Старик

               
 
   Наконец-то начало светать. Конец бессонной ночи. Старик сел на кровати и затяжно закашлялся натужным кашлем давнего курильщика. Отдышавшись, он встал, ощутив знакомую боль в правом колене и побрел в ванную.
   Посмотрев в зеркало над стеклянной полочкой, на которой аккуратно стояли две зубных щетки в стаканчике, тюбик с зубной пастой, коробочка с пудрой, женская расческа и безопасная бритва, увидел обрюзгшее лицо с тяжелыми мешками под глазами, одутловатыми щеками, обросшими серой щетиной. Небольшие светло-серые глаза с вниманием и некоторой неприязнью разглядывали открывшуюся картину. 
   Он взял одну из зубных щеток, выдавил на нее немного зубной пасты и принялся чистить нестройный ряд оставшихся желтых зубов. Справившись с утренним туалетом, он совсем уж собрался одеваться, но еще раз взглянув в зеркало вспомнил, что Лена не любила, когда он ходил небритым, даже в выходные дни. Намылив щеки, старик тщательно сбрил отросшую за сутки щетину, брызнул на лицо немного одеколона и счел утренний туалет законченным. Он отправился на кухню и принялся готовить себе завтрак. Потом неспешно позавтракал, выпил кофе и в душе посетовав, что завтрак так быстро закончился, сложил посуду в раковину.
   Старик тщательно оделся, взял свою трость и слегка опираясь на нее, вышел из квартиры.
   Старенькая «Мицубиси» завелась легко, будто вчера не было с ней никаких проблем.
   Он покатил по знакомой дороге, вспоминая о том, не забыл ли он выключить свет и запер ли входную дверь.  Решив, что сделал все как надо, успокоился и продолжил путь.
   Дорога была не долгой, и скоро знакомая ограда городского кладбища показалась впереди. Припарковав машину, он вышел из нее и закрыл двери, нажав на кнопочку пульта, висящего на ключе.
   Уже шагая по аллее, старик подумал, что надо бы подсеять травы и поменять ведерко, сделанное из пятилитровой канистры для воды, кем-то, непонятно зачем продырявленное.
   Подойдя к знакомой могиле, он привычно поправил цветы и достав спрятанную тряпицу, смахнул пыль с памятника, на котором была выбита фотография женщины с добрым взглядом и мягкой улыбкой.
  - Ну, вот, я пришел, жена. Вчера, когда я уходил, видел, что хоронили кого-то. Я не подходил, а когда уже садился в машину, ко мне подошел Валя, мой давний знакомый по работе. Ты его помнишь, наверное. Он еще на праздник выпил крепко и выпал из грузовика. Так он сказал, что твой начальник бывший помер и это его хоронили. Так, что твоих знакомых здесь еще прибавилось. Он присел на лавочку, аккуратно приделанную у ограды. Старик помолчал немного и продолжил:
  - Вчера Наташка звонила. Сказала, что у них там все хорошо. У младшего, у Венечки, уже два зуба. Светка ходит в младшую школу, как у них называется, играет с детьми и уже легко по-ихнему болтает. У ее мужа, Саши, тоже все нормально на работе. Он получил премию за какую-то разработку, и они планируют на эти деньги махнуть в Майями на несколько дней.
    Старик встал, прислонил свою трость к ограде и притронулся к холодному мрамору памятника.
   - Так, что ты, Ленуля, о них не беспокойся. Илья уже почти неделю не звонил. Вот за них беспокоюсь. Там у них в Израиле всегда что-то происходит – то террористы взорвут что-нибудь, то война. Больше всего беспокоюсь за Борика – он то у нас спортсмен. Вон, недавно опять медаль серебряную из Европы привез, очень гордится. Ему скоро в армию, а он хочет только в спецназ. Просил Илью поговорить с ним, ведь это опасно, да где уж там. Борик не единственный ребенок в семье и разрешения родителей не требуется. Ты уж там наверху попроси, чтоб защитили его от беды. Илье с Иркой нелегко троих детей поднимать. Хорошо, что Иркины родители им помогают.
    За меня не волнуйся, я в порядке. Колено болит, конечно, но ходить-то я могу. Вчера супу себе наварил, как ты меня учила. Помнишь, говорила: «Вот, я уеду куда-нибудь, а ты тут с голоду помрешь!» Уехала, четвертый год пошел уже. Сюда приходится ходить, чтобы поговорить с тобой. Зимой, конечно, тяжеловато, а сейчас, когда деревья шумят, кажется, что ты мне отвечаешь.
    Скучаю я по тебе. Как-никак, почти пятьдесят лет вместе прожили. Детей подняли и думали, что есть у нас впереди несколько годков, а тут – вон как получилось! 
    То, что я тебя отравил – никогда бы в жизни не подумал, что сделаю это. Не мог я больше смотреть как ты мучишься. Взял грех на душу. Когда тебя парализовало, думал, что хоть частично восстановится и ты, если не двигаться, то говорить сможешь. И ухаживал, и сиделок нанимал и врачей всяких приглашал. Сказали, что ты восстановиться не сможешь, даже частично. Как не ухаживал, пролежни начались.
    За те полтора года, что ты лежала, многое вспоминал, многое передумал. Как первый раз тебя увидел – такую весеннюю красу с глазами огромными и конопушками на носу. Как звонко ты смеялась и как ластилась ко мне как кошка, когда ждали мы первого нашего ребеночка. Как Натуля ходить начала и как Илюшка, сынок наш, первый раз подрался в школе и домой прийдя с синячищем под глазом, сказал, что записался в боксерскую секцию.
    Я все вспоминал, да и вспоминаю сейчас. Ночью-то не спится, вот и вспоминаю. Помню, как давал тебе яд и плакал, а ты смотрела куда-то глазами безумными и даже не поняла, что происходит.
    Нет, ты не подумай, не для того сюда хожу каждый день, чтобы у тебя прощения вымолить, нет. Нет мне прощения ни перед тобой, ни перед Богом, ни перед людьми. Хожу сюда, потому что идти-то мне некуда. С тобой поговорю и вроде легче становится.
    Старик помолчал и посидел еще немного. Ветерок, пробежавший по верхушкам деревьев, как будто прошептал ему что-то.
  - Ладно, пойду я, завтра вернусь. Он встал и побрел к машине, натужно опираясь на трость.


   Август 2024