Девять миниатюр из прошлого. Номер Пять

Склонись, дитя, во сне, молю,
На руку грешную мою;
Огонь недугов и времен
Испепелит твою красу,
Неповторимые черты
Могила скроет, но несу
В руках тебя до схода тьмы.
Пока со мной, прекрасно ты -
Земное, смертное дитя…

Колыбельная. W H Auden (мой перевод не окончен, да и стоит ли?)

Дом был в самом центре города. Первомайские колонны обтекали его со всех сторон. Можно было сидеть на балконе с куском жареной курицы и наблюдать за потешными полками, сформированными в разноцветные потоки – в их неутомимом движении к счастью, коммунизму, праздничному столу, своему куску жареной курицы. Потом наступало лето. И каждое лето было безумием. Дом был окружен парком, в котором росла лычка, сливы, персики, маленькие крепенькие яблоки, орехи, айва и даже финики! Мы не понимали зачем нас зовут домой. А еще рядом был гигантский шиферный завод с горами песка. Домой? Мадам, я Вас не слышу! А еще рядом находился огромный детский сад со злобным сторожем, загадочной и непредсказуемой овчаркой Биной и тысячью укромных мест, где можно было (по выходным): резаться в карты, играть в крестоносцев, мутузить своего врага (или наоборот), дразнить ту самую Бину и ждать пока отзовется сторож.
А еще, в городе, где зимой температура редко опускается ниже нуля, мы играли в хоккей. Мы ждали тот редкий час (между 7 и 10 утра) когда термометр показывал нужный минус и тут же бежали заливать воду. Да, мы играли клюшками, но скользили по льду как жучки водомерки – в своих неимоверно тяжелых зимних ботинках, без коньков, но уже само скольжение было прекраснее всех сравнений.
Двор в центре города. В центре цивилизации. Я дважды ломал нос. Первый раз меня сбила машина соседа. Сосед, хороший, добрый человек, сам же отвел в меня в поликлинику (тоже рядом, за углом). Он сильно переживал. К счастью, он меня не переехал. Я зацепился рубашкой за буксировочный крюк и просто проехал мордой по асфальту. Его сын был моим ровесником и славным парнем.  Потом спился. А я после поликлиники как огурчик. Во второй раз мне сломали нос в драке. В том же дворе, в самом его центре. В самом центре города. Обидно. Хотя я и чувствовал себя гладиатором. Сраным гладиатором. Жалко, что мой обидчик теперь уже старенький, я б ему показал. И покажу. Если он еще жив. Если он не инвалид. Если у него меньше трех детей. И если за него не заступится старушка-мама.  Я зол до сих пор. Надо же, в самом центре Ойкумены получить в нос до его искривления!  Да придет же час искупительной жертвы! Или хрен с ним?

Я назвал это домом, поскольку здесь золотом –
Сколько хватило - я крышу накрыл,
Для земли изобрел я земное светило.
Я назвал это домом.

Я назвал это храмом, поскольку встречал здесь блаженных.
Их уставшие души бродили здесь после сражений.
Я назвал это храмом.

Я назвал это пиром, поскольку бывало грешное.
И ломилось, срывая с петель мои двери
Ядовито-смешное, и вливалось,
Чтобы харкал как все остальные
Хмельное.
Я назвал это пиром.