Смерть, продолжение 3

А вот и смерть, последнее приключение, заключительный аргумент в этом спектакле! Войны, катастрофы, убийства, теракты, эпидемии, аборты, онкология, непосредственная производная смерти, поединок один на один с неизбежностью, шансов выиграть у меня — ноль! Но я принимаю смерть как неизбежность и приспосабливаюсь жить в обнимку с ней! А она не оставляет мне никаких шансов, кроме «когда»: сегодня или завтра! Я соглашаюсь на все ее условия и стреляю в себя! Старость — лишь внешняя часть, доступная проявленная форма неизбежного и неотвратимого. Мои пунктуальные кредиторы, дружно и кротко стоящие в длинной очереди за моей спиной: отсутствие сил, депрессии, страхи, бессонница, хронические болезни. Мое лицо сквозь мутную поверхность зеркала времени, кончается воздух, я падаю в темноту, хватаясь за последние лучи гаснущего света, в застывших глазах кроме голубого неба не отражается уже ничего.
Смерть всегда побеждает жизнь, порою немного отступит, сдаст позиции, даст надежду, а затем подберется поближе, опрокинет, собьет с ног и заберет свое. За ней всегда следует ее неодолимое, непобедимое воинство, кавалерия черных ангелов: войны, эпидемии, катаклизмы, теракты, катастрофы, несчастные случаи, неизлечимые болезни, инсульты, инфаркты, онкология, аборты. Время — небольшой сдерживающий фактор, у кого-то оно есть на пару выдохов и вдохов, кому-то чуть больше повезло и у него в запасе еще несколько лет, но все это зыбкие, неустойчивые, быстро растворяющиеся перспективы. Я уповаю на современную медицину, на новые технологии, на влиятельных священников, на врачей, на диеты, на голодания, на занятия спортом, но это все размокшие бумажные кораблики в бушующем океане космического бытия.
Смерть — мой единственный враг, решительный, успешный, безжалостный, смелый, коварный, удачливый, изворотливый, подлый, она ловкий, хитрый охотник, терпеливо ждет в засаде благоприятного момента, когда выпустить в мое сердце отравленную стрелу. Там, где я сейчас нахожусь, — ее непосредственная территория. Счастливые мгновения, что нам порой выпадают, — это слабо прикрытое продолжение войны между жизнью и смертью. В недалекой перспективе подстрелен будет каждый, кто имеет бренную плоть, кто-то позже, кто-то раньше, кто-то уже прямо сейчас. Каким бы соблазнительным, привлекательным и многообещающим этот мир ни казался, это только игра жизни со смертью, причем игра в одну сторону. Смерть всегда побеждает, несмотря на величайшие технические, интеллектуальные, философские и высокотехнологичные достижения жизни.
 
«Шримад-Бхагаватам», книга 10, глава 2
Ничто в здешнем мире не бывает вечно: ни вещи, ни отношения между людьми, даже собственное тело мы когда-нибудь утратим, что уж говорить о семье, доме, имуществе. Каждый человек одинок, и никому нет до нас дела, одинокими мы приходим в этот мир, одинокими его покидаем и за поступки свои должны расплачиваться в одиночку.
 
Время незаметно уходит, дни спешат, торопятся, убегают, и их невозможно сдержать. Я молчаливо старею, торжество отчаяния, безысходности и боли, симфония смерти, страха и тьмы. Пожар увлечений безнадежно погас, страсти охладели, удовольствия сменились разочарованиями и досадой, сухая стянутая кожа, тело высохло и согнулось неестественным образом, желания остались, а возможностей их реализовать уже нет, моя скоротечная комедия с трагическим концом. В этом театре разноцветного абсурда сегодня я самый главный герой! Я смотрю на смерть как на что-то очень далекое, не осознавая того, что она для меня уже наступила еще в утробе матери и весь этот мир, яркий, звенящий, спешащий, сияющий, блестящий, стрекочущий, пленяющий, — ее непосредственные владения.
Жизнь — что тающая свеча: однажды она загорелась, некоторое время освещала крошечное незаметное пространство вокруг себя, а затем навсегда погасла. Я продолжаю играть, не чувствуя, что занавес моего спектакля опустился, что интерес к моей пьесе уже давно иссяк, что свет на сцене, где я так ловко пел, подпрыгивал и танцевал, уже погас. Тень черной смерти, тихо и незаметно проникающая в каждый дом, кладбище внутри моего сердца, где погребены все те, кого я знал и любил.
 
«Шримад-Бхагаватам», книга 3, глава 31
Вкусив все предназначенные ей плоды, душа покидает распадающееся тело, чтобы родиться в новом и пожинать новый урожай. Слепота есть неспособность глаза различать цвета, глухота — неспособность уха различать звуки,
смерть — неспособность пяти чувств воспринимать предметы внешнего мира. Однако с прекращением деятельности чувств душа не умирает, а ждет той поры, когда чувства оживут в новом теле. Только плоть боится смерти, для души смерть есть возможность осознать свое бессмертие!
 
Является ли смерть программой, записанной в генах, или это просто сбой в работе организма, приводящий клетки к старению, распаду и гибели? Несколько неуверенных шагов по узкому коридору жизни, выстрел, тугая петля на шею, изнурительные болезни, стул, вмонтированный в пол, кожаные ремни, металлический колпак, мгновенный разряд, душа выпрыгивает из поверженного тела и вновь отправляется в экскурсионно-романтическое путешествие по очередным неведомым маршрутам, взгромоздившись уже в следующую одноразовую плоть. Бежал, спешил, торопился, надеялся, строил масштабные прожекты и дождался, меня торжественно хоронят, утирая со щек фальшивые, нарисованные слезы.
Поздняя осень, ночь, завернутая в густой туман, время будто застыло в мертвой точке, печальные глаза уличных фонарей, впервые после моей смерти выпал снег. И нет уже меня на белом свете, под этим камнем я лежу, обернутый сырой землею, и ждет в стволе патрон, но не меня, и стрелки не на моих на часах отчаянно бегут, и чьи-то головы лихие слетают с плеч, и ветер простуженный хрипит и стонет над полем битвы, и птицы черные пируют на телах отважных смельчаков, и сумрачная луна холодными ночами, и позолоченные купола церквей сливаются с острыми хребтами гор, украшенными молочными шапками седых снегов. Здесь восстанавливают силы те, кто никогда не отдыхал. Граждане, соблюдайте тишину, это же кладбище!
 
«Шримад-Бхагаватам», книга, 7, глава 7
В безумии своем мы дорожим телом, как орудием всяческих удовольствий, бережем, леем его и облачаем в богатые одежды. Мы любуемся им и украшаем, чтобы привлечь других, не подозревая, что это тело чужое нам. Покуда дышит, оно превращается в испражнения, а перестав дышать, становится прахом. От начала и до конца наше тело — пища и испражнения червей. Если тело — лишь горстка земли, то во сто крат ничтожно все то, что приобретается ради него. Что проку тратить душевные силы для поддержания жизни в сплетении мертвой плоти? Если само тело обречено обратиться в прах, то чего стоит все, что связано с ним узами взаимоотношений: домочадцы, имущество, наследство и наследники, слуги и сородичи, подданные и соратники, домашние животные. Все они — наваждения в вечности, промелькнут и исчезнут, не оставив и следа.