Бойцы невидимого фронта, ч 2, гл 3, эп 2

В течение дня в распорядке значились обычные дела, уже вошедшие в привычку, а вечером начинались посиделки. Сан Саныч (Сибиряк), Маша и Петя опять перебрались в гостиницу Яги, Василий проводил в родных пенатах заслуженный двухнедельный отпуск, ну а Якут, Яга и Карл были на своих законных местах, так же, как и верблюд, окончательно прижившийся в тёплом стойле.

Все находились в приподнятом настроении – первый значительный успех окрылял, – поэтому-то и появилась эта отпускная неделя, и всем было интересно побольше узнать о чудо-ягодах. Изобретателя загадочных ягод знал только Карл; да Ина могла поделиться детскими воспоминаниями; остальные – только рассказать свои ощущения от продукта, принятого внутрь.

И начались воспоминания. Яга по привычке взяла бразды правления в свои руки и перво-наперво поведала присутствующим об эксперименте с продуктом.

«Первым подопытным был Фаис, и не потому, что он рвался в бой, просто других не было, а мне не терпелось присланный подарочек кузины опробовать. Но к эксперименту подошла ответственно. Вместе с Якутом огородила железным забором (волшебным, разумеется) участок леса, размером эдак с футбольное поле, с деревьями разного калибра (от кустарника до векового дуба), завела туда Федю и дала одну ягодку. Верблюд подношение проглотил, причмокнул от удовольствия и стал требовать (именно требовать) добавки. Решила, что вреда не будет, и можно ещё парочку скормить, учитывая массу тела исполина. Федя так забеспокоился, увидев продукт, что вместе с ягодками чуть руку мне не отхватил. Потом началась боевая коррида. Я выступала в роли тореадора, только без плаща и холодного оружия, но и условный бык тоже был не вполне полноценный – отсутствовали рога и налитые кровью глаза, взгляд у Феди оставался кротким и извиняющимся.

Спасибо Толь Толичу. Он быстро оценил ситуацию, притащил деревянный щит и вывел меня из-под «обстрела». Убежав за изгородь – неодолимую преграду для верблюда (только на это надежда и была), – мы угнездились на платформе, специально приделанной к высокой сосне, и стали свидетелями бесчинств, творимых двугорбым диким зверем. В ход у Фаиса шло всё – и копыта, и зубы. Участок леса через полчаса стал напоминать поляну после баталии – устоял лишь дуб, хотя Федя и пинал, и бодал (дурным безрогим лбом), и кусал, и даже плевал на исполина; но дуб в своей естественной мощи оказался сильнее и богатыря-верблюда одолел, не сходя с места. В конце концов рухнуло не дерево, а «витязь» о четырёх ногах. Тогда я толкнула Якута в бок:

– Вези тачку, будем грузить тело, бросать интуриста в таком состоянии мне ни совесть не позволит, ни профессиональная гордость.

– Может, своим порошочком опылишь, превратишь в пушинку, а то такую тушу переть – надорвёмся, – предложил Анатолич.

– Ты лучше сам расстарайся да великаном обернись, вот верблюд тебе пушинкой и покажется, а для Фаиса испытаний на сегодняшний день достаточно.»

После красочного рассказа Яга передала слово Фаису, чтобы своими ощущениями-воспоминаниями поделился.

Федя с грустью в глазах оглядел окружающих, потом в них появилось какое-то мечтание, и верблюд изрек:

– Жаль, ягодки свою силу потеряли, я бы не отказался ещё раз попробовать. Галеты трофейные в себя впихивал сколько мог, но того состояния, какое было в первый раз, не достиг. От галет просто хотелось крушить врага, но его не было, поэтому только слюной исходил. А после ягодок я был чудо-богатырём, являющим свою удаль молодецкую. Ведь все мною повержены были, лишь один устоял, но он как скала был, но я и его не испугался, жаль только осилить не смог. – Мечтательность из глаз улетучилась, с ней закончился рассказ, из груди Фаиса вырвался тяжёлый вздох. Но о чём так горько вздохнул верблюд, никто не узнал.