отвечает, а не смотрит в пустоту... Так что отпускать худую руку кузена Блэкетт не спешил и так и повёл на кухню.

— Есть ты, конечно, ничего не ел... — не глядя на покрасневшего и надувшегося Роберта, пробормотал Патрик и налил разогретого супа в тарелку. — Не торопись только, а то плохо станет.

— Вовсе я не голоден! — выпалил было Роберт, но желудок его предательски заурчал, и мальчишка — «какой же ещё ребёнок, а ведь уже семнадцать!» — сдался и захлюпал супом.

...С тех ноябрьских дней прошло уже почти три года. Роберт наконец оставил попытки одолеть практическую физику и сосредоточившись, к радости Томпсона и Блэкетта, на теории. И как сосредоточился — он словно решил не тратить ни минуты и как можно скорее покинуть и колледж Магдалины, и Кембридж и те дисциплины, которые следовало бы изучать вдумчиво четыре года, Роберт одолел всего за три, чем изрядно переполошил клуб Капицы. Так что сегодня, в конце июня тысяча девятьсот двадцать четвёртого года, Роберт задумчиво грыз карандаш в гостиной дома Блэкеттов. Патрик, женившийся пару месяцев назад, обзавёлся небольшим домиком, хоть и на окраине Кембриджа, но своим, и Констанция Байон, теперь уже Блэкетт, обставила и комнаты, одна из которых могла бы стать спальней Роберта, но тот предпочёл остаться в снятой квартире, и кухню, и уборную со всем изяществом. Чего стоил один только диван, на котором Роберт сейчас развалился и который казался мягче любого шёлка.

— Если что, печенье куда более вкусное, — Патрик взял из глубокой стеклянной круглой тарелки на журнальном столике пару кусочков слоёного теста и положил в рот.

— Знаю... Как думаешь, если в Кембридже доктором философии по физике брать, у кого бы лучше? Кавендиш...

— Не Кавендиш! — прозвучало даже слишком громко, и Патрик, чертыхнувшись про себя, добавил чуть тише:

— Не Кавендиш... Теорией у нас тут мало кто занимается, а эксперименты... Нет, я на себя расходы на ремонт брать не буду.

— А если с кем-то, кто всё как надо проведёт? Хотя... — Роберт задумчиво положил уже изрядно обгрызенный карандаш рядом с тарелкой. — Значит, похоже, Геттинген...

— Звучит так, словно там дыра какая-то, а не один из крупнейших университетов.

— Не дыра! — выпалил Роберт, по-детски надувшись. — Но... Ты ведь только в следующем году туда собрался?

— Если облачная камера найдёт то, что я ищу, да.

— Значит, целый год... Ладно, — вздохнул Роберт. — Только точно приезжай!