Новый роман

Я всё  романы писал.  Писал, писал, но никогда не дописывал. Напишу две-три страницы и бросаю. До востребования. Типа соберусь ещё по настоящему, как Лев Толстой в Ясной Поляне. Соберусь и допишу все романы сразу.  Или мощно сгребу   недописки  в кулак, и замастырю из них один настоящий роман, и уж он-то вдарит наконец  по застою и конъюнктурщине. Ну а тема… Тема всегда одна – вопли в пустоте. С чем их едят и на что намазывают. Это будет настоящий прорыв, революция в искусстве.  Все будут ходить и спрашивать друг у друга: «А ты читал?» «Ну, старик, за кого ты меня держишь, ещё месяц назад из Интернета слил»
Но как-то оно всё не сливалось.   Может революции в  искусстве больше никому не нужны. 
Ну да ладно. И почище неприятности в жизни бывают. Подумаешь. Съел вот я сардельку дорогую, тридцать семь рублей отвалил, а  она жирная как сволочь, тошнит  от неё теперь.  За мои же деньги. Но мы люди добрые, не мелочные. Ругаться в магазин с анализами своей тошноты не ходим. А надо бы!  Пойти в обратку, да как сунуть этим сволочам  сосиску в рыло – нате мол, жрите сами говна  свои! А мне верните  наличные с извинениями. Ладно, палки сервелата хватит. Я не хапуга какой-нибудь, в отличии от вас, торгашей. Торгуют они тут, понимаешь. Но нет. Мой сервелат так и вянет  у них в холодильнике. А что сделаешь? Мы люди добрые, снисходительные. На том и живут прохиндеи всех мастей.
Заварил я чаёк в чайнике, сухариком закусил. Но всё не в  рот. Меня Люба бросила. Сказала, что мы разные люди, нам лучше разойтись. А я любил  её когда-то. Хотя не помню уже, может и не любил. А она  меня точно не любила. Я так думаю, что мой  кредит доверия кончился. Я не дописал ни одного романа и мой кредит доверия кончился. Кончита Мартинес. Она всё ждала, когда я допишу и стану богатым и знаменитым.  Ну и она вместе со мной. Хотя детей  предусмотрительно не заводила. Хитрая, сука. Но потом испугалась, что так и молодость  пройдёт без всякой выгоды.   И ушла к Кострюкову. Кострюков как раз подвернулся. Он то ли продюсер, то ли пробздюсер, она короче решила, что деньги у него есть. Любка его на премьере какого-то говнофильма подцепила.   И пошла-то туда,  небось, специально чтобы найти какого-нибудь Кострюкова или Шмидта, хотя со мной ещё жила.  Видел я его пару раз на дешёвых тусовках.  Кострюкова, а не Шмидта. Кто такой Шмидт я не знаю, так, придумал из головы. Ну а Кострюков  ей сразу визитку  – я её в сумочке Любкиной нашёл. (А что я у  сожительницы в сумке покопаться не могу?)

                *******
                Империя кино
           Продюсерский центр
            Перспектива
Каменоостровский пр. д. 12 строение 4
Кострюков Валентин Кириллович
Генеральный супервайзер по лайн-продакшену

 
Хрен он просроченный, а не супервайзер, как оказалось. Только дурам вроде Любки такие визитки можно показывать.  Но напевал он ей сладко, но так, между прочим, что вчера они с Хабенским пили, позавчера с Пореченковым, а завтра он будет пить с Машковым. На самом деле из компетентных источников стало известно,  что он  на подхвате у  какого-то второго администратора был – ну там подай, принеси, проверь  достаточно ли туалетной бумаги у звезды в вагончике.   
Хорошо хаты у нас  раздельные с Любкой были, отродительские. Короче, мы развелись, и было сначала тяжело, а потом никак.  Я и не думал стреляться, но прибежала  жена двоюродного брата и говорит – не вздумай стреляться по пустякам. Я говорю –  я и не думаю. У меня даже пистолета нет, ну или, скажем, карабина Сайга.  А она –  нет, ты думаешь, а она тебя не стоит, и никогда не стоила. Я говорю – какая разница, кто кого стоит, чего нам уже считаться, все при своих остались. Оба с голой жопой  на подоконнике. Продюсер Кострюков  ещё и денег у этой дуры одолжил, а потом растворился в тумане. А она, главное, ещё мне звонила  и жаловалась. Думала я разбираться с ним пойду, что ли?
А  кузина  –  нет, говорит, она у тебя магнитолу забрала, где вот магнитола, которую мы вам подарили? Я говорю – магнитола в шкафу.
А покажи. Ну, смотри. Значит чего-то другое она забрала.
Ничего не забрала – делить было нечего. Почти. 
Везде эти почти. Писанина моя почти талантлива. Расстались мы почти мирно. Любку почти не вспоминаю. Денег на еду почти хватает.  Но ведь и то хорошо. А может все эти «почти»  благоприятствуют мне, а не мешают?
Ах да – машину стиральную она забрала. Так машинка-то сломанная была. Я её поэтому и отдал. Мне сказали, что её чинить дороже выйдет, чем новую купить. Но кузина на своём  стоит – если дать им волю, так они и за человека считать не будут, на шею сядут, ты им с добром, а они это за глупость и слабость принимают. Нет, нельзя им спуску давать, пусть хоть ниток катушку, пусть хоть хлеба горбушку – а что должно – то и отдай.
Да кто они-то? А какая разница.  Пусть  подавятся, пусть всё забирают –  всё чего не было, всё чего не будет, и всё чего нет. У меня этого добра навалом. Складывать уже некуда. Но унесут ли? Видел я их – глисты маринованные, а не мужики. Да и Любка – ещё та королева…  Впрочем, и я  король не очень. Ну, барон может.  Зато я  могу представить себя королём. Тайно, не на показ – я же ещё не совсем дурак. 
И плывут видения: вот я выхожу из  небольшого неброского лимузина. На мне небрежно одетые потёртые шмотки, но знатоки сразу поймут, что это супердорогие эксклюзивные вещи.  Не торопясь направляюсь я на презентацию своих новых  произведений, а толпы беснующихся фанатов даже не сразу узнают меня в коридоре, такой я скромный. Далее на пресс-конференции я строго одёрну поклонников, когда они назовут меня гением. «Я всего лишь составляю из букв слова, а из слов предложения » -  устало отвечу я им, вызывая бурю оваций. А дальше… А дальше фантазии исчерпываются грубой не деликатностью кондуктора, который требует оплатить троллейбусный  проезд. Что за мелочность…  Что это за маршрут? Да вы куда едите? На Гражданку? Да мне вообще не туда! Едут чёрт знает куда, ещё денег требуют. Я гордо выхожу, не заплатив, но на самом деле мне нужно преодолеть ещё две остановки. А там, кстати,  по пути кондейка есть нужная, дешёвая. Зря что ли выходил?   Ну не то чтобы пить… Так, как и положено настоящему деятелю искусств, бытописателю природной жизни -  пропустить стопочку-другую в самой гуще народных масс.  Только видно сосиска всё ещё мутила моё естество.  Или водку палят изуверы. Когда добрался до дому, на душе копошилась сермяжная горечь и тупиковая дурь.   
Короче, кузина говорит – у меня есть незамужняя подруга –  Евгения Парашютова.  Она  работает на дому надомницей – строчит там чего-то на компе. Завтра  встречаемся все вместе, идём  в кино и театры, вы там потрётесь, почувствуете родство душ, и я оставлю вас наедине, говорить о возвышенном. Ну ладно, думаю. Чего бы нет. Только без кино. Короче, поехали мы сразу к Евгении на хату. Нашпандырились водки, но перебрали, конечно. Евгения бухнулась спать, попёрдывая, а я всю ночь мудями рядом звенел.  Ну, потом мы перепихнулись вроде. А может, нет. Я не помню уже. А больше она мне не давала. Какой-то ты непонятный, говорит,  ясно только что бесперспективный. Взять с тебя нечего, а перепихнуться, по ходу, у меня,  и без тебя не  заржавеет. И вообще я должна переосмыслить свои отношения с мужчинами. Как-то не так оно всё. Всем  давала, давала, давала, всех и не помню даже,  а в остатке – одни расстройства душевные и цистит.
Блин, а я что, получается,  хуже тех, кого ты даже не упомнишь? 
Да нет, ты не хуже, просто переосмыслить мне нужно всё. Давай тогда, говорю, перепихнёмся для ума, а потом уже ты переосмысливать пойдёшь. 
На это она мягко дала понять, что  не бредит мною в потных ночных приступах вожделения, и что не ставит на второй половинке своей кровати табличку “reserved”, предполагая  меня. И вообще, может ей  пора уже перекинуться на мужественных девушек.   
Ах вон оно как! Я гордо хлопнул… Да нет, не хлопал я ничем. Ушёл просто. Пошёл пешком в расстроенных чувствах, передёрнуть даже на это дело охоты не было.   Но  через неделю у меня опять хотелка вскочила. Напросился я к Евгении в гости с вафельным тортом. Она внимательно посмотрела на меня, как будто в прошлый раз не разглядела, вздохнула и предложила  свежей  воды из-под крана и  табуретку на кухне. Занята, видишь ли, надо ей  чего-то там печатать и распечатывать, но мне-то пофиг.
Слушай, Евгения, пошли в кафе, у меня как раз денег нету, угостишь меня чем-нибудь.
Смешно, сухо сказала Евгения, продолжая хищно  щёлкать на своём компьютере.
Ишь ты как шлёпает, деловая, - подумал я.
Ну ладно, чего ты тут сохнешь, давай я хоть за пивком прошвырнусь. Давай денег.
Прошвырнись, прошвырнись, можешь даже не возвращаться.
Да ладно, я же твой ласковый медвежонок, я же твой бычок однорогий.
Чего это однорогий? –  она хмыкнула, не отрываясь от монитора.
Ну ты же изменяешь мне наверно, а с другой стороны я ж не муж тебе какой-нибудь, я обманывать себя не позволю!
Тут она всё же повернула на меня свою головку.
Ха, испугалась, -  захохотал я.
Ладно, Лёня иди, мне работать надо.
Всем надо работать, что ж теперь любящим сердцам не биться в унисон?  Когда мы ещё увидимся? Я  принёс тебе самое дорогое –  две страницы  из своего будущего романа!
Как только  звёзды на небе сойдутся  – тогда и увидимся. Короче, как издадут твою книгу, так сразу и приходи. Будем  вырывать из неё страницы  и отправлять  по назначению. На  Луну, на Марс, и так далее, чтобы и там произошла революция в искусстве.
Коварная! Но я всё равно буду писать свой новый роман. Не смотря на то, что и старый ещё не начат.
Новый роман. Без начала и конца. Без половины и середины. Без отзывов и рецензий. Без посвящений и запрещений. Без всякого якова. Без цели и средства. Без строчек и точек.  Без ответа и привета. Хотя, по-моему, он уже написан.