Легенда о Велихо Глава 5

«Сухие пути и водные дороги»

В погоне за идеалами, мы забываем о том,
как прекрасно несовершенство

Справа шёл посох, ведомый моей рукой, рядом – Хамку, с левой стороны, немного поодаль шла Медея, из-за чего я часто озирался и иногда перекидывался с ней парой слов. Спустя три дня пути, она вдруг, стала мягче и теплее ко мне. Я стал чувствовать, что тоже ей интересен и с радостью отвечал на её вопросы, и был изумлён тем, что в какие-то моменты беседы она удивлялась моим рассуждениям и взглядам. Я стал представляться в её глазах человеком сведущим и взрослым. Её прикосновения, невзначай, будоражили меня и горячили тело. Я наполнялся смыслом изнутри.
Она осталась сиротой в 4 года, после гибели родителей в схватке с драконом. Воспитывала её семья, у которой был сын её же возраста, возможно, поэтому она росла как пацанка, вечно лазила по деревьям, дралась с мальчишками на равных и знала больше, чем другие дети. Её кожа была чуть смуглее всех остальных, будто она была не из этих мест, или природа её отметила особым знаком, чтобы точно не потерять среди других жителей племени Вилли-Хана. Она раньше всех начала охотиться, была родной диким животным, и они её принимали как равную себе.
Она часто выезжала с другими жителями своего племени ради грабежей и пополнения запасов, когда их не хватало, и всегда указывала куда двигаться и сколько можно брать. Необыкновенная и иноземная была девушка. Было как-то странно, что она разрешала мне за ней ухаживать. Двинуться в сторону наших деревень и забрать детей, было навеяно ей сном, что меня, в общем-то, не удивило.
Путь был долог и труден. Неделю мы собирали вещи, делали повозки, загружали на них всё необходимое, без чего будет невозможно обосноваться на новом месте. В тот момент, я не представлял себе, как Велихо мог нас найти, если мы уйдём. Ещё неделю двигались всем табаром или медленным табуном. Останавливались на ночлег, чтобы отдохнуть. Некоторые спали на- и под повозками, для женщин с детьми разбивали быстрые палатки или натягивали тент между повозками, и получался большой дом без стен, но с крышей. Погода была хорошая, ночи тёплые и приветливые. На третий день пути впервые появилось солнце и улыбнулось нам.  Виллихановцы сразу воспряли и стали идти бодрее. Медея указывала нам путь, и мы, повинуясь, легко шли к общей цели.
Дорога петляла между зубастым лесом и величественной горой. Птицы то и дело пересаживались с места на места, наблюдая за нашим движением, и удивлённо что-то обсуждали между собой на птичьем. Если бы с нами был Кирим, то перевёл бы их разговор,  наверняка, содержание этой беседы было хлёстким и однозначным.
Всё чаще взору предлагались поля и растущие на них красоты. И благодаря их присутствию, жители племени начинали улыбаться и разговаривать. Чаще и больше, но так, чтобы не истратить силы. Происходила своеобразная «разморозка» душевного сосуда каждого. Непонятной пока оставалась плата за прошедшие грехи.
Гремучая горная река несла свои воды отчаянно и глубоко. Преодолеть её в брод было невозможно, так как не было мелководья. Как перебраться на тот берег, имея такую объёмную и тяжёлую поклажу, мы не могли себе представить. Чем ближе мы приближались к ней, тем больше становились наши сомнения и растерянность. Её руки, что она распростёрла в широченные объятия, забрызгивали сушу метра на три от своего основного русла. Её громкость была столь оглушительна, что не слышно было слов человека стоящего в двух шагах.
Два дня провели мы на краю горного смелого берега в поисках решения преодоления пути, так как Медея безмолвно показывала на тот берег, и лишь разворачиваясь, так же безмолвно уходила в свою палатку. Вечером я набрался смелости и заглянул к ней. Она была понура и чем-то опечалена. Впервые я видел её такой растерянной и неверующей в свои возможности. Она рассказала, как тяжело быть проводником, вечно всё тычут, крутят у виска, а те, кто не крутит, просто считает странной или даже сумасшедшей. Всю жизнь она пытается доказать жителям своего племени, что она такая же как все, или просто имеет право быть такой, какая она есть, и жить без их озлобленности или зависти. Чем сильнее она становилась, тем слабее казались остальные, и злились ещё больше от собственной беспомощности. Как же страшно некоторым людям потерять собственную важность. Но ведь, гораздо важнее, сохранить тот оригинал, которым тебя сделали Великие... Быть чистым слепком изначального плана. И Медея, несмотря на все испытания и страхи, смогла им остаться. Вот что так сильно влекло меня к ней. Великое уважение. Уважение. И желание защитить. Нам ничего не оставалось, как строить мост. Живой мост. Потому что на настоящий, ушло бы пол года.
Мы и представить себе не можем, как глубоки реки, их подводные камни, как они прорастают своим основанием в дно реки, в её недра; как обширно питают и наполняют её подземные воды растения, деревья и всё живое, что есть на поверхности, какая тончайшая связь существует между подземными водами и корнями растений. Как красноречивы и одновременно безмолвны голоса горной буйной реки.
Живой мост строился легко: из срубленных деревьев делались плоты, плоты без моторов, лишь их основания. Эти прямые упругие доски ставились на плечи живым столбам, коими были люди самые сильные и самые выносливые, такие которые могли устоять против течения реки, не сдвинувшись с места. По их плечам, распределяя вес по всему периметру, двигались колесницы с поклажами, детей женщины переносили на руках, живые столбы стояли под натиском этого тяжёлого груза и потока свирепой и живой воды. Двое упали в воду, одна колесница свалилась следом за ними, но уже ближе к заветному берегу, поэтому всё ценное удалось выудить и впоследствии высушить, всё, кроме ящика с инструментами. Они разлетелись, как разбитое стекло, на мелкие осколки по дну реки. Это то немногое, что совсем не страшно было потерять. Или заплатить.