Федор

  Федор лежит в лихорадке и в полусне перебирает мысли.

  Взгляд Федора скользит по комнате. Скучная немеблированная комната. Пыльные коробки да один-единственный чемодан с вмятиной в уголке… И всюду вокруг стоят массивные стопки книг, разных размеров, и каждая — выше Федора в полный рост. «Вот что значит — триумф литературы…» — с тоской говорит себе Федор. Плотные серые шторы прикрывают окна, цвета веревки стелется ковролин. «Отчего бы тут не повеситься?» — вяло спрашивает себя Федор, превозмогая боль в груди, ненависть к себе (за любовь к ничтожному и жалкому) и ужас, что навалился на него всей тяжестью.
  К слову, Федор хочет стать писателем.
  На деле Федора интересует не столько писательство, сколько писательский гений. Он плачет, ревет, беснуется, читая чужие сочинения, и втайне от себя самого временами живет чужой жизнью. Федор живет на острие чужой жизни, словно не остается своей, и пытается понять красоту чужого чистого листа, чужих слов, рождающихся на чужой бумаге… И, обессиленный собственной бездарностью, Федор вновь лежит в лихорадке… «Писателем, писателем…» — успокаивает себя Федор, а в голове его всеми клавишами сразу стучит пишущая машинка... «Господи, я, верно, ум..» — и замолкает.
  Отсюда тянется миг:
 — Я хочу стать писателем! — Федор привстает и вдруг оживляется. — Бред! Не написать ни строчки и уже исписаться! Сколько можно накапливать опыт, но не отражать его и в конце концов не расти над собой! — глаза Федора делаются шире. — Но что это вообще, расти над собой, то же ли, что делать шаг? И почему я исписался?! Выдохся, не успев начать!.. Мелкотемье! Вот в чем дело, мелкотемье! — Федор одобрительно кивает. — Да! Да! А еще литература в той форме, в какой она существует…

  …Федор бредит долго, но собеседник его внимательно слушает, не пропускает ни единого слова.

  В глазах Федора, словно в зеркале, отражается ангел.

  У него нет крыльев.