Карамельки

Снова наступило воскресенье. А это значит, что вечером папа достанет нам с братом самые вкусные на свете карамельки ... с потолка! Да-да, именно оттуда! Не из старенькой деревянной тумбочки, не из магазина принесёт, а с потолка! Не знаю, как у него такое получается, но я за это папу очень люблю. И восхищаюсь, потому что считаю его немножко волшебником.
Мы живём в стареньком одноэтажном деревянном доме — в бараке. В маленькой десятиметровой комнате нас шестеро: мама, папа, бабушка Зина, папина сестра тётя Шура, мой старший брат Павлик и я. Два окошка нашей комнаты выходят на железную дорогу. Там круглыми сутками ездят поезда. Иногда они громко гудят, и тогда мы с братом бежим к окошкам, чтобы помахать им вслед. А мама почему-то сердится и ругает машинистов, особенно вечерами.
Стены в нашей комнате оклеены бледно-жёлтыми обоями с мелкими цветами. И потолок тоже, правда, рисунок на нём другой — из кружочков. Только не круглых, а продолговатых, в мелкую серую крапинку. В одном месте потолок провисает, и из образовавшейся в нём дырки прямо на пол капает вода. Это когда дождь идёт. Мама говорит, что просто прохудилась крыша. Конечно, дырка в потолке - это не очень красиво, но зато именно из неё в комнату по воскресеньям падают конфеты!
Когда папа однажды залез на табуретку и просунул в дырку длинную палку, оттуда что-то упало. Мы подбежали и увидели, что это карамельки, причём точно такие же, как кружочки на обоях! А какими вкусными они оказались!
Вскоре снаружи крышу починили, и дождик из воды перестал нас навещать. А вот конфетный  шёл регулярно. Среди недели, когда мама и папа работали допоздна, мы с Павликом оставались под присмотром бабушки. Я подолгу глядела на потолок, пытаясь понять, откуда же всё-таки берутся конфеты? И вот однажды...
Посреди ночи меня разбудил какой-то громкий звук. Никто, кроме меня,  не проснулся. Я тихонько подошла к окошку и выглянула наружу. Стояла тёплая летняя ночь. Но темнота не была кромешной, ведь на железной дороге круглыми сутками кипела работа. Горели фонари, время от времени слышались гудки, вперевалочку катились по рельсам гружёные вагоны, издавая при остановке противный скрип и скрежетание. Прямо перед нашим палисадником, попыхивая, стоял блестящий паровоз.
Вдруг дверь кабины открылась, и из неё по лесенке спустился на землю машинист. Он был одет в железнодорожную форму, а на голове красовалась фуражка с кокардой. Он подошёл к первому вагону и открыл дверь. И тут началось что-то невероятное: из вагона друг за другом появились ... две большие алюминиевые кастрюли ростом с меня; завязанные верёвками и чем-то доверху заполненные мешки; бутылки с какой-то жидкостью и закрытые крышками стеклянные банки в плетёных авоськах. Они словно плыли по воздуху сами собой!
Я очень удивилась и даже ущипнула себя, чтобы убедиться, что не сплю. Было больно, я ойкнула и тут же посмотрела на кровать, где спали мама с папой. Они даже не пошевелились, и я снова прильнула к окошку. 
Всё это «хозяйство» вместе с машинистом паровоза прошествовало мимо наших окон в направлении к углу дома. При этом машинист в одной руке нёс длинную деревянную лестницу, а другой активно жестикулировал, как будто убеждая в чём-то своих собеседников. Вскоре они пропали из виду, а я чуть не лопнула от любопытства!
«Куда это он пошёл? - думала я, - и как это всё понять — шагающие кастрюли, мешки, бутылки — прямо чертовщина какая-то!»
И тут меня осенило: это же не машинист, а простой вор! Он, наверное, украл все это и теперь отправился прятать! Что же делать?
Сначала я хотела разбудить папу, рассказать ему все. Но потом передумала. Я сама выслежу этого вора, все разузнаю, а уж потом подниму тревогу.
С этими мыслями я направилась к входной двери, но она была закрыта на ключ. Оставался один путь — через окошко. Я забралась на подоконник, дернула за ручку, и окно, к счастью, тут же легко открылось. Я спрыгнула вниз, приземлившись в прохладную траву, и, крадучись, проникла за калитку.
Передо мной стоял паровоз. Вблизи он казался огромным. Я подошла к первому вагону и только собралась заглянуть в приоткрытую дверь, как услышала за  спиной удивлённый возглас: «Девочка, ты чего тут делаешь?»
Я обернулась и увидела того самого машиниста.
; Эээээ, здравствуйте! А я вот хотела на паровозе покататься! Дяденька, прокатите меня, пожалуйста!
; Ночью? На паровозе? Да ты откуда такая смелая взялась? Придется тебя в милицию сдать! Маленьким детям положено ночью спать, а не гулять по железнодоржным путям! - и машинист схватил меня за руку.
Потом он достал из кармана свисток и уже собирался дунуть в него, как, опомнившись, я умоляюще посмотрела на него и сказала:
; Пожалуйста, не надо меня сдавать в милицию! Я живу вот в этом доме, и только хотела узнать, куда это вы ходили с лестницей и с кастрюлями?
Брови у машиниста от удивления поднялись вверх, и он посмотрел на меня с интересом.
; А откуда ты знаешь? - спросил он.
; А я в окошко все видела, - тут же созналась я. - Дяденька, а как это кастрюли и мешки, и банки сами собой по воздуху плыли? Это что — фокус какой-то?
Тут лицо машиниста смягчилось, а глаза подобрели.
Он наклонился ко мне и тихо сказал:
; А ты никому не расскажешь? Это большая-пребольшая тайна!
; Нет, не расскажу, честное-пречестное слово! - горячо прошептала я.
; Ну, хорошо, я тебе верю, - сказал машинист и достал из кармана две конфеты. Одна была завёрнута в фантик зелёного цвета, а другая — в красную шуршащую бумажку.
; Смотри, - таинственно сказал машинист и, развернув зелёный фантик, положил конфету в рот. Он разжевал её, с наслаждением причмокивая, и вдруг исчез!
; Ой, где Вы? - всполошилась я.
; Здесь, - раздался голос машиниста рядом со мной. Потом в воздухе появилась вторая конфета, она сама собой развернулась и пропала. Снова я услышала довольное причмокивание, и — машинист появился рядом со мной.
; Ну, поняла? - улыбаясь, спросил он.
; Кажется, да. Сначала Вы съели конфету-невидимку, а потом конфету-видимку! - бойко отчеканила я, гордясь своей догадливостью.
; Так и есть, всё правильно! - сказал машинист.
; Значит, кастрюли и мешки не сами плыли по воздуху? Их нёс кто-то невидимый, да? - спросила я.
; Да, девочка, только этого никто не должен был видеть, - и дяденька грустно посмотрел на меня. - И мне ничего не остаётся сделать, как только дать тебе конфету забвения. Ты съешь её и сразу забудешь всё, что видела сегодня ночью, - сказал машинист.
; Аааа, понятно, - протянула я. И вдруг в моей голове родилась гениальная идея. - Дяденька, а можно вас попросить кое о чём, пока Вы не дали мне конфету забвения?
; Ну ладно, проси, - согласился машинист.
; Я просто сгораю от любопытства: можно мне сходить туда, куда вы ходили с кастрюлями и мешками, ведь все равно я потом все забуду, - выпалила я на одном дыхании.
Машинист сначала засмеялся, а потом согласился!
Он дал мне конфету-невидимку, я её с удовольствием съела и через несколько минут совершенно невидимая завернула вместе с машинистом за угол нашего дома.
Там стояла прислонённая к стене та самая деревянная лестница.
; Ну что, дальше я с тобой не пойду. Поднимайся наверх, посмотри, что там происходит, а потом возвращайся. Договорились?
; Договорились! - радостно сказала я и начала подниматься по шатким перекладинкам к самому верху.
Перешагнув с последней лесенки на крышу нашего деревянного дома, я очутилась перед дверью, на которой висела табличка с витиеватой надписью.
; «Ка-ра-мель-ки-но»,  - прочитала я по слогам это длинное слово, и сердце в моей груди радостно подпрыгнуло вверх, к самому горлу! Затаив дыхание, я открыла дверь и … очутилась в просторном помещении, залитом теплым светом.
Да-да, я попала на волшебную фабрику, где появлялись на свет мои самые любимые конфеты — карамельки! 
В больших алюминиевых кастрюлях, стоявших на электрических плитках, конфетных дел мастера — карамелье (такое слово было написано на их фартуках) варили сладкий пахучий сироп из сахара, воды и патоки. Он кипел, булькал, словно разговаривая на своём сладчайшем языке, а улыбчивые люди в белых колпачках перемешивали его длинными деревянными ложками. Потом готовый прозрачный сироп разливали в противни большими половниками и добавляли туда разноцветные жидкости.
«Прямо как художники,» - подумала я. Только краски эти, конечно же, были съедобными. И постепенно сладкая тягучая масса в одном противне становилась красной, как спелая малина, в другом — зелёной, как свежие огурчики, в третьем — жёлтой, как солнышко, в четвёртом — синей, как спелая ежевика.
В воздухе пахло так вкусно, что мне очень захотелось попробовать, что же получилось у карамелье. Когда один из таких противней опрокинули на блестящий стол и сладкая красная масса вывалилась на него, я протянула к ней руку.
«Сейчас пальцем немного себе возьму, все равно никто не увидит,» - подумала я. Но руку тут же отдёрнула: масса была очень горячей, как и стол, на который её вылили.
Тем временем сюда же, на горячий стол, поступили готовые лепёхи других цветов. И карамелье, руки которых были одеты в несколько пар перчаток, долго и тщательно скатывали их в толстые сладкие колбаски. Несколько разноцветных колбасин заворачивали в большую белую лепёху, как в обёрточную бумагу, и потом начиналось самое настоящее волшебство.
Я смотрела, не отрываясь, как неуклюжая, толстая, неповоротливая сладкая колбасища словно нехотя, лениво поворачивалась с боку на бок  на горячем столе. Это был её звёздный час, это был её волшебный танец!   В ловких руках карамелье она безостановочно крутилась, вертелась, становилась всё более гибкой, всё более стройной, всё более тонкой!  И когда своим изяществом она могла сравниться разве только с бамбуковой палочкой, танец завершался. Ещё горячую и мягкую, её делили на короткие отрезки и отправляли на соседний стол.
Он был холодным. Здесь карамельные палочки из гибких превращались в твёрдые. Их долго катали по столу — туда-сюда, сюда-туда, и они на глазах застывали.
«А что же дальше?» - подумала я. И ответом на мой немой вопрос был звон конфет, падающих в большую кастрюлю. От длинных карамельных палочек острым ножом отсекали равные кусочки. Это и были готовые новорожденные карамельки.
Вот и всё! Теперь-то я знаю, почему по воскресеньям у нас с потолка сыплются конфеты! Вот Павлик удивится, когда я ему обо всём расскажу! И мама, и бабушка, и все остальные!
И тут я вспомнила, что это тайна, которую я поклялась сохранить. И что когда я вернусь домой, конфета забвения сотрёт мою память.
«Но мне так хочется рассказать о Карамелькине всем-всем-всем! - отчаянно подумала я. - Ну ничего, вот спущусь по лестнице вниз и попрошу у машиниста разрешения забрать свое обещание обратно. Он добрый, он согласится!»
И с такими радостными мыслями я побежала к двери. У двери стояла большая блестящая кастрюля с карамельками, точь-в-точь такими же, какие доставал нам по воскресеньям папа с потолка. На ней было написано: «Угощайтесь! До следующих встреч в Карамелькино!»
Я очень обрадовалась и, конечно, с удовольствием съела несколько конфет! Ведь я даже предположить не могла, что это и были конфеты забвения...
С тех пор прошло много-много лет. В один прекрасный день я гуляла со своими внуками по городу. И вдруг на двери одного из домов увидела вывеску, написанную красивыми витиеватыми буквами - «Карамелькино».  И всё вспомнила...