На том берегу. Самочувствие эмиграции. 1

СТАТЬИ И ОЧЕРКИ А. А. ДИВИЛЬКОВСКОГО

Сборник публикует его составитель Ю. В. Мещаненко*

…………………………………………………………………

                Р.С.Ф.С.Р.

                ПРОЛЕТАРИИ ВСЕХ СТРАН, СОЕДИНЯЙТЕСЬ!

                ПЕЧАТЬ И РЕВОЛЮЦИЯ

                Журнал литературы искусства критики и библиографии

                При ближайшем участии

А. В. ЛУНАЧАРСКОГО, Н. Л. МЕЩЕРЯКОВА, М. Н. ПОКРОВСКОГО, В. П. ПОЛОНСКОГО, И. И. СТЕПАНОВА-СКВОРЦОВА

КНИГА ШЕСТАЯ

СЕНТЯБРЬ

Государственное издательство

МОСКВА

1926

Редакция номера закончена 1 сентября

Напечатано 4.500 экз.

Всего страниц: 240

   17


                НА ТОМ БЕРЕГУ.

                САМОЧУВСТВИЕ ЭМИГРАЦИИ.

                (Обзор первый—«Воля России»*).

                А. Дивильковский.


   Уже имена редакторов указывают,  ч е й  это журнал с таким эффектным заголовком. Сравнение же с издающейся там же, в Праге, «Революционной Россией», органом партии эсеров, устанавливает тождество большинства сотрудников там и тут.
 
   Таким образом, мы заранее знаем, каково общее направление статей в области «политики и культуры».

   Ибо эсеры, что касается основ их мышления и деятельности, всё те же.
 
   Ничему не научились, ничего не забыли. В  о б щ е м  — да.

   Но не в подробностях и не в «производных».
 
   Тут имеются свои, небезынтересные изменения, придающие в конце концов несколько новый,  о с о б е н н ы й  характер и общей физиономии давно знакомых нам «социалистических народников».
 
   Выявить как раз вот и эту «работу времени» на их журнальных писаниях и будет здесь нашей задачей.

   Начнем с 1-й величины — с Виктора Чернова.
 
   В разбираемых четырёх книжках «Воли России» имеется только одна его статейка, зато по важнейшему для народника вопросу — о земле и крестьянстве.
 
   Статья в № 1 зовется «Социализация земледелия» и входит в число ответов на редакционную «Аграрную анкету».

   Вступление ко всей анкете написано «самим» Вандервельде, а ответы покамест даны Ноэлем Бекстоном, членом английской labour party и бывшим министром земледелия в кабинете Макдональда; затем — Л. Жуо, секретарем французской Генеральной Конфедерации Труда (реформистской), Отто Бауэром (Австрия), И. Стивином (Чехо-Словакия) и Ф. Даном.
 
   Статья В. Чернова на этом «второ-интернациональном фоне» дает, конечно, лишь известного рода вариацию социалистического «стиля».
 
   Но нам интересно именно то,  к а к  п о д х о д и т  автор к своей вариации.


                ----------------------------

                *«Воля России» — журнал политики и культуры, под ред. В. И. Лебедева, М. Л. Слонима, Е. А. Сталинского и В. В Сухомлина. 5-й год изд. Прага, 1926 г., №№ 1–4.


   18


   Самоё заглавие «Социализация земледелия» звучит уже как-то по-новому.
 
   Прежде нам твердили лишь о «социализации земли».
 
   Теперь у лидера лидеров эсерства мы узнаем, что «от социализации земли, то есть, от водворения полного демократизма в заведывании земельными ресурсами страны, надо строго отличать  с о ц и а л и з а ц и ю  з е м л е д е л и я».

   Что же это за штука такая?

   К удивлению, узнаем, что это не что иное, как широкое, массовое кооперирование крестьянского хозяйства, то есть, та самая работа, которая со времени нэпа поставлена сейчас во главу угла для деревни коммунистической партией и советской властью — как путь строительства социализма в деревне, как конкретизация на деревенском полюсе той «смычки», которая на полюсе городском воплощается в социалистической госпромышленности.

   Следовательно, то «новое», «особенное», что присоединяет к эсеровской аграрной программе «лидер лидеров», взято им на прокат от... коммунистов!

   Нелогичного, впрочем, тут ничего нет.
 
   Ибо эта новая пристройка к старой программе, как необходимую  п р е д п о с ы л к у  у того ж е В. Чернова, имеет «новый режим землепользования, основанный на трудовом праве», то есть, опять-таки тот самый аграрный переворот, который совершен большевиками и отдал на деле в руки «трудового крестьянства» всю землю.
 
   Тот самый аграрный переворот, который  н а  с л о в а х  проповедовался и эсерами во главе с Черновым, но которого  с о в е р ш и т ь  они не сумели, когда история в 1917 году им дала для того все карты в руки.

   Следовательно, и в деле «социализации земли», и в деле «социализации земледелия» славный лидер лидеров просто, тянется в хвосте за большевистской революцией, твердит за ней зады.
 
   Во всем ли правильно, — другой вопрос. О том ниже.

   Но никак не подумайте, что автор так прямиком и признает, откуда всё почерпнул.

   Уже одно изобретение нового слова (творчество слов — ведь главное в многолетней работе В. Чернова) для заимствуемого понятия обнаруживает не только желание отгородиться от большевизма, но и дать ему 40 очков вперед.
 
   У них там какое-то потребительское и сельскохозяйственное кооперирование, нет, вот у меня — «социализация земледелия».
 
   Это — марка повыше!

   Повышение марки достигается здесь приёмом довольно элементарным и избитым. Просто-напросто большевикам приписывается в кооперировании политика, заведомо ничего общего не имеющая с нашей действительной политикой, а наша действительная политика с новоизобретенной этикеткой «социализации» идет за черновский товар.
 
   Судите сами.
 
   Автор говорит: «Социалистическая теория кооперации так же далека от
либеральной теории, как и от противоположной ей  б о л ь ш е в и ц к о й  социалистическо-кооперативной утопии (слушайте! — А. Д.), перескакивающей через весь процесс кооперативной эволюции к полной «сельскохозяйственной коммуне».

   Нужно вовсе не знать даже азов большевистской кооперативной работы в деревне, чтобы утверждать подобную нелепицу.

   Но мы, конечно,


   19


не думаем, чтобы В. Чернов их не знал.

   Он просто делает вид, что не знает, ибо ему слишком невыгодно знать: он бы тогда остался без программы по кооперированию деревни.

   Читайте теперь еще, в чем же, по Чернову, состоит «социалистическая теория кооперативной эволюции».
 
   Вот эта необыкновенно новая теория: «Социалистическая теория кооперативной эволюции исходным пунктом имеет не непосредственную производительную кооперацию (опять «деланный» кивок в нашу сторону. — А. Д.), а кооперацию  п р о и з в о д и т е л е й,  объединение их в сфере, так сказать, «внешней политики» сельского хозяйства, в сфере закупок и сбыта.
 
   Кооперирование крестьянского хозяйства, начинаясь, таким образом, с его периферии, лишь по мере полноты ее охвата все более и более проникает в самую глубь этого хозяйства, как такового; лишь реальные потребности кооперативного сбыта приводят к естественной регламентации качества производимых продуктов, а стало быть и к регулированию его производственной техники; с другой же стороны, только кооперативное приобретение орудий и машин, применение которых превышает ресурсы одиночного трудового хозяйства, дает техническую основу дальнейшей коллективизации трудовых процессов.
 
   Социализм в земледелии — лишь  п р е д е л ь н о е  развитие и завершение этой  о р г а н и ч е с к о й  эволюции.
 
   Переход государственной власти в руки социалистической партии может лишь  у с к о р и т ь  эту эволюцию, всячески содействуя ей, но  н е  з а м е н и т ь  её путем декретной опеки социалистического Демиурга-города над пассивной «материей» деревни» (опять «нарочный» камушек в наш огород).
 
   И дальше: «В деревне полнота политического руководства крестьянским движением невозможна без одновременного идейного руководства кооперативным движением деревни».

   Автор может быть доволен нашей длинной выпиской.
 
   Добровольно мы популяризируем его «новое слово» перед советским читателем.

   Но, конечно, мы оказываем ему эту услугу не из-за его прекрасных глаз.

   Мы хотим лишь, чтобы читатель убедился сам, что все это — довольно хорошее для зарубежного «благородного свидетеля» советской работы изложение элементов кооперирования деревни,  к а к  м ы  в  о б щ е м  е г о  и  п р о в о д и м  н а  д е л е,  а  н е  п о п у с т у  б о л т а е м.

   Правда, изложение всё же ученическое, этак на 3 с двумя минусами, ибо не хватает многого, практически, да и теоретически решающего.
 
   Не хватает, в первую голову, классовой точки зрения: как провести кооперирование масс, чтобы оно не вылилось в рост кулачества, в эксплуатацию бедноты и середняка?

   Всякий мало-мальски посвящённый в «большевицкое» кооперирование знает, что здесь — первая забота Советской власти.

   В. Чернов об этом абсолютно не заботится, и понятно почему: он — сторонник «абсолютной свободы конкуренции» между «трудовыми крестьянами», то есть, сторонник свободного роста кулаков.

   Это мы увидим в подлинных словах далее, при изложении статей учеников самого В. Чернова.

   Сейчас нас интересует другое: тот нехитрый способ, каким В. Чернов, «усваивая» себе большевистские идеи социалистического строительства, так усердно, насколько лишь умеет и смеет — пусть и под «новыми» вывесками своего изделия, как «коопе-


   20


рация производителей», «органическая эволюция» и прочее, — в то же время более или менее искусно (или неискусно) подсовывает большевикам — тоже под самодельной кличкой «социалистически-кооперативной утопии» — несуществующие идеи.

   Этот прием двойной маскировки — себя и своего противника — типичен для всех публицистов «Воли России».
 
   И «по-человечески» — он вполне объясним.
 
   Положение их уж таково! Все их «революционно-народнические идеи» давно скомпрометированы беспощадным ходом истории и вышли в тираж.
 
   Коли хочешь что-то еще изображать в политике и ежемесячно писать в журналах, вот и остаётся  д е л а т ь  в и д,  что у тебя есть какие-то идеи с эффектными, всегда свеженькими названьицами.
 
   И для этого — беззастенчивые литературные налеты на самого же своего противника, искусственное разрисовывание его под круглого идиота, а себя — с его уже добром в руках — как творца особо социалистических и особо-революционных идей.

   Все это было бы смешно, когда бы не было так... среди бела дня.
 
   И я, конечно, вовсе не утверждаю, что эти проделки, рассчитанные на простоватость собственных читателей, так уж невинны.
 
   Нет, конечно, мы тут имеем дело не с политическими младенцами.
 
   Совершенно наоборот! — с весьма и весьма опытными дельцами от политики.
 
   Данная гримировка и маскировка — пусть и не слишком искусная (видно, негде взять лучшего качества товара!) — имеет мотивы, разумеется, вполне «деловые»: необходимость загонять колеблющуюся, несамостоятельную мещанскую толпу в сети империалистической общей политики и у нас, и на Западе.

   Но эта неоспоримая подоплека будет яснее видна при дальнейшем обзоре публицистики данного журнала.

   Следующую статью мы возьмем — Е. Сталинского, одного из редакторов журнала, под заглавием: «Социализм и крестьянство» (в том же № 1, в качестве предварительного итога анкеты).

   Тут, к удивлению читателя, повторяется та же история.
 
   Автор отправляется, как от незыблемой предпосылки, от Октябрьской революции.
 
   Да  к а к  отправляется!
 
   Опять не просто так, что вот-де случилось прискорбное для эсера обстоятельство — Октябрьская революция.

  Нет, Октябрь, наш Октябрь, оказывается вполне совпадающим с эсеровскими чаяниями и расчетами.

   «Аграрные революции, — говорит автор , —прокатившиеся по Востоку Европы (то есть, по России. — А. Д.), привели в этой части европейского континента к полной ликвидации или громадному сокращению крупных земельных владений, перешедших в руки крестьянства, превратившегося в могучую социальную силу».
 
   Мы сразу, что называется, столбенеем от неожиданности.

   Как! большевистская аграрная революция не только восхваляется, как действительное освобождение крестьянства, но и — еще куда замечательнее — как существеннейший аргумент  в  п о л ь з у  с а м о г о  э с е р с т в а.
 
   Словно бы автор со своими товарищами тут приложили главные усилия, а не наоборот — не строили тысячи козней для разрушения всего дела большевиков!

   Но если уж эсеры до такой степени вынуждены к признанию de jure Октября, то,


   21


по крайней мере, будьте логичны и идите «в Каноссу» с повинной головой к рабочим и крестьянам «этой части европейского континента», откровенно выбросив за борт весь контр-революционный хлам вашего прошлого.

   Ничуть не бывало.
 
   В статье оказывается, что это, наоборот, Ленин и большевики, «прокатив аграрную революцию по всему Востоку Европы»,  т е м  с а м ы м  отказываются от самих себя, от всего своего «догматического марксизма» вместе со всеми прочими марксистами, как Дан и О. Бауэр, Каутский и Энгельс.
 
   А вот эсеры, те, хоть и честно попрошены были в Октябре из России руками именно крестьянства, в миллионных массах пошедшего за большевистской «аграрной революцией», но — «и в этом вопросе русское социалистическое народничество регистрирует полную победу».
 
   Словом, как выражаются в русской деревне: «ты его хоть печкой бей», — эсер продолжает обнаруживать великолепнейшее самочувствие.
 
   По крайней мере, по внешности.

   Но это искусство превращения чужих побед в поражения, а своих — обратно, до такой степени все же интересно, что является желание проследить в подробности, какими же «чрезвычайными» логическими или логико-подобными путями совершается подобная эквилибристика?
 
   Ведь имейте в виду, что и Е. Сталинский — не кто-нибудь, а в официальном, партийном эсерстве после В. Чернова чуть не первый сегодняшний теоретический законодатель.
 
   По крайней мере, в той же «Воле России» его новая книга «Пути революции» расценивается как одна из руководящих в данный момент книг, наряду с книгой_В. Чернова «Конструктивный социализм».
 
   Да и вообще обозреваемый журнал переполнен статьями Е. Сталинского, отзывами об Е. Сталинском и прочим.
 
   Значит, его аргументация имеет «общезначимость» для всего «социалистического народничества».
 
   Вот как он аргументирует.

   Прежде всего, со времени «аграрных революций, прокатившихся по Востоку Европы», социализм вообще принужден изменить «господствовавшую в нем оценку социальной природы крестьянского класса».
 
   То есть, конечно, принуждены из числа социалистов — марксисты, народников это не касается. Оставим пока без внимания несколько странную формулировку в отдельных частях этого утверждения — «социальная природа», «крестьянский  к л а с с» (для народника последнее порядочно странновато!).
 
   Займемся сутью.  П о ч е м у  это случилось с марксистами?

   А видите ли, потому, что Октябрь, что  б о л ь ш е в и с т с к и й  переворот всем марксистам показал воочию огромный вес «крестьянского класса» в самой социалистической революции, а до тех пор все марксисты были совершенно иного мнения.
 
   В доказательство автор приводит соответствующую цитату из вступительной статьи «самого» Э. Вандервельде к «агр-анкете» журнала.
 
   Вандервельде так и говорит, наотмашь: «Маркс не представлял прихода крестьян к социализму иначе, как после их пролетаризации».
 
   Правда, Е. Сталинский, слыхавший, очевидно, о Марксе несколько больше, чем вождь II Интернационала*, тут же вносит поправку к словам увлекше-


                -------------------------
               
                *Читал, очевидно, хотя бы знаменитое письмо Маркса «К редактору «Отечественных Записок».


   22


гося Вандервельда: «вернее было бы — марксизм: Маркс не был столь, категоричен».
 
   Запомним поправку (более чем существенную все-таки!) и ограничимся тем, что  м а р к с и с т ы  «изменили оценку». В чем же?

   А в том, что крестьянство оказывается способно и ранее всякой своей пролетаризации к совершению если и не социалистической, то «аграрной трудовой революции» — это раз; второе: что «рассматривать по-прежнему крестьянство, как часть буржуазии... было бы полнейшим логическим абсурдом».
 
   То есть, приходится марксистам вслед за народниками признать крестьянство особым, некапиталистическим «трудовым классом», способным идти самостоятельно к социализму, перешагнув через капитализм.
 
   И, следовательно, «пролетаризироваться» ему незачем, наоборот, надо укреплять его существующую «трудовую» «социальную природу» и в «эсеровском союзе пролетариата и крестьянства», нога в ногу, идти к социализму.
 
   Так посрамляются автором марксисты (если, увы, и не сам Маркс).

   Представим себе на минуту, что автор прав.
 
   Спрашивается, а при чем же большевики?

   Они-то, кажется, образцово провели в Октябре «союз пролетариата и крестьянства» (хоть и не совсем «эсеровский»), они совершили «трудовую революцию».
 
   Они-то всем и доказали на деле весь колоссальнейший вес «крестьянского класса» даже в самой пролетарской революции.
 
   Что же им-то менять, хотя они и марксисты?
 
   Или, может быть, они и раньше не были марксистами, а скрытыми народниками?
 
   Но тогда почему же «Воля России» так их терпеть не может?

   Нет, оказывается, что и большевики разделяют горькую участь всех марксистов (кроме Маркса) и «радикально меняют... свои теоретические воззрения на крестьянство, прибегая к широким «заимствованиям» у эсеровской идеологии: теперь оно для них... уже не мелкобуржуазная стихия, враждебная социализму, а возможный, необходимый союзник в деле социалистического строительства».

   Так вот путь, каким народники, невольные (увы!) эмигранты, пытаются перекрасить свое поражение в победу.
 
   Мы, мол, вещественно поражены, но морально — победили, потому что сами наши победители, большевики, принуждены признать верность нашей теории.
 
   Позиция, что и говорить, слабоватая, тем более, что вся аргументация, укрепляющая эту слабую позицию, разлетается при первом же прикосновении к фактам.

   Факт тот, что отнюдь не все «марксисты» принуждены менять свой взгляд на крестьянство.
 
   Конечно, признается в такой перемене Каутский, как автор (сильнейше критиковавшейся Энгельсом) Эрфуртской программы германской социал-демократической партии; говорит об этом Вандервельде, — сам, однако, не марксист и притом, как мы видели, говорит неточно, так что автору приходится вносить поправку.
 
   Несомненно также, что автору, на основании статей в анкете Дана и О. Бауэра, а также приводимых ими в сокращении новых аграрных программ австрийской социал-демократической партии и партии русских меньшевиков, удается доказать данную или подобную «перемену».
 
   Со взглядами Плеханова на аграрный вопрос и крестьянство тоже такое «опровержение жизнью» доказать не трудно.
 
   Но отожде-


   23


ствлять былые взгляды всех этих меньшевиков и соглашателей со взглядами Ленина и большевизма — эта операция автору не удастся так же, как не удалась она и врагу Маркса — Вандервельде.
 
   Ленин и ленинцы никогда не стояли на точке зрения (не марксистской, искажённой соглашателями — социал-демократами) неизбежности пролетаризирования всего крестьянства ранее социалистического переворота.
 
   Как раз наоборот, Ленин и ленинцы всегда отстаивали — и на этом еще в 1903 г.  (р а н е е  р о ж д е н и я  с. - р.  п а р т и и !)  разошлись с соглашателями — точку зрения, что крестьянство — единственный и необходимый союзник пролетариата в грядущей революции.
 
Да что говорить? Всякий грамотный человек легко может в старых документах прочесть о лозунге «диктатура пролетариата и крестьянства» для 1905 года, о лозунге «национализации земли» того же времени, — лозунге, столь ж е похожем на «пролетаризацию» крестьянства, как советский декрет о земле 1917 г. на столыпинские «отруба».
 
   И даже столь высмеивавшиеся в свое время «отрезки» в аграрной программе «Искры», признанные потом и их автором, Лениным, за некоторую тактическую ошибку (см. в особенности т. IX собрания сочинений Ленина, стр. 486—487), метили всё же на непосредственное  у с и л е н и е  экономической «мощи» мелкого крестьянина, а не на «пролетаризацию».

   Все это — для грамотных, даже для малограмотных.
 
   А более привычные к чтению могут сейчас найти в «Ленинских сборниках» Ленинского института всю историю выработки аграрной программы РСДРП и в период «Искры», и ранее, начиная с 1896 г., — года первого наброска аграрной программы Лениным, сидевшим тогда в предварилке.
 
   И они могут убедиться, что Ленин — в острой полемике с будущим соглашателем Плехановым — и тогда уже стоял за национализацию и за союз с крестьянством прежде всего и против союза с буржуазией, как с врагом и пролетариата, и крестьянства, и их совместной революции.

   И через 25—30 лет после этого нам будут говорить, что «прокатившаяся по Востоку аграрная революция» произошла как-то в разрез со взглядами ее единственных руководителей — большевиков!

   Единственное зерно истины тут в том, что Ленин вместе с Марксом и Энгельсом был в этом вопросе целиком против тех «марксистов», которых Е. Сталинский правильно уличает сейчас в отказе от прежних взглядов.
 
   Они исказили марксизм в этом пункте, — как, впрочем, и во всех принципиально-определяющих пунктах, начиная с диктатуры пролетариата.
 
   Это правда, и с этим спорить никто не собирается уже по тому одному, что эта-то правда и бьет с ног нашего народника-автора в его критике и Маркса, и марксизма, и большевизма.

   Большевизм и не думал «радикально менять свою теорию», ибо именно  д е л о м  — Октябрем — он доказал ее полнейшую правильность.

   И это именно доказательство делом и заставляет сейчас бросать свои никуда негодные теории всех так называемых марксистов, начиная с Каутского (который, впрочем, одно врем я, после нашей революции 1905 года, кое-что было стал разуметь в роли крестьянства, но так и не уразумел до конца).
 
   Теперь они наспех и составляют новенькие аграр-программы,


   24


как О. Бауэр и Дан, плетясь в них опять-таки «хвостом» за большевистскими взглядами, но, конечно, искажая последние, как только может искажать профессиональный «укротитель зверей», скрытый сторонник эксплуататоров, в своих писаниях для «приручения» эксплуатируемых.

   То есть, по-своему совершают ту же неблагодарную работу, что и народники, авторы статей в «Воле России».
 
   Ничего не значит, что между теми и другими —  в и д и м а я,  даже как бы «полярная» разница в теоретических взглядах, как между марксистами и народниками.
 
   «Корень» разный, «история развития» разная, манера выражаться как бы даже противоположная.
 
   Но все эти «видимости» стушевываются перед общим служением со времени войны и революции в одном и том же лагере — лагере всемогущего пока что на Западе империализма.

   Ведь от этого общего хозяина те и другие в той или иной форме «приемлют» и свою периодическую плату.
 
   Вандервельде — министр в буржуазном правительстве бельгийских империалистов (обирающих колоссальную , в 10 раз бОльшую, чем сама Бельгия, «империю» Конго), В. Чернов, Е. Сталинский, — друзья и сотрудники Вандервельде по журналу и по II «социалистическому» Интернационалу, и сами на службе то у Колчака, то у чехо-словаков, то у Парижа, то у Лондона.
 
   Словом, хорошо знают ясли, из коих кормятся.

   И припутывать большевиков к тому «марксизму» или «народничеству», который там имеет свою рыночную цену, очевидно, нечего.
 
   Большевизм, если в чем и меняется (нельзя не менять своей тактики, то есть, применения своих неизменно-твердых теорий к конкретным задачам дня), то во всяком случае независимо от тех или иных перемен в том «социализме» и в том профессионально-укротительском «марксизме».
 
   И тех перемен, о каких твердит «Воля России», в нем не бывало.
 
   Не меняет он и своих «теоретических взглядов на социальную природу крестьянского класса» вообще.
 
   Какой ему смысл опять-таки их менять, когда  н а и л у ч ш и й  и з  с у д е й  —  и с то р и я  — в Октябре и в течение скоро девяти лет после него показала научную точность этих взглядов?
 
   Менять должны и меняют те, кому история нанесла сокрушающие удары: меньшевики, эсеры.
 
   И если последние устами Е. Сталинского в данной статье «наводят тень», будто большевики «дошли... до отвержения святейшего догмата ленинской скрижали заветов о дифференциации в крестьянстве... на котором в противность народничеству строилась вся аграрная политика марксизма в России», — то и это такая же «нарочная» выдумка нового эсерства, как и все остальные, нами выше изображённые.
 
   Тут имеется в виду, очевидно, последняя дискуссия на XIV съезде ВКП, где была заклеймена и решительно отброшена паническая линия новой оппозиции, преувеличившей опасности роста кулаческой буржуазии из нэпа и донельзя преуменьшившей значение и силу основной, середняцкой массы.
 
   Да, была такая паника и такое преувеличение и преуменьшение, еще и до сих пор они, пожалуй, не изжиты окончательно.

   Но значит ли это хотя бы — тень отказа самой ленинской партии от несомненного (пусть и сильно ослабленного Октябрем и переходом тогда всей почти


   25


земли в руки той же трудовой крестьянской массы) факта расслоения деревни и от допущенного нами же, в известных, разумеется, границах, роста мелкого капитала в деревне?

   Ни в малейшей степени.

   XIV съезд отказался только от паники, но прекрасно учел наличность известного процесса расслоения.
 
   Одно наличие около 30% безлошадных не говорит ли о крупнейшем всё ещё слое бедноты, не могущей иногда даже сеять, то есть, вообще крестьянствовать без поддержки, причём бедняки принуждены бывают слишком часто продавать рабочую силу зажиточным и даже середнякам.
 
   Что же, это — не расслоение?
 
   Что же, у эсеров безлошадный называется — «справным хозяином»?
 
   XIV съезд, как и весь ленинизм издавна, стремится, конечно, к возможно скорейшему изжитию этой дифференциации, он принял и соответствующие новые меры.
 
   Но все его меры к ее изжитию исходят из неё же и опираются на крестьянские слои, особо заинтересованные в ее изжитии, прежде всего — на бедноту.
 
   Бедноту съезд усиленно и неотложно рекомендует организовать как первого и естественного союзника пролетариев в деревне, в особые «группы бедноты» (предложение секретаря ЦК тов. Молотова).

   Бедноте же он рекомендует давать материальную помощь от государства кредитом для поднятия и улучшения хозяйства на пути машинизации, в частности тракторизации, кооперирования и коллективизации, и для этого конкретно рекомендует создать, к сожалению, скромный пока 10-миллнонный денежный фонд.
 
   Но, с другой стороны, он, в противоположность оппозиции и в решительной борьбе с ней, строго предписывает, чтобы «группы бедноты» не вырождались в административные центры, обостряющие классовую борьбу между существующими слоями деревни путем прямого «нажима».

   Группы бедноты борются на хозяйственной арене, вся почти их «политика» состоит в тесном союзе с середняком на хозяйственной арене, которого они всячески помогают советской власти оттянуть, отбить из-под хозяйственного (а через него и политического) влияния кулака.
 
   Задача вовлечения основной, середняцкой массы через «приводной ремень» бедноты (и батрачества, то есть, чистого пролетария деревни) — это и есть центральная задача партии в деревне.

   Пусть судит читатель, похоже ли это на отказ от теории «дифференциации»?
 
   Нет, это как раз обратное; дальнейшая ее конкретизация в связи с более глубоким учетом элементов её, её детализация, уточнение, то есть, все бОльшая на нее опора, бОльшая, чем у оппозиции, которая  н е  у м е е т  п о л ь з о в а т ь с я  в с е ю  ж и в о й,  р е в о л ю ц и о н н о й  с и л о й,  какую дает это могучее противоречие, эта фактическая дифференциация, фактическая классовая борьба слоев деревни.

   И это — якобы признание «по стопам эсеров» всего «трудового крестьянства» за один сплошной «крестьянский класс»?
 
   Шутки публицистов из «Воли России». Или, лучше сказать, попытка «залить глаза» легковерной эмигрантской публике, а за ней и буржуазному «общественному мнению» Европы.

   И все это нужно почтеннейшему журналу для того, чтобы «сделать приятную мину при плохой игре» и все свои непоправимые политические


   26


провалы изобразить словно бы и в самом деле сбывшийся вещий сон.
 
   Одержав мнимую «моральную победу», автор данной статьи расправляет крылья и пускается уже в «мировой» полет.
 
   Эсеровская теория «трудового крестьянского класса» оказывается уже применимой не только в России, но и на Западе.
 
   Припоминаются все архивные теории Давидов и Герцена о необыкновенной якобы стойкости мелкого земледелия по сравнению с крупным, пускается в ход «по всем Европам» прежде лишь «рассейская» идея о том, что «в сельском-де хозяйстве капиталистической эволюции не произошло».

   К этой, тоже посрамляющей марксизм вообще, а большевиков в частности, «социологической» идее пришивается затем та политическая теорема, что «обобществление сверху-де невозможно в авторитарных формах» (насильственными мол «декретами» большевиков), надобно обобществление «снизу», в хозяйственных формах «автономных» или «демократических» (что сие чисто словесное творчество в черновском духе реально означает — секрет изобретателя).
 
   И вот округленное «теоретическое» зданьице готово.

   Остается сделать практические выводы.

   Они-то, конечно, характерней всего для современного «революционного» народничества.

   Но раньше, чем к ним перейдем, — два слова о мнимой не-капиталистической эволюции в сельском хозяйстве Запада.

   Говорить об этом сейчас, находясь среди  п о л н е й ш е г о  о в л а д е н и я  к а п и т а л о м  всего сельского хозяйства Запада, и, крупного, и среднего, и мелкокрестьянского, можно только или по недоразумению, или по специальному, так сказать, искусственному ослеплению — «для политики».

   Кто раз лишь заглянет невооруженным даже глазом в немецкую, французскую, швейцарскую, датскую, наконец, американскую деревню, тот, наверное, забудет навсегда о таких «безответственных» утверждениях.
 
   А ведь эсеровским лидерам как будто полагается почитывать и кое-что из статистики западного земледелия и прочих чисто-фактических материалов.
 
   Кто же не знает, например, что, не говоря уже об ипотечной, банковской кабале каждого земледельца и землевладельца этих стран, он еще находится в сугубой капиталистической же кабале мощных кооперативных объединений и кооперативных банков?

   Ибо лишь искусственно-­наивный народник может при слове «кооператив» думать лишь о «трудовом» объединении.

   Среда же капиталистическая неизбежно превращает это «трудовое» в нечто ярко-эксплуататорское.
 
   Кооперативная «централь» занимается операциями закупки и сбыта, связывается для этого с мировым рынком, где сталкивается и связывается с его «баронами» и «царями» и — как всякий более мелкий капитал — становится в отношения зависимости и подчинения крупному и крупнейшему.
 
   Эта зависимость распространяется и обратно, внутрь кооперативных объединений*, и там, кто капиталом слабей, неотвратимо эксплуатируется сильнейшими пайщиками.
 
   И «трудовое» объединение становится новым и особо острым орудием концентрации и эксплуатации.

   Да, как и может быть иначе,


                -------------------------------

                *В частности через те как раз процессы «улучшения техники производства, о которых выше мы читали у В. Чернова. Улучшают технику в особенности, конечно, более хозяйственно мощные члены кооператива.


   27


когда весь строй — диктатура капитала?
 
   Монопольный капитал нашего времени распоряжается рынком молока, хлеба, сырья, машин так же бесконтрольно, как и всяким другим.

   Нужно быть мелкобуржуазным мечтателем, чтобы не замечать этого, сидя в самом, можно сказать, центре всей паучьей сети.

   Конечно, кооперативные объединения имеют огромное значение для  б у д у щ е г о,  когда капитал будет свергнут и будет вводиться социалистический строй на Западе.
 
   Тогда обобществление сельского хозяйства крайне облегчится и ускорится наличностью уже фактически обобществленной сети хозяйств.

   Останется лишь устранить возможность эксплуатации масс более хозяйственно-мощными элементами.

   Но для этого нужна, во-первых, революция. А во-вторых, та же, если не бОльшая степень фактического обобществления без соответствующей «юридической» формы дается и любым трестом, вообще крупным капиталистическим производством.
 
   Так что никакого в этом смысле особого «трудового» преимущества сама по себе кооперация с собой не несет.

   Не знаю, следует ли напоминать ново-народникам о роли, например, масляных и яичных  м и р о в ы х  бирж для сельской кооперации Дании?

   Или о роли швейцарского (единого для всей страны) шоколадного треста для швейцарского молочного крестьянина со всеми его «молочными централями»?
 
   Или о роковой роли американской трестовской «национальной» сети элеваторов в экономическом порабощении «трудового» фермера?
 
   Напомню разве лишь еще о том, что Бебель в 1912 г. на Иенском партайтаге в прениях по аграрному вопросу утверждал, что фактическое обобществление  к а п и т а л о м  сельского хозяйства Германии уже дошло до степени полной  о б ъ е к т и в н о й  готовности для немедленного перехода к социализму.
 
   Он имел в виду и единство управления кредитом (ипотеки), и кооперацию с её банками, и полное подчинение целых технических отраслей сельского хозяйства — свеклосахарной, текстильных растений, хмелеводства, животных продуктов, соответствующим сельскохозяйственным заводам, объединенным в «национальные» картели.

   И эту чистейше-капиталистическую зрелость материальных предпосылок обобществления «теоретизирующий» народник тоже будет относить  з а  с ч ё т  «трудовой кооперации»,  п р о т и в  «капиталистической эволюции» на Западе?

   Марксист Бебель (в этом случае хороший марксист) имел в виду, конечно, роль «трудового элемента» в этой «эволюции», а именно — пролетариата сельского и городского и мелкого крестьянства.

   Он имел его в виду как «субъективный фактор», который должен быть поставлен революционной  п а р т и й н о й  о р г а н и з а ц и е й  на высоту «объективного» хода вещей, а вовсе не думал, что как-то сам собой ход хозяйственной вообще или кооперативной в частности «эволюции» даст социализм.
 
   С н я т ь  путем пролетарского переворота весь гнетущий аппарат частной собственности с обобществленного фактически производства,  д а т ь  последнему обобществленный же аппарат общей собственности и общего управления, и сельское хозяйство Германии заработает сразу же на пользу масс, как одна колоссальная машина.

   Но он хорошо знал и то, как осо­-


   28


бенно далеко было в этом сельском хозяйстве до такой смены.
 
   Не было в Германии более реакционного класса (не считая помещиков), чем её крестьянство, хотя и поголовно кооперированное.
 
   Все оно примыкало к черносотенному «Крестьянскому Союзу», руководимому крупными помещиками-аграриями.

   Сейчас это сильно изменилось, но нужен был для этого разгром войны, упадок национального хозяйства, сельского — в частности...

   Обратимся к практическим выводам Е. Сталинского.
 
   Если не считать чисто словесных опять-таки выводов в роде того, что грубое, большевистское обобществление «вверху» невозможно, а нужно «демократическое», «снизу», то более  р е а л ь н ы х  выводов, по существу, два.
 
   Один — что все, мол, «социалисты», после моральной победы народнической идеи, стоят сейчас «за широкое привлечение крестьян в ряды социализма», что, мол, впредь только и обеспечивает победу последнего на деле.
 
   Второй, немножко неожиданный со стороны строгой логики: «русское крестьянство в массе  н е  с о с т о и т  из сознательных социалистов и поэтому... о немедленном создании социализма не может быть и речи».
 
   Читатель, знающий  п о с л е в о е н н у ю  физиономию эсеров, не удивится этому второму выводу, наоборот, скажет: ага! вот они куда все и гнули! И будет прав.

   Вся суть длинных речей эсеровского теоретика-автора лежит именно в том, чтобы доказать, что «трудовой» крестьянин, то есть, мелкий, единоличный земледелец, и сейчас уже годится в «социалисты», в партию, но в то же время «социализм» имеет ближайшей целью вовсе не социалистическую революцию, а некую «трудовую», промежуточную между капитализмом и социализмом.

   В действительности имеется, конечно, в виду некоторый демократический, чисто-мелкобуржуазный строй, нечто в роде, скажем, Австралии, еще точнее: Новой Зеландии.
 
   Забывается только, что  ч и с т о г о  мелкохозяйственного строя и там нет, и быть не может.
 
   В Австралии тоже царит крупный капитал, дающий, так сказать, пастись до поры до времени стадам мелких сельских хозяев-единоличников, которых он тем ловчее высасывает в этих особенных, приспособленных к земельному простору условиях.
 
   Иной судьбы в реальных условиях нашей планеты не может иметь и народнический «идеал».

   Что такими и подобными «идеалами» Вандервельде, Бауэры и Даны готовы впредь вовлекать крестьян в свои партии, можно себе представить: они крайне нуждаются в беззастенчивых демагогиях и «увлекательных» утопиях для конкуренции с «прущим» отовсюду коммунизмом.

   Можно только сказать, что прежде социалистические партии искали себе  с о ю з н и к о в  среди мелкой буржуазии, а не говорили об огульном вовлечении её в рабочие партии.

   Сейчас, как видно, нужда в членах слишком велика.
 
   Да, впрочем, мелкобуржуазный характер самих этих партий находит здесь полное выражение.

   А вывод о невозможности пока что социалистического строя в России* вскрывает до конца анти-социалистическую сущность ново-народников.

   Им нужно во что бы то ни стало восстановить власть частной


                ---------------------------

                *Трогательное совпадение с идеями нашей новой оппозиции!


   29


собственности в любезном отечестве.
 
   За буржуазный строй, пусть приукрашенный всякими «трудовыми» словами, готовы они лезть из кожи вон.

   Ничего им в действительности так не противно, как мысль о реальном переходе деревенских масс на сторону социализма, рука об руку с братом-рабочим.

   Большевики на деле серьезно угрожают осуществить этот массовый переход.

   Тем хуже для большевиков!

   Нельзя, конечно, с полной откровенностью обвинять их в покушении на власть капитала: громкое слово «эсер» не позволяет.
 
   Что ж, давай без церемонии обвинять их в обратном: в подрыве социализма.

   Вот в конце концов вся нехитрая игра пражских поборников русского крестьянства.

   Что-то в роде литературной кадрили, где обычной «мене дам» соответствует мена политических понятий.

   Твердо установленное понятие социализма подменяется мелко-буржуазным «трудовичеством»: явления чисто капиталистического свойства, как кооперация, в условиях буржуазной диктатуры оказываются «ещё лучше социализма» и т. п.
 
   Результат: приятное самочувствие пражских сидельцев — неизвестно, однако, насколько прочное.

   Подробный разбор «директивной» статьи Е. Сталинского избавляет нас от обязанности разбирать целый ряд его статей более «производного» характера, каковы: в № 2 «Путь нэпа» (из итогов XIV съезда ВКП), в № 4 «Крестьянство в судьбах России», а также в № 4 подробный реферат К. Кочаровского о книге того же Сталинского «Пути революции».
 
   Ясно само собой, с какой точки зрения Е. Сталинский может относиться к дебатам и постановлениям XIV нашего съезда о текущей конкретизации лозунгов «смычки» с основной деревенской массой и лозунгов строительства социализма на основе все большей индустриализации страны, все большего укрепления государственной социалистической промышленности, все более тесной ее связи с деревней и хозяйственного влияния на последнюю.
 
   Интересно лишь отметить в статье о нэпе самый решительный, можно сказать, во что бы то ни стало, призыв автором-«народником» иностранного крупного капитала в страну.

   Большевистские, мол, споры показывают, что дело ваше — крышка: без «помощи» американско-европейских банков и империалистов не обойтись.
 
  Так чего-де ломаться, пойдите с поклоном в Лондон и Нью-Йорк, там люди богатые, согласитесь лишь на их «разумные» условия, и они в два счета вам «рационализируют» всю страну.
 
   А не согласитесь, так, видно, нам, эсерам, придется этим заняться.

   Это очень и очень показательно для эсера новейшей формации: когда дело касается полемики на теоретической почве, нет конца туману и двусмысленным «кадрилям».
 
   На практике же сразу видно, «чего Миша плачет, чего Миша хочет»: империалистской эксплуатации, то бишь... «рационализации».

   Вот и в статье «Крестьянство в судьбах России», самая, можно сказать, «живая», отчетливо звучащая нота насчет «полной экономической свободы» для крестьянства.
 
   Что такое эта свобода?

   Сразу не поверите: это та самая, которую большевики «забывают» и «которою крестьян­-


   30


ство пользовалось даже (!) при царизме».
 
   Словом, это та самая «свобода эксплуатации», где «трудовой крестьянин» был бессильной, беспомощной, связанной по рукам, по ногам жертвой.
 
   Свобода быть обираемым среди бела дня и помещиком, и Колупаевыми да Разуваевыми, при благосклонном содействии пристава, урядника и земского начальника.
 
   Не мешало бы новейшему эсеру почитать об этой свободе у старого народника Гл. Успенского, у Салтыкова, у Энгельгардта, если уж не пришлось ему читать Ленина «Развитие капитализма».

   И как только у людей хватает смелости к такому вот безудержному «словотворчеству»!
 
   Характерно, однако, что эта смелость у них пробивается там и тогда, где и когда они, наконец, становятся сами собой и обнаруживают свой действительный, а не словесный «идеал».

   В этой статье — «Крестьянство в судьбах России» — следует отметить еще один прием, выработанный эсерами в послереволюционное время в борьбе против большевизма.

   Прием, на первый взгляд странный, как бы во вред его авторам, но не лишенный своего лукавого расчета.
 
   Эсер понимает, что победа большевизма, притом в тесном союзе с деревенскими массами, говорит слишком громко против него, эсера.
 
   Надо как-то этот конфузный факт и объяснить, и оправдать.
 
   Он и решает: давай-ка лучше начну с полного признания факта.

   Да, верно, большевики победили, и победили потому, что их тактика оказалась более верной, более реальной. Мы, эсеры, опростоволосились.
 
   Но вслед за таким самообвинением и даже самооплевыванием, эсер — в данном случае Е. Сталинский — переходит в наступление.
 
   Оказывается, большевики победили вовсе не в силу превосходства их теории, а против своей теории.
 
   Они ей изменили (об этой измене «всех марксистов», в том числе и Ленина, см. выше), ухватились за эсерскую «социализацию земли», и этой, так сказать, военной хитростью перетянули к себе решающую силу — деревню.

   Сверх того, они одни учли всю важность вооруженной силы и озаботились привлечением к себе армии, в то время как эсеры, люди идей и возвышенных настроений, не учли значения «грубой силы».
 
   Эту двойную черту адской хитрости и насильничества большевиков другой автор, В. Сухомлин, в 3-й книге журнала, в ст. «Подготовка Октября» старается показать на два письма Ленина, опубликованных в «Правде», по случаю 8-летней годовщины Октября, — письме к тов. Смилге из Финляндии (сентябрь 1917 г.) и письме к большевистской фракции Северного областного съезда советов, тогда же».

   Выходит, у Сухомлина, как и у Сталинского, что эсеры потерпели поражение потому, что были гораздо умнее (теория-то Октября — от них происходит) и благороднее (силы-то не применяли во временном правительстве).

   Получается, в самом деле, довольно приличное с виду объяснение, быть может, не слишком «социологическое», скорей даже обывательское, но все же с известным выигрышем для политической репутации данной партии.

   Вся беда лишь в фактической неправде. О теории опять-таки достаточно говорилось выше. Что касается якобы отвращения к применению силы, то это — басня.

   Еще живы миллионы трудя-


   31


щихся, хорошо помнящих декреты эсера Керенского о расстрелах на фронте, о подавлении силой забастовок в тылу, широкое применение им (при попустительстве В. Чернова) карательных экспедиций против крестьян-захватчиков помещичьей земли.
 
   А корниловщина — чья работа?
 
   Сейчас хорошо известно ближайшее участие в ней и самого Керенского и целого ряда «благороднейших» эсеров.
 
   А чехо-словаки? а Колчак?
 
   Не удалось затеянное применение «грубой силы» — это другой разговор, и об этом, конечно, они там, в Праге, вспоминают, «скрыпя сердцем» (как выражался один немец).
 
   Но уж это не пойдет в счет их благородства.

   В итоге: опростоволосились; да, это — голый исторический факт.

   «А счастье было так возможно, так близко…»

   И этот приемчик облагороживания себя за счет ненавистных коммунистов все же не выгорает.

   Не будем здесь подробно говорить и о книге «Пути революции» Сталинского, не имея ее под руками.

   Из реферата о ней К. Кочаровского лишь видно, что известные нам уж е взгляды ее автора здесь вдвигаются в более широкие, «научные» рамки.
 
   Так, он предпосылает своему изложению «сравнительно-критическое изучение социалистических программ и идеологий».
 
   Затем идет «сравнительно-историческая параллель революций в разных странах».
 
   Дальше: «обобщающая схема социальной истории России»; «анализ пореформенной социальной жизни и эволюции (это, очевидно, не одно и то же? — А. Д.) России»; «резюме опыта 1917 г. и большевицкого переворота и режима» (вот, где должно быть горячо! — А. Д.); «выводы о тенденциях невоенной Европы»; наконец: «резюме сложения в ней новых программ и идеологий».

   Что называется у ученого народа, немцев; grundsatzlich, eingehend und ausfuhrlich!
 
   Даже несколько напоминает сказ о человеке, которого послали к колодцу за водой, а он и принялся вокруг колодца канаву рыть; спрашивают его: «зачем?» — а он в ответ: «да что ведром носить, сразу уж весь колодец хочу утащить».
 
   Ясно, однако, что от такой сверх-научной основательности главные идеи нашего народника наверняка всё же не станут убедительней, чем мы уже видели в предыдущем.

   И, судя по дальнейшему пересказу книги К. Кочаровским, речь в ней но сути всё о том же «тупике» марксистов вообще, большевиков в частности, о том, что-де этот безысходный тупик и заставил большевиков (как видно, с горя) захватить в свои руки все пути «реальной трудовой революции», оставив за бортом всех «социалистов», гораздо лучше её понимавших, но... и т. д.
 
   Несравненно, по-видимому, интересней в книге опять-таки выявление действительного, а не «теоретического» лица новейших эсеров.

   Тут и автор книги, и его верный референт оба согласно высказываются «за возможно широкий простор свободной конкуренции, ибо только при ней обеспечится широта и разнообразие хозяйственных экспериментов (ого! — А. Д.), стимул для расцвета самих коллективов (подразумеваются кооперативы. — А. Д.) и контроль над их развитием и построением».

   Чтобы вполне оценить эти слова пресловутого народнического эксперта по аграрной части, К. Кочаровского, прибавим, что несколько раньше он решительно возражает против излишних-де опасений автора книги, как бы


   32


не случилось «при свободном земельном обороте (курсив мой. — А. Д.) обезземелении крестьянства».

Свободная мобилизация земель вместо большевистской национализации их — вот куда «тянет» сегодняшнее народничество с этим своим лозунгом «свободной конкуренции». Советским крестьянам не мешает покрепче запомнить это обстоятельство.

   Если только, паче чаяния, «народолюбцы» вернутся ко власти, уж они деревенскому «народу» покажут, где зимуют раки «свободной конкуренции и мобилизации земель»!

   Впрочем есть, как видно, в книге — в связи, вероятно, с лукавым «приемом самообвинения», о котором говорилось, — и небезынтересные признания.
 
   Автор ее повествует для поучения всего «социализма» о том, что в России «землевладельческий класс революцией уничтожен, а буржуазный до крайности разбит, ослаблен и попорчен», и «обрисовывает глубокое социальное значение совершившейся победы трудовых сил и открываемые им перспективы дальнейшей социальной революции».

   Если большевицкая революция так «попортила» помещика и буржуя, то ясно, что у нас в Советском Союзе и осуществился столь дорогой эсеру «трудовой порядок».
 
   О чем же горюет еще наш эсер?

   После много-ученого и, во всяком случае, много-пишущего Е. Сталинского нас больше всех из публицистов «Воли России» занимает сам К. Кочаровский.

   В 3-й и 4-й книжках журнала он помещает тоже сильно «научную» статью, которую он даже именует «исследованием», под заглавием «Социальный строй России».
 
   Статья, впрочем, еще не кончена, поэтому будем говорить лишь, в частности, об имеющихся главах.

    Главы эти, при всем старании сохранить академический тон особой объективности, сплошь представляют публицистику и полемику все с теми же злодеями-марксистами и, конечно, в первую голову с большевиками.
 
   И публицистика эта целиком построена по тому ж е, уж е достаточно нам знакомому рецепту всей «школы», идущему от ее главы, В. Чернова, и старательно проводимому его alter ego Е. Сталинским.

   Те же «признания», что буржуазия в советской России «полу-уничтожена, деградирована».
 
   И тот же, несколько неожиданный отсюда «вывод», что вот-де «когда в России вновь явится режим свободной конкуренции, и буржуазия вновь сможет выйти на социальную арену, то ей придется начинать в значительной степени сначала, притом при более трудных, чем раньше, социальных условиях и соотношениях сил (слушайте! — А. Д.); при усилившемся крестьянстве, при еще расширившейся роли государства, а, может быть, и (слушайте, слушайте! — А. Д.) иностранного капитала».

   Этот «иностранный капитал» у наших «трудовых, революционных народников» начинает, право, играть совершенно неприличную роль.
 
   Как будто против их воли торчащие из-под мужицкой шапки империалистские рожки!

   Но в «социологическом исследовании» старого народнического спеца по мужику, К. Кочаровского, и не то еще встретите.
 
   В главе «Помещики» — такие комплименты и расшаркивания перед дворянством,

 
   33


«внесшим в творчество России замечательные культурные, социальные и политические ценности», что мужику, по-видимому, следует протянуть своему понапрасну обиженному барину горячие объятия.
 
   Так оно и проглядывает у автора там, где он усиленно защищает высокую культурность «с е л ь с к о г о» земства против малокультурное «г о р о д с к и х» управлений прежней России; а земство так и зовется: помещичье и крестьянское (нет же стыда у людей говорить этакие ереси!).
 
   Теперь сопоставьте: призыв в Россию иностранного капитала плюс «глазки» эсеров помещику — и вы вполне, до конца, исчерпывающе поймете, чем пахнет нынешняя эсеровская «наука» и «социология».

   Вы уже не станете обижаться на неслыханные несообразности теоретического характера, когда автор всячески старается изобразить главную движущую силу русской революции — пролетариат — каким-то политически и экономически «отсталым» (так и выражается) элементом, который только «влиянию интеллигенции и крестьянства» обязан тем, что не «буржуазировался» окончательно, подобно его западным собратьям.

   Непонятно только у автора, почему он должен признать, что наш рабочий всё же «проявил значительную энергию в экономической и политической борьбе».

   Этакий отсталый элемент!

   Не приходится также много требовать от подобного «социолога», когда он силится доказать наличность в нашей деревне отнюдь не «расслоения» (ведь там нет «капиталистической эволюции»), а какого-то вновь изобретенного «отслоения» капитала от деревни и постоянного «всасывания» его городским, видите ли, капиталом туда, в город!

   А в деревне остается одно чистое «сслоение».

   Пожалуйста, пусть читатель не думает, что я изобретаю.
 
   Все так и стоит в «Воле России», черным по белому.

   И автор клянётся, что на всё это у него есть самые несокрушимые, статистические данные.

   Только, к сожалению, их не приводит.

   Будет с нас, однако, «революционно-народнических» теорий.
 
   Нам остается еще просмотреть несколько статей более частного и более фактического содержания.
 
   Такова статья Г. Радченко (2-я книжка) «Основные тенденции в развитии современной кооперации».
 
   Но о ней много говорить не приходится.
 
   Общая точка зрения народников на кооперацию, как особую, не-капиталистическую (даже при капиталистическом строе), «трудовую» организацию, призванную своей собственной силой победить и вытеснить без остатка капитал из всех его позиций, нам из предыдущего достаточно ясна.
 
   Автор выводит отсюда, что самостоятельное развитие кооперации направлено в сторону «о б о б щ е с т в л е н и я  к а п и т а л о в» (еще одно замечательное, «научное» словечко!), «средством же к обобществлению капиталов») является не их экспроприация (как у большевиков. — А. Д.), а органический рост, их общественное накопление» и т. д.

   Может быть, самая фактически ценная статья журнала, это — Вл. Лебедева «Скверный анекдот» (о «Зарубежном съезде»).

   Дело идёт


                -------------------------------
               
                *Нельзя не припомнить здесь, как Э. Бернштейн, критикуя Маркса, в пример подобного же «трудового» и «демократического» обобществления капитала брал акционерные общества! Те самые, из которых и развились цари капитала —  т р е с т ы.


   34


о пресловутом объединительном съезде эмиграции в Париже, где эсеры участия (п о к а м е с т !) не приняли.

   Поэтому статья в резко-сатирических тонах и сообщает немало стоящего материала о группировках, борьбе, откровенных высказываниях собравшихся в подвале отеля «Мажестик».

   В общем съезд был полным провалом, хотя на нем и восторжествовала всё же одна из групп — марковцы над «струвеистами», «торгово-промышленный группой» и над... угадайте, над кем еще? — над врангелевцами!

   Мы-то тут сидим и в простоте души воображаем, что врангелевцы и есть столп и опора «трона» и всех прочих «коронных» идей.

   Оказывается, нет.

   Автор с большим знанием дела изображает их как «фашисто-бонанартистов», которые вовсе не за того или другого «претендента», а просто за Врангели и его роль, как будущего, по-видимому, российского Муссолини.

   Они пережили целую предварительную борьбу в Юго-Славии (где их штаб-квартира) с верным монархизмом, и борьба на съезде завершила их поражение.

   Но в процессе этой борьбы неким  Д а в а т ц е м  выпущена прелюбопытнейшая, даже в изложении Вл. Лебедева, книжка под заглавием «Годы, очерк 5-летней борьбы» — против монархистов!

   Здесь с большою откровенностью, на основании подлинных документов «из архива Врангеля», автор «в совершенстве нарисовал отвратительную картину пауков в банке, поедающих друг друга из-за вопроса — кому быть царем и главнокомандующим».
 
   В пылу рассказа Даватц подробнейшим образом выбалтывает, опять-таки с неопровержимыми документами в руках, и о палаческой роли, сыгранной отрядами врангелевцев в подавлении болгарской рабоче-крестьянской революции.
«Сколько раз, — говорит Вл. Лебедев, — правительство Цанкова «опровергало» эти факты...

   Как позорно восхвалявшие Цанкова русские эмигрантские (очевидно, не-эсерские! — А. Д.) органы печати замалчивали их...

   Как бесстыдно отрицал эти преступления Врангеля ген. Миллер на своем докладе конференции Национального Комитета в 1924 г.
 
   И вот теперь, через 3 года»... и т. д.

   Да, книжку Даватца следовало бы нам использовать, а то и перепечатать в десятках тысяч экземпляров для поучения наш их рабочих и крестьян.
 
   Можно лишь удивляться подобным сообщениям в журнале, который и сам, если не непосредственно, то косвенно — службой одному и тому же империалистическому «хозяину», — немало повинен в том, что Цанковы и Врангели, и монархические, и фашистские пауки торжествуют над рабочими и крестьянами Балкан и Запада.

   В общем же о журнале «Воля России» следует сказать, что чью он «волю» исполняет — это довольно ясно видно из всей его публицистики, но только, во всяком случае, не волю того «народа», тех трудовых масс, которые он, конечно, подразумевает под громким, но на сей раз отнюдь не новым, нет, безвозвратно устаревшим словом «Россия».


               
                А. Дивильковский**

               
                ---------------------------


       Для цитирования:

 
А. Дивильковский, НА ТОМ БЕРЕГУ, САМОЧУВСТВИЕ ЭМИГРАЦИИ, Обзор первый – «Воля России», ПЕЧАТЬ И РЕВОЛЮЦИЯ, Книга шестая, Сентябрь, 1926, М., ГИЗ. Стр. 17–34.
   

       Примечания


      *Материалы из семейного архива, Архива жандармского Управления в Женеве и Славянской библиотеки в Праге подготовил и составил в сборник Юрий Владимирович Мещаненко, доктор философии (Прага). Тексты приведены к нормам современной орфографии, где это необходимо для понимания смысла современным читателем. В остальном — сохраняю стилистику, пунктуацию и орфографию автора. Букву дореволюционной азбуки ять не позволяет изобразить текстовый редактор сайта проза.ру, поэтому она заменена на букву е, если используется дореформенный алфавит, по той же причине опускаю немецкие умляуты, чешские гачки, французские и другие над- и подстрочные огласовки.

   **Дивильковский Анатолий Авдеевич (1873–1932) – публицист, член РСДРП с 1898 г., член Петербургского комитета РСДРП. В эмиграции жил во Франции и Швейцарии с 1906 по 1918 г. В Женеве 18 марта 1908 года Владимир Ильич Ленин выступил от имени РСДРП с речью о значении Парижской коммуны на интернациональном митинге в Женеве, посвященном трем годовщинам: 25-летию со дня смерти К. Маркса, 60-летнему юбилею революции 1848 года в Германии и дню Парижской коммуны. На этом собрании А. А. Дивильковский познакомился с Лениным и с тех пор и до самой смерти Владимира Ильича работал с ним в эмиграции, а затем в Московском Кремле помощником Управделами СНК Владимира Дмитриевича Бонч-Бруевича и Николая Петровича Горбунова с 1919 по 1924 год. По поручению Ленина в согласовании со Сталиным организовывал в 1922 году Общество старых большевиков вместе с П. Н. Лепешинским и А. М. Стопани. В семейном архиве хранится членский билет № 4 члена Московского отделения ВОСБ.