Давайте дружить семьями. 19. После Марьи Ивановны

Они прошли ярко освещенное  фойе и вышли на крыльцо. На улице темно.

-Борисова нет, – не то спросил, не то сообщил, как о свершившемся факте, Разуваев.

-Да, ушел, - согласился Юбкин.

-Я здесь, - послышался голос Борисова, а вскоре появился и он сам. – Я там. Ждал. За углом.

-Интересно, который час? – спросил Разуваев и вернулся к дверям, чтоб посмотреть на часы. – У! Уже шесть часов. Мне пора ехать.

-Мы тебя проведем, - сказал Юбкин. – Проведем?

Борисов кивнул:
-Конечно.

Туренин, казалось, пропустил мимо ушей слова Юбкина о машине. Можно предположить, что он только сделал вид, что не слышит. На самом же деле, слышал и даже заинтересовался. Даже если и так, и он обратил внимание на этот пассаж, то, уверен, в следующую минуту  уже отмахнулся от него, считая разговоры на эту тему глупостью, потому что откуда  у Борисова деньги, а без них ему никто ничего не даст,  или же, посчитав, что это подвох, что вероятнее всего,  тот хотел таким манером подлезть через Юбкина к нему,  вселив в него надежду, чтоб тот расслабился, и тогда в этой своеобразной фазе диастолы, можно и денег попросить. Или же, создав атмосферу волнения и ожидания, погрузить в нее того же Юбкина, то есть обмануть и потом спекулировать на ней, представив себя в выгодном свете, значительным лицом, а когда же все откроется, посмеяться.

И все же что-то в том, что он сказал, было. Не могло же быть так, что сто процентная ложь.

Насчет денег, просить их у Туренина было бесполезно. Он не даст. Та же история с Юбкиным – у того их нет. Он сам не прочь где-то их взять. Ну, хотя бы у Разуваева.

Вообще, тогда вся это тройка приятелей была одержима желанием получить деньги - Разуваев у Марьи Ивановны.

-Ты видел ее каменное лицо. Ее ничем не прошибешь. И наши страшилки для нее ничто, хотя бы потому что проблема такого размера, что не помещается в ее голове. Ей бы разобраться с нитками и швейными машинками. Точно побежит к этой кикиморе, главному инженеру и будет выяснять так это или не так. Она думает, что та знает. А та ничего не знает. Будет стоять, выпучив глаза. Позовут Верку. Точно позовут, - сказал Разуваев.

-Ну, не думаю. Может, правда нет денег. Ничего. Что-то да будет. Если не деньги, то гаражи.

Получалось, поход к Марье Ивановне был не криком отчаяния, а хитрым ходом.

-Ты ей сказал о гаражах? – спросил Юбкина Борисов.

-Да.

Напротив остановки, где почта и рядом краеведческий музей, они перешли дорогу и направились в сторону вокзала.

Он еще не знал, где они, эти гаражи, что из себя представляют, сколько стоят и, вообще, стоят ли, но уже ухватился за них как за идею, и уже прикидывал, как все устроить. На него как будто нашло, как будто помутилось в голове: конечно, он рассуждал трезво, мол, деньги, которые они возьмут в банке, вернуться к ним, но, исключив другие варианты расчета с быткомбинатом, словно их не было. К тому же тут начал подначивать его Борисов, мол, надо использовать возможность, когда еще подвернется такой случай, а что касается того стоят они или не стоят, то уже есть покупатель, и он готов за них отдать любые деньги.

Именно этот покупатель и сбил с толку Разуваева.

Если разобраться, он не испытывал недостатка в деньгах и мог подождать, когда дело разрешиться само собой, то есть быткомбинат все же рассчитается с ними. Ведь рассчитается. Тогда зачем лишние движения. К тому же у него школа. Там ему платили зарплату. Это у Борисова могло не быть денег.  Но, опять же, тот знал, у кого они есть. Заикнувшись о машине, он тут же попал под подозрение: Юбкин решил, что тут что-то не так, потому что Борисов никогда не говорил зря. И тогда остается Юбкин. Ему деньги были нужнее всех. Но и Борисов, и Юбкин хотели денег. А поскольку они их хотели, то и он их желал. Он как бы заразился ими.

Они были уже возле жд вокзала – длинного грязновато желтого цвета здания с полукруглыми арками над окнами и дверями. И уже прошли зал, в котором под высоким потолками раздавался нестройный гул их шагов, откуда из темных углов тянуло холодом, и огромное пустое пространство, конечно, если не считать куцую очередь у кассы, создавало гнетущее впечатление заброшенности.

На улице вдоль рельсов и шпал дул февральский зимний ветер, холод лез под одежду, отчего Разуваев время от времени вздрагивал, как лошадь.

-Может, вернемся в зал, - предложил он.

-Но там тоже холодно, - заметил Юбкин.

Они решили остаться.

В вечерней дымке через железную дорогу за высокими заборами черных в дворах маленькие домики с желтыми окошками, в стороне на третьей линии несколько товарных вагонов.

-Юрын дом там, - Юбкин показал рукой на их сторону влево. – Совсем рядом.

-Верка может испортить нам все дело с гаражами. Может, как-то... - раздумывая, произнес Разуваев.

-Поговорить с ней? Но Юра уже не живет там.

"Не исключено, что Верка вмешается, но как ее остановить. Ее не остановишь. И что интересно, она ведь не об общественном благе печется, когда рассказывает всем, что Юбкин и Борисов алкоголики и связываться с ними - последнее дело, а показать свою власть, которая непременно должна распространяться и на Борисова, и на Марью Ивановну",- уже про себя закончил Разуваев.