Тук-тук

Последний паром с Ко Лана торопливо пришвартовался на пирс Бали-Хай. Мы выгружались по узкому мостику: двигаясь как жонглер, я аккуратно пронес на руках младшую дочку; старшая с Леной выскочили следом из муравьиной людской очереди.
Холм напротив бухты, олицетворяя Тайланд, напоминал севший на мель гигантский корабль Джека Воробья с огромной надписью «PATTAYA city» и сгоревшей мачтой - недостроенной высоткой; за ним на самом пике расположилась невидимая с пирса статуя сидящего Будды.
Весь выходной мы прокупались на одном из белесых хрустящих пляжей острова Лан с синем-синем морем; устали, как можно устать только от сочетания солнца, песка и воды.
Солнце уже село, но от проезжающих авто и байков и, даже с моря, в наши лица несло таким жаром, так, что мы шли на остановку насквозь мокрые; казалось, в такт каждого шага капли пота подали на асфальт и шкворчали, как на раскаленной сковородке.
Я толкал перед собой увешанную пляжными принадлежностями, сумками и пакетами коляску с маленькой.
Старшая дочь глазела по сторонам ярких разноцветно-ядовитых улиц, наступая мне на шлепки так, что я чуть не падал, каждый раз отправляя ее вперед перед коляской; и каждый раз это повторялось вновь. Коляску приходилось периодически одергивать от тянущихся липких рук местных девушек – такова участь всех маленьких блондинок в этой широте - потрогать на счастье.
Примерно через месяц нахождения в стране улыбок не так остро чувствуется аромат специй, которые добавляют в готовящуюся на каждом углу еду. Запахи затхлости, гниющих отходов и человеческих экскрементов, выброшенных на берег водорослей или дуриана, кажется, пропитывают не только одежду и вещи, но и все тело. Но именно они, похоже, и связывают нутро с местной Матрицей...
Вынуждено обсуждали с Леной, что сегодня будет на ужин: рис с курицей или полюбившийся пат тай у местной бабульки на рынке около нашего апарта.
Дошли до раскинувшего щупальца огромного осьминога - перекрестка пересечения 2ой и 16ой улиц. Вокруг - стойкое де жавю дорог Вавилона (на которых, естественно не бывал, но ощущал): индусы перемешивались с тайцами, те – с неграми, турками, арабами, славянами etc - вокруг ходили словно лоскуты самодельного одеяла разнцветные люди в подобных же одеяниях и говорили на своих непонятных, мелодичных, шипящих, мяукающих языках; пробегали крысы, коты и тараканы; всюду сновали мопеды и пикапы.
Это был центр индийского квартала недалеко от Волкин-стрит, пожалуй, одной из самых ярких, необычных и, одновременно, отвратительных улиц в мире.
- Здрасьте, он как такси идет или по маршруту до Джомтьена, не знаете? – по-русски обратился я к сидящему в открытом кузове местной маршрутки - тук-тука субъекту. Надо сказать, что я по умолчанию говорил на родном языке, лишь при необходимости меняя внутреннюю раскладку на тай-индиан-инлишь-лэнгвич.
Мужчина лет 50 аристократично восседал сзади один: внешне славянской внешности, но одет неброско и со вкусом – темно-синее поло с крокодильчиком и белоснежные шорты под цвет зубов. На ногах – мягкие, темно-синие мокасины.
- Присаживайтесь, пожалуйста, водитель как раз собирает людей, - с американским акцентом Михаила Таратуры на красивом литературном русском языке проговорил он. Впрочем, у них было и определенное сходство: интеллигентный взгляд, аккуратная модельная прическа и внешне мягкое благородство.
Мы размашисто складывали коляску, грузились, трамбовались. Маленькую я взял на руки. Рядом села Лена и старшая дочь, коляску уложили вдоль лавки под ноги.
Я нащупал 30 батт в кармане – главное быстро дать водителю на остановке и уйти, чтобы он не начал требовать денег за малышку. На сэкономленные таким образом в течение дня 40-50 батт (а в особо успешные дни, как сегодня – 100-120!) вечером мы лакомились в лотках у магазина нарезанным ананасом, арбузом или тайским кислотно-зеленым моченым яблоком. О моих финансовых экспириенсах, или, по-русски - опытах я старался не распространятся своей жене.
Напротив тука (иногда тук-тук так сокращенно именуют фаранги; фаранги - это такие обтаившиеся иностранцы, даже русские) из ярко-освещенного Севена-Элевена выходили пожилой иностранец в шляпе с молодым леди-боем под руку… Шляпа вел её (или его) в сторону Волкина.
К нам подсели упитанная парочка средних лет в одинаковой пижамной одежде с грибочками, на вид – с Нижнего Тагила; сзади, на выступающую часть кузова, встали молодые шумные ребята – видимо, студенты – 2 парня и 1 девушка. Рядом с аристократом присел некий монах, который тут же слился с фривольным изображением лежащей в нижнем белье девушки-танцовщицы на внутренней боковой панели авто – рекламы очередного местного ночного клуба.
Мои наблюдения неожиданно прервал «господин из Сан-Франциско».
- Можно задать вам один вопрос? – он смотрел прямо на меня.
-  Ну, попробуйте, - дружелюбно ответил я.
- Вы же тут все, русские, верно? – неожиданно громче он обратился ко всем сразу. Понятно, тайский монах был не в счет и не повел ухом.
- Меня интересует … как бы это выразится помягче, - он говорил смачно, медленно, выверяя каждое слово, - как вы, русские, - он сделал акцент на этом слове, - относитесь к войне?
По его острому взгляду было понятно о какой войне он говорит.
Все, кроме монаха, немного напряглись, особенно – пара в «грибочках»; монах  – зевнул.
Вообще у нас война, это запрещенное слово. С другой стороны, тут, в Сиамском заливе, скорее, более проблемным вопросом является война полов…
- Я думаю, что я, как и все присутствующие – как бы это помягче выразится – я не передразнивал, но давал понять, что тема не самая подходящая, - пацифисты. То бишь за мир и против войны, - заключил я под одобрительные взгляды всех, даже монаха. Кроме иностранца.
- Окей, но я заметил, - отчеканил он, - что тут, в Паттайе, русские поддерживают войну…
- Напротив, - мне захотелось тоже изъясняться на красивом русском языке, - по моему мнению, - как раз именно тут русские, которые против войны. Вернее - за мир. Иначе они бы находились не здесь, а, скажем так, на южных границах России.
- Вы тоже так считаете? - обратился он к парочке из Тагила, точно Воланд.
- Валя, не разговаривай с ним, не видишь, это - провокатор, - быстро протараторила своему мужу женщина.
- А мы из Владивостока, но поддерживаем Украину, - неожиданно выпалил один из парней. Девчонка смущено заулыбалась. Монах отвел от нее глаза.
- Вот видите, какой у нас необычный рейс, с разными мнениями, но все достаточно мирно сосуществуют…, - заключил я, пытаясь зафиналить этот диалог.
- Так почему же вы, - он ткнул в каждого из нас, кроме монаха, пальцем, как будто считал пассажиров перед полетом, - так почему вы не выходите на улицы и не требуете смены авторитарного режима.
- Валя, молчи! - резко оборвала было открывшего рот Валю жена. Монах вздрогнул.
- Я могу быть против войны, но не заниматься политикой?! Я же не профессиональный политик, вы, видимо, тоже, раз я вас первый раз вас вижу. Поэтому отсутствие мнения в данном случае – тоже позиция.
- Вот-вот, отсутствие мнения – вот чего он добивается. Америка, напротив – свободная, демократическая страна с западно-европейскими ценностями и культурой…
Последнее выражение он сказал по интонации очень созвучно с одним моментом из фильма «Противостояние», когда по-русски говорящий фашист объясняет предателю Кротову, что нужно сначала в советской форме расстрелять немецкую деревню, а потом -  и самих палачей-перебежчиков.
«- Вы тяготеете к европейской культуре, Кротов. Нам это нравится. Так что учите язык, вы нам будете очень нужны. Не считайте, что предстоит только та операция, о которой я вам сказал. Предстоят операции и в России…».
Я смахнул тяжелое неожиданное воспоминание.
- Послушайте, - ответил я, - уже без былой учтивости. Кто вы такой и почему в столь прекрасный вечер задаете столь сложные неуместные вопросы?!
- Меня зовут Юджин, я из Нью-Йорка и никогда не бывал в России. К сожалению, я по происхождению – русский, но живу и работаю в Америке, плачу налоги, которые и идут на свержение диктатора. Так вот, почему если вы искренне против войны, вы до сих пор не заполнили площади в своей стране, не захвалили вокзалы…
… - и телеграф. – мысленно добавил я.
- Послушайте, -искренне сказал я, - не все ли равно, управляет страной один человек или капитал. Вы постоянно поощряете войны, а потом обвиняете других в том, что они против мира. Вы не были у нас, так вот, я вас приглашаю, убедится, что не все так плохо. Вы просто боитесь, что вам понравится на настоящей Родине.
- А вы – боитесь выйти за свободу…
- Так, все, Валентин, на выход, - спутница Вали резко нажала на звонок, и он дзынькнул так, что монах подпрыгнул. Они вышли и расплатились (монах первый раз за все время улыбнулся, кто знает, может быть из-за грибочков на их одежде; я как-то разговорился с одним монахом, его заинтересовали детские наклейки на моем ноутбуке), а мы поехали дальше и уже свернули по направлению к Джомтьену.
- Евгений, не против если я буду вас так называть? – в свое время я учился в школе с углубленным английским и на практику нам направляли сильных алтайских студентов, которые некоторое время стажировались в Америке. Одного из них звали Евгений, но он рассказывал, что за океаном все называли его Юджин, - Так вот…
- Против.
- Так вот, вы говорите, что русские поддерживают войну. Но, на самом деле, поддерживаете ее только вы, финансируете, поставляете технику и снаряды и т.п., а все присутствующие – против. Получается, вы и есть тот самый «черный» русский, которого ищете…
- Да, я поддерживаю войну, разрушения, не скрою, но именно так можно добиться мира…
Неожиданно девчонка запротестовала:
- Хотя мы и за Украину, вы много себе позволяете, - с волнением сказала она Юджину. Он все правильно говорит, – она перевела взгляд на меня.
Ребята и монах с интересом посмотрел сначала на Юджина, потом на меня.
- Вот, меня даже Камчатка поддерживает, – сказал я. - А вы часто ведете такие душевные разговоры в маршрутках?
- Сегодня первый раз, нужно же как-то до вас донести правду, истину…
-  Жень, ты пойми, - начал я так, что он натурально поморщился, - так тоже бывает, что мы никого не поддерживаем, поскольку не знаем на самом деле, что происходит. Кто прав, кто виноват – лично у меня нет позиции, как минимум потому, что я еще не успел разобраться…
- А я успел, - достаточно жестко обрубил он, - Кремль нужно уничтожить, растоптать, а Путина – он же преступник международный – убить!
- Фу-у-у, - выпалила девчонка, - вы и есть настоящий убийца!
Неожиданно старшая начала плакать «Папа, что говорит этот дядя!? Почему он хочет убить нашего Президента?!».
Я буркнул что-то штатное про Хирасиму и Нагасаки.
В этот момент Лена неожиданно крикнула оппоненту:
- Ну что вы такое говорите, вы в своем уме, тут же дети!
- Да, дети ни в чем не виноваты… но нужно полностью разгромить Россию, - клянусь, он так и сказал.
Ну, сука, думаю, дело к мордобою. Я уже начал соображать как передать Лене ребенка, прокладывать безопасную для монаха траекторию потенциального контакта.
- Ребят, а давайте все выйдем, - предложила девчонка, - пусть дальше этот, - она кивнула в сторону Юджина, - один едет.
Мне понравилась идея – в кузове стало душновато.
Парень из компании нажал на звонок.
- Ну, а мы почему должны выходить? – возмутилась Лена. - Нам же дальше.
Да, думаю, женщины - никогда не угадаешь ход их мыслей.
Ребята начали суетно выходить; мы, Юджин и монах – остались. Последний сомкнул ладони, закрыл глаза и начал шевелить губами молитву.
Секундное замешательство позволило спокойно оценить обстановку. Замедлиться и заметить то, что не видно с первого взгляда, как не видно проступающей из дырявого носка розовой пятки за праздной карнавальной шелухой. Как говорил один из моих Учителей – навык  брать паузу перед любым ответом.
- Жень, вот смотри, - я поправил спящую у меня на руках маленькую. Вот мы – русские, да. А ты – американец. Мы все парами едем, - я показал на подсадку, где стояли ребята, места Тагила, - семьями, а ты – один. Не знаешь почему?
Он слегка пожал плечами, но не сдавался – смотрел прямо на меня.
- А я тебе скажу, что ты приехал сюда, живешь тут по своей пенсионной визе уже и, как твои соотечественники, за грязные зеленые бумажки покупаешь мальчиков и девочек. Рассказываете о свободе, а сами творите Бог знает что. Это и есть демократия - ширма для бесчинств?! И ты, Женя, это защищаешь, не так ли!? А мы такие и вот так живем: по правде… по любви. И, похоже, за это воюем, сори, - я ступнями приподнял и звучно опустил свои пляжные шлепанцы рядом с его изысканными мокасинами. - Мы – русские, - я посмотрел на медитирующего в позе лотоса монаха и добавил, - с нами Бог!
- Так вот, мы сейчас едем ужинать всей семьей, - подытожил я, - а ты к кому, если не секрет?!
- Пошел ты, - как змея прошепел он и нажал на кнопку…
После того, как он вышел, мы с Леной начали оживленно обсуждать произошедшее, маленькая завозилась, потом проснулась и заплакала. Мы отвлеклись на нее и включились в себя, когда уже проезжали мимо нашего комплекса.
Я поскорее нажал на кнопку, тук-тук протянул метров 10 вперед и остановился. Спрыгнув, я раскрыл коляску; пока Лена усаживала маленькую - рассчитался с водителем.
Мы двинулись к фруктовому лотку, старшая дочь взяла меня за руку. – Этот дядя – какой-то дурак, - сказала она. – Как же можно хотеть кого-то убить!?…
А потом она спросила то, что до сих пор не выходит у меня из головы:
- Пап, с нами же еще кто-то ехал?!
Я взглянул на удаляющийся автомобиль – подсвеченный небесно-голубым пассажирский кузов был абсолютно пуст. Лишь внутри на его боковой панели виднелся силуэт прекрасной девушки в позе Лежащего Будды.