Правый край

80 лет Победы. Фрагмент из книги "Калибр победы".

...Остатки чудом сохранившихся в живых красноармейцев с левого фланга переместились на рубеж правого края обороны.
На этом куске обожжённой взрывами лесной прогалины защита, казавшаяся надёжной, трещала по швам. Подошедшие на подмогу товарищи в спешном порядке занимали испоганенное кровью место грядущей схватки.
Бойцы зарывались в рыхлую землю, бесхитростно посыпали себя сверху жухлой травой, опавшими листьями.
Наивные молокососы. Без всякой задней мысли по малости годков, желторотики считали — именно так будет меньше видно противнику. Невинная простосердечная безалаберность.
Знойный, смердящий воздух, как натянутая тетива, звенел от человеческого перенапряжения. По венам туда-сюда перекачивались тонны адреналина. Сердце готово выпрыгнуть в холодные болотины, чтобы остудиться. Кипящая кровь не могла разогреть на кистях побелевшие костяшки пальцев, сжимающие цевьё трёхлинейки.
Пик противостояния близился к драматическому финалу. Место побоища сверху донизу опахнуло ледяным маревом.
Восемь секунд миновало... Тридцать семь... Четыре минуты... Одиннадцать минут пять се-кунд чирканули в надсадном ожидании... Ещё плюсом десять секунд… Еще двадцать пять…
— Товарищи бойцы, всем внимание. Слушай мою команду. Изготовиться к атаке!
— Будем пехоту отсекать от танков. Примкнуть штыки. Гранаты на изготовку. Лишнее барахло — в сторону.
— Как скажешь, командир. Уж типерича-то не сумлевайси, с одной баркасной лодки будем потрошить сучье племя.
— Не обессудьте, родненькие мои, не гневайтесь. Как мог, надрывался, воевал. Глядишь — уцелею в предбаннике мясного штурма.
— Ы-ы-ы!.. Свят, свят, свят… Ы-ы-ы!.. Ы-ы-ы!.. Може говнистая ситуёвина сама рассосётси?
— Гады! Выше крыши отмаз получите. Отстрелим бОшки, нашинкарим говённые кусочки, потроха из утробы на перегной спрессуем. Падлы!
— Тоска-а-а... В письме из дому сказывали, что сынок народился. Похож ли на батьку, сорванец? До погибели глянуть хочу на мальчонку.
— Товарищи! Не отдадим врагу ни пяди земли. За коммунистический интернационал, товарищи. Ура!
— Заткнись, комиссарская рожа! Не к месту головы морочишь. Ахинею гундосишь. Лучше прикрой спину, я подползу справа, из засады расстреляю гансов.
— Гоните на х…й эту желтуху. С маху дадим п…зды в хвалёные арийские почки.
— Дык, я о том же. В пердак завернём штык фрицам, как учили в школьных сказках о богатырях Пушкина. 
— У младшенького, Николашки, рахит. Перед войной на последние гроши корову купили. Излечить целительным парным молочком думали.
— Эх-х-х… Мамочка моя родная, жить-то как хоц-ца на белом свете. Спаси и сохрани!
— Детки мои, ни пуха ни пера оставаться в подсолнечном мире. Не взыщите строго. Буду жив — свидимся. Как мог, жил праведно…
— Тут главное — испужать бестию. Чем громче орёшь — тем дальше будет слышно. Уж я-то постараюсь гаркнуть со всей моченьки. Обоссутся некрещёные лбы.
— Молю Тебя, Господи Преблагий и Всесильный, прими православных воинов, помяни в Царствии Твоем дерущихся за Отечество наше земное. Аминь.
— Ёшкина дребедень. Только договорился с Тамаркой-санитаркой чпокнуться, а тут погибать обязали. И кто ж теперь оприходует пригожее тело? Неужто, мармеладное место сладкой бабёнки для утехи политруку достанется?
— Урою нехристей. Штыком секану мошонку иноверцев.
— Гансов парашу жрать на цугундере заставлю. Твари.
— Ой-ёй-ёй, людей убивать иду! Прости меня, Господи. Выживу — грех на алтаре у Боженьки вымолю. Свечку на родине Пресвятой Богородице поставлю.
— Что мясо в щах, что масло в каше, прикокошим лиходеев и сразу жизнь станет краше.
— Ядрёна мать, не хочу погибать раньше времени. Жить буду. Возьму в плен унтерштурмфюрера СС, медаль дадут. Героем вертаюсь до дома.
— Ну что, защитники Родины! Чего скисли? Пшли, задрочим насмерть узурпатора — немца. Кто, если не мы, убьёт наповал супостата? Умоется кровью, изверг.
— В ата-а-а-ку-у-у!
— Впер-р-р-ё-ё-ёд, милаи-и-и!
— Ур-р-ра-а-а!
— Васька, сукин сын. Ты чего затаилси за кустами? Подлец ты. Застрелю, говнюк. Мразь подзаборная. Вперёд, оторва!
— Максимка, не смей валять дурку. Не рванёшь в атаку, потом особист перед строем застрелит. Рискни, парень.
— Ату германца. Ату его. Ату-у-у-у!
— Казаки, кто со мной?
— Я с тобой. Сарынь на кичку-у-у! А-а-а-а-а!
— Устроим сволоте загробные рыдания. Вставим для измору в задницу чадящего фитиля размером с чёртову дюжину.
— Прощевайте, братцы. Наверно, сгину я сёдня. Не поминайте лихом.
— Во блин, в грудь рубануло наотмашь. Больно-то как, душу в кулак скукожило. Жаль, что для меня всё так быстро закончилось. Помираю... Эх, отомстите, братцы...
— А я невесту дома нецелованной оставил. Жениться хотел. Неужто не получится воротиться до родимой сторонки?
— Дурень. Куда ты денешься? Сам откроешь бабскую «калитку», сам же и прикроешь опосля войны. Защитишь «ворота» под юбкой от постороннего доступа.
— Богу бы в уши.
— Письмо… В тряпице… У сердца… По… Поликарпыч… Домой… Лю… Любимой… Отправь… Э-х-х-х…
— Гликося, Рабинович-то не жилец. Нижнюю челюсть осколком разворотило. Кажица, зубья-то у него все золотые.
— Живым останусь — вертаюсь после атаки и шомполом повыковыриваю коронки с клыков-резцов. Не закапывать же цветняк в землю.
— Дельное гундосишь.
— Чего добру пропадать-то? Всё равно алкашня-похоронщики сусальное рыжевьё безжалостно пассатижами вырвут.
— Защитнички родины, те ещё мародёры. Сволота, как чирий на жопе.
— Прикрой веки Сергуньке, чтобы мёртвыми глазами не сверлил в спину. Грят, что плохая примета.
— Ура, мужики. Ура!
— Ур-р-ра-а-а! Ур-р-ра-а-а!
Из-за пригорка, окутанного ядовитым дымом от жжёной резины, пылающего лапника и чадящего отсыревшего сухостоя, выкатывались превосходящие части заклятого противника.
Силуэты хорошо просматривались через прорезь прицела. Навстречу выпирали силы дьявола в набыченных касках, чёрных шинелях с молниями в петлицах, со шмайссерами от бедра на изготовку. Сизый дым обильно вырывался из выхлопных труб ужасающих «тигров».
На позиции прямого выстрела неспешно выдвигался немецкий бронетанковый авангард 3 панцердивизии Ваффен-СС «Мёртвая голова»...

2019 год