Rodendron Rassolnikoff ч2 гл5

- Опять, те же грабли, - поздно проснувшись подумал Рассольников, - нахрен так нажираться, уже не пацаны сопливые.
Очень хорошо, что Зося с Вразумихиным ещё вчера этих пьяных подружек подхватили и увеялись на хату Зоси.
Надо идти снимать новую хату и валить с этой подальше. 
Одевшись совсем, во все новое, он взглянул на деньги, лежавшие на столе, подумал и положил их в карман. Остальное всё тщательно засунул в укрытие под обоями, чтобы Настя или уборщица не наткнулась на трофеи.
Через минуту Рассольников был уже на улице.
Было часов восемь после полудня, солнце заходило. Духота стояла прежняя; но с жадностью дохнул он этого вонючего, пыльного, зараженного долгобредского воздуха.
Голова его слегка было начала кружиться; какая-то дикая энергия заблистала вдруг в его похмельных очах и на исхудалом бледно-желтом щетинистом лице скривилась довольная улыба. В мобильнике по навигатору он отметил несколько подходящих адресов годных для съёма квартиры и решил проехаться по ним. Если не понравится одна можно на другую переехать. По старой привычке, поехал на маршрутке по первому адресу, который располагался в пятнадцати минутах езды на этом безбашенном общественном транспорте.
В первой квартире дверь открыл обыкновенный колдырь лет сорока и сразу начал с аванса. Родик за секунду понял, что это развод «дай аванс по-братски».
На второй квартире ему повезло. Открыла дверь женщина в стильном халате и неплохой фигурой. Она рассказала, что её зовут Лена, это мамина квартира, которая досталась после её смерти. Сдаётся недорого лишь бы квартплату отбить, да накопить на небольшой ремонтик.
- Начинающая Алэна Делоновна, - схохмил про себя Рассольников.
– Лена, с вами очень приятно иметь дело и я готов прямо сейчас заплатить аванс, – вслух расшаркался Рассольников.
– Не знаю-с… Извините… Может вам расписку написать? – пробормотала женщина, забирая аппетитную стопку купюр; давайте я вам покажу, где тут что лежит.
Уютная, чистенькая двушечка была в прекрасном состоянии и Рассольников с ключами в кармане, с чудесным настроением и исчезнувшей интоксикацией после вчерашних перевозлияний «как сон, как утренний туман», шагал по улице, словно индюк по курятнику, с гордо поднятой головой.
Какая-то барышня с рекламой на шее шаловливо подмигнула ему, приглашая посетить новое заведение общепита.
– Готовят-то вкусно или как везде – шашлык из соевых кубиков?
– Нет, мы только открылись, у нас всё, как лучших домах Ландона и Парижу. И бильярд имеется; и прынцессы найдутся… Люли!
Рассольников зашёл. Его препроводили к столику и вручили меню. Было всё очень дорого, но Родик решил на себе сегодня не экономить. Заказал жаркое по-кавказски с мангала, двести грамм не самого дорогого коньяка и маленькую бутылочку кока-колы.
В зале тихим фоном колоратурно играла известная джоб-группа «Массаж простаты». Родик налил себе полтишок жидкости чайного цвета зажмурился и влил её в распахнутое навстречу горло. Кусочек сочного шашлындоса кинулся вдогонку за коньяком. Когда чуть ниже диафрагмы они встретились и слились в самом жарком экстазе, приглашая других участников волшебного действа с экзотическим название ЖКТ с красивой расшифровкой  - желудочно-кишечный тракт. Чародейство превращения вона чего в вона что.
Внезапно Родик ощутил на себе чей-то липкий взгляд. Через два стола наискосок кто-то дырявил взглядом его. Что-то знакомым показалось в этом уже зрелом дядьке. На столе перед типом стояла бутылка пива без ничего. Сквозь полосатое поло проглядывался рельеф физически развитого человека. В сознании Родика всплыло лицо участкового капитана Динамитова.
- Его мне только сейчас не хватало, - успел огорчиться Родендрон, как вдруг капитан взял недопитую бутылку пива и направился к нему.
- А я вас сразу узнал молодой человек, - как к старому знакомому, радостно обратился участковый, - вообще-то я после дежурства и у меня сегодня отсыпной день, но и ментам надо изредка расслабляться.
- Я вот тоже, деньжат от маменьки получил и решил отдохнуть, - соврал капитану ни разу мигнув глазом Родик.
- Извиняюсь, как звать запамятовал.
- Родендрон или Родик, как вам удобнее.
- А ты Родик, ещё и везунчик, али не знаешь о чём я?
- Загадками говорите.
- А то, что женщину, которая на тебя заявление писала, на следующий день кто-то вчистую обшмонал с сестрицей на пару на предмет изъятия ценностей, ты типо не в курсах?
- Да, ладно?!
- Прохладно!
- Товарищ, капитан серьёзно ни сном, ни духом… Мне не до этого сейчас.
- Только не начинай «слышь, мамой тэбэ клянусь, по-братски, да! Чего ты оправдываешься, как будто украл?
Родик решил, что лучше вести себя дружелюбней с этим погононосцем.
- Может присоединитесь, мне тоже одному скучно, - с деланным спокойствием пригласил.
- А, давай!
- Официант, принесите нам ещё один прибор, - закричал на весь зал Родик. 
После первой рюмки за встречу, Родик заказал целую бутылку водки и по салатику «Цезарь».
- А вот вы сейчас отдыхаете, а правда говорят, что у участковых сейчас зряплаты большие?
- Но не такие большие, как у студентов безработных, сидите коньяк пьёте, а я вот только на пиво заработал.
- Я сразу сказал, что мне маманя деньжат подбросила.
- Да-да, я забыл у нас мама депутат или владелец торгового центра? Да, ты не стесняйся – наливай,– А это мы… выпили… Уж и наливал?!
Рассольников засмеялся.
 – Странный вы мент, сидите в одного думу думаете. У вас семья-дети есть?
– Были да сплыли, одни алименты остались.
– Вообще в Долгобреде жить тоскливо, вся молодёжь Москву али в Питер за большими деньгами на заработки подалась. А я, кстати, тоже думаю, что пора отсюда уматывать, а то либо посадят, либо зарежут в тёмном переулке.
– На счёт посадят – верно заметил!
– Да. Что это вы в интернете читаете?
– Разные дайджесты, тик-токи... Чисто отвлечься…
– А сознайтесь, милый юноша, что тебе ужасно хочется знать, про что я про тебя думаю?
– Вовсе не хочется; я так спросил. Разве нельзя спросить? Что вы все…
– Послушай, ты человек образованный, небось два-три курса закончил?
– Ага, может к себе помощником возьмёте, я ведь на юрикономическом учусь, -  Рассольников захихкал прямо в лицо Динамитову. Тот отшатнулся, и не то чтоб обиделся, а уж очень удивился.
– Фу, хорош ржать! – повторил капитан очень серьезно. – Мне сдается, что ты не только алкоголем злоупотребляешь.
– А вам-то чего? Любопытство? Вы мне вот лучше скажите закрыли ли дело по заявлению старухи?– произнес он наконец, почти шёпотом, чрезвычайно приблизив своё лицо к лицу Динамитова.
Капитан смотрел на него прямо в упор, не шевелясь и не отодвигая своего лица от его лица. Страннее всего показалось потом участковому, что ровно целую минуту длилось у них молчание и ровно целую минуту они так друг на друга глядели.
– Да что такое? С какой радости мне его закрывать? Может ты у тёток хату бомбанул, а теперь сидишь коньяк пьёшь на ворованные деньги? – произнёс, прищурившись сквозь зубы участковый дознаватель.
Морда Рассольникова сразу преобразилась в одно мгновение в недовольную гримасу, и вдруг он залился опять тем же нервным хохотом, как давеча, как будто сам совершенно не в силах был сдержать себя. И в один миг припомнилось ему до чрезвычайной ясности ощущения одно недавнее мгновение, когда он стоял за дверью с канделяброй, они за дверью ругались и ломились, а ему вдруг захотелось закричать им, ругаться с ними, высунуть им язык, дразнить их, смеяться, хохотать, хохотать, хохотать!
– Ты долбанутый, или обдолбанный… – проговорил участковый – и остановился, как будто вдруг пораженный мыслью, внезапно промелькнувшею в уме его.
– Или? Что «или»? Ну, что? Ну, скажите-ка!
– Ничего! – в сердцах отвечал капитан, – всё вздор!
Оба замолчали. После внезапного, припадочного взрыва смеха Рассольников стал вдруг задумчив и грустен. Он облокотился на стол и подпёр рукой голову. Казалось, он совершенно забыл про полицейского. Молчание длилось довольно долго.
– Что водку не допиваем? Нагреется, – сказал Динамитов.
– А? Что? Пожалуй, надо допивать и расходиться в разные стороны… – Рассольников с замаха глыкнул свою рюмку водки, положил в рот кусочек лавашика и вдруг, посмотрев на собеседника, казалось, всё припомнил и как будто встряхнулся: лицо его приняло в ту же минуту первоначальное насмешливое выражение.
– Давай, разливай остатки! – сказал, смеясь Динамитов. – Только всё это один разговор, а на деле, наверно споткнулись бы. Тут, я тебе шустрый скажу, по-моему, не только нам с вами, даже бывалому человеку за себя поручиться нельзя. Да чего ходить – вот пример: в нашей-то части твою хозяйку, которая на тебя заяву строчила, с сестрой обчистили. Ведь уж, кажется, отчаянная башка, среди бела дня на все риски рискнул, одним чудом спасся, – а всё-таки обокрасть сумел, по делу видно…
Рассольников как будто обиделся.
– Видно! А вот поймайте-ка его, подите, теперь! – шутканул он слишком дерзко.
– Что ж, поймают.
– Кто? Вы? Вам поймать? Задрыгаетесь! Вот ведь что у вас главное: тратит ли человек деньги или нет? То денег не было, а тут вдруг тратить начнет, – ну как же не он? Так вас вот этакий ребёнок надует на этом, коли захочет!
– То-то и есть что они все так делают, – отвечал Динамитов, – сворует хитро, жизнь отваживает, а потом тотчас в кабаке напился, проболтался и попался. На трате-то ворованных денег их и ловят. Не все же такие, как вы хитрецы. Вы бы в кабак не пошли сорить деньгами на следующий день, если бы обокрали квартиру накануне?
Рассольников нахмурил брови и пристально посмотрел на полицейского, а тот на него.
– Вы, кажется, разлакомились и хотите узнать, как бы я и тут поступил?
– Спросил он с неудовольствием.
– Хотелось бы, – твердо и серьезно ответил тот. Слишком что-то серьёзно стал он говорить и смотреть.
– Очень?
– Очень.
– Хорошо. Я вот бы как поступил, – начал Рассольников, опять вдруг приближая своё лицо к лицу Динамитова, опять в упор смотря на него и говоря опять шёпотом, так что тот даже вздрогнул на этот раз. – Я бы вот как сделал: я бы взял деньги и отдал бы их все в фонд спасения бездомных ёжиков, или перечислил в клуб анонимных дворняжек
– Ты в кэвээн пошёл бы поиграл бы, – процедил сквозь зубы Динамитов шёпотом и почему-то прямо в дырочку уха Рассольникова. У того засверкали глаза; он ужасно заулыбался; верхняя губа его зловеще дрогнула и запрыгала.
– Щчекотно, жаль, что я ещё никого не ограбил, – проговорил он вдруг и – обнял Динамитова за плечи.
Полицейский пьяно заулыбался. Лицо его озарилось глупой улыбкой.
– Ну и дурак, воровать не запрещено – попадаться не надо! – проговорил он смеясь.
Рассольников крепче притиснул к себе нового друга.
– Слушай, а реально давай кого-нибудь грабанём за бабосы.
– Зачем грабить, если можно экспорпери… икспраприир… приировать! – заикаясь произнёс Динамитов.
- Блин, осталось за малым, найти клиента!
- Давай, пока братан, надо пойти отдохнуть, а то у нас блин одни дежурства, без отсыпных и выходных…
– Да, пока. Я к тебе, бро, обязательно зайду…- вставая попрощался Рассольников.

Всё - надо идти домой и как-нибудь незаметно переселиться с вещами на новую квартиру. Главное сделать так, чтобы и Настька ничего не заподозрила, но и отвязаться от Вразумихина с Зосей. Лучше изобразить безумную любовь к новой зазнобе и обставить всё, как переезд на квартиру к новой крале. В голове сразу почему-то возник образ Лены, хозяйки квартиры. Неизвестно, как всё сложится, но они договорились ежемесячно созваниваться и Родик должен был переводить на карту или привозить наличными оплату за квартиру.
В последнее время его очень бесили трущёбы Долгобреда, но при этом тянуло шляться по всем этим местам, когда тошно становилось, «чтоб ещё тошней было». Теперь же он шёл, ни о чем не думая. Вот большой дом, весь под распивочными и прочими съестно-развлекательными заведениями; из них поминутно выбегали женщины, одетые, как ходят «по соседству» – простоволосые и в одних платьях. В двух-трёх местах они толпились на тротуаре группами, преимущественно у сходов в нижний этаж, куда, по двум ступенькам, можно было спускаться в разные весьма увеселительные заведения. В одном из них, в эту минуту, шёл стук и гам на всю улицу, тренькала гитара, пели песни, и было очень весело. Большая группа женщин толпилась у входа; иные сидели на ступеньках, другие на тротуаре, третьи стояли и разговаривали. Подле, на тротуаре, шлялся, громко ругаясь, пьяный солдат с сигареткой в зубах и, казалось, куда-то хотел войти, но как будто забыл куда. Один оборванец ругался с другим оборванцем, и какой-то мёртво-пьяный валялся поперёк улицы.
Рассольников остановился у большой группы женщин. Они разговаривали сиплыми голосами; все были в блестящих халатиках до попы, в верблюжьих сандалетах и коротко стриженные.
Иным было лет за сорок, но были и лет по семнадцати, почти все с глазами подбитыми страстными ухажёрами и пятнистыми от синяков ляжками.
Его почему-то занимало пенье и весь этот стук и гам, там, внизу…
Оттуда слышно было, как среди хохота и взвизгов, под тоненькую фальцету разудалого напева и под гитару, кто-то отчаянно отплясывал, выбивая такт каблуками. Он пристально, мрачно и задумчиво слушал, нагнувшись у входа и любопытно заглядывал с улицы во внутрь.
Ты мой айтишник с мордой прикрасной, ты не бей меня напрасно! – разливался тоненький голос певца. Рассольникову ужасно захотелось расслушать, что поют, точно в этом и было все дело.
«Не зайти ли? – подумал он. – Хохочут! Спьяну. А что ж, не напиться ли пьяным?»
– Идите к нам, милый юноша, – обратилась к нему одна из женщин довольно звонким и не совсем ещё осипшим от курения голосом. Она была молода и даже не отвратительна – одна из всей группы.
– Вишь, хорошенькая! – отвечал он, приподнявшись и поглядев на неё.
Она улыбнулась; комплимент ей очень понравился.
– Вы и сами прехорошенькие, – сказала она.
– Какие худые! – заметила басом другая, – прям доходяга из концлагеря!
– Кажись и вы все генеральские дочки, а носы все курносые! – перебил вдруг подошедший мужик, навеселе, в футболке с чебурашкой на груди и с пропитой харей на лице.
– Вишь, веселье!
– Проходи, коль пришёл!
– Пройду! Сласть!
И он скувыркнулся вниз.
Рассольников тронулся дальше.
– Послушайте, красавчик! – крикнула вслед девица.
– Что?
Она законфузилась.
– Я, милый юноша, всегда с вами рада буду часы разделить, а теперь вот как-то совести при вас не соберу. Пригласите наивную дурочку в ночной клуб!
Рассольников вынул сколько вынулось: около тысячи денег и вложил в пухлую ладошку, - эт тебе на помаду.
– Блин, ну ты ваще!
– Как тебя зовут?
– Эсмеральда Аделаидовна. Ахахах.
Рассольников  в чудеснейшем расположении духа пошёл далее. «Где-то в далёком Дзэне я напишу о Лене, – подумал Рассольников, идя далее по грязным улицам Долгобреда, – я читал, как один обдолбанный рэпер, за час до смерти, говорит или думает, что если бы пришлось ему жить где-нибудь на высоте, на скале, и на такой узенькой площадке, чтобы только две ноги можно было поставить, – а кругом будут пропасти, океан, вечный мрак, вечное уединение и вечная буря, – и оставаться так, стоя на аршине пространства, всю жизнь, тысячу лет, вечность, – то лучше так жить, чем сейчас умирать! Только бы жить, жить и жить! Как бы ни жить – только жить!.. Экая правда! Господи, какая простая правда!
Быдлец человек! И быдло тот, кто его за это быдлецом называет», – спустя минуту додумал Родик.
Он дошёл до дома с чувством нестерпимого наслаждения, как в детстве от найденного под ёлкой подарка. Ему голову лезла песенка из мультика про круглый хлеб: Я от Эсмеральды ушёл, я от Динамита ушёл, я от Леночки ушёл…  – впрочем любому счастью всегда наступает конец… УПС-с-с-с!!! Возле подъезда стоял Вразумихин.
- А от тебя и подавно уйду, - сказал он обалдевшему товарищу.
- Ты чо, обалдел мобилу отключил. Я думаю: мало ли что! – затарахтел Вразумихин.
- Вовка, я охренительно устал, и я хочу быть один, – спокойно ответил Рассольников.
– Один? Когда ещё ходить не можешь, когда ещё рожа от вчерашнего не отошла, и задыхаешься от нехватки кислорода! Дебил!..
– Пусти! – сказал Рассольников и хотел пройти мимо. Это уже вывело Вразумихина из себя: он крепко схватил его за плечо.
– Пусти? Ты смеешь говорить: «пусти»? Да знаешь ли, что я сейчас с тобой сделаю? Возьму в охапку, завяжу узлом да и отнесу под мышкой домой, под замок!
– Слушай, Вразумихин, – начал тихо и, по-видимому, совершенно спокойно Рассольников, – неужель ты не видишь, что я не хочу твоих благодеяний? И что за охота благодетельствовать тем, которые… плюют на это? Тем, наконец, которым это серьёзно тяжело выносить? Отстань же, ради бога, и ты! И какое право, наконец, имеешь ты удерживать меня силой? Да, неужель, ты не видишь, что я совершенно в полном уме теперь говорю? Чем, чем, научи, умолить мне тебя, наконец, чтобы ты не приставал ко мне и не благодетельствовал? Пусть я неблагодарен, пусть я придурок, только отстаньте вы все, ради бога, отстаньте! Отстань! Изыди, непотребный!
Он начал спокойно, заранее радуясь всему яду, который готовился вылить, а кончил в исступлении и задыхаясь, как давеча с Ужиным.
- Родик, ты сейчас реально говоришь мне очень обидные вещи. Другой на моём месте уже втащил бы тебе по сопатке.
Вразумихин постоял, подумал и выпустил его руку.
– Убирайся же к черту, падла помойная! – сказал он тихо и почти задумчиво. – Стой! – заревел он внезапно, когда Рассольников тронулся было с места, – слушай меня. Объявляю тебе, что все вы, до единого студенты долбанутые - звездоболы и придурки! Занимаетесь ерундой потому, что мамки и папки хотят, чтобы с дипломами были. Только вы пять лет пьёте беспробудно, трахаетесь и слушаете полную чушь на лекциях!
Заведется у вас проблемка по жизни – вы с ней как курица с яйцом носитесь! Никакого признака жизни в вас самостоятельной ни проблеска! Из спермацетной мази вы сделаны, а вместо крови сыворотка! Никому-то из вас я не верю! Первое дело у вас, во всех обстоятельствах – как бы на человека не походить! Сто-о-ой! – крикнул он с удвоенным бешенством, заметив, что Рассольников опять трогается уходить, – слушай до конца! Ты знаешь, у меня сегодня собираются на новоселье, может быть уж и пришли теперь, да я там дядю оставил, – забегал сейчас, – принимать приходящих. Так вот, если бы ты не был дурак, не пошлый дурак, не набитый дурак, не перевод с иностранного… видишь, Родя, я сознаюсь, ты малый умный, но ты дурак! – так вот, если б ты не был дурак, ты бы лучше ко мне зашёл сегодня, вечерок посидеть, чем даром-то кроссовки топтать. Уж вышел, так уж нечего делать! Я б тебе кресла такие мягкие подкатил, у хозяев есть… Винчик, компания, тёлочки… А нет, – так и на кушетке уложу, – всё-таки между нами полежишь… И Зося будет. Зайдешь, что ли?
– Нет.
– Вр-р-рёшь! – нетерпеливо вскрикнул Вразумихин, – почему ты знаешь? Ты не можешь отвечать за себя! Да и ничего ты в этом не понимаешь… Я тысячу раз точно так же с людьми расплёвывался и опять назад прибегал… Станет стыдно – и воротишься к человеку! Так помни же, зелёный дом на ул.Соплежуева, третий этаж…
– Да, ведь этак вы себя, пожалуй, кому-нибудь бить позволите, Володя, из удовольствия благодетельствовать.
– Не приду, Разумихин – Рассольников повернулся и зашёл в подъезд.
– Бляхан буду, придешь! – крикнул ему вдогонку Вразумихин. – Иначе ты… иначе знать тебя не хочу!
Вразумихин смотрел ему вслед, задумавшись. Наконец, махнув рукой, почапал в свою сторону.
«Чёрт возьми! – продолжал он вслух, – говорит со смыслом, а как будто… Ведь и я дурак! Да разве помешанные не говорят со смыслом? А Зося-то, показалось мне, этого-то и побаивается! – Он стукнул пальцем по лбу. – Ну что, если… ну как его одного теперь пускать? Пожалуй, утопится… Эх, маху я дал! Нельзя!» Он хотел было рвануть назад, но плюнул и скорыми шагами устремился к себе домой, готовиться к вечеринке.
Рассольников зайдя в квартиру первым делом проверил сохранность своих несметных сокровищ. И сразу успокоился после истерик этого придурошного Вразумихина.
- Как хорошо жить одному, особенно когда в наличии имеется небольшой капиталец, - улёгшись на диване в кроссовках, сладостно рассуждал Рассольников.
Он, завёл в ноуте аудиокнижку роман Достоевского «Преступление и наказание» про своего почти тёзку Раскольникова и через пять минут блаженно посапывал с необычайной лёгкостью на душе. Очевидно, что спустя 150 лет после выхода в свет романа Ф.М.Достоевского, юным ненавистникам старушек, благодаря изобретению интернета, стало жить лучше и веселее.