Рождественский гусь

комедия в 2-х действиях






действующие лица:

АРТЁМ
ЭЛИНА
ТПРУНИЧЕВА
ГУСАКОВ
ГУСАКОВА
РЫБАКИН
ПАНТАЛИХА













Действие 1

СЦЕНА 1. День. 2-комнатная квартира. Спальня. Артём спит на кровати в одежде, в кухонном фартуке. Ему снится, что окно распахивается и в комнату влетает гусь. Гусь садится на спинку кровати. Вдруг из-под кровати появляется Панталиха и хватает гуся.

ПАНТАЛИХА. А!!! Подлец! Заклинаю тебя, заклинаю!.. (Сворачивает гусю шею, выбрасывает в окно, исчезает под кроватью.)

Артём, с криком, просыпается, оглядывает спальню, окно заперто, успокаивается.

АРТЁМ. Опять… опять. Как же ты мне надоела, бабуся! Гусь… Ёлки-палки, гусь! (Убегает на кухню.)

В кухню вбегает Артём. Работает радио. На столе, на противне, заготовлен для печения гусь. Артём, сверившись со списком рецепта, впихивает в гуся яблоко, и ставит в духовку. Устанавливает таймер. Удовлетворённо, берёт с подоконника бутылку пива.

АРТЁМ. С праздником. (Выпивает, снимает фартук, садится на стул, засыпает.)

По радио, в исполнении детского хора, звучит песня:

«Святая ночь
Сошла на Землю.
Все страхи прочь,
Я свет приемлю –
Чудесный свет с высот пролился,
То Божий Сын, Христос, родился.
Средь звёзд и крыш,
Глядите, дети:
Святой Малыш -
На белом свете -
Спешит ко всем, кто ждал – молился,
Чтоб утром Божий Сын родился».

СЦЕНА 2. Во дворе жилого дома, в скверике, на скамейке, сидит Тпруничева, курит, выпивает из фляжки. Рядом стоит небольшой чемодан на колёсиках. Звонит мобильник.

ТПРУНИЧЕВА (по телефону). Але? Да, сейчас захожу. Конечно, отзвонюсь. Что, не расслышала? Детский подарок? Милочка, вы должны лучше работать, сотрудников надо знать не понаслышке, у меня нет детей. А если и есть, то мне об этом забыли сообщилть. Привет. (Убирает телефон.) На посошок. (Выпивает, напевает.) «Эх, жизнь моя – жестянка, а ну её в болото». (Убирает фляжку.) Жвачку куда сунула? (Из чемодана достаёт жевательную резинку.) Ну, ни пуха, ни пера, Граня. К чёрту. (Уходит в подъезд.)

СЦЕНА 3. В кухне заснувшего Артёма будит звонок мобильного.

АРТЁМ (по телефону). Ало? Да, я. Уже понял, кто. На подходе? Отлично. Жду, конечно. Дома, дома. Да, как её звать? Как фамилия? Простите, тпру? Понятно. Жду. (Убирает телефон.) Что-то я сегодня разоспался. А закуски, кто делать будет. То-то и оно, что некому. (Занимается приготовлением закусок.) Рыба, икра, моллюски, водоросли. Чтоб оттенить гусятину. Гусь, между прочим, тоже водоплавающее. Забавно. Работай, хозяюшка. И чтоб никакого пива. (Реагирует на дверной звонок.) Звонят, что ли? Так скоро.  (Идёт в прихожую.)  Надо громкость звонка увеличить. (Прихватив связку ключей с крючка, выходит в этажный коридор.) Тишина-то… Всех соседей, одновременно, разморило, что ли. То ли праздники удались, то ли военные новое оружие на нас испытывают. (Смотрит в дверной «глазок».) Кто?
ТПРУНИЧЕВА. Комбинат бытового обслуживания.
АРТЁМ. Точнее?
ТПРУНИЧЕВА. «Жена на день».
АРТЁМ. Ещё точнее?
ТПРУНИЧЕВА. Дом 136, первый подъезд, 4 этаж, квартира 34, заказчик Гусаков Артём Максимович.
АРТЁМ. Ваша фамилия?
ТПРУНИЧЕВА. Тпруничева.
АРТЁМ (распахивает дверь). Тпруничева, проходите.

На лестничной площадке стоит Тпруничева.

ТПРУНИЧЕВА. Только не надо говорить мне «тпру», вам будет не смешно и больно. (Сделав улыбку). Со светлым праздником вас! Радости вам и благоденствия! С Рождеством! (Входит в коридор.)
АРТЁМ (придирчиво оглядывая гостью). Взаимно.
ТПРУНИЧЕВА. Что вы на меня так смотрите, как таможенник?
АРТЁМ. Почему вы с чемоданом?
ТПРУНИЧЕВА. Это не чемодан, чтоб вы знали, это дамская сумочка.
АРТЁМ. Не великовата?
ТПРУНИЧЕВА. Ничего, на колёсиках. Тренд.
АРТЁМ. Снимите, пожалуйста, головной убор.
ТПРУНИЧЕВА (снимая шапку). Пжалуста.
АРТЁМ. Н-да…
ТПРУНИЧЕВА. Не нравится?
АРТЁМ. Нет.
ТПРУНИЧЕВА. Возвращаем шапку на место.
АРТЁМ. Что это меняет…
ТПРУНИЧЕВА. Может, мне уйти?
АРТЁМ. Пожалуй, да.
ТПРУНИЧЕВА. Какой привередливый муженёк попался! У нас контракт! И чем не угодила-то? Носом, глазом, лобом?
АРТЁМ. Возрастом.
ТПРУНИЧЕВА. Так, всё, будем прощаться.
АРТЁМ. Да уж.
ТПРУНИЧЕВА. Как скажете. (Уходит на площадку.)
АРТЁМ (вослед). С праздником. Извините. (Закрыв за собой дверь, уходит в квартиру.)

СЦЕНА 4. Лестничная площадка.

ТПРУНИЧЕВА. Уж да. (Идёт к лестнице.) Спокойно. Отдышимся… Вон, в окошко поглядим. (Подходит к окну, глядит.) Вот засада! Что-то надо сделать…

За оконным стеклом появляется разъярённая Панталиха.

ПАНТАЛИХА (пугая). Ааа!
ТПРУНИЧЕВА (отшатнувшись от окна). Ааа!?
ПАНТАЛИХА (улыбнувшись). Договор… Детонька моя, договор! (Исчезает.)
ТПРУНИЧЕВА. Ох, бабуля!.. И здесь разыскала. Договор? Конечно, договор! (Звонит в дверь.) И мягче, Граня, мягче, не ты заказчик, тебя заказали… мягче! (Достаёт из чемодана документ, ручку.) Хочешь кушать, сделай так, чтобы тебя покормили, и не выдрючивайся. Гордости нет, самолюбия нет, гонора нет – они ушли, погулять на новогодние каникулы… И пусть не возвращаются.

Из квартиры, в коридор выходит Артём, смотрит в глазок, распахивает дверь.

АРТЁМ (на пороге). Не сомневался.
ТПРУНИЧЕВА. Мы люди подневольные, документация превыше всего. Распишитесь, что заказ выполнен.
АРТЁМ. Без вопросов. (Выходит на площадку.)
ТПРУНИЧЕВА (подаёт документ, ручку). А свои претензии можете коротко, чтоб вошло, изложить вот в той графе. Хотя лично мне достаточно только подписи, а слова можете высказать диспетчеру по телефону или на сайте.
АРТЁМ. А покажитесь-ка ещё раз.
ТПРУНИЧЕВА. Ничего себе прикольчик! Остограммились, что ли, и решили, что-то я похорошела?
АРТЁМ. Не нервничайте.
ТПРУНИЧЕВА. А не зарвались вы со своим кастингом!
АРТЁМ. Не усложняйте ситуацию. Пожалуйста. На самом деле, обидеть не хотел. Если нагрубил, не нарочно. Просто у меня ситуация!
ТПРУНИЧЕВА. Как?
АРТЁМ. Что?
ТПРУНИЧЕВА. Показаться – как?
АРТЁМ. Без шапки. И без куртки. Пожалуйста.
ТПРУНИЧЕВА. Ой, да ради бога. Часики тикают, денежки капают. (Снимает шапку, куртку.).
АРТЁМ. Я подержу.
ТПРУНИЧЕВА (подавая шапку и куртку). Любезно.  Походить? Попрыгать? Поползать?
АРТЁМ. Просто отойдите подальше, к окну.
ТПРУНИЧЕВА (отойдя к окну). На руках постоять?
АРТЁМ (расстроенно). Ох, мама родная…
ТПРУНИЧЕВА. Вы обознались. Я, скорее, ядрёна мать. Тут ядрышки, там ядра, и внутренне всегда готова к ядерному взрыву. Радуйтесь, мужчина, вам прислали не женщину, а голимую ядерную промышленность.
АРТЁМ (размышляя). И что ты будешь делать…
ТПРУНИЧЕВА. Всё, что прикажете по хозяйству, согласно условиям договора, в течение часа. Чтоб вы знали, дополнительные пожелания мужа, адресованные жене, как к женщине, предоставляются с личного согласия жены, как женщины, за наличный расчёт, но с письменным подтверждением обоюдного согласия.
АРТЁМ. Вы вообще не та, какую я заказывал.
ТПРУНИЧЕВА. Не больно-то и надо, ограничимся хозяйственными нуждами.
АРТЁМ. Мне жаль, придётся попрощаться.
ТПРУНИЧЕВА. Да и чёрт с вами! Подайте куртку и шапку.
АРТЁМ (подавая шапку и куртку). Не сердитесь.
ТПРУНИЧЕВА. Да всё путём. (Прихватив чемодан.) Меня никогда ещё так не обламывали, даже на сцене. И лифта у вас нет. Каменный век. (Уходит по лестнице вниз.)
АРТЁМ (после паузы, спохватившись). А подписать! Эй! (Смотрит вниз лестничных пролётов.) Ишь, какая шустрая, уже на улице. А, её проблемы. Что за невезуха! И замок дебильный, вечно про ключ надо помнить. (Отперев дверь ключом, уходит в коридор.) Уехать бы отсюда. (Прислушивается.) Возвращается, что ли? (Смотрит в «глазок».)

По лестнице поднимается Тпруничева, говорит по телефону
 
ТПРУНИЧЕВА. Але? Я не виновата, клиенту нужно другое. Я ему не подхожу. Понятия не имею! Ну, говорите, слушаю. (После паузы.) Поняла. Нельзя увольнять человека в Рождество, грех. Поняла, говорю! Сделаю больше, чем могу. Отзвонюсь. (Убирает телефон.) Чертовщина какая-то… в Рождество-то!  (Звонит в дверь.)

Выходит Артём.

АРТЁМ (открывая дверь). Запутался, где расписаться. Не волнуйтесь, без претензий.
ТПРУНИЧЕВА. Чисто профессиональный вопрос, чтобы впредь знать свои гипотетические недостатки: чем я вам не угодила?.
АРТЁМ. Да какие недостатки! Вы, наверное, думаете о себе, как о женщине?
ТПРУНИЧЕВА. Не только думаю, знаю: я – женщина.
АРТЁМ. Конечно, без вопросов. Но мне сегодня нужна не себе подружка, мне сегодня нужна себе мать.
ТПРУНИЧЕВА. Я - дипломированная артистка, как пожелаете, в любом варианте! Хоть вашей бабушкой, хоть внучкой, в любом образе.
АРТЁМ. Меня не трогает образ, и вариант мне нужен один, чтоб женщина могла еня родить тридцать четыре года назад! И чтоб это внешне было явно, а не по нутру. 
ТПРУНИЧЕВА. Внешне? Тридцать четыре? А, так вы хотите сказать, что я выгляжу моложе пятидесяти? Приятная неожиданность. Но по делу. Вы, при оформлении заказа, обратили внимание на возраст?
АРТЁМ. Конечно.
ТПРУНИЧЕВА. Виноват диспетчер. То есть, вам нужна чисто мать?
АРТЁМ. Про то и речь! А ведь я просил! Напоминал! Меня там гусь в духовке ждёт, где подписать?
ТПРУНИЧЕВА. То есть, вы предпочитаете избавиться от меня, и не желаете совместно поискать входы-выходы?
АРТЁМ. А они есть?
ТПРУНИЧЕВА. Их не может не быть. Нам, актёрам, только сделай тупик, уж мы из него соорудим аллею героев. Но импровизация оплачивается по двойному тарифу. Результат гарантирую. У меня аж профессиональный зуд по душе пошёл.
АРТЁМ. Надо обсудить. Заходим в квартиру.
ТПРУНИЧЕВА. И то, нечего соседей веселить да ещё даром. (Проходит в коридор.)

СЦЕНА 5. Артём и Тпруничева входят в коридор.

АРТЁМ (закрывая за собой дверь). Итак?
ТПРУНИЧЕВА. На ходу?
АРТЁМ (открывая дверь в квартиру). Драчуны отбивают почки, а склянки -  время. Проходите.
ТПРУНИЧЕВА. Склянки? Вы моряк? (Проходит в квартиру.)
АРТЁМ. Я – сварщик, но корабел. (Проходит в квартиру, закрыв за собой дверь.

Артём и Тпруничева входят в прихожую.

ТПРУНИЧЕВА. Поэтично: корабел!
АРТЁМ (вешает на крючок связку ключей). А по мне красивее: сварщик.
ТПРУНИЧЕВА. В квартире ещё кто-то есть?
АРТЁМ. Только гусь в духовке.
ТПРУНИЧЕВА. Рождественский гусь! Я так давно не ела гусятину в Рождество! Если честно, никогда.
АРТЁМ. Итак?
ТПРУНИЧЕВА. Итак. Для чего вам нужна на сегодня мать?
АРТЁМ. Мне не нужна мать, она у меня есть, реальная. Мне нужна свекровь. Точнее, будущая свекровь. На один день.
ТПРУНИЧЕВА. Не было печали, вы – гей?
АРТЁМ. Что!? Нет, конечно.
ТПРУНИЧЕВА. Уже легче. Женщинам с геями легко общаться, мы даже дружим, но договориться нам, с ними, почти нереально, очень уж они ревнивы и привередливы.
АРТЁМ. А я похож?
ТПРУНИЧЕВА. Я работаю по факту, а не навскидку. В жизни всякое бывает, и рак свистит, и свинья летает. Главное, как можно точнее формулируйте спрос и люди, с предложениями, к вам потянутся, а уж я, как артистка, точно.
АРТЁМ. Не надо вам ко мне тянуться.
ТПРУНИЧЕВА. Некрасивая, дряхлая… да?
АРТЁМ. Не спрашивайте, а-то отвечу.
ТПРУНИЧЕВА. С сизым носом… Это зима. Вот отогреюсь и ещё о-го-го, как стану выглядеть, заглядитесь!
АРТЁМ. Мне требуется будущая свекровь для моей будущей жены, которая ни в коем случае не должна ею стать.
ТПРУНИЧЕВА. Стоп! Усваиваю. Усвоила. Ах, вот оно что! Вы хотите, чтобы ваша женщина вас бросила?
АРТЁМ. Не хочу.
ТПРУНИЧЕВА. Хотите сами бросить?
АРТЁМ. Не хочу.
ТПРУНИЧЕВА. Хотите, чтобы вы, оба, сегодня, единовременно, бросили друг друга.
АРТЁМ. Не хочу. Но надо. В прошлые разы сам управлялся, но сейчас рука не поднимается.
ТПРУНИЧЕВА. Любовь…
АРТЁМ. Душевных сил никаких. Полный завал! Так что?
ТПРУНИЧЕВА. Разгребаем завал. А вы спрашиваете, зачем дамская сумочка на колёсах, там же полновесная гримуборная. Я сыграю роль вашей мамы. Но вы же понимаете, что это уже проходит по другому тарифу.
АРТЁМ. Вашему «КБО» я сделал предоплату. Вам, лично, проплачу наличкой, здесь и сейчас, в размере полуторного тарифа без квитанции.
ТПРУНИЧЕВА. Но мне придётся стать вдвое старше. Соответственно, и цена должна быть двойной.
АРТЁМ. Вам постареть-то надо лет на десять, не больше.
ТПРУНИЧЕВА. Что-что! Это ваша мама так молодо выглядит или я ещё не отогрелась?
АРТЁМ. Хорошо, плачу вдвойне.
ТПРУНИЧЕВА. Любой медик скажет, всякий курс лечения требует десяти сеансов. То есть нам предстоит девять обедов, а-то и ужинов, или, не дай бог, ещё и совместных завтраков.
АРТЁМ. Нолик желаете пририсовать?
ТПРУНИЧЕВА. Согласна на пятидесятипроцентную оплату полного курса, причём,  могу так наподдать энергетики в дело полного выздоровления организма больного, что уложимся в один сеанс.
АРТЁМ. Тоска…
ТПРУНИЧЕВА. Эх, мужчина… плачУ и плАчу, да?
АРТЁМ. А что мне, прыгать от восторга? Я – сварщик, а не нефтяная скважина. Хватит торговаться, плачу тройной, за один сеанс. И – вся любовь!
ТПРУНИЧЕВА. Ведите же меня к зеркалу.
АРТЁМ. Вот тапочки. Давайте куртку, шапку и - в спальню.
ТПРУНИЧЕВА (поёт, переобуваясь). «Какие странные слова, а как кружится голова, ах, как кружится голова»…
АРТЁМ (повесив куртку и шапку). Прошу. (Распахивает дверь в спальню.)
ТПРУНИЧЕВА. Пойти с симпатичным мужчиной в спальню не для того, чтобы стать его женщиной, но его мамой! Какая кривая гримаса судьбы. Полный вперёд… (Проходит в спальню.)
АРТЁМ. Вот-вот. (Проходит в спальню.)

Артём и Тпруничева входят в спальню.

ТПРУНИЧЕВА. Я могу опорожнить сумочку на кровать?
АРТЁМ. Следов на покрывале не останется?
ТПРУНИЧЕВА. У меня внутри всё стерильно. Помнём слегка, куда деться, не на пол же разгружаться.
АРТЁМ. Пожалуйста.
ТПРУНИЧЕВА. Только не надо смотреть на женское содержимое, а-то разочаруетесь в любви на всю оставшуюся жизнь. Отвернитесь. (Открывает чемодан, устраивается у трюмо, гримируется.) В чём причина сегодняшнего действа? Зачем вам нужен разрыв с Алиной. Так, кажется, вы её назвали…
АРТЁМ. Элина. Кстати, отец назвал её в честь артистки Быстрицкой.
ТПРУНИЧЕВА. И как, соответствует?
АРТЁМ. Причина в прошлом. В моём.
ТПРУНИЧЕВА. Кто в курсе, кроме вас?
АРТЁМ. Никто. 
ТПРУНИЧЕВА. И за всё время ни с кем не делились?
АРТЁМ. Нет. Вот такая заморочка.
ТПРУНИЧЕВА. А вдруг есть средство излечить болезнь и кто-то владеет рецептом.
АРТЁМ. Я не больной, я мёртвый!
ТПРУНИЧЕВА. Мёртвые не любят.
АРТЁМ. А я сказал, что люблю?
ТПРУНИЧЕВА. Отставим психическую сторону вопроса. Каков возраст нашей ненужной будущей жены?
АРТЁМ. Ей не восемнадцать.
ТПРУНИЧЕВА. Неужели, школьница?
АРТЁМ. Я не гей, я не растлитель, я – сварщик!
ТПРУНИЧЕВА. То есть, всё в рамках уголовного кодекса?
АРТЁМ. Естественно.
ТПРУНИЧЕВА. Было бы естественно, не спрашивала бы.
АРТЁМ. Работает инспектором отдела кадров в трамвайно-троллейбусном тресте.
ТПРУНИЧЕВА. Так-то бы тёплое местечко. Как насчёт семейных фотоальбомов?

Долгие звонки в дверь.

АРТЁМ. Я их при себе не держу. Мне не в первый раз грозят женитьбой.
ТПРУНИЧЕВА. Звонят.
АРТЁМ. Для Элины рано.
ТПРУНИЧЕВА. В наше время не в тренде, чтоб вы знали, реагировать на посторонние звонки. Если, конечно, никого не ждёшь.
АРТЁМ. Не жду.
ТПРУНИЧЕВА. Наверняка картошку продают или водяные фильтры втюхивают.
АРТЁМ. И звонит, и звонит…
ТПРУНИЧЕВА. Вдруг пожар.
АРТЁМ. Я туда - обратно. (Выходит в прихожую,  прихватив связку ключей с крючка в прихожей, уходит в коридор.)
ТПРУНИЧЕВА. И где только дают таких сварщиков… А главное, откуда берутся такие цацы, что им такие мужчины рождественские обеды готовят. И кормят  их гусятинкой, и кормят, а те кушают и кушают, едят и едят, лопают и лопают… и не подавятся никак.

Возвращается Артём.

АРТЁМ. Элина! Так рано! Мы же с вами не успели оговорить нюансы…
ТПРУНИЧЕВА. Прорвёмся. В темпе: кто я, как меня зовут, про отца?
АРТЁМ. Ты, мама, называешься Наталья Владимировна, работаешь разъездным кассиром-контролёром в электропоезде туда и обратно. Всю жизнь. Папа, твой муж, Максим Олегович, водитель электровоза, ему 55. Оба всю жизнь железнодорожники. Наша семья из Заболотска. Мои родители там и живут, на улице Ленина, 17, квартира 24. Легко запомнить: вождь мирового пролетариата совершил революцию в семнадцатом году, а умер в двадцать четвёртом. Я - гад и подлец, убить меня мало. Трус.
ТПРУНИЧЕВА. Настоящий мужчина. Открывай занавес.
АРТЁМ. Что?
ТПРУНИЧЕВА. Запускай. И – с богом, сынок.
АРТЁМ. Ага. (Проходит в коридор.)
ТПРУНИЧЕВА. Так и съела бы. Вот тётка, и звонит, и звонит, я давно уже развернулась бы и гордо ушла. Потому и живу одна… и гримируюсь тут под маму… кривляка несчастная. Чёрт, надо было аванс шибануть…

Возвращается Артём.

АРТЁМ. Хотя, знаешь, мама, не надо из меня делать монстра. Пусть уж лучше воплощением злодейства будешь ты.
ТПРУНИЧЕВА. Да ты просто мужской эталон, малыш!
АРТЁМ. По-моему, свекровь для женщины самый страшный враг на свете.
ТПРУНИЧЕВА. Аминь.
АРТЁМ. А на вас глянешь, как раз то, что надо.
ТПРУНИЧЕВА. Что!?
АРТЁМ. Вылитая свекровь, страшненькая.
ТПРУНИЧЕВА. Это не я, это грим! А, ты нарочно меня выбешиваешь!?
АРТЁМ. Ты – чудовище, а я мог бы быть чудом, мама, если бы не ты, с батей. Доходчиво?
ТПРУНИЧЕВА. В яблочко.
АРТЁМ. В то самое, что я воткнул в гуся. Вам всё равно, а мне приятно.
ТПРУНИЧЕВА. Жлобёныш.
АРТЁМ. Ага. Ну, я пошёл.
ТПРУНИЧЕВА. Стоять! Аванс – половина, сейчас.
АРТЁМ. Некогда, соседи страшно не любят чужие звонки. По ходу занесу. Ага? Я не кидала.
ТПРУНИЧЕВА. Зато я кину, если что, не сомневайтесь, Гусаков.
АРТЁМ. Ну-ну. Ну, побежал. Не подведи, мамаша. (Проходит в коридор)
ТПРУНИЧЕВА. Достал, суета сует. (Глядя в зеркало на грим.) А что, похоже, получилось. Как же легко из красавицы делается страшилка…

СЦЕНА 6. Артём в коридоре распахивает дверь, в проёме стоит Элина, с коробкой в праздничной упаковке.

ЭЛИНА. Не хотел впускать?
АРТЁМ. Вот ещё. Проходи. Давно звонишь?
ЭЛИНА. Как всегда, в последнее время. (Входит.)
АРТЁМ. Только услышал. Мы же договаривались на шесть, а сейчас четыре.
ЭЛИНА. В ваш район никогда не рассчитаешь точное время на дорогу, а я, такая, так к тебе стремлюсь, так стремлюсь… такая, звоню-звоню… Чмоки?
АРТЁМ. Да ладно! Ни одного звонка не было. Правда, я свой мобильник со вчера не видел. Завалился куда-то, небось, разрядился…
ЭЛИНА. Пошла, такая, погулять, дома не сидится в такой день, волнуюсь, иду мимо метро и подарок купила. Вертеп с песенкой! Купила, такая, и вдруг, как не выдержала, да как побежала к тебе скорее!
АРТЁМ. Ну, и хорошо.
ЭЛИНА. Подарок возьми.
АРТЁМ (взяв коробку). Спасибо.
ЭЛИНА. Пожалуйста. Мне нельзя к тебе домой?
АРТЁМ. Почему?
ЭЛИНА. Да всё стоим и стоим в коридоре…
АРТЁМ. Да? Изнервничался, плохо соображаю. Праздник, сюрпризы всякие…
ЭЛИНА. Входим?
АРТЁМ. Мама приехала.
ЭЛИНА. Мама?
АРТЁМ. Мама.
ЭЛИНА. Наша мама здесь!?
АРТЁМ. Моя мама.
ЭЛИНА. Вот недаром говорят: материнское сердце самый чуткий орган в мире! Я так рада.
АРТЁМ. Эля, предупреждаю, она у меня – зверь.
ЭЛИНА. А я, такая, мягкая и пушистая. Тёмочка, монстры нам не проблема.
АРТЁМ. Ну-ну. Да проходи же ты уже. Ой, дверь. (Открывает дверь в квартиру.)
ЭЛИНА. А чмоки-то?
АРТЁМ (взяв Элину за лицо, чмокает в щёку). Привет.
ЭЛИНА. Ты мне лицо царапнул.
АРТЁМ. Всё, заходим.
ЭЛИНА. Когда уже ты поцелуешь меня по-человечески, в губы…
АРТЁМ (подталкивая Элину в квартиру). По ходу, Элечка, по ходу…
ЭЛИНА.  По ходу чего?
АРТЁМ. Жизни.
ЭЛИНА. Ладно, я зайду, такая, если настаиваешь. (Проходит в квартиру)
АРТЁМ. По ходу – не на ходу же. (Проходит в квартиру.)

В прихожую входят Элина и Артём.

АРТЁМ. Мама – в спальне, прихорашивается. Я – в кухню. А ты иди в гостиную, что ли.  Давай шубу.
ЭЛИНА. На. Игрушку даже не посмотришь?
АРТЁМ (помогает снять шубу). Какую?
ЭЛИНА. Ну, вертеп же в коробке.
АРТЁМ (вешает шубу). Не сейчас, позже, время гуся поливать.
ЭЛИНА. Цветок, что ли! Водой из лейки?
АРТЁМ. Его собственным жиром, темнота.
ЭЛИНА. Кулинария – мужское дело.
АРТЁМ. Вот и не мешай. Всё, живи. (Уходит в кухню.)
ЭЛИНА (заглянув в гостиную). Надо же, стол сервирован, да как красиво!.. И на двоих. Маме места нет, а мама есть. Подвинемся. Вот оно,  самое правдивое большое зеркало. Почистил! (Глядится в ростовое зеркало.) Ну, как оно, моё природное богатство? «Свет мой, зеркальце, скажи, да всю правду доложи»…
ТПРУНИЧЕВА (распахнув дверь спальни). Ужас. (Закрывает за собой дверь.)
ЭЛИНА. Ой, да ладно, не надо, я, такая, и сама про себя всё знаю. (Спохватившись.) Мама… Как? Что! Куда вы… Тёма, Тёмочка… (Идёт в кухню.) Артём!

В кухне Артём приготавливает салаты. Входит Элина.

ЭЛИНА. Мама…
АРТЁМ. Стоять! Ты даже руки не помыла с улицы.
ЭЛИНА. Она меня увидела! Я на пороге стою. Твоя мама!
АРТЁМ. И?
ЭЛИНА. Сказала: ужас!
АРТЁМ. А…
ЭЛИНА. Выглянула из-за двери, всю меня, такая, обсмотрела и ужаснулась. Как будто в приоткрытую дверь, в щёлочку можно что-то рассмотреть! Что значит твоё «а»?
АРТЁМ. Может быть, она имела ввиду, что ужас, как красиво.
ЭЛИНА. Да?
АРТЁМ. А потом?
ЭЛИНА. А потом закрылась.
АРТЁМ. Мама? Не может быть, просто закрылась?
ЭЛИНА. Я про дверь. И не надо меня успокаивать, я, такая, всё поняла. Но я же не ужас, Тёма, скажи!
АРТЁМ. По мне так всё чин-чинарём, мне подходит. Но свекровь-то не я, а она.
ЭЛИНА. Свекровь – это законная мама мужа! Ты же мне даже предложения ещё не сделал, а она, такая, уже грубит!
АРТЁМ. То ли ещё будет.
ЭЛИНА. Незнакомую девушку так оболгать!
АРТЁМ. Согласись, девушку в тебе разглядеть уже трудно.
ЭЛИНА. Ты меня даже защищать не станешь!?
АРТЁМ. Не шуми, пожалуйста, голова и так пухнет.
ЭЛИНА. Я, такая, вообще девочка.
АРТЁМ. Ты меня в чём-то хочешь переубедить?
ЭЛИНА. Мне здесь не рады! Дело не в сексе, дело в молодости, которая мне свойственна от природы, и в смысле внешности, я, такая, невинная, как… как…
АРТЁМ. Как младенец. Младеница… младенка.
ЭЛИНА. По всем замерам портнихи и диетолога.
АРТЁМ. Вымой руки, надо поставить третий прибор. Помоги накрыть стол.
ЭЛИНА. Гусаков, какая, блин, тут сервировка! Твоя ненаглядная любимица не знает, как дальше жить! А он тут мойку с руками. Обидно же.
АРТЁМ. Сам справлюсь.
ЭЛИНА. Да перестань, отныне мы вместе надолго, навсегда.
АРТЁМ. Я думал, обиделась, уходишь…
ЭЛИНА. Ха, ха, ха! Я, такая, такого часа не один день ждала.
АРТЁМ. Какого – такого?
ЭЛИНА. Сегодня ты мне предложение делать будешь. Так интересно! А тебе?
АРТЁМ. Очень.
ЭЛИНА. Я  пошла руки мыть. (Уходит в ванную.)
АРТЁМ. С мылом!

Из спальни выходит Тпруничева.

ТПРУНИЧЕВА (перед зеркалом). Теперь моя очередь любоваться. Сынок! Эй, Артёмка, паршивец, а ну-ка, высунься уже глянуть на мамочку во весь её идеальный женский рост, зацени! Не то, что эта тёлка, которая тут мне что-то мычала.

Из кухни входит Артём.

АРТЁМ. Что? Мама дорогая, так измениться…
ТПРУНИЧЕВА. Моё мастерство недёшево.
АРТЁМ. Опять деньги…
ТПРУНИЧЕВА. Сам же сказал, что мама - дорогая, а я выкладываюсь на всю катушку, между прочим, задёшево. Наша цаца в ванной?
АРТЁМ. Она хорошая.
ТПРУНИЧЕВА. Я – в образе, сынок, и не надо меня оттуда выколупывать. Что с авансом?
АРТЁМ. Уже отсчитываю. (Достаёт портмоне из куртки в шкафу, отсчитывает купюры.) Ноги прикрыли бы, а-то так и манят на прогулку.
ТПРУНИЧЕВА. Разглядел наконец-то. Считай, не отвлекайся. Жаль прятать такую красоту, но ладно уж, покупатель всегда прав, задрапируем. На то она и дамская сумочка, чтоб всё было.
АРТЁМ. Крупными или мелкими?
ТПРУНИЧЕВА. Лишь бы были.
АРТЁМ. Крупными. Только, пожалуйста, не хами Элине.

Из ванной входит Элина.

ТПРУНИЧЕВА. Опять этот кошмар.
ЭЛИНА. Вы про меня? Неправда!
ТПРУНИЧЕВА. Что же тогда правда, деточка, если не ты.
ЭЛИНА. Скажи, Артём!
АРТЁМ. Мама, это Элина, Элина – это мама.
ТПРУНИЧЕВА. Кто!
АРТЁМ. А кто?
ТПРУНИЧЕВА. Наталья Владимировна.
ЭЛИНА. Очень приятно
ТПРУНИЧЕВА. Жуть.
АРТЁМ. Мама, прекрати. На вкус и цвет родственников нет, и с тобой мы живём не под одной крышей.
ТПРУНИЧЕВА. Ещё не вечер, чтоб вы знали, пенсия не за горами. Кто-то же должен за родителями ухаживать. И ты хочешь, чтобы вот эта вот жуть мне зубные протезы утром вставляла?
ЭЛИНА. Тёма, меня унижают!
АРТЁМ (Тпруничевой). Чего ты взъелась. (Элине.) Что Тёма-то, что Тёма… Родственников не выбирают. Потерпи.
ТПРУНИЧЕВА. Унижают её, а ты не унижайся, будь выше. Коротышка кривоногая.
ЭЛИНА. Кто! Я!?!
АРТЁМ. Мама! Я у тебя взаймы брал. Хорошо, что навестила. На. (Подаёт купюры Тпруничевой.)
ТПРУНИЧЕВА. Давай. (Берёт деньги.) Давно пора. Долги обычно возвращают на ход ноги, но сегодня, сынок, моего ухода ты не дождёшься. Вторую половину не задерживай, обещал, между прочим, месяцем раньше вернуть, какой ты всё-таки необязательный у нас, Артамоша. И ты, несчастная, не надейся. А так-то бы за деньги спасибо, надо спрятать, ходят тут всякие. (Уходит в спальню.)

Короткие звонки в дверь.

ЭЛИНА. Нам надо поговорить.
АРТЁМ. Кто-то ещё пришёл.
ЭЛИНА. Гусаков, блин!
АРТЁМ. Зима, не держать же человека на холоде. Ключи не забыть. (Прихватив связку ключей с крючка, уходит в коридор, закрыв за собой дверь.)

Звонки в дверь прекращаются. Артём прислушивается к происходящему в квартире. Дверь спальни открывается, на пороге – Тпруничева. Элина и Тпруничева борются взглядами.

ТПРУНИЧЕВА. Покуда я тут деньги пакую, вы тут, Элина Батьковна, подсуетитесь уж, свекровь кушать желает.
ЭЛИНА. Что значит в «вашу комнату»? Это наша, с Тёмой, спальня.
ТПРУНИЧЕВА. Когда я здесь, чтоб вы знали, это моё купе, куда посторонним и всяким пассажиркам вход строго воспрещён. (Уходит в спальню, закрыв за собой дверь.)
ЭЛИНА (в раздражении, топает ногами). Нет-нет-нет-нет!
ТПРУНИЧЕВА (выглянув из-за двери) Да. И мечите уже на стол, хозяечка, мечите, очень уж организм питания требует, чтоб вы знали, он у меня растущий, мне ж ещё жить да жить, так, проказник, любит кормиться, хоть плачь. (Закрывается в спальне.)
ЭЛИНА (мечется по коридору). Я, такая, уйду ведь! Надо уйти. Ведь надо же. Ну, уж нет. Вот я, такая, покорная, смирная, настоящая жена. Нет, пойду плакать! Куда? Вот куда пойти, где уединиться оскорблённой девушке в данном жилище! Никуда не пойду. Здесь сяду, прямо на холодный пол, простыну и заболею. Чтоб вам всем стыдно стало…
ТПРУНИЧЕВА (выглянув из-за двери). Не надейтесь, сударыня.
ЭЛИНА. Почему!
ТПРУНИЧЕВА. Потому что. (Закрывает за собой дверь.)
ЭЛИНА. А мне за вас стыдно! И за себя, такую, бестолочь. Нашла любовь. Сегодня всё кончится, раз и навсегда! Эй, свекровь! Если что, я в комнате, телевизор смотрю. И по пустякам меня не беспокоить! Особенно вам. (Уходит в гостиную.)

Артём подслушивает. Звонки в дверь возобновляются.

АРТЁМ. Что делается… что делается!.. Ну, кого там… (Подходит к двери на лестничную площадку, смотрит в «глазок».) Да ладно! (Резко распахивает дверь.) Батя!? (Выходит на лестничную площадку.)

СЦЕНА 7. На лестничной площадке стоит Гусаков, курит, стряхивая пепел в банку на подоконнике. К стене прислонены чемодан и сумка с фруктами.

ГУСАКОВ. Заходи, не стесняйся, здесь все свои. Докурю, ты же у нас с минздравом дружишь.
АРТЁМ. Ну, зачем же сегодня-то…
ГУСАКОВ. Не понял, или моих гостинцев здесь не ждут, или меня?
АРТЁМ. Ты не понял? Это я не понял, почему ты здесь!
ГУСАКОВ. Решил прервать отдых и приехать на сутки раньше. Полюбоваться зимними горожанками, посетить музеи продовольственных и промышленных товаров типа «мегамаркет». Надоело грызть гальку на пляже.
АРТЁМ. Какую Гальку?
ГУСАКОВ. Галька – это разновидность гравия…
АРТЁМ. Ой, пап, да хорош мне тут травить…
ГУСАКОВ. Цыц! Я ещё не договорил. Галька – это небольшой округлый камень, образующийся в природе под действием воды и ветра.
АРТЁМ. Предупредить о приезде, позвонить - не судьба?
ГУСАКОВ. Кто – я? Кому – сыну? В этой фатере моих денег больше вложено, чем твоих жалких потуг! Предупреждать не собирался, не собираюсь и никогда не соберусь!
АРТЁМ. Да ясно всё, не кричи, соседи же. Я же не в обиду, от неожиданности…
ГУСАКОВ. У меня и ключи есть, если не забыл, я мог бы и в дверь не звонить. А так и сделал бы, докурил и вошёл бы.
АРТЁМ. Кто бы сомневался. Да ладно, не психуй! А, может, тебе надо всё же в Заболотск?
ГУСАКОВ. Ты гонишь папу!?
АРТЁМ. Да не гоню я! Ситуация у меня скользкая возникла.
ГУСАКОВ. Вот и не гони, не бегай по льду в тапочках! А-то ишь ты.
АРТЁМ. Пап, ладно, ты ж нормальный мужик, поймёшь. А времени впритык. Сейчас у меня в гостях женщина, обеих ты не знаешь, но.
ГУСАКОВ. Стоп, машина, задний ход. У тебя одна женщина или обе?
АРТЁМ. Двое.
ГУСАКОВ. Да ты гигант.
АРТЁМ. Не то слово! Так вот, одна из них моя близкая подруга, а другая, видишь ли, твоя супруга.
ГУСАКОВ. Мама здесь!?
АРТЁМ. Нет. Да. Не перебивай! Подруга хочет за меня замуж, а я, чтобы не допустить, заказал артистку, которая изображает мою мать, то есть, твою жену. Ага?
ГУСАКОВ. Ага… Сейчас. Я – с поезда, мне на работу только через неделю,  соображалка, сынок, ещё в отпуске. Ни хрена ни ага!
АРТЁМ. Всё просто, если быть в теме, а ты, пока включишься, можешь всё испортить. Пожалуйста, не приезжай сегодня!
ГУСАКОВ. Чего это я не включусь?
АРТЁМ. Умоляю! Хочешь, на колени встану?
ГУСАКОВ. Встань.
АРТЁМ (встав на колени). На.
ГУСАКОВ. Ого.
АРТЁМ. И?
ГУСАКОВ. Дело ясное, что дело тёмное…
АРТЁМ. Не тяни!
ГУСАКОВ. В Заболотск не поеду, там – мама, в гостиницу не пойду, там – чужие люди. Остаюсь. Суть, однако, я ухватил. Тебе надо отвадить назойливую подругу, для чего ты заказал для неё злую свекровь. Почему женщины так неприязненно относятся к мамам мужчин, не понимаю, неужели нельзя любить вдвоём?
АРТЁМ. И! И? И…
ГУСАКОВ. А мне изображать никого не надо, я твой природный отец, то есть, абсолютно законный свёкр для твоей тётки. И если ты не колонёшься родной матери, я не возражаю потерпеть женою чужую женщину. Я всё сказал.
АРТЁМ. То есть ты не уезжаешь?
ГУСАКОВ. Нет.
АРТЁМ. Ох, только не подставь, ты же не артист.
ГУСАКОВ. Не гунди, были бы коленцы, а выкидывать не впервой.
АРТЁМ. Пошли. Кончай курить, законом запрещено в подъездах.
ГУСАКОВ. То-то здесь банка стоит с окурками. Ты мне не общество и не закон, сынок, так что, заткнись. Твоя приёмная маман не слишком страшная?
АРТЁМ. На любителя.
ГУСАКОВ. Что ж, попробуем полюбить.
АРТЁМ (укоризненно). Пап, у меня не дом свиданий.
ГУСАКОВ. Бери чемодан, я - сумку.
АРТЁМ (взяв чемодан). А чё такой тяжёлый… (Отпирает дверной замок.) Дверь держу, заходи уже.
ГУСАКОВ. Это всё фрукты. Где-то и гранаты есть. Ура, сынок, вперёд - на танки.

Артём и Гусаков проходят в прихожую.

АРТЁМ. Дорогие дамы, сюрприз: папа приехал!

Из спальни выходит Тпруничева.

ТПРУНИЧЕВА. Нежданчик.
ГУСАКОВ. Привет-буфет. Шпроты кушаешь, лишаешься поцелуя. Временно.
АРТЁМ. Задвинул санаторий, лишь бы побыть в Рождество с семьёй. Зачем, говорит, ему Чёрное море, когда родная Балтика всю жизнь под ногами болтается. Эля, поздоровайся с Максимом Олеговичем.

Из гостиной выходит Элина.

ЭЛИНА. Здравствуйте. Элина. Очень приятно.
ГУСАКОВ. У тебя в прихожей это всё освещение, что есть?
АРТЁМ. Что тебе не видно?
ГУСАКОВ. Света белого. Из-за окружающей женской красоты.
АРТЁМ. Проходи, пап, в гостиную. Тапочки знаешь, где.
ГУСАКОВ. Сын, чё она молчит, а?
АРТЁМ. Кто?
ГУСАКОВ. Твоя мама.
АРТЁМ. Мам?
ТПРУНИЧЕВА. А чё?
ГУСАКОВ. Непривычно.
ТПРУНИЧЕВА. Трепещешь?
ГУСАКОВ. С чего?
ТПРУНИЧЕВА. С курорта.
ГУСАКОВ. Нечего мне за курорт трепетать, там всё было бестрепетно. Сама знаешь, я же ни-ни. Никаких проблем, тишь да благодать, только тебя там не хватало, соскучился. Да ладно, Наташка, хорош изображать госбезопасность, давай уж расцелуемся.
ТПРУНИЧЕВА. Губы только оботру. А ты пока объясни, почему ты не в Заболотск, прямым ходом, а зигзагом сюда?
ГУСАКОВ.  Очень приятно, Элина, видеть вас в тёплой тесной компании типовой двухкомнатной квартиры на окраине нашего великого города. 
АРТЁМ. Пап, мам, идите в комнату, не мешайте нам тут как-то всё организовать. (Подталкивает отца в гостиную.)
ГУСАКОВ (шёпотом). Ты меня надолго-то не бросай. Какая ты стала, Наталья… (Уходит в гостиную.)
АРТЁМ. Мам, в гостиную, ну!
ТПРУНИЧЕВА. Да пожалуйста. (Уходит в гостиную.)
ЭЛИНА. Я составлю им компанию.
АРТЁМ. Чего вдруг?
ЭЛИНА. Интересненько. Я, такая, должна же учиться справляться с новыми родственниками. Я, такая, так и знала, ты со мной согласен. (Уходит в гостиную.)
АРТЁМ. Я – на кухне! (Бормочет.) Ох, и будет… (Уходит в кухню.)

СЦЕНА 8. В гостиной Тпруничева стоит у окна, испытующе глядит на Гусакова, который ждёт, когда заработает включенный телевизор. Элина сидит в кресле.

ТПРУНИЧЕВА. В твоих руках даже телевизор не показывает.
ЭЛИНА. Надо модем перезагрузить, здесь часто связь вылетает.
ТПРУНИЧЕВА. Зато вся страна перешла на цифру, продвинутее нас нет даже в Африке.
ГУСАКОВ. Что ты делаешь не в своём городе, Наташечка? Мне звонила вчера, что сидишь дома, дожидаешься возвращения законного супруга из дальних странствий.
ТПРУНИЧЕВА. Какая? Максик, солнце моё, ты не договорил в прихожей. Договаривай, какая я такая стала за время твоей гулямбы на морях?
ГУСАКОВ. Натусик, какие могут быть гулямбы с моей поясницей. Одни сплошные лечебные процедуры, утверждённые министерством здравоохранения…
ТПРУНИЧЕВА. Брешешь, милок, иначе ты не сорвался бы из рая раньше срока. Небось, запутался в юбках.
ГУСАКОВ. Так давай же, выпьем за досрочное освобождение. Кто нынче ходит в юбках, дорогая, в штанах да в халатах, путаться не в чем. Артём!
ЭЛИНА. Я – за него. Хотите выпить?
ГУСАКОВ. С дороги - святое.
ЭЛИНА (идёт к бару). Всё в наших руках и всё под рукой. Коньяк, водку, вино, аперитив?
ГУСАКОВ. Эх, самогоночки бы с украинским сникерсом.
ЭЛИНА. Как это?
ГУСАКОВ. Чёрный хлеб с салом.
ТПРУНИЧЕВА. Да с репчатым лучком-с…
ГУСАКОВ и ТПРУНИЧЕВА (хором). Сказка. (Улыбаются неожиданному единогласию)

Входит Артём.

АРТЁМ. Звал? Эля, я сам. (Достаёт выпивку из бара, наливает.)
ЭЛИНА. Пжалуста.
АРТЁМ. Ты орешки подай, ладно?
ЭЛИНА. Из бара? (Идёт к бару.)
АРТЁМ. Ну. И шоколадку распечатай. Швейцарскую. (Указывает.)
ЭЛИНА. Хорошо! (Исполняет просьбу Артёма.)
ТПРУНИЧЕВА (Гусакову). Имей ввиду, муженёк, санаторий - ведомственный, я всё равно всё узнаю, с какими дурами ты шуры-муры разводил.
ГУСАКОВ. Даже не мечтай, мамуля, я по приезде обменялся путёвками со старым знакомым, полицейским. Исключительно по медицинским показателям. У них дур нет в принципе, один сплошной правопорядок и соблюдение законности.
ТПРУНИЧЕВА. Ты был в другом санатории, и мне ничего не сказал!
АРТЁМ (укоризненно). Мам-пап…
ГУСАКОВ. Занимайся, занимайся, сын, добрым делом, не обращай на нас внимания. И вы, юная женщина… перезагрузили бы модем, что ли, а «мам-пап» просто соскучились друг по дружке, даже Новый Год встречали по отдельности, на разных побережьях мирового океана.
АРТЁМ. Эля, не надо, упрутся потом в телевизор, всё испортят.
ЭЛИНА. Как скажешь.
АРТЁМ. Подай закусить, Эля. Родители, примите бокалы. (Подаёт выпивку.)
ТПРУНИЧЕВА. Такая послушная собачка у тебя, Тёмка, просто залюбуешься.
ЭЛИНА. Наталья Владимировна! Я не один год работаю в отделе кадров огромного предприятия с дикой текучкой персонала, и меня ценят за профессиональный талант. Я человека вижу насквозь. Не надо строить из себя стерву, вы – хороший человек!
АРТЁМ. Во как…
ГУСАКОВ. Она – хороший человек, а я?
ЭЛИНА. А вы – мужчина.
ГУСАКОВ. И всё?
ЭЛИНА. И всё.
ТПРУНИЧЕВА. Во как.
ЭЛИНА. Выпьем.
ГУСАКОВ. Ты себе не представляешь, Артём, каково встречать Новый Год без твоей мамы, в одиночестве, такая тоска!
ЭЛИНА. Выпьем за встречу?
АРТЁМ. Отлично.
ТПРУНИЧЕВА. Не чокаясь.
ЭЛИНА. Пжалуста.
ГУСАКОВ. Рука бойца дрожать устала. За встречу!

Все выпивают.

ТПРУНИЧЕВА. И всё же, Максик, почему ты так равнодушно оценил личную супругу, с которой не виделся аж целый месяц?
ГУСАКОВ. Двадцать два дня. Но нет во мне ни капли равнодушия, милаша моя, одно сплошное восторженное почитание замечательной матери нашего дружного семейства Гусаковых.
ТПРУНИЧЕВА. Тогда где же поцелуй, почему я его до сих пор не ощущаю? Ты, что ли, не истосковался по женской ласке за истекший отпускной период?
ГУСАКОВ. Да, признаюсь, страшная тоска меня обуёвывала, жена моя, пока я тебя сегодня не встретил.
ТПРУНИЧЕВА. Так развей тоску-подлюку.
ГУСАКОВ. На людях? Я стесняюсь.
ТПРУНИЧЕВА. Это не люди, это родня. Иди же ко мне, стеснительное ты моё паровозное чучело.
ГУСАКОВ. Я водитель электровоза…
ТПРУНИЧЕВА. Это мало, что меняет, кочегар моей жизни. А ну-ка, подбросил быстренько угольку в топку моей одичавшей безмужней женской доли.
ГУСАКОВ. Чего?
ТПРУНИЧЕВА. Поцелуй меня. Немедленно, я сказала.
АРТЁМ. Не тяни на себя одеяло, просто поцелуй и - все дела.
ГУСАКОВ. А что, у нас ещё и одеяло будет?
ЭЛИНА. Без проблем.
ТПРУНИЧЕВА. Как долго-то! Простенький супружеский поцелуйчик приходится выпрашивать, чтоб вы знали, так обидно.
ГУСАКОВ. Эх, пропадай моя телега все четыре колеса! На что только ни пойдёшь ради члена семьи.
ЭЛИНА. Д тут и ходить далеко не надо.
ТПРУНИЧЕВА. Без комментариев!
ГУСАКОВ. Иди уже, родная, примкнём губу к губе, как сцепляют вагоны, и рванём-покатим в далёкие совместные края. На! (Долго целуется с Тпруничевой.)

Звонок в дверь.

ЭЛИНА. Слышишь, звонят?
АРТЁМ. Наверняка ошиблись квартирой. Мама, мы здесь не из-за вас с батей, хорош тянуть время.
ЭЛИНА. Не слышат. Так завидно.
АРТЁМ. Да.
ЭЛИНА. В чём же дело?
АРТЁМ. В чём-то. 
ТПРУНИЧЕВА (оторвавшись). Эх!
ГУСАКОВ. Ух…
ТПРУНИЧЕВА. Послышался звонок в дверь…
ЭЛИНА. Не к нам.

Звонки в дверь.

АРТЁМ. Пусть звонят, я никого не жду.
ГУСАКОВ. Отдышалась, мамочка?
ТПРУНИЧЕВА. Сам-то как, старичок?
ГУСАКОВ. Кто! Я?
ТПРУНИЧЕВА. Продолжим?
ГУСАКОВ. Ладно, на. (Долго целуется с Тпруничевой.)
АРТЁМ. Эй, люди, хватит уже!
ЭЛИНА. Опять звонят.
АРТЁМ. Для меня и эти-то двое – перебор. Надо поставить ещё два прибора.
ЭЛИНА. Я поставлю. А ты посмотри, вдруг к  нам?
АРТЁМ. Хочешь, сама смотри. Только в тапочках не ходи, обуйся. И как не надоест… Я – на кухню. (Уходит в кухню)
ЭЛИНА (глядя на Гусакова и Тпруничеву). И я, такая, пошла. Вам свет оставить, терминаторы? Ну, не буду мешать. (Уходит в прихожую.)
ТПРУНИЧЕВА (оторвавшись). Хватит.

В прихожей Элина переобувается и уходит в коридор.

ГУСАКОВ. Не возражаю.
ТПРУНИЧЕВА. А что, недурственно.
ГУСАКОВ. Как спать будем?
ТПРУНИЧЕВА. Конечно, будем, но не спать же.
ГУСАКОВ (глянув в прихожую). Элина ушла? Так-то бы я женат.
ТПРУНИЧЕВА. И трусоват.
ГУСАКОВ. Ну, в целом, мы друг друга поняли?
ТПРУНИЧЕВА. Просто помолчим, Максим Олегович. Ваш сын вам всё объяснил?
ГУСАКОВ. А что тут объяснять, сиди да пей, да целуйся. Чё не жить…
ТПРУНИЧЕВА. Да уж.

В коридоре Элина смотрит в дверной «глазок».

ЭЛИНА Не может быть! (Распахнув дверь.) Папка! (Выбегает.)


Действие 2

СЦЕНА 9. В кухне Артём опускается на колени перед плитой, открывает духовку, пробует ножом готовность гусятины.

АРТЁМ. Ещё немного и однофамилец будет готов. Интересно, что получится, никогда не ел гусятину. Это папка ещё не знает, что я тут пеку, вот будет Армагеддон!

Из духовки высовывается гневная орущая Панталиха.

ПАНТАЛИХА. А!!! Подлец! Заклинаю тебя, заклинаю!..
АРТЁМ (захлопнув духовку). Брысь! Ведьма! Уже наяву лезешь! Оставь меня, оставь! (Успокаиваясь.) Рехнуться можно. Господи, мне так жаль… так жаль…

На лестничной площадке Элина стоит в объятиях Рыбакина.

РЫБАКИН. Ну-ну, доча, глаза на мокром месте?. Да что с тобой? Обидели?
ЭЛИНА. Да нет, просто я, такая. Не позвонил… Как ты здесь-то?
РЫБАКИН. На вокзале закрутился, потом за такси повоевал. Из такси звоню, а деньги тут же кончились. Водила подсказал, у меня же местная связь, кемеровская, местный роуминг всё и сожрал. А ты ж сказала, куда сегодня собираешься, адресок ещё в прошлом месяце по случаю скинула.
ЭЛИНА. Точно ведь.
РЫБАКИН. Маршрут поменял, таксисту прибыток. Решил, здесь тебя не будет, тогда куплю новую СИМ-ку.
ЭЛИНА. Я так тебе рада, так рада! Папочка…
РЫБАКИН. Чего здесь шарашиться, пошли.
ЭЛИНА. Пойдём. Ой! Дверь захлопнулась, ключи не взяла!
РЫБАКИН. Так позвони.
ЭЛИНА. Артём такой весь занятый, отвлекать не хочется.
РЫБАКИН. Ооо!? Так у вас мужик, что ли, верховодит? Ни фига себе, поворот.
ЭЛИНА. Этот город, папа, - это не наш Шахтарск и даже не Кемерово.
РЫБАКИН. Похоже, ты разочарована. Так поехали отсюда!
ЭЛИНА. Там мои вещи. Я позвоню. (Звонит в дверь.) И никуда я отсюда не пойду! Тем более, добровольно.
РЫБАКИН. Не нравишься ты мне, смурная больно.
ЭЛИНА. Да всё нормально, сам увидишь. (Звонит в дверь)

Артём выходит из кухни, заглядывает в гостиную, где Тпруничева и Гусаков сидят поодаль друг от друга.

АРТЁМ. Эля здесь?
ТПРУНИЧЕВА. Ушла открывать и с концами.
АРТЁМ. Дверь, небось, захлопнулась, вот и звонит. А вы чего такие тоскливые?
ГУСАКОВ. Она меня прямо в губы искусала!
ТПРУНИЧЕВА. Врёт!
ГУСАКОВ. Ну, и наёмники пошли, агрессивные. Я – в ванную, раненую кровь смывать. (Уходит в ванную.)
АРТЁМ. Что-то не то?
ТПРУНИЧЕВА. Да всё то. Просто папиньке вдруг приснилось, что маменька его соблазняет. Испугался мужчинка.
АРТЁМ. А сон – в руку?
ТПРУНИЧЕВА. Сон есть сон, другая реальности. От звонков в вашей квартире голова раскалывается. Идите уже, откройте. Я – у себя, позовёте, если понадоблюсь.
АРТЁМ. Вы отцу-то не давайте больше заснуть.
ТПРУНИЧЕВА. Замётано.
АРТЁМ. Сами-то, как после поцелуев?
ТПРУНИЧЕВА. Умереть - не встать. (Уходит в спальню.)
АРТЁМ (проходит в прихожую). Ну, артисты. (Видит связку ключей на крючке) Ну, конечно, ключи не взяла! Говори, не говори, как об стенку горох. 

Артём, прихватив ключи, проходит в коридор, подходит к двери.

АРТЁМ. Иду, иду! (Отпирает дверь, стоя за порогом, видит на лестничной площадке только Элину.) Опять ключи не взяла! Крючок же специально для тебя на видное место прибил.
ЭЛИНА. Мой папа приехал.
АРТЁМ. Ко мне?
ЭЛИНА. К нам.

Артём выходит на лестничную площадку, придерживая дверь, видит Рыбакина.

АРТЁМ. Здрасьте.
РЫБАКИН. Привет.
АРТЁМ. С приездом.
РЫБАКИН. С праздником.
АРТЁМ. Спасибо. И вас. Отлично. Проходите.
РЫБАКИН. Зови меня запросто - Венедикт.
АРТЁМ. Артём. Входите-входите.

На лестничную площадку поднимается Гусакова, обвешанная покупками.

ГУСАКОВА. Наконец-то добралась…
АРТЁМ (видит Гусакову). Эля, проводи отца. Познакомь там, у меня здесь сейчас дело одно. Пожалуйста, не обижайтесь, я – скоро.
ЭЛИНА. Пап, идём. (Проходит в коридор.)
РЫБАКИН. Иду.
ГУСАКОВА. Артём!
АРТЁМ (Гусаковой). Один момент! Элина, ты всё знаешь, распоряжайся.
ЭЛИНА (распахнув дверь квартиры). Конечно, Тёма. Пап, заходи.
АРТЁМ. Извините, Венедикт, я – сейчас.
РЫБАКИН. Всё путём. (Уходит в квартиру.)
ЭЛИНА. Милый, прости, так вышло.
АРТЁМ. Нормально.
ЭЛИНА. Правда?
АРТЁМ. Да.
ЭЛИНА. А я, такая, доверчивая-доверчивая… (Уходит в квартиру.)
АРТЁМ (обернувшись). Мама.

СЦЕНА 10. Лестничная площадка. Гусакова, растерянно, стоит у окна. Из коридора выходит Артём.

ГУСАКОВА. У меня руки-ноги отнимаются, голова трещит, а он с кем-то лясы точит!  Хватай пакеты, вещи, заноси.
АРТЁМ. Мама… Как же ты не вовремя.
ГУСАКОВА. Куда? Я! У меня слух заболел, что ли…
АРТЁМ. Да обожди ты психовать…
ГУСАКОВА. Родная мать такое слышит от единственного сына…
АРТЁМ. Мама, у меня моя жизнь! Взрослая! У меня гости. Женщины…
ГУСАКОВА. Да для тебя должна быть одна женщина - мама!
АРТЁМ. Не шуми, не нервничай. Тут вот, что…
ГУСАКОВА. Заткнись. Ты не пустил меня на порог. Этим всё сказано.
АРТЁМ. Да пойми же, у меня ситуация!
ГУСАКОВА. В Рождество Христово! В святой праздник!
АРТЁМ. Предупреждать же надо! Мобильники придуманы для чего?
ГУСАКОВА (плачет). Думала, побуду с сыночком, завтра папочку вместе встретим, побудем хоть немножко всей семьёй…
АРТЁМ. Не плачь, ну, мам… ну, мама!
ГУСАКОВА. Сказала же: заткнись! Не пустишь в квартиру даже водички попить, не надо, я здесь посижу, отдышусь и – на вокзал. (Плачет.)
АРТЁМ. Мам…
ГУСАКОВА. Мама переживает. Не мешай!

Из квартиры в коридор входит Гусаков, смотрит в «глазок».

ГУСАКОВ. Не видно, с кем. Ой, да хоть бы и видно было б… Помочь парню. (Приоткрывает дверь.)
АРТЁМ. Успокоилась?
ГУСАКОВА. А я и не беспокоилась.
ГУСАКОВ. Артём, ты где? Там же люди. (Выглядывает, видит Гусакову, захлопывает за собой дверь.) Мама моя!.. Здравствуй, Максик, с Рождеством… (Прислушивается, смотрит в «глазок».)
ГУСАКОВА. Что? Кто? Это там - он!? Тот, кто я подумала!? А я здесь!? Ах, вы, подлая мужицкая шайка, спелись за моей спиной?
АРТЁМ. Да ничего подобного! Тоже свалился, как сугроб на голову, как ты!
ГУСАКОВА. Как я? Я – сугроб!? А, может, я для вас, двоих, вообще, гроб? Мешаю вам, стесняю, душу!?
АРТЁМ. Мама, соседи! Хорош верещать! Меня выселят!
ГУСАКОВА (сбавив тон). Корми их, обстирывай… Никто тебя не выселит, ты собственник. Как чуяла, думаю, надо навестить сыночка.
АРТЁМ. Не надо про сыночка, просто на шопинг приехала.
ГУСАКОВА. Да, на шопинг и что? Одно другому мешает? Я с подругой, тётей Виолеттой, договорилась. Утром приехала, только вошли в торговый центр, ей звонок, мол, срочно вылетай, отцу плохо, она и рванула в свою Вологду. А эти двое тут, с девками жгут!  Эй! Зараза, выползай из укрытия! Всё равно, достану!
АРТЁМ. Мама! Тихо! Помолчи пару минут, мне нужно разъяснить тебе создавшееся положение…
ГУСАКОВА. Это я тут вашей тёплой гоп-компании сейчас всё разъясню.
АРТЁМ. Мама…
ГУСАКОВА. Молчать! Не то так заверещу, весь район, всю округу на уши поставлю! Чтоб полиция на вертолётах прилетела! Кончилось твоё беззаботное детство, Тёмушка Максимович, в квартиру, за мной, шагом марш!

Из коридора выходит Гусаков.

ГУСАКОВ. Наталья, стой! Прежде, чем шашкой махать, выслушай своего оболтуса, которого сама же, кстати, и воспитала, покуда я клал на алтарь Отечества свою юность, психику и физическое равноденствие!
АРТЁМ. Во как.
ГУСАКОВА. Ах, так это я же во всём и виноватая!? И я, значит, на алтарь ничего не клала! Да на таких, как я, вся железнодорожная индустрия держится! Эй, народ, чужой и близкий, не слышу шуму городского, выходи строиться, Наталья Владимировна грядёт, с ревизией семейных ценностей по всей строгости человеческих законов.
АРТЁМ. Папа, ну, что бы тебе не смолчать!..
ГУСАКОВА (распевает). Козлятушки, ребятушки, отопритеся, отворитеся, ваша мать пришла, дроздюлей принесла. Люли-люли, стояла, люли-люли, стояла…
ГУСАКОВ. Апокалипсис заказывали?
АРТЁМ. Молчи! Мама! Слушай сюда! Хватит орать! Тихо, блин,  мне здесь жить. Пап, позови артистку.
ГУСАКОВ. Она меня не послушает.
АРТЁМ. Она – наёмная рабсила, я ей плачу, придёт, как миленькая.
ГУСАКОВ. Пожалуйста. (Проходит в квартиру.)
АРТЁМ. Мама. Колюсь, как на исповеди. У меня очередная заморочка с женщиной. Ей хочется выйти за меня замуж. А я, ты знаешь, не женюсь никогда, особенно по любви. На сегодня я задумал с ней расстаться, придумал комбинацию. Платную! Я уже два аванса проплатил, а ты мне всё завалить хочешь!? Продолжаю, слушай меня. Я заказал в Комбинате Бытового Обслуживания «жену на день», служба там такая сервисная у них есть. Чтобы на сегодняшний день и вечер, и, если понадобиться, ночь, у моей подруги появилась свекровь. 
ГУСАКОВА. Мамочку впендюривать в американские ролевые игры!? Да я вам здесь и сейчас такой голливуд забубеню, сыночек…
АРТЁМ. Не ты! Другая свекровь. Плохая, злодейская! Не как  ты, замечательная и прекрасная, а чтоб была вообще жуть, деймос, изумление, кошмар. Понимаешь?
ГУСАКОВА. Не дура!
АРТЁМ. Мне надо, чтобы Элина сама отказалась от меня!
ГУСАКОВА. Бред какой-то. И не ори на мать! И, вообще, помолчи! Голова гудит, надо таблетки принять. (Достаёт из сумочки таблетки и бутылочку воды.)

Гусаков и Тпруничева входят в коридор.

ГУСАКОВ. Слышишь, бубнят? Надо подгадать момент. (Смотрит в «глазок».)
ТПРУНИЧЕВА. Тебе виднее, милый.
ГУСАКОВ. Эх, если бы моя законная понимала, что мне всё виднее, чем ей, мы сейчас жили бы миллиардерами в самом натуральном коммунизме.
ТПРУНИЧЕВА. А ну, я гляну. (Отодвинув Гусакова, смотрит в «глазок».)
ГУСАКОВ. Видишь мою?
ТПРУНИЧЕВА. А мою видишь?
ГУСАКОВ. Чего?
ТПРУНИЧЕВА. Спрашиваю, как тебе моя задница?
ГУСАКОВ. Была бы моя, торчали бы мы, вдвоём, не здесь.
ТПРУНИЧЕВА. А теперь торчи один. Их не разобрать, и почти не видно. За такие «глазки» производителя нужно травмировать…

На лестничной площадке стоят Гусакова и Артём.

АРТЁМ. А ещё без предупреждения нагрянул отец Алины. Это они, перед тобой, заходили. Представляешь, что за бедлам у меня дома!
ГУСАКОВА. Её отец? А её мать?
АРТЁМ. Ушла от них давно.
ГУСАКОВА. Сколько ему лет?
АРТЁМ. Не знаю. По виду, ваш, с папой, ровесник. А что?
ГУСАКОВА. А ничего.
АРТЁМ. О, ты побледенела.
ГУСАКОВА. Таблетка сильная, это хорошо. И что теперь?
АРТЁМ. Как я тебя представлю? Кто ты, если твоё место занято?
ГУСАКОВА. И как они?
АРТЁМ. Всё нормально, собачатся.

Входит Тпруничева.

ТПРУНИЧЕВА. Добрый день.
ГУСАКОВА. Так вот ты, какой, цветочек аленький… И вот это вот страшилище ты называешь вместо меня мамой?
ТПРУНИЧЕВА. Сейчас, как сниму грим и тогда посмотрим, кто из нас пугало.
АРТЁМ. Без оскорблений, Тпруничева!
ГУСАКОВА. Она мне кого-то напоминает. Провалиться мне на месте, напоминает!
ТПРУНИЧЕВА. Не надо проваливаться, пять этажей лететь, жалко людей, на ремонт тратиться придётся, я вас вижу в первый и в последний раз.
ГУСАКОВА. Артём, твоей родной маме грубят.
ТПРУНИЧЕВА. Грубость – не мой конёк, я всего лишь защищаюсь.
АРТЁМ. Не надо громко говорить, пожалуйста! Неужели трудно уяснить, что здесь проводится секретная операция.
ГУСАКОВА. Секретная? Всё тот же секрет? Заставляешь людей кривляться, переживать, обманывать, и ничего, при этом, не объясняешь. Мне, порядочному честному человеку, контролёру-кассиру, пресекающему на корню заячью человеческую сущность, невозможно мириться с непониманием. В электропоездах я ловлю зайцев и всем всё понятно. А здесь-то, в доме сына, я чего ловлю, каких-таких умственно-мозговых тараканов? Может, ты просто больной, Артём, и тебя надо в психушку сдать на опыты? Чтоб хоть какой-то смысл появился в твоей жизни? Из-за чего сыр-бор, Артём Максимович? Невеста – дрянь?
АРТЁМ. Она – мой клад, который я искал всю жизнь.
ГУСАКОВА. Так женись! В чём загвоздка?
АРТЁМ. Секрет. И я его не выдам.
ГУСАКОВА. Чёрт с тобой, в конце концов, я ещё молода, чтоб становиться законной бабушкой. А чего наш общий муж не выходит, а, свекруха?
ТПРУНИЧЕВА. Эй, мамкино чудовище, выползайте.

Из коридора выходит Гусаков.

ГУСАКОВ. Сама ты… (Придерживает дверь открытой.) Там люди ждут, между прочим, и не нас с тобой, Наталья.
АРТЁМ. Нам надо срочно договориться.
ГУСАКОВ. Нить потерял, о чём?
ГУСАКОВА. Что-то часто ты стал нить терять, старче. Что это у тебя с губами?
ГУСАКОВ. Что?
ГУСАКОВА. Припухшие, будто… О, да вы тут в роли входили!
ТПРУНИЧЕВА. Ничего подобного, я строгих правил, особенно, когда работаю.
АРТЁМ. Хватит препираться!
ГУСАКОВА. Ладно, сын, договорились.
АРТЁМ. До чего?
ГУСАКОВА. Я тоже участвую.
АРТЁМ. Вот как!
ГУСАКОВ. Вот так.
АРТЁМ. В качестве кого?
ГУСАКОВА. Пока заходим в вагон, придумаю.
ТПРУНИЧЕВА. Женщина, импровизация здесь неуместна…
ГУСАКОВА. Тебя не спросили, артистка из Дома Быта.
ГУСАКОВ. Лучше бы тебе уехать. Можно вместе, просто обожди, я – мигом.
ГУСАКОВА. «МИГ»-ом? Да ты дряхлый паровоз на дровах. Сравнил себя с самолётом… Или я в деле, или я вам сейчас устрою авианалёт с бомбометанием.
ГУСАКОВ. Артём, мама что-то задумала.
АРТЁМ. Мам, не делай сыну плохо, а?
ГУСАКОВА. Не парься. И сегодня я тебе не мама, сегодня мы просто знакомы. А, придумала: мы – соседи по Заболотску. Из одного дома. За мной, паноптикум. Прихвати покупки. (Уходит в квартиру.)
ГУСАКОВ. Тёмка, паси мать!
АРТЁМ. Да уж.
ГУСАКОВ. Не выпускай из виду, беги. Багаж я занесу.
АРТЁМ. Дверь, смотрите, чтоб не захлопнулась. Ой, да на ключи, повесите на крючок в прихожей. (Подав отцу связку ключей, уходит в квартиру.)
ГУСАКОВ. Не учи. (Кладёт ключи в карман, собирает покупки.)
ТПРУНИЧЕВА. Замечательная у вас семья, озорная. Соглашусь, таких жён, как твоя, на других женщин не меняют, даже на таких, как я.
ГУСАКОВ (собрав покупки). Кажется, всё взял… Чёрт, возьми ключи в кармане и дверь подержи.
ТПРУНИЧЕВА. В каком кармане?
ГУСАКОВ. В штанах. В правом. Только, пожалуйста, без баловства.
ТПРУНИЧЕВА (запустив руку в карман Гусакова). Разве ж это баловство…
ГУСАКОВ. Сейчас всё брошу и начну всерьёз возмущаться.
ТПРУНИЧЕВА. Да ты уже возмущён.
ГУСАКОВ. Это не я…
ТПРУНИЧЕВА (вынув руку с ключами). Это жизнь.
ГУСАКОВ. Ох, ну ты и… классная баба, всё-таки!.
ТПРУНИЧЕВА (распахнув дверь). Заходи, мужичок с ноготок.
ГУСАКОВ. У тебя и такого нет. Ох, что будет! (Уходит в квартиру.)
ТПРУНИЧЕВА. Вторая половина гонорара будет. (Уходит в квартиру)

СЦЕНА 11. Прихожая. Гусакова снимает шубу, Артём принимает.
 
ГУСАКОВА. Тапки мои где? (Спохватившись.) В смысле, просто женские тапочки в этом доме есть?
АРТЁМ. Да, в ящике.
ГУСАКОВА. А, вспомнила, в прошлый раз когда приезжала…Точно, вот.

Из коридора входят Тпруничева и Гусаков.

ТПРУНИЧЕВА (придерживая дверь). Дверь держу, Макс, аккуратнее.
ГУСАКОВ. Артём, куда девать?
АРТЁМ. Куда бы сложить…
ГУСАКОВ. Включай в мозгах шуруповёрт. Наташ, повесь ключи на крючок, а-то было уже, дверь захлопывалась, в подъезде куковал…
ТПРУНИЧЕВА. Этот крючок?
ГУСАКОВА. Да!
ТПРУНИЧЕВА (вешая связку ключей на крючок). Не ори, подружка, не дома.
АРТЁМ. Тётя Наташа, сложим-ка мы твои коробки в спальне.
ГУСАКОВА. Складывайте, соседи Гусаковы, только не заныкайте чего, проверю.
ГУСАКОВ. Тёмка, дверь.
АРТЁМ (распахнув дверь). Помочь?
ГУСАКОВ. Отвали, мои черешня. (Уходит в спальню.) Помоги!
АРТЁМ. Ага. (Уходит в спальню.)

Из гостиной, с потушенным освещением, выходит Элина.

ЭЛИНА. Здравствуйте. Я - Элина.
ГУСАКОВА. И что?
ЭЛИНА. Как что?
ГУСАКОВА. Ну, Гусаковых я знаю, а вы кто?
ТПРУНИЧЕВА. Участковый полицейский, что ли? Не отвечай ей, пусть мучается. Чего ты сидела там без света?
ЭЛИНА. В окно глядела, так виднее. (Гусаковой.) Я – подруга Артёма.
ГУСАКОВА. Да поняла уже.
ТПРУНИЧЕВА. Фантастически понятливая женщина, а главное, пытливая.
ГУСАКОВА. Да, я люблю всё знать.
ЭЛИНА. Я тоже, любознательная такая.
ТПРУНИЧЕВА. Пытать она любит: кошек, тараканов, соседей…
ГУСАКОВА. Ты сейчас про меня, что ли!?
ТПРУНИЧЕВА. Нужна ты мне. Я про эту, подружку сыночка.
ЭЛИНА. Про меня!?
ТПРУНИЧЕВА. Про тараканов.
ГУСАКОВА. Элина, я - Наталья Владимировна.
ЭЛИНА. Надо же, полная тёзка Тёминой мамы.
ТПРУНИЧЕВА. Сынок, куда нам передвигаться с этих четырёх квадратах…

Из спальни выходит Артём.

АРТЁМ. Эля, куда народ звать? Толпимся…
ЭЛИНА. В гостиную. Стол уже накрыт.
АРТЁМ. Да ладно! Как в сказке…
ЭЛИНА. Мы с папкой подсуетились…
АРТЁМ. Понял. Спасибо. Ну, заходите, я - сейчас. (Уходит в кухню.)
ЭЛИНА. Мы, с Артёмом, будем рады, если вы сначала помоете руки. Те, кто не ещё не мыл.
ГУСАКОВА. Намёк понят.
ЭЛИНА. В ванной папа мой.
ГУСАКОВА. Ничего, я привыкшая по очередям.

Из ванной выходит Рыбакин.

РЫБАКИН. О, сколько нас! Всех с праздником!
ГУСАКОВА. Свет в ванной не выключайте.
РЫБАКИН. А вам свет ни к чему, сами светите, как солнышко.
ГУСАКОВА. Да? Я похожа на апельсин или на румяный пончик? 
РЫБАКИН. На сияющую женщину.
ГУСАКОВА. Значит, на женщину, я только похожа. Спасибо. (Уходит в ванную.)
РЫБАКИН. Не угодишь.
ТПРУНИЧЕВА. А зачем угождать случайным гостям. Вы со мной политесы разводите, я оценю.
ЭЛИНА. Пап, мам… Ой, извините, Наталья Владимировна! Проходим.
ТПРУНИЧЕВА (проходит в гостиную, оценивает). Не поняла, это застолье!?

В гостиной Тпруничева оценивает «шведский стол». Входит Элина, за ней – Рыбакин и Артём.

АРТЁМ. Во как!
ЭЛИНА. Стульев на всех не хватает.
РЫБАКИН. А что, «шведский стол» - отличная придумка Линочки. Мне понравилось, комната свободна, хоть дискотеку танцуй, и на диване никто не заснёт после очередной дозы…
ТПРУНИЧЕВА. И никого просить не надо, чтоб хлеб подали.
ЭЛИНА. Вам нравится?
ТПРУНИЧЕВА. Нет.

Входит Гусаков.

ГУСАКОВ (оценивает «шведский стол»). Ни фига себе феншуй!..
АРТЁМ. Не традиционно, но толково.
ГУСАКОВ. Так-то бы мне нравятся шведские дела…
ТПРУНИЧЕВА. Типа «шведской тройки»?
ГУСАКОВ. Типа ИКЕА. Просто я уже запланировал на диван завалиться, после третьего тоста. А где тётя Наташа?
ЭЛИНА. Руки моет.
РЫБАКИН. Я вам, сват, за здорово живёшь, дрыхнуть не дам.
ГУСАКОВ. Посмотрим, кто первым «хендехох» сделает.
ТПРУНИЧЕВА. Так и будем стоять? Наливай, сынок.
ЭЛИНА. Посуда там.
ГУСАКОВ (Рыбакину). Да я про диван не в смысле срубона, поясница у меня…
РЫБАКИН. Та же байда.
ТПРУНИЧЕВА (накладывая еду). Есть хочу, как лев бороться.

Входит Артём.

АРТЁМ. Кто что пьёт?
ЭЛИНА. Пусть каждый, что хочет. Исключительно для настроения и аппетита, без тоста. Прошу всех накладывать себе еду, закуску…
ТПРУНИЧЕВА. Ну, ты, девочка, рано здесь раскомандовалась.
ГУСАКОВ. Скорее, поздно, сама-то уже питается.
ТПРУНИЧЕВА. Начинай, Артём, с шампанского для всех, чтоб хоть что-то на первых порах стало дружным.
ЭЛИНА. Артём, шампанское позже?
АРТЁМ. Однозначно. Вот, вино, ликёр, соки… Пейте.
ТПРУНИЧЕВА. Хотите, не хотите, а традиция – дело святое. Тем более, в святой день. Все эти западные придумки нам ни к чему. Есть два стула, даже три. Стол тупо подвинули бы к дивану. Плечом к плечу… Сейчас накрошат, объедки потом собирай…
ГУСАКОВ. Другое дело, когда свинячат за столом, да? Одноразовую скатёрку свернул и махнул и в мусор.
РЫБАКИН. Я не свинья.
ГУСАКОВ. Да брось, сват, я ж прикололся.
ТПРУНИЧЕВА. Ещё не выпили, а уже породнились, сватья… Короче, надо было составить, чтоб как всегда, как у всех.
АРТЁМ. Элина же хотела, как лучше…
ТПРУНИЧЕВА. Как лучше она не знает. Как лучше знаю я! В силу возраста хотя бы. У старших надо сначала спросить. Ума-разума тоже надо набираться у взрослых женщин, а не лезть тут со своими придумками.
РЫБАКИН. Я опять попросил бы, не наезжать при мне на мою дочь.
ТПРУНИЧЕВА. Что значит «при мне»? Вы что, переезжать сюда собрались? Или намекаете, что когда уедете, делайте с ней, что хотите?
ГУСАКОВ. Прикинь, сват, а я с ней живу.
РЫБАКИН. Тут город роскошный, почему не переехать.
ГУСАКОВ. Завтра на экскурсию? Бывал уже?
РЫБАКИН. Давненько.
ГУСАКОВ. Мосты, дворцы, музеи…
РЫБАКИН. Не, это уже когда-то пройдено. Я в большом городе, с огромными культурными традициями, я, первым делом, в рюмочную, дальше, как фишка ляжет.
ГУСАКОВ. Какое тонкое проникновение в понимание. Готов составить компанию.
ТПРУНИЧЕВА. А я не про город говорила, я – про переезд в квартиру Артёма…

Входит Гусакова.

ГУСАКОВА (оценивая обстановку). Ейооо! Фокус-покус… И кто придумал эту столовку вместо семейного праздничного застолья?
РЫБАКИН. Я! И что?
ГУСАКОВА. Молодца вам за это. Такой красавчик ерунды придумать не может.
ЭЛИНА. Угощайтесь. А мне на кухню надо, срочно. (Убегает в кухню.)
ТПРУНИЧЕВА. Угощаются гостинцами, а еду кушают.
ГУСАКОВ. И даже лопают.
ТПРУНИЧЕВА И даже жрут. И хрумают, и молотят.
РЫБАКИН. Бывает, так напорешься, что жить не хочется, а желаешь сразу в рай.

В кухне Элина плачет.

ЭЛИНА. Зачем я женщина! Такое унижение всегда… На ровном месте! И кто унижает-то, такие же женщины… Как будто сами замуж не собирались. Ничего не хочу, ничего не надо…

В гостиной - Артём, Тпруничева, Рыбакин и Гусаковы.

РЫБАКИН. Артём, нам побалакать надо серьёзно. Я ж для того и выехал из Шахтарска на сутки раньше. Побуду с дочкой два дня и – на Азов, на родину предков, всегда там отдыхаю.
ГУСАКОВА. Шахтарск где?
ТПРУНИЧЕВА. Кузбасс.
ГУСАКОВА. А. Сибирь – не ближний свет.
ТПРУНИЧЕВА. Не свет, а северное сияние.
АРТЁМ. Поговорим, Венедикт… Извините, отчество не знаю.
РЫБАКИН. Бенедиктович.
АРТЁМ. Оставлю вас. Поговорим. (Уходит в кухню.)
ГУСАКОВ. Крутое имя-отчество.
ТПРУНИЧЕВА. Язык сломаешь. Так, покуда молодёжи нет, хватит строить из себя интеллигенцию, выпьем по-нашему. Водку все будут?
ГУСАКОВ и РЫБАКИН (хором). О, да!
ГУСАКОВА. А я хочу коньяк.
ТПРУНИЧЕВА (наливая водку). Вот и наливай себе сама. Мужчины, тару побольше?
ГУСАКОВ и РЫБАКИН (хором). О, да…
ГУСАКОВА (наливая себе коньяк). Ну, и жена у тебя, Гусаков… Сама наливает мужу!.. просто враг семьи какой-то.
ТПРУНИЧЕВА. Взяли, подняли. Максик, тост!
ГУСАКОВ. За Рождество!
ТПРУНИЧЕВА. С праздником!
РЫБАКИН. Ура.

Все выпивают, закусывают.

В кухне Элина смотрит в окно, Артём стоит у входа, любуется ею.

АРТЁМ. Гуся проверю.
ЭЛИНА. Ты здесь?
АРТЁМ (занимаясь гусём в духовке). Со столом ты классно придумала.
ЭЛИНА. Твоя мама меня ненавидит.
АРТЁМ. На то она и свекровь.
ЭЛИНА. Она мне ещё не свекровь.
АРТЁМ. Ну, она себя так ощущает… Гусь готов. Ещё чуток потомится и можно вынимать.
ЭЛИНА. А ты? Кем ты себя ощущаешь, по отношению к моему папе?
АРТЁМ. Кем? Новым знакомым. Мне надо позвонить, уединюсь в спальне.
ЭЛИНА. А по отношению ко мне?
АРТЁМ. Артёмом. Просто Артёмом.
ЭЛИНА. Поцелуй меня.
АРТЁМ. Устал объяснять…
ЭЛИНА. Ты ни разу не объяснил, скрываешь!
АРТЁМ. Или так, или никак.
ЭЛИНА. Не понимаю… Фэнтези какое-то. Я, наверное, сейчас уйду от тебя.
АРТЁМ. Не порть праздник людям. Обсудим, когда все разойдутся. (Уходит в спальню.)
ЭЛИНА. Тихий ужас… Абсурд.

В гостиной - Тпруничева, Рыбакин и Гусаковы.

ГУСАКОВА. А я из Заболотска, тут я, по сути, тоже приезжая. Наталья Владимировна. (Подаёт руку.)
РЫБАКИН. Прям прекрасная дама какая-то. Поцеловать или пожать, как принято?
ТПРУНИЧЕВАА. Обычно целуют, тайно пожимая, с намёком.
РЫБАКИН. Понял. (Гусаковой.) А глаза у вас, Наталья Владимировна!.. просто блеск. (Целуя и пожимая руку Гусаковой.) Я просто Веня.
ГУСАКОВА. А я – Наташа. А вот она – Наталья Владимировна. Нас лучше по-разному кликать, чтоб одновременно на зов не рванули.
РЫБАКИН. Чужая жена – не мой профиль.
ГУСАКОВ. Ничего себе родители имя вам накрутили! Бенедикт Венедиктович!
РЫБАКИН. Венедикт Бенедиктович.
ТПРУНИЧЕВА. Имя - одно, а заглавные буквы разные.
ГУСАКОВ. Как так срослось?
РЫБАКИН. Анекдот. Заведующая ЗАГСом возмутилась, когда меня регистрировали младенцем. Папаша малыша, говорит, человек конченый, пусть доживает свой век с вражеским западным именем Бенедикт, а ребёнка надо спасать, дать ему простое русское имя. Ей отвечают, мол, уже сделана запись, что парнишка Бенедикт Бенедиктович. А заведующая, мол, нет проблем, исправим. И поменяла «б» на «в».  Получилось замечательное русское имя Венедикт.
ГУСАКОВА. Это не анекдот, это грубое вмешательство в личную жизнь.
ТПРУНИЧЕВА. И в карму! Каждая буква в имени что-то значит, особенно, для младенца.
ГУСАКОВА. У тебя дети есть, чтоб вещать на эту тему?
ГУСАКОВ. Спятила, что ли, ты у сына моего в гостях!
ГУСАКОВА. А, ну, да…
РЫБАКИН. Ну, не «спятила» же, надо как-то повежливее…
ГУСАКОВ. Сбрендила? С ума сошла?
ГУСАКОВА. Шопинг – дело громоздкое, на мой мозг всегда так давит, так давит…
ТПРУНИЧЕВА. Предлагаю выпить, каждому – своё, по желанию. И где дети шляются… И помолчать! А-то договоримся.

В спальне Артём сидит на кровати, перед зеркалом.

АРТЁМ. Зеркало испачкала своим гримом. Ох! Что творится… что творится!.. Что я творю…

В зеркале появляется Панталиха.

ПАНТАЛИХА. Заклинаю! Заклинаю!!!
АРТЁМ. Панталиха!?
ПАНТАЛИХА. Гусачок…
АРТЁМ. Освободи!
ПАНТАЛИХА. Ни за что!
АРТЁМ. Взять бы тебя за космы да выпотрошить об пол!
ПАНТАЛИХА (растеряно). Ты чего!? Бойся меня…
АРТЁМ. Да пошла ты. Надоела.
ПАНТАЛИХА. За грубость всё усугублю! Дурак какой-то. Сам пошёл! (Исчезает.)
АРТЁМ. О, господи, чёрт дёрнул! Теперь мне точно каюк. (Падает на кровать)

В гостиной Рыбакин стоит у окна, глядит во двор. Гусаковы – по дальним сторонам друг от друга. Тпруничева ест.

ГУСАКОВ. А я, чтоб без недомолвок, не только папа Артёма. Я ещё и частичный, так сказать, хозяин квартиры. Морально, конечно, финансово. Но, как ни крути, глава семьи. Полностью зовусь: Максим Олегович Гусаков. Водитель электровоза.
РЫБАКИН. Почти коллеги. Я тоже водитель. Рулю  комбайном в шахте.
ГУСАКОВА. Ух, ты! Так круто! Настоящий шахтёр! Уважаю…
ТПРУНИЧЕВА. Так интересненько…
РЫБАКИН. В каком смысле интересненько? Как в зоопарке, что ли?
ГУСАКОВА. Не обращайте внимания, Веня! Мамаша Артёма в лёгком шоке, муж из отпуска раньше времени приехал. Будем снисходительны к изумлённой женщине.
РЫБАКИН. Да, я без претензий…
ГУСАКОВА (наливает водку в две рюмки). Придётся вам, Веня, весь вечер за мной ухаживать.
РЫБАКИН. Ура. В наших краях женщины нарасхват. Вы - райская женщина. Женщина для шахтёра – лучший подарок.
ТПРУНИЧЕВА. А в Рождество, так и вовсе божественный.
ГУСАКОВ. Ну, дарить-то так просто тут никто ничего не собирается.
ГУСАКОВА. Что вы там грустите у окна?
РЫБАКИН. Рождество, а снега нет.
ГУСАКОВА (подходит к Рыбакину, с выпивкой). Так выпьем же за снегопад. (Подавая рюмку Рыбакину, напевает.) «Снегопад, снегопад, если женщина просит, бабье лето её торопить не спеши»… Пьём.
РЫБАКИН (взяв рюмку). Выпьем, красавица.
ГУСАКОВА. На брудершафт.
РЫБАКИН. Я сейчас сбрендю! Пьём.
ГУСАКОВ. А мы, с тобой, жена, рыжие, что ли?
ТПРУНИЧЕВА. Уже плещу. (Наливает водку.)

Гусакова и Рыбакин пьют на брудершафт, целуются.

ГУСАКОВ. Эх, давненько я не расслаблялся!
ТПРУНИЧЕВА. Ещё не вечер. Пьём. (Подаёт рюмку Гусакову.)
ГУСАКОВ. За нашу любовь и семью.
ТПРУНИЧЕВА. В самые губы сказал.

Тпруничева и Гусаков выпивают, целуются.

ГУСАКОВА (запевает).
«Ох, шахта, шахта, ты - могила.
Зачем сгубила ты меня?»…
РЫБАКИН (подхватывает).
«Прощайте, все мои родные,-
Вас не увижу больше я».
ГУСАКОВ. Танго умеешь?
ТПРУНИЧЕВА. Я – артистка!
ГУСАКОВ. Готовься. (Идёт к музыкальному центру, настраивает.)
ГУСАКОВА и РЫБАКИН (хором).
«В углу заплачет мать-старушка.
Слезу рукой смахнёт отец.
И дорогая не узнает,
Каков мальчишки был конец».

Гусаков включает проигрыватель, подходит к Тпруничевой – танец.

ГУСАКОВА. Когда-то он был лучшим тангистом всего нашего Заболотского узла российских железных дорог.
РЫБАКИН. Тангистом – в смысле танго? Мне послышалось «танкистом». А я был лучшим штангистом всего Сибирского угольного бассейна.
ГУСАКОВА. Где же я видела эту противную тётку…
РЫБАКИН. Так она же ваша соседка.
ГУСАКОВА. Что? Да я не про то.

Танец кончен.

ТПРУНИЧЕВА. Ого! Это было нечто!
ГУСАКОВ. То ли ещё будет.
ГУСАКОВА. Что будет, то будет. Веня! (Запевает.)
«- Прощай, Маруся плитовая,
И ты, братишка стволовой…»
РЫБАКИН (подхватывает).
«Тебя я больше не увижу,
Лежу с разбитой головой».
ГУСАКОВА и РЫБАКИГ (хором).
«- Ах, то был ярый коногонщик,
Я ухажерочка твоя,
Тебя убило здесь на шахте,
А я осталася одна».

Из кухни проходит в гостиную Элина.

ЭЛИНА. Здесь я, никуда не делась. Не скучаете? Проголодалась.
ТПРУНИЧЕВА. Я-то?
ЭЛИНА. Я. Всё – я. Во всём виноватая.

Из спальни проходит в гостиную Артём.

АРТЁМ. Пир горой. Я – с вами.
ЭЛИНА. Всех ещё раз с Рождеством!
ТПРУНИЧЕВА. Молодёжь необразованная. Как правильно надо приветствовать друг друга в этот день?
ГУСАКОВ. Знал в детстве, но забыл.
РЫБАКИН. И я забыл, да ещё и не знал никогда. В поезде залез в «Одноклассники», смотрю новость и одуреваю: придумали игрушку, называется «Распни Христа сам».
ТПРУНИЧЕВА. Да ну!..
ГУСАКОВА. Точно-точно, у нас «В Контакте» тоже было. Там надо собрать детали в одно большое распятие. Наши уверены, что фейк.
ГУСАКОВ. На «Фейсбуке» подтвердили, что точно, так и есть.
ТПРУНИЧЕВА. Игрушка…
ГУСАКОВА. Доиграются.
РЫБАКИН. Руки поотрывать.
ГУСАКОВ. Даже пить расхотелось.
ТПРУНИЧЕВА. Приветствовать надо словами: «Христос Родился!» Отвечать же надо: «Славьте Его!». Его – с заглавной буквы Е.
ГУСАКОВ. Умница моя!
ТПРУНИЧЕВА. И похристосоваться.
РЫБАКИН. Расцеловаться?
ГУСАКОВ. Опять…
ГУСАКОВА. В следующей жизни.
АРТЁМ. Ну, гости дорогие? Христос родился!
ВСЕ (дружно). Славьте Его!
РЫБАКИН. До дна.
ГУСАКОВ. Аминь.

Все выпивают.

ТПРУНИЧЕВА. Хорошо. Отдали Богу богово, кесарю кесарево, а теперь, думаю, пришла пора разобраться, кто мы здесь кому приходимся. Со взрослыми всё ясно. А вот вы, двое, молодые, что скажете?
АРТЁМ. Ничего…
ЭЛИНА. Не стесняйся. Ты хотел сделать мне предложение руки и сердца.
АРТЁМ. Не хотел! Нет, хотел, конечно, но не хотел, чтоб так вот. Мама!
ГУСАКОВА. И вообще, зачем нужна официальщина? Пришли ваши времена, молодые, так просто живите в удовольствие.
ТПРУНИЧЕВА. Эй, не встревай в чужую семью…
ГУСАКОВА. Хорош гавкаться.
ЭЛИНА. Мой папка против. Пап?
РЫБАКИН. Конкретно и непосредственно.
ЭЛИНА. И я сама хочу, чтобы наши дети жили в законной семье. Я, такая, так воспитана.
РЫБАКИН. Вот так. Артём?
АРТЁМ. Я не стану делать предложение.
ЭЛИНА. Почему?
АРТЁМ. Не хочу.
ЭЛИНА. Но ты собирался… сегодня!
ТПРУНИЧЕВА. В сексуальном экстазе мужики какую только ахинею не несут.
РЫБАКИН. Ребята, не шутите.
АРТЁМ. Эля, признайся честно, я не собирался.
ЭЛИНА. Ты намекал!
АРТЁМ. Тебе показалось, выдала желаемое за действительное.
ЭЛИНА. Не любишь?
АРТЁМ. Не в том дело, Эленька…
ЭЛИНА. Любишь. Признайся честно!
АРТЁМ. Очень. Очень люблю.
ЭЛИНА. Значит, сделаешь предложение, я, такая, обещаю. Или папе пожалуюсь, а он, такой, крутой.
АРТЁМ. У меня слов нет!
ГУСАКОВА. Пожалуйся своему папе.
ЭЛИНА. Мне тридцать четыре года! Мой доктор утверждает, что родить здорового ребёнка можно только до тридцати пяти.
ГУСАКОВА. Ну, сейчас и в полтос строгают.
ТПРУНИЧЕВА. За большие деньги!
ГУСАКОВ. Или по большой дури.
ЭЛИНА. Разговор шёл обо мне! Прости, милый, у тебя выбора нет, а у меня времени.
ТПРУНИЧЕВА. Что значит «нет выбора»!
РЫБАКИН. Нет-нет, подтверждаю.
ЭЛИНА. Сегодня ты при всех сделаешь мне официальное предложение. Тем более, что я тоже тебя люблю. Мы оба любим друг друга, сегодня великий праздник…
ГУСАКОВ. И обручённые побежали строгать буратину…
ТПРУНИЧЕВА. Вот и поезжай на родину, девочка, где шахтёры, и живи себе там подарком всю оставшуюся жизнь.
РЫБАКИН. Не понял, это грубиянство или совет?
ТПРУНИЧЕВА. Мудрость.
ГУСАКОВА. Эх, мне, что ли, махнуть в шахтёрские края.
ГУСАКОВ. А я предпочёл бы тоскливо грызть черноморскую гальку, чем жениться против желания.
РЫБАКИН. Ты, Макс, пошутил или где?
ЭЛИНА. Папа, мы в гостях, веди себя соответствующе.
ГУСАКОВА. Веня, возьми себя в руки.
РЫБАКИН. В чьи!?
ЭЛИНА. Я, такая, сказала же ясно: папа!
РЫБАКИН. Всё, пора жёстко расставлять точки. Ждите. (Уходит в коридор, разбирается в сумке.)
ТПРУНИЧЕВА. Ни фига себе, мать-командирша! Тёмик, а твоя Элиночка-то не фунт изюму. Или ты, подкаблучник, нарочно построже подбирал?
ГУСАКОВА. Мой сын с пола никогда не подбирал!
АРТЁМ. Мама!.. (Спохватившись, добавляет) …рОдная. Что вы все лезете!? Просто выпить, закусить, попеть, потанцевать – не судьба?

Рыбакин с полиэтиленовым пакетом.

РЫБАКИН (доставая из пакета). Вот альбом про мою дочурку, за которую я динозавра порву, от рождения до последнего времени. Похвальные грамоты, почётные… Из детского садика, из школы, из всех трёх вузов. Я даже резинку с её ручонки, что в роддоме прицепили, привёз. Вот благодарственные письма от всех её друзей и товарищей мужского пола, подчёркивающие все положительные стороны. В этих письмах ни капли лжи, потому что когда ты висишь над последней чертой, а за оставшуюся ногу тебя держит пусть крепкая, надёжная, но суровая и неумолимая рука последнего человека, которого ты видишь на планете Земля, врать не станешь.
ТПРУНИЧЕВА. А это у вас что?
РЫБАКИН. Перчатки. Во времена нашей с тобой молодости, Макс, я привёз бы боксёрские, а сейчас в тренде перчатки для микс-файта.
ГУСАКОВА. Что?
ТПРУНИЧЕВА. Микс-файт - это бои без правил.
ГУСАКОВА. Стоп-стоп-стоп, бои!?
ГУСАКОВ. Я так понял, что если наш, с тобой, оболтус не сделает предложение его дочери, то последует вызов на дуэль. Я приму его, не сомневайся, я своё отжил, отцы за детей всегда в ответе. Но запомни, до сына моего ты не доберёшься, покуда я жив, а ещё и мать на подстраховке. Верно, мать?
ГУСАКОВА. Стопудово! 
ЭЛИНА. Всё, моё терпение кончилось. Я, такая, понимаю, что тут точно всё не то, как говорится. Артём, чей ты сын?
АРТЁМ. Чей-то.
ТПРУНИЧЕВА. Неважно. Но куда важнее, что Рыбакин не шутит. Я права?
РЫБАКИН. На все сто.
ТПРУНИЧЕВА. И бой состоится?
РЫБАКИН. При любой погоде.
ТПРУНИЧЕВА. Артём Максимович, сливай воду, а я пошла.
АРТЁМ. Нет! Я не разрешаю! Стоять!
ТПРУНИЧЕВА. А зачем тут я? Спектакль сорван. И не по моей вине. Сами накосячили со своими. Не следовало их сюда пускать! Всё – тупик. В Рождество, конечно, можно надеяться на чудо, но без меня. Присутствовать при уголовном преступлении я не намерена. (Уходит.)
РЫБАКИН. Да чего вы из меня монстра-то делаете! Я хороший парень, и человек нормальный. Просто у меня дочь на выданье уже почти два десятка лет, тут любой отец начнёт копытом бить.
ГУСАКОВА. Копытом бить необязательно в лоб, можно только о землю.
РЫБАКИН. Тогда зачем оскорблять! Унижать-то зачем? Не меня, её!
ГУСАКОВ. Да ладно не шуми.
РЫБАКИН. Предлагаю по порядку. Кто вы все здесь такие?
ГУСАКОВА. Я – его мать. Отец – он. Сын – наш. Теперь здесь все свои на своих местах. Сын, твоя очередь говорить. Или ты отцовской гибели смертью храбрых хочешь?
ГУСАКОВ. Ну, всё не так однозначно, Натуся, локомотив не так просто остановить, если разогнать его на всю катушку. Но Рыбакин справедлив в своём требовании. Артём, пора подать голос, небось, не в урну, давай.
РЫБАКИН (после паузы). Молчит. Не уважает. Дочь, он у тебя мужик или у него просто квартира в престижном городе?
ЭЛИНА. Не задавай глупых вопросов, тебя здесь вообще не должно было быть.
РЫБАКИН. Да без меня здесь тебя заклевали бы! 
ЭЛИНА. А кто та женщина, которую выдавала себя за мать?
АРТЁМ. Я никого из вас не ждал! Нас должно было быть сегодня только трое: Эля, я и Тпруничева. Тпруничева работает в сервисе «Жена на день». По специальности артистка, хотя работает в Комбинате Бытового Обслуживания.
РЫБАКИН (впечатлён). Кино и русские! Немцы отдыхают.
ЭЛИНА. С ума сойти.
ГУСАКОВА. Тпруничева?
АРТЁМ. Я будущую свекровь для Элины, в надежде, что она отвадит её от замужества.
ГУСАКОВ. И у неё неплохо получалось, если бы настоящая свекровь не сорвала представление.
ЭЛИНА. Я, такая, вся в смятении, Тёмочка! Под корень. Отвадить!?
ГУСАКОВА. И меня до основания дестабилизировал своим признанием!
ЭЛИНА. Как же наша любовь, где?
АРТЁМ. Да есть она, есть! Просто мне нельзя жениться.

Входит Тпруничева, без грима, с чемоданом.

ТПРУНИЧЕВА. А вот и я.
РЫБАКИН. Ух! Она же совсем молодая… и красивая…
ГУСАКОВА. Свекровь по вызову. Смешно.
ГУСАКОВ. Она не виновата, работа есть работа.
ТПРУНИЧЕВА. Ушла бы, не попрощавшись, но, чтоб вы знали, гонорар превыше всего.
ЭЛИНА. И хороший человек. Видно же, я в людях не ошибаюсь.
ГУСАКОВА. Тпруничева! Вспомнила. Битый час голову ломаю, кого она мне напоминает. Ну, вылитая Матрёна Семёнова из Больших Козлов! А, Макс, помнишь?
ГУСАКОВ. Откуда! Я в твоей деревне бывал-то пару раз и то тридцать с лишним лет назад.
ГУСАКОВА. Зато губа там у тебя, помню, отвисала точно так же при виде наших баб.
ГУСАКОВ. И чё фыркаешь, тебе же достался, радуйся.
ГУСАКОВА. Дома порадуемся, наедине.
ТПРУНИЧЕВА. Да, Матрёна Семёновна – моя мать.
ГУСАКОВА. Землячка!
ГУСАКОВ. Значит, родня. Никакого криминала ни в чём здесь никто, оказывается, не совершал.
ГУСАКОВА. Она, случайно, не за Онуфрия Тпруничева из Кебаньёля замужем?
ТПРУНИЧЕВА. Да…
РЫБАКИН. Ребята, вернёмся уже к нашим баранам! Чёрт с ними, с вашими Козлами, мы-то тут, а выбираться отсюда штука жёсткая.
ЭЛИНА. Ничего, возьмём такси, пусть всех развозит.
ТПРУНИЧЕВА. На эти деньги лучше взять коньяк, развезёт быстрее.
РЫБАКИН. Приглашаю на такси с коньяком, если что.
ГУСАКОВА. Твоя бабка ещё была сильнющая колдунья.
ТПРУНИЧЕВА. Поправка: она была ведьма, чтоб вы знали, а не колдунья.
ГУСАКОВ. Панталиха, что ли?
ГУСАКОВА. Ну, да.
АРТЁМ. Панталиха – твоя бабушка!?
ТПРУНИЧЕВА. Она очень не любила это глупое прозвище, которое, к слову, ничего не значит.
АРТЁМ. А тебя в детстве звали Граня?
ТПРУНИЧЕВА. Да…
АРТЁМ. Невероятно! Ну, надо же! Вот ты, Граня, и есть мой секрет. Люди, из-за неё я не могу жениться.
ГУСАКОВЫ (хором). Чегооо!?
ЭЛИНА. Я опять в шоке! Столько раз уже сегодня!..
ТПРУНИЧЕВА. Интересненько…
РЫБАКИН. Говори, парень.
АРТЁМ. В глубоком детстве, во время Козлиных каникул, я поцеловал девчонку. То есть, вот её, Граню. Не сильно, так, для острастки, чтоб не выпендривалась.
ТПРУНИЧЕВА. Точно! Теперь я поняла, из каких вы Гусаковых! Ты - Тёмка городской?
АРТЁМ. Ага.
ТПРУНИЧЕВА. У нас свой был Тёмка, деревенский.
АРТЁМ. Точно. Ты расплакалась и побежала домой жаловаться.
ТПРУНИЧЕВА. Естественно, невинности лишили.
АРТЁМ. Она только убежала, а тут из-за забора, как из-под земли, как какой-то гриб, образовалась злая старуха, которую все дети в округе боялись. И закляла меня.
ГУСАКОВЫ (хором). Панталиха закляла! Ничего себе…
РЫБАКИН. Что значит «закляла»?
ЭЛИНА. Заколдовала! Пап, что ты, как маленький.
ТПРУНИЧЕВА. Бабушка – не колдунья.
АРТЁМ. Закляла она меня, мальчонку на то, что следующий мой поцелуй окажется для меня смертельным. То есть, если я поцелую девушку или там женщину, то тут же умру. 
ТПРУНИЧЕВА. Ух, ты. А я, чтоб вы знали, не знала.
АРТЁМ. А я, чтоб вы знали, хочу жить. Нравится мне это дело, и ещё не надоело.
РЫБАКИН. Ты серьёзно веришь в эту чушь? Что ты брешешь! Ты придумал сказку, чтобы не жениться! Поматросил и бросил!
ГУСАКОВА. Рыбакин! Деревенское ведовство – не шутка, и совсем никакая не чушь.
РЫБАКИН. Дети, что ли! Лжецы!
ГУСАКОВ. Я – свидетель и жертва колдовства. Наташка же меня и приворожила у той самой Панталихи.
ГУСАКОВА. И чем ты не доволен?
ГУСАКОВ. Я счастлив, Натуся. Но могли бы и посоветоваться.
РЫБАКИН. Трус.
ЭЛИНА. Папа! Просто это его выбор.
РЫБАКИН. Всё равно трус. Шкодник и паскудник.
ГУСАКОВ. Хорош лаяться!
ГУСАКОВА. Мужики, хорош бузить! И нечего бежать впереди паровоза.
ТПРУНИЧЕВА. Один практический вопрос. Я так поняла из разговоров, что между вами, Артём Максимович и Элина Венедиктовна, был секс. Ежели был, то как вы обходились без поцелуев? Вы же люди, а не…
ЭЛИНА. У нас есть специальная повязка.

Все, каждый по своему, ахают.

ТПРУНИЧЕВА. Тушите свечи, коли плафоны…
РЫБАКИН. Тряпка. Не мужик.
АРТЁМ. Хватит тут махать перед носом каким-то перчатками, старик! Ещё одно оскорбление, так по тыкве настучу, в психушку не примут.
РЫБАКИН. Ух, ты… Ишь ты…
АРТЁМ. Веришь?
РЫБАКИН. Старик, говоришь? Может, ты и здоровее, а только я за дочу мою костьми лягу.
АРТЁМ. Вот так.
ТПРУНИЧЕВА. А вы, господин Рыбакин, рискнули бы жизнью ради чувства?
РЫБАКИН. Рисковал и неоднократно. А вся эта байда с колдуньей – туфта.
АРТЁМ. Да, я – трус. Но ради вашей Элины готов был бы рискнуть, если бы не ещё одно «но». Панталиха закляла, что умру не один я, а вместе со своей избранницей.

Все, каждый по своему, ахают.

ЭЛИНА. Я готова рискнуть.
РЫБАКИН. Нет! Собирайся, поехали.
ГУСАКОВ. Ты же сказал, что это чушь…
РЫБАКИН. Да, чушь, но ваша, нам чужого, вашего не надо, своего – выше крыши. Элина, одеваться.
ЭЛИНА. Папа…
РЫБАКИН. Не заставляй меня применять силу!
ЭЛИНА. Вот и  вся любовь, Артём?
АРТЁМ. Любовь проходит, приходит новая, а жизнь одна. Прощай.
ЭЛИНА. Да. (Уходит в прихожую, одевается на выход.)
ТПРУНИЧЕВА. Господин Рыбакин, подбросите меня?
РЫБАКИН. Да. (Уходит в прихожую.)
ТПРУНИЧЕВА. Я – сейчас. Господин Гусаков, расчётец-бы.
АРТЁМ. Да. (Достаёт из серванта деньги, отсчитывает.)

В прихожей, Элина замечает упакованный вертеп.

ЭЛИНА. Мой подарок.
РЫБАКИН. Какой?
ЭЛИНА. Вертеп. Игрушка… Надо отдать. (Крадёт связку ключей с крючка, кладёт в сумочку.)
РЫБАКИН. Найдёт.

В гостиной Тпруничева и Гусаковы, Артём отсчитывает купюры.

ГУСАКОВ. Ну, денёк…
ГУСАКОВА. Обожди, ещё не всё.
ГУСАКОВ. И какую же оперу дают вечером?
ГУСАКОВА. Дома послушаешь. Мы уезжаем.
АРТЁМ (подаёт деньги Тпруничевой). Вот.
ТПРУНИЧЕВА. Нет-нет, только не из рук в руки, через предмет.
АРТЁМ. Да вот, на стул кладу, пересчитайте. Спасибо, вы отлично справились. Написать отзыв?
ТПРУНИЧЕВА (забрав деньги). Конечно. На адрес предприятия, по электронке, или на сайте. Пойду.
АРТЁМ. Сделаю.
ГУСАКОВА. Маме привет.
ТПРУНИЧЕВА. Обязательно.
ГУСАКОВА. Передай, ей очень повезло, что не вышла замуж за моего машиниста.
ГУСАКОВ. А что, хотела?
ГУСАКОВА. Она-то? Ещё как! Не знал?
ТПРУНИЧЕВА. Приятно познакомиться ещё раз. До свидания. (Уходит в прихожую.)

Из прихожей входит Элина, с упакованным вертепом.

ЭЛИНА. Артём, подарок. Не выбрасывай, пожалуйста, даже если сломается.

Вбегает Рыбакин, обхватывает Элину.

РЫБАКИН. Держите парня!
ЭЛИНА. Пусти!
РЫБАКИН. Они могут поцеловаться!
ГУСАКОВЫ (дружно обхватывают Артёма). Держим!
АРТЁМ. Не надо!
РЫБАКИН. Артистка, сюда! Забери коробку и поставь куда-нибудь.

Вбегает Тпруничева.

ТПРУНИЧЕВА. Обалдеть… (Забирает коробку, ставит на стол.) Я видела сегодня бабушку, в окне, на лестничной площадке, она со мной говорила.
РЫБАКИН. Мы уходим! (Уводит Элину.)
ГУСАКОВЫ (дружно). Держим, держим!
ЭЛИНА. Тёма!!!
АРТЁМ. Элечка…
РЫБАКИН. Артистка, помогай! У меня сумка.
ТПРУНИЧЕВА. Бегу! (Бежит в прихожую.)
РЫБАКИН. Сумку эту прихвати, она лёгкая.
ЭЛИНА. Папа, пусти, я сама пойду!
РЫБАКИН. Мы – на лестнице.
ТПРУНИЧЕВА. Я – быстро.
РЫБАКИН. По ходу, такси вызовете?
ТПРУНИЧЕВА. Да-да.
РЫБАКИН. Элина, пошли вон отсюда!
ЭЛИНА. Да, папа.

Рыбакины уходят из квартиры.

ТПРУНИЧЕВА (собравшись на выход, заглядывает в гостиную). Ну, всех благ. Земляки.
ГУСАКОВЫ (из гостиной, наперебой). Добрый путь. С праздником.
ТПРУНИЧЕВА. Жаль, Артём Максимович, что вы меня так и не накормили рождественским гусём. Жаль. Мы ушли. (Уходит из квартиры.)
ГУСАКОВ. Что за гусь?
АРТЁМ. Да отпустите меня!
ГУСАКОВА. Держи его, пойду дверь запру, а ключи заберу. Держишь?
ГУСАКОВ. Иди уже!
ГУСАКОВА. Псих. (Уходит в прихожую.)
ГУСАКОВ. Что за гусь, я тебя спрашиваю?
АРТЁМ. Обыкновенный! Купил на рынке и запёк.
ГУСАКОВ. Ты что натворил, сопляк!
ГУСАКОВА (из прихожей). Ключей на крючке нет!
ГУСАКОВ. Самую главную заповедь рода нашего нарушил.
АРТЁМ. Что Гусаковы и все Гусевы гусей не едят? Так я и не ем.
ГУСАКОВ. Мать, он испёк гуся!
ГУСАКОВА. Может, к лучшему? Как раньше бабки-знахарки младенцев лечили, на лопату и – в печь. Перепечённое дитя – это ж как заново рождённое.
ГУСАКОВ. Да надоело мне его держать! (Отпускает Артёма.)
АРТЁМА. Ну, ты, папа, цепкий, как клещ.
ГУСАКОВА. Может, Панталихино заклятие и спадёт?

Звонит мобильный телефон.

АРТЁМ. Ага, я теперь сам - рождественский гусь. Приятного аппетита. (По мобильному). Привет, Сергей. Да, готов. Через полчаса буду. Всё, до встречи. (Убирает мобильный.) Насчёт детей ничего не скажу, а гуся я испёк для бездомных. Друг у меня есть, миллионер, Серёга, как раз звонил. Взял под опеку в этом году приют, сегодня ровно год, первое Рождество под Серёгиным началом. Мы, друзья, подключились. Мне по жребию досталось испечь гуся. Вот и все дела. Пойду, отнесу рождественский подарок людям. Ждут. (Уходит в кухню, за гусём.)
ГУСАКОВ. Меня дед предупреждал, чтоб ни под каким видом.
ГУСАКОВА. Теперь-то что! У Тёмки деда не было, ни одного, все перемёрли до его рождения. Ничего, новые времена – новые приметы.
ГУСАКОВ. Это не примета, это священный Грааль!
ГУСАКОВА. Дурак ты, Макс, и не лечишься. Идём собираться, электричка в девятнадцать одиннадцать, отсюда ехать хренову тучу времени… (Уходит в спальню.)
ГУСАКОВ. Я должен посмотреть. (Уходит в кухню.) 

В кухне Артём уже вынул из печи гуся. Достаёт с антресолей контейнер.

АРТЁМ. Думаю, подойдёт, а, как думаешь, Гуся?

Входит Гусаков.

ГУСАКОВ. Он ещё с ним разговаривает… Ёлки-палки, настоящий гусь!
АРТЁМ (упаковывает гуся в контейнер). Ключи от дома у тебя есть, если сорвётесь. Я дольше часа не буду. Вы когда поедете?
ГУСАКОВ. Часа через два.
АРТЁМ (упаковав). Встал! Закрылся! Как там и родился, Гуся-то.
ГУСАКОВ. Не шути с потусторонним, Тёма.
АРТЁМ. Да какие шутки, пап! Особенно от меня. Дождитесь, я пошёл. (Взяв контейнер, Проходит в прихожую.)
ГУСАКОВ. Дождёмся. (Проходит в прихожую.)

В прихожей, Артём одевается.

АРТЁМ. Мам, не было ключей на крючке?
ГУСАКОВА (выходя из спальни). Нет. Как теперь будешь?
АРТЁМ. Да ерунда, эти всё равно запасные.
ГУСАКОВ. Рождественский ты наш подарок.
АРТЁМ. Точно! Вертеп тоже в приют отнесу. (Проходит в гостиную.) Не хочу, чтобы что-то напоминало про сегодня. (Возвращается с упаковкой.) Ладно, хозяйничайте, я пошёл.
ГУСАКОВА. А если твоя ещё не уехала?
АРТЁМ. Пережду в скверике, или в подъезде.
ГУСАКОВА. Точно?
ГУСАКОВ. Сына, не дури, ладно?
АРТЁМ. Да всё путём. Хотел бы, давно уже… (Уходит из квартиры.)
ГУСАКОВА. Идём, примеришь рубашку.
ГУСАКОВ. Зачем? Всё равно же купила.
ГУСАКОВА. Я, может, хочу на тебя голенького полюбоваться.
ГУСАКОВА. Ага, ври, досмотр собралась провести. (Уходит в спальню.)
ГУСАКОВА. А как же, курорт – дело тёмное, не просветишь – не поймёшь.

СЦЕНА 12. Скверик. Артём выходит из подъезда. Звонит мобильный телефон.

АРТЁМ (по телефону). Да, Сергей? Да ладно! Всё сгорело? Караул! Понятно, что поджог. Люди хоть живы? Ну, слава богу. Да понятно. Отзвонись потом. А птицу я на волю выпущу, пусть летит. Конечно, волшебный, гусь-то рождественский. Давай, держись там. (Убирает телефон.) Ну, и день сегодня. Ладно, продышусь хоть в скверике. (Заходит в скверик, ставит на скамейку контейнер и упаковку.) Что за вертеп, да ещё с песенкой? (Распаковывает коробку, достаёт игрушку – вертеп.) И как тут… А, ясно. (Нажимает на кнопку под днищем игрушки.)

Вертеп зажигает огоньки, кружится, звучит песня в исполнении детского хора:

«Коротали ночь во поле
Костровые пастухи
Увидали в свете Бога
Убоялись за грехи
То не Бог был то был Ангел
Но от Господа Он был
Зря боитесь Он сказал им
Час Суда не наступил

И ещё сказал им Ангел
Поглядите в небеса
Ясной белою звездою
Людям светят чудеса

В Вифлееме в древних яслях
Человечия жена
Родила от Бога Сына
Но невинная она

Вы пойдите поглядите
Костровые пастухи
Засвидетельствуйте чудо
Вам простятся все грехи

И пошли и поглядели
Поклонились и ушли
По дороге Весть Благую
По прохожим разнесли

И к стадам своим вернулись
Костровые пастухи
Вот и ночку скоротали
И простились всё грехи».

В скверик входит Элина, со связкой ключей на пальце.

ЭЛИНА. Сбежала.
АРТЁМ. Эля…
ЭЛИНА. Ключи украла. Как тебе вертеп?
АРТЁМ. Эличка…
ЭЛИНА. Как ты?
АРТЁМ. Счастлив.
ЭЛИНА. Давай, вдвоём умрём от счастья.
АРТЁМ. Да.

Элина и Артём обмирают в поцелуе. Снегопад засыпает их, сделав сугробом. И всё становится белым пространством. Сам снегопад – это снежинки, превращающиеся из белых цветов. А цветы из корзины достаёт и разбрасывает, вся в белом, Панталиха, сидящая на дереве.

ПАНТАЛИХА. Наша взяла! Так прекрасно умереть от счастья! Так прекрасно!.. наверное. Я бы не смогла. И не смогла. Мне так жаль… так жаль. И так радостно! Я есть, покуда обо мне печётся мой рождественский гусь. Гуся, Гуся…

Выбивается крышка контейнера, оттуда взлетает гусь, зависает над Панталихой, какает ей на нос. Панталиха надевает на голову корзину.

ГУСЬ (садится на корзину, разметает крыльями снег, поёт).
«Рады взрослые и дети —
Праздник лучший на планете:
Рождество приходит в дом,
Чтобы счастье было в нём».

Белизна расцвечивается. Артём и Элина, прижавшись друг к другу, оттаивают.

ЭЛИНА. Ты как?
АРТЁМ. Живой. Похоже, счастливые не умирают. Ты как?
ЭЛИНА. Я с тобой.