Писателю - 2

С моей точки зрения, литературное произведение состоит из трех вещей:
повествование, которое передвигает действие из точки А в точки В, С и так далее до Z;
описание, составляющее чувственно-реальный мир для читателя, и диалог,
оживляющий персонажей, давая им речь.
Вы можете спросить: а где же здесь сюжет, интрига? Ответ – по крайней мере мой
ответ – таков: нигде. Я не стану пытаться убедить вас, что никогда не строил интриги,
как не буду пытаться убедить, что никогда не врал, но и то и другое я стараюсь делать
как можно реже. Я не верю интриге по двум причинам: во-первых, наша жизнь в основном
лишена сюжета, даже если учесть все разумные предосторожности и тщательно
составленные планы; во-вторых, потому что я считаю: продумывание сюжета и
спонтанность истинного творчества несовместимы. Лучше всего мне здесь выразиться
со всей доступной мне ясностью, чтобы вы поняли: мое глубокое убеждение – вещи не
пишут, они сами пишутся. Работа писателя состоит в том, чтобы дать им место, где
расти (и записать, конечно). Если вы примете эту точку зрения (или хотя бы попытаетесь
принять), нам будет просто вместе работать. Если же вы решите, что я просто псих, –
что ж, не вы первый.
Когда я в интервью «Нью-Йоркеру» поделился с интервьюером (Марком Сингером)
своим мнением, что литературные произведения – это находки, вроде окаменелостей в
земле, он ответил, что не верит. Я в ответ сказал – и отлично, лишь бы он верил, что я
в это верю. И я верю. Рассказы и романы – это не сувенирные футболки или деревянные
футболисты. Это реликты, остатки неоткрытого ранее существовавшего мира. Дело
писателя – с помощью инструментов из своего ящика достать их из земли, повредив как
можно меньше. Иногда окаменелость маленькая, просто ракушка. Иногда огромная,
тираннозавр-Рекс со всеми своими гигантскими ребрами и оскаленными зубами. В
любом случае – короткий рассказ или тысячестраничный роман – техника раскопок по
сути одна и та же.
Как бы вы ни владели этим искусством, как бы огромен ни был ваш опыт, извлечь
окаменелость целиком невозможно без каких-то сколов и потерь. Чтобы извлечь ее
даже по большей части, лопату придется заменить более деликатными инструментами:
воздуходувным шлангом, палочкой, даже зубной щеткой, если надо. Интрига – это
инструмент куда больших размеров, отбойный молоток. С его помощью можно выбить
окаменелость из скального грунта, с этим никто не спорит, но вы не хуже меня знаете,
что при этом не меньше будет разбито, чем извлечено. Отбойный молоток –
инструмент неуклюжий, механический, совсем не творческий. По-моему, интрига – «это
последнее прибежище хорошего писателя и первое прибежище плохого. Получившаяся
вещь вполне может выйти искусственной и вымученной.
Я больше полагаюсь на интуицию, и могу это делать, поскольку в основе моих книг
лежит не событие, а ситуация. Одни книги порождены простыми идеями, другие –
посложнее, но почти все они начинаются с простотой магазинной витрины или восковой
панорамы. Я ставлю группу персонажей (или пару их, или даже одного) в трудную
ситуацию и смотрю, как они будут выпутываться. Моя работа – не помогать им
выпутываться или вести их на ниточках в безопасное место – такая работа требует
грохота отбойного молотка сюжета, – а смотреть и записывать, что будет происходить.
Сначала возникает ситуация. Потом персонажи – всегда вначале плоские и не
прописанные. Когда у меня в мозгу все это утрясется, я начинаю рассказывать. Часто у
меня есть представление о том, чем все должно кончиться, но я никогда не требовал от
своих героев, чтобы они поступали по-моему. Наоборот, я хочу, чтобы они действовали
по-своему. Иногда развязка бывает такой, как мне виделось. Но чаще получается такое,
чего я и не ждал. Для романиста в жанре саспенса это просто прекрасно. Я же не столько
создатель романа, сколько его первый читатель. И уж если я не могу точно догадаться,
как дальше развернется эта хреновина, даже с внутренним знанием предстоящих
событий, то я могу не волноваться – читатель будет переворачивать страницы, пока не
дойдет до конца. И вообще, чего так волноваться насчет развязки? Зачем так
стараться всем всегда распоряжаться? Рано или поздно повествование само к чему-
нибудь придет.
Стивен Кинг