Фисун

Пить я в армии начал. Ну как пить? – регулярно потреблять. Чем в армии еще заниматься? Но я бы может и не начал, если бы не Фисун Серега: давай, говорит, отметим двадцать третье февраля по-человечески. Фисун он уже сложившимся бухариком был. Там где я служил, все со своими уже сложившимися биографиями были. Кто условно, кто по амнистии, пару человек с двумя сроками даже. Витька с Питера, например. Да и другой Витька тоже, только из-под Вологды. Тот, что с Питера, он потом мастерком ротного «пописал». На вид спокойный бродяга, лет ему двадцать пять уже было. Но не о том речь. Фисун тоже спокойный был. Ходил такой, и соображал вечно, что ему с****ить, чтобы продать и пропить. Больше его ничего не интересовало, да еще фильмы про кун-фу. Меня эротика, а его боевые искусства. Он сам, правда, боевыми искусствами не владел. Я владел, но они мне в армии не пригодились. Так, пару раз от дедов отмахнулся, но и то, какое там искусство, так возня в туалете - трое на одного, пятый класс штаны на лямках, губу разбили, ходили потом извинялись.

Фисун ко мне уже с готовой темой обратился. Украл станок какой-то, продал, и теперь искал с кем пропить. С меня бухарик так себе, но Фисун этого не знал. Пошли мы с ним в магазин. Пока он бухло покупал, меня уже прохожие чествовали. Видят, солдат у магазина стоит, надо его поздравить с двадцать третьим. В общем, сэкономил я немного деньжат. В часть еле добрались. Прохожие опять же помогали – подсказывали как патрули обойти. Через забор перелезли кое-как, Серега бутылки в снегу спрятал, надо было на ужин не опоздать, на ужин торт обещали. Фисун с этим тортом меня достал:
- Тортик! Надо на тортик не опоздать.
 Мне уже не до тортика было, меня мутило по полной. Как раз к построению на ужин успели. Но дежурного офицера пройти не удалось – он меня сразу по бушлату вычислил, вся спина в снегу. В столовую нас не пустили, как Фисун ни умалял.
Погрузили нас в газик и повезли на гарнизонную гауптвахту. Прям на плац машину подали, как такси. Время ожидания пять минут. В газике меня растрясло, пришлось дважды останавливаться, чтобы я салон не заблевал. На гауптвахте сразу в туалет. Там меня полоскало почти до утра, так что я на «губе», можно сказать, и не сидел, всю ночь на толчке провел. Пришлось Фисуну одному в камере чалиться. Пару раз его офицер будил и спрашивал: скажи честно, боец, что вы пили?
- Да хрен его знает, что, - отвечал Серега, - что наливали, то и пили.
Фисун рыба жуткая, налим настоящий. Ему пофиг, что офицер на измене – вдруг, мы дерьма нажрались, и к утру у него труп хладный лежать будет. Накануне так девять военных строителей погибло от антифриза.

Утром нас командир роты забрал с гауптвахты. Ни слова ни говоря, увез в расположение. Со всей части только мы двое так обгадились. Как говорил прапорщик Будуев: «Не можешь пить – соси говно через тряпочку!» Прапорщик Будуев это уважаемый человек был. Страшный как Шрек, и такой же добрый. Ну, как добрый, не бил он солдат никогда. Хотя первое, что приходит на ум, когда его видишь, что перед тобой лютый садист Коля Задов. Будуева тоже Николаем звали, кстати, но не садист, нет, - он просто жизнь знал. Говорил мало и по делу. Татарин, в общем. Хотя национальность здесь ни при чем, я думаю. Здесь просто характер у человека. У Фисуна тоже характер. Ему командир роты за его характер даже челюсть сломал однажды. Я ему говорил, чтоб он сдал этого козла, но он не стал мелочиться. Фисуна за это офицеры зауважали. Он потом пил когда хотел, даже не прятался – никто его не трогал, потому что он пить умел - не то, что я, мне только говно через тряпочку сосать, правильно товарищ прапорщик говорил. Я бы сдал, если честно, меня нельзя по лицу бить, меня надо сразу убивать.

Когда часть, все триста человек разом, от завтрака отказалась, он сразу понял, что это я. У меня это "idea fix", я ему про нее рассказывал, когда мы еще "духами" были, а он запомнил. Когда и от обеда отказались тоже, Фисун подошел в упор и в глаза мне заглянул. Я не выдержал, и усмехнулся. Он головой покачал и с тех пор больше со мной никаких дел не имел. А я в тот же вечер мизинец себе на ноге сломал случайно. Катнул штангу, а сам на турник полез. Штанга от стены обратно откатилась, а я как раз на амплитуде вверх заходил, тут они и встретились: моя нога со штангой. Всю часть тогда перетрясли, половину самых отчаянных на Север перекинули, а меня не тронули – калека вне подозрений. А с Фисуном мы даже не говорили на эту тему, разошлись наши интересы кардинально, он всегда сам по себе, так палева на порядок меньше. Он потом себе тоже руку сломал и полгода ее в бушлат на груди прятал, так потом на дембель с этой привычкой и ушел.