Ночь перед рождеством

Автор: Джоэл Чендлер Харрис.«Риверсайд Пресс» Кембридж,  1851 год.
***
«Ночи с дядей Ремусом» — это сборник рассказов, который очень любят дети.
Кроме того, это важный вклад в изучение афроамериканского фольклора, и на протяжении многих лет популярности он сопровождался длинным и содержательным предисловием, представляющим большой интерес для для студентов, но довольно непривлекательное для юных читателей. В этом новом издании, подготовленном специально для детей и проиллюстрированном художником, который знает, как угодить и им, и их старшим, предисловие опущено, но рассказы и их очаровательные декорации остались нетронутыми.
***

71 ночь

День и ночь перед Рождеством были полны радости для
маленький мальчик. Ему было приятно и в большом доме, и в скромных хижинах на плантации. Своеобразная манера, с которой негры праздновали начало каникул, была знакома ребёнку по его опыту, но непривычна для его восприятия, и он наслаждался всем, что видел и слышал, с непосредственным восторгом своих лет — восторгом, который в данном случае был воспитан и отточен, если можно так выразиться, в маленьком мире, которым правил дядя Ремус.

Маленький мальчик получил специальное приглашение присутствовать на бракосочетании Папа Джек и Тильди, и он пошёл в сопровождении дяди Римуса и тёти Темпи. Это казалось очень странным, но несоответствия не произвели
особого впечатления на ребёнка.

'Тильди была в белом платье, а в волосах у неё был венок из искусственных
цветов. Папа Джек был в высокой шляпе, которую он упорно не снимал
во время церемонии, и в пальто, полы которого почти волочились по
полу. Его ясные глазки торжествующе блестели, он улыбался
и кланялся всем снова и снова. Когда всё закончилось,
Гости отведали пирога, испечённого тётей Темпи, и пива из хурмы, сваренного дядей Ремусом.

Однако, похоже, Тильди была не совсем счастлива, потому что в ответ на вопрос тёти Темпи она сказала:

— Да, я поеду в деревню со своим стариком, и если
что-то пойдёт не так, я сразу же вернусь.

— Нет-нет! — воскликнул папа Джек. — Ты не вернёшься. «Он
остался там-то и там-то с милым старичком».

«Ты вложил в это свои деньги!» — презрительно сказала Тильди. «Никто не может меня остановить, когда я что-то задумал, кроме мисс Салли».
— Видит Бог, мисс Салли не собирается спускаться туда.

 — Кого мисс Салли собирается поселить в доме? — спросила тётя Темпи.

 — Хм! — презрительно воскликнула Тильди. — Мисс Салли сказала, что собирается взять
этого ниггера Даркнесса[87] и поселить его на моём месте. И он устроит там настоящий беспорядок. Много она знает о том, как ждать белых людей! Много-много раз мисс Салли садилась в свой
роскошный экипаж и желала «Тильди» — много-много раз.

Это была обида Тильди — мысль о том, что кто-то может занять её место; и это обида, с которой люди более
важность, чем скромная негритянка-домработница, более или менее знакома.

Но подготовка к праздникам продолжалась, несмотря на недовольство Тильди
. Большая платформа, используемая для загорания пшеницы и семян хлопка, была
устроена неграми для их танцев, и несколько вагонов с
смолистой сосной, известной как лайтвуд, были расставлены вокруг нее небольшими
кучами, чтобы мероприятие не было лишено элемента блеска.

С наступлением ночи кучи хвороста подожгли, и маленький
мальчик, который с нетерпением ждал, когда за ним придёт дядя Ремус,
Он слышал, как негры поют, танцуют и смеются. Он уже был готов расплакаться,
когда услышал голос своего почтенного напарника.

"Есть ли у вас пассажир, который едет в Тамптаун? Повозка готова, и лошади
уже рвутся вперёд'. Если у вас есть пассажир, то, я полагаю, он уже готов к отъезду.

Говоря это, старик подошёл к задней террасе, протянул свои сильные руки, и мальчик с радостным возгласом запрыгнул в них. Мать ребёнка дала дяде Ремусу шаль, чтобы он закутал в неё мальчика, и эта шаль стала причиной серьёзных неприятностей, потому что
Мальчик упорно заворачивал её вокруг головы старика и так
заслонял ему глаза, что тот мог упасть. Наконец он поставил
мальчика на землю, снял шляпу, поднял правую руку и сказал:

«Ну вот, я уже давно умоляю тебя бросить свои штучки,
потому что я уже немолод, и я больше не буду тебя умолять,
потому что я уже совсем не в состоянии умолять, и чем больше я
умоляю, тем хуже тебе становится. Теперь
я закончил! Ты идёшь своей дорогой, а я своей, и моя дорога ведёт прямо
к большому дому, где живёт мисс Салли. Вот куда я направляюсь!

Дядя Ремус направился к дому с преувеличенно энергичными движениями,
которые выглядели комично, но, как бы комично это ни было, они возымели
действие. Мальчик побежал за ним, схватил его за руку и заставил
остановиться.

"Дядя Ремус, пожалуйста, не уходи. Я просто играл."

Гнев дяди Рема был притворным, но ему удалось сделать его очень
впечатляющим.

"Я слишком давно не играл, чтобы говорить об этом. Когда я играю, я играю с удовольствием, вот с чем я играю."

«Ну, — сказал ребёнок, у которого была своя тактика, — если я не могу играть с тобой, то не знаю, с кем мне играть».

Это задело дядю Ремуса за живое. Он остановился на тропинке,
снял очки, протёр их о лацкан пиджака и очень решительно сказал:

 «А теперь, милая, послушай меня. Как, во имя всего святого, ты можешь так играть,
чтобы я упал и разбил себе голову, а заодно и шею?»

Ребенок пообещал, что будет очень хорошим, и дядя Ремус взял его на руки
и они вдвоем направились туда, где собрались негры.
Их приветствовали криками "Дядя Ремус Дар!" "Привет, дядя Ремус!"
— Да, это так! — Старый Ремус не поёт, но когда он поёт — джентльмены! — то это что-то с чем-то!

Всё это и многое другое, так что, когда дядя Ремус усадил мальчика на угол платформы и устроил его поудобнее, он выпрямился, рассмеялся и воскликнул:

— Привет, ребята! Привет всем! Я пришёл, чтобы повидаться с тобой, ради старых времён, если не ради чего-то ещё.

«Я пришёл ради дядюшки Рема!» — сказал кто-то. «А теперь замолчите и оставьте дядюшку Рема
в покое!» — воскликнул другой.

 Фигура старика, улыбающегося толпе,
Негры были чрезвычайно колоритны. Он казался выше всех остальных и, несмотря на свой почтенный вид, двигался и говорил с юношеской энергией. Он всегда пользовался авторитетом среди своих товарищей-рабов. Он был старостой на кукурузном поле, самым сильным при катании брёвен, самым быстрым с мотыгой, самым аккуратным с плугом, и работники плантации до сих пор считали его своим вожаком.

Какой-то негр из Ривер-Плейс принёс скрипку, и, хотя она была
очень слабой, её визг, казалось, раздражал дядю Ремуса.

— Убери эту скрипку! — воскликнул он, взмахнув рукой. — Убери её;
она ставит меня в неловкое положение. Убери её, и мы вернёмся к старым временам.
Здесь нет места для скрипки, и когда ты меня заводишь,
этой скрипки здесь больше не будет.

— Вот так, — сказал мужчина со скрипкой, и раздражающий инструмент был отложен в сторону.

 — А теперь, — продолжил дядя Ремус, — это тот самый малыш, которого вы все очень хорошо знаете.
Он немного не в себе, и у него не так много времени, чтобы освоиться с нами.
«В таком случае, мы должны взять и поставить на место того, кто
начал первым».

 «Ты веди, дядя Рем! Ты веди, а мы будем следовать за тобой».

 Тогда старик подозвал к себе лучших певцов среди негров и
поставил их рядом с собой. Затем он поднёс правую руку к уху и
замер. Мальчику показалось, что он к чему-то прислушивается, но вскоре дядя Ремус начал легонько хлопать себя левой рукой сначала по ноге, а потом по груди. Остальные негры в такт этому хлопанью слегка покачивали ногами и, наконец,
Когда стук-стук-стук этого движения стал соответствовать
вкусу старика, он запел то, что можно было бы назвать
рождественской танцевальной песней.

 Его голос был сильным, мощным и нежным, а его диапазон был так же удивителен, как и громкость. Более того, мелодия, которую он напевал и которую подхватили сотни голосов, почти таких же нежных и мощных, как его собственный, была наполнена таинственной и трогательной нежностью.

Прекрасная компания мужчин и женщин в большом доме — мужчин и женщин,
которые побывали во всех столицах Европы, — слушала с замиранием сердца
Сердца и глаза их были полны слёз, когда песня поднималась и опускалась в воздухе — то
напоминая бурю мелодий, то разрывая сердце, тихо и нежно
напевая под ласковый ветер. Песня, которую услышали маленький мальчик и прекрасная компания, была примерно такой — довольно нелепой, если
перевести её на холодный язык, но мощной и волнующей, если
соединить её с мелодией, которой наделили её негры:

_МОЙ МИЛЫЙ, МОЯ ЛЮБОВЬ_

 _Это очень далеко, на Фарвелл-лейн,
 моя дорогая, моя любовь!
 Вы можете спросить мистера Кроу, вы можете спросить мистера Крейна,
 Моя милая, моя любовь!
 Они сделают тебе поклон и скажут то же самое,
 Моя милая, моя любовь!
 Это очень долгий путь в ночи,
 Моя милая, моя любовь!
 Моя милая, моя любовь, радость моего сердца,
 Моя милая, моя любовь!_

 _ Мастер Норка, он подкрадывается, когда будит бекаса,
 Мой милый, любовь моя!
 Мистер Лягушачий крик, _Давай-ка раскури мою трубку_,
 Мой милый, любовь моя!
 С паприкой,_ Разве твой горошек не созрел?
 Мой милый, любовь моя!
 Лучше не ходить так далеко ночью,
 Моя милая, моя любовь!
 Моя милая, моя любовь, радость моего сердца--
 Моя милая, моя любовь!_

 _Летучая мышь-хулиган летает очень низко над землёй,
 Моя милая, моя любовь!
 Мистер Лис, он уговаривает её,
 Спустись!
 Моя милая, моя любовь!
 Мистер Кун, он ходит туда-сюда,
 Моя милая, моя любовь!
 В тёмной ночи, о, этот негр — загляденье!
 Моя милая, моя любовь!
 Моя милая, моя любовь, радость моего сердца —
 Моя милая, моя любовь!_

 _О, беги, мисс Нэнси, беги ко мне на колени,
 моя дорогая, моя любовь!
 'Леви'м, большие жирные еноты живут на одном дереве,
 моя дорогая, моя любовь!
 О, дамы, не выйдете ли вы за меня замуж?
 Моя дорогая, моя любовь!
 Ту'н налево, ту'н направо, мы будем танцевать всю ночь,
 моя дорогая, моя любовь!
 Моя милая, моя любовь, радость моего сердца —
 Моя милая, моя любовь!_

 _Большая сова кричит и зовёт свою подругу,
 Моя милая, моя любовь!
 О, не задерживайся надолго! О, не задерживайся допоздна!
 Моя милая, моя любовь!
 Это не так уж далеко до ворот прощания,
 моя дорогая, моя любовь!
 Куда мы все отправимся, когда закончим петь,
 моя дорогая, моя любовь!
 Моя дорогая, моя любовь, радость моего сердца,
 моя дорогая, моя любовь!_

Через некоторое время песня закончилась, и они спели другие песни, но вскоре дядя Ремус обнаружил, что мальчик крепко
спит. Старик взял ребёнка на руки и отнёс в большой дом, тихо напевая ему на ухо всю дорогу, и каким-то образом
Песня, казалось, растворялась и смешивалась с мечтами мальчика. Ему казалось, что он парит в воздухе, а где-то рядом поют все негры, и голос дяди Ремуса звучит громче всех остальных; а потом, когда он нашёл себе место для отдыха на мягкой тёплой гряде облаков, ему показалось, что он снова слышит песни. Они становились всё тише и тише в его снах, пока наконец (ему показалось,) что дядя Ремус наклонился над ним и запел

 ДО НОЧИ