День двенадцатый...

... в котором радость и печаль идут рука об руку

Ах, какое разочарование! Проснулась, а душу заполонила детская обида на весь мир, не знающий, что он должен был тебе крайне важную вещь! Мне задолжал Проводник. Почему я думала, что эта ночь будет особенной? Что картина проведёт меня в дивную страну, где грёзы яркие и волнующие? Думала? Да я была уверена в этом! И вот пожалуйста! Самые обычные, слегка сумасшедшие сны, в которых меня преследовала какая-то противная, горластая утка (кстати, надо сбегать на рынок и заказать знакомой продавщице пяток птичек, себе и дочкам на праздник, молодец, утка, правильно приснилась!), мелькали ничего не значащие картинки. Но я же ждала не этого! Мне хотелось очутиться в майском, послегрозовом вечере, когда окна в доме распахнуты, и чистый, весенний воздух омывает не только все столы и стулья, комоды и шкафы, но и душу. Я мечтала увидеть себя с охапкой только что наломанной сирени, погрузить лицо в мокрые цветы и изо всех сил вдыхать их неповторимый аромат. Как же я люблю сирень! А до ее цветения еще очень далеко. Или совсем близко, если Проводник все-таки вспомнит о своих прямых обязанностях? Полно, о чем ты, бабка Ксюха! Картина тебе ничего не должна, ты сама все выдумала, а теперь чуть ли не слезу от обиды пустила! Взбодрись и принимайся за дела, которых, как всегда, много!

Как ехидно говорит Ленька, пенсионеры — самые занятые люди в мире! «Всё вы куда-то спешите, бежите и ничего не успеваете!» — смеётся внук. Это о моём благоверном. Ни минутки на месте не усидит! Говорю ему, давай в парк сходим или по магазинам прогуляемся. Нет, некогда ему! То работа, то дома надо что-то делать. Я ворчу, конечно, но понарошку. Характер у Федьки такой, не любит он праздность и, как он говорит, глупое времяпрепровождение. Вот если купить обязательно что-то надо, так он меня сам в торговый центр потащит и не уймется, пока нужная вещь не окажется в сумке.

К чему это я? А просто так, к жизни и делам. В общем, день не оправдал моих ожиданий, как и ночь, и случился самым обыкновенным. Немного прибраться, на кухне повозиться. Когда я готовила обед, послышался знакомый, писклявый голосок. Мурзик пришел. На самом деле, я не знала, как зовут этого кота. Он, хитрый подлец, жил на два дома. Я так думаю, его хозяйка или хозяин работали посменно, и когда дома никого не было, Мурзик приходил к нам, чтобы поесть, сладко поспать на диване и, конечно же, оделить нас своим вниманием и расположением. Мой любимый кот Кузя тихо ушел во сне в этом году, и мне было настолько больно, что я решила больше кошку в дом не брать. Как меня ни уговаривали родные, каких только котят не предлагали, я твердо стояла на своем. Тем более, у меня появился Мурзик. Он был моим котом по строгому графику: сутки через трое. Конкурентов не терпел, гонял любую кошку, узнавшую, что у нас можно поселиться. И хотя, как я уже сказала, гостил он у нас не так уж и часто, но нутром чуял, когда кто-то усатый, полосатый пытался завоевать мое сердце, тогда кот прибегал в неурочное время и от души орал проклятья в морду претендента на миску корма и ласковые руки. И добился все-таки своего. Наш огород все кошки обходили стороной, и никто даже не пытался зайти в дом, где сутки через трое властвовал тиран Мурзик.

— А, пожаловал! Где задержался? Должен был еще пару часов назад прийти, — приветствовала я кота, а он, лениво потершись о мои ноги, запрыгнул на любимый стул и, умывшись, блаженно захрапел.

И вот тут-то меня и осенило! Я вдруг вспомнила обрывок сна, в котором был Проводник (его лица я так и не увидела, он сидел спиной ко мне, как и на картине, и курил пахучую сигару, пахнущую сиренью), те самые сполохи и... Что-то изменилось во мне. Совсем немного. Произошла настолько крохотная перемена, что я ее с трудом ощутила. Но, чтобы я осознала ее важность, мне подарили возможность придумать четверостишие:

Блаженно кот сопит на печке,

В ботинке чиркают сверчки.

Восход сегодня безупречен.

Закат откладывается. Жди!

Любой скажет, фу, какая мелочь! А из нее ты, бабка Ксюха, раздула Бог весть что! И такие выводы сделала! Перемена! Но ведь что важно: я никогда, ни единого раза в жизни не могла зарифмовать даже пару строчек! Не моё это. А тут целое четверостишие, да ещё такое странное, но забавное и загадочное, пусть и слегка корявое и детское! Но моё!

Мне тут же стало так стыдно за свою обиду и разочарование, что я на цыпочках прокралась в спальню, словно боялась потревожить покой картины, и протерла её раму влажной тряпочкой, а также попросила прощения у неизвестного художника и его творения. А то вдруг Проводник обидится и больше ничего мне не покажет?

Ох, увидел бы меня кто со стороны! Что бы подумал и сказал? Сумасшедшая бабка! Вот из-за того, что у любого человека свои, особенного вида тараканы в черепушке живут, я редко делюсь своими мыслями с людьми не очень близкими. Да и с близкими надо осторожнее быть. Ещё упекут в«желтый» дом за подобные фантазии!

Шутки шутками, а настроение у меня подпрыгнуло до небес! И тут же все мои неотложные дела словно сами по себе делаться начали! Порхала я по дому, как юная девица, полная сил, надежд и желаний! И думала, что никто и ничто меня из этого состояния не выбьет, но жизнь, как и всегда, сумела это сделать.

Лёнька вошел в дом тихий, пришибленный, лицо потерянное, тревожное. Сердце у меня сразу сжалось, а душу захлестнул ужас.

— Что случилось? Говори быстро!

— Ничего! Правда, ничего. Просто странно всё это!

— Да что странно? Лёнька, подлец, у меня сейчас инфаркт будет!

Внук словно проснулся и удивленно-встревоженно посмотрел на меня.

— Почему инфаркт? Тебе плохо?

— Ужасно! Почему у тебя такой вид? Все здоровы?

— Да, — удивился Лёнька, а я чуть ли не упала на диван от облегчения. — Просто я сегодня ещё одну картину купил. И тоже абсолютно случайно! Кому рассказать, не поверят!

Вот поросёнок! Как напугал! А с другой стороны, он же своего лица не видел и не понял, почему я так встревожилась. Ах я, паникёрша! И почему сразу в голову дурные мысли лезут? Наверняка оттого, что перед этим я очень радовалась. Как мне кто-то говорил, радость — одна из самых разрушительных эмоций потому, что за ней неизбежно следует откат назад, в печаль и скорбь. Помню, я пальцем у виска покрутила, мол, глупость какая! Но попозже, подумав, поняла, что огромная, заполняющая всю душу радость действительно часто сменяется глубокой печалью. Или же просто у меня так было?

Впрочем, мне не до философии было. В груди словно кирпич образовался и такая слабость в ноги вдруг бросилась, что мне даже показалось, что не смогу встать.

— Бабуль, да что с тобой? Что принести? Воды?

Было мне действительно плохо, даже в глазах потемнело, и я испугалась, что могу упасть в обморок.

— Да ничего, давление наверное скачет. Принеси мне воды и коробку с лекарствами.

В общем, напугала я внука также сильно, как и он меня. И так же не нарочно.

— Я деду позвоню, пусть домой бежит.

Хотела было сказать, что не надо Федьку волновать, а потом вдруг поняла: не смогу сегодня даже ужин разогреть, уж не говоря об остальной работе по дому, и кивнула, соглашаясь. Если совсем честно, мне что-то страшно стало от такого своего дурного и внезапного самочувствия, мысли дурные в голову полезли: а помнит ли Федька, где я деньги прячу? А вдруг что случится, как же он без меня? А дети, внуки? И всё в таком подобном роде.

— Качнулся маятник! — в сердцах сказала я Лёньке, а внук ещё больше напугался.

— Бабуль, ты что? Какой маятник? Какое сегодня число, помнишь?

— Всё помню, даже слишком подробно! Радовалась весь день, чувствовала себя на все двадцать лет и вот пожалуйста! Маятник качнулся в другую сторону! Ты, Лёнька, не переживай! Это не инсульт и не маразм, просто меня твоя физиономия бледная напугала, — я шутила через силу, боль в груди уходила медленно, неохотно, огрызаясь и грозясь бедой.

— Сомнительный комплимент, бабуля! Даже обидеться охота! — Лёнька сделал вид, что поверил моему шутливому тону, а сам быстро вышел за дверь и кому-то позвонил.

Я попыталась крикнуть, что никого беспокоить не надо, что я просто переутомилась, и всё само пройдёт, но голос у меня был такой слабый, что я и сама себя с трудом слышала. А потом... То ли я задремала, то ли слегка своё сознание обронила, но очнулась от прикосновения лёгкой Леночкиной руки. Ну, Лёнька! Всех взбаламутил! Как будто у соседки своих забот нет! А я и сама поправлюсь!

— Вы что же это надумали? Праздник почти на пороге, а вы болеть? Не годится! — Леночка ловко измерила мне давление, сделала какой-то укол и строго велела ложиться в кровать и спать долго и качественно, до полного выздоровления.

Что я и сделала.

©Оксана Нарейко