Цыганские случайности

80 лет Победы! Фрагмент рассказа из книги "Вкус пороха и славы"

...Выжившие мученики, определённые по принципу цыганских случайностей, выглядели ужасающе плачевно. Ноги, скованные морозом в коленях, закопчённые лица, окостеневшие руки. Некоторые в подстывшей грязи, с оборванными полами укоцанных шинелей, обмотанные какимто бабским тряпьём, накинутыми на плечи женскими цветастыми платками и полушалками. Убогое зрелище.
Далеко не на славу Отчизне непогибшие воины с трудом понимали, в каком направлении стоило двигаться. Однозначно, психическое состояние невымерших витязей с трудом болталось краеугольным камнем на людском пределе. В такие моменты шизануться — плёвое дело.
После кровопролитного месилова далеко не все были героями. Вернее, получучела, получеловеки. Скорее всего, полутени с лицами, обезумевшими от пережитого страха за свою жистянку.
По краям дороги неподвижными колодами покоилась разбросанная, изувеченная техника. В воздухе витал тяжёлый смрад жжёной резины, выгоревшего бензина, моторного масла. Страшное амбре горелого металла вперемешку со зловонием жарено-го человеческого мяса — ужасная гремучая смесь для обоняния.
В морозной атмосфере букеты с душком распознавались необычайно остро. Привычные для войны запахи преследовали, словно из кошмарного сна, от них не было никакой возможности спрятаться. Казалось, заройся в сугроб, но и там будет чудовищно шибать в нос горелой мертвечиной, людской мороженой требухой, протухшей плотью.
Совсем неподалёку от первой линии траншей стоял подбитый, сверху донизу закопчённый Т-34. Вокруг башни подраненного «братишки» виднелись намотанные, смёрзшиеся кишки разорванного десанта, не успевшего соскочить с брони.
Внутри металлической тюрьмы уже околели от мороза башнёры. Рации у чертей в комбинезонах отродясь не бывало, а посыльного из батальона оправить забыли. Соответственно, приказа к отступлению не поступало. Если самовольно драпанёшь в ближний тыл — тут без вариантов. У полевого трибунала за оставление боевой машины на передовой безальтернативно — расстрел.
Так и сидели внутри бронированного чудовища танкисты, ждали своей смертушки то ли от мороза, то ли от немецкого подкалиберного снаряда. В окопах понимали безальтернативность положения людей, попавших в ловушку, готовых достичь желаемого, даже ценой собственной гибели.
Фрицы знали, что полудохлый, прихваченный стужей экипаж танка не эвакуировался, поэтому начинали изредка, достаточно точно палить бронебойными вундерваффе.
Снарядные вольфрамовые болванки иногда рикошетили от брони и с шелестом, чмоканьем втыкались в верхние края стенок бруствера перед окопом. В таких случаях морозец пробегал по спине, страху нагоняло чириканье вражьих сталек из португальской руды. Не приголубил бы по случаю фашист, если тело ненароком подставится.
По обеим сторонам траншеи притулились убитые. Кровь мертвецов стекала к ногам, превращаясь в кисельные лужицы. От кого доля больше вытекла, от кого меньше. Эти бордово-рубиновые желеобразные озерца постепенно сворачивались и слегка подмерзали на морозе.
Никто не переступал глазурованные отливы, так по размазне и чавкали, кто в валенках, кто в разношенных кирзовых сапогах. В любом случае понурые горемыки, удручённые нефартовым раскладом в судьбе, были в грязи, в крови и вообще хрен знает в чём. К бабушке не ходи, на лицо квёлое, наводящее уныние, пришибленное состояние людей, настроенных удивительно не героически.
Одежда пропиталась грязевой жижей, влажной чернозёмной гноечевицей, смёрзлась и стала хрусткой, словно пергаментный картон. При резких движениях, оголяя тело, суконная ткань ожидаемо ломалась на морозе.
Кальсоны, двойные подштанники не спасали. Бордовая от мороза, пупырышчатая «свиная кожа» чесалась ужасно. Тело грязными ногтями расцарапывали до крови, однако не помогало. 
Мужское причинное место совершенно не ощущалось. Абсолютно непонятно, как генитальные коки смогут восстановиться после ужасающего холода? Если удастся во здравии остаться, неужели детородный орган и после войны сможет по достоинству исполнять своё предназначение?
Вскочить для сугрева, попрыгать нельзя, немецкий снайпер запросто достать мог. Нас разделяли несколько сотен метров, а у фрицев — отменная цейсовская оптика. Шмальнёт навылет — мало не покажется.
Зуб на зуб не попадал от стужи. Лицо и губы окоченели — разговаривать невозможно. Кожу стянуло, словно маску. Да и о чём беседовать, попусту базарить, всё много раз оговорено, неоднократно переговорено, измусолено до дыр в памяти.
Поговаривали, что предыдущей усиленной дивизии в три стрелковых полка хватило на два часа активной срубки. Фрицы укоцали всё пополнение.
Вон же они, последки. Нещадно исхлёстанные, отхераченные боем, исполосованные вдоль и поперёк сталью тащатся обратно из пекла, кромешного ада. Нечаянные баловни случая. Удачники.
Некоторые бубновые пузочёсы подранены. Кто легко — чуть царапнуло по морде, кого нашпиговало прилично, утяжелило ферросплавами на килограммы, кому-то напрочь выворотило рёбра, выпустив из вспоротой пузени километры чёрт знает каких вонючих кишок.
Доброжелательной колдунье из народной сказки теперь ворожить не надо. Рано или поздно околеют товарищи — спасения-то всё равно никакого. Санитаров на всех не напасёшься. Да и помощь-то какая от них: валерьянка в нос, марганцовка на рану, самопальный тампон исподнего на хлёсткий фонтан кровищи.
Тьфу, а не медпомощь: бессилие, растерянность, беспомощность. В воздухе витала пришибленная удручённость. То ли ещё будет?
Лишь редкие бессребренники на этот раз выжили. Жуткое дело смотреть на оболоченных уродков, забрызганных чужой гемоглобиновой взвесью, от макушки до пят извозюканных торфяной жижей, с отёкшими лицами, запёкшимися губами, лихора-дочно блестящими глазами.
Страшилища, как сама смерть. Наотмашь отмордованные страхом люди кряхтят, стонут, матерятся, но тащатся к своему спасению в полуразвалившийся зев стрелкового окопа. Лишний раз не посетуешь, прёт же из-под небес любимцам благоприятного положения дел — живёхонькие. Пусть радуются пока, наивняцкие простодырцы...

2019 год