Перст Судьбы
Выходных нет. Они есть, но почему-то время в эти дни не течёт, а летит. Не вода, а воздух, ветер. Не успеешь проснуться, суббота, считай, закончилась. А всего-то – съездили в магазин, попили в «Сладкоежке» кофе. Вернёшься из бани, сына в бассейн, «то-сё» - и воскресенью тоже капут. Ладно…
Выключив верхний свет, привалившись к подушкам, Байков расположился на диване – в одной руке стакан с пивом, другая на свёрнутом пледе, рядом с телевизионным пультом. Можно было бы влить в себя что-нибудь покрепче, но завтра предстояло два важных дела: проводы и переобувание. Байков-младший дожил до своих первых осенних каникул (а мог бы, если сравнивать разницу в возрасте, заканчивать школу), и его отправляли в Москву к тестю и тёще. Но это вечером, утром замена шин - «Зима, крестьянин, торжествуя…»
Жена возилась на кухне, сын бесшумно играл в своей комнате, размякший Байков смотрел на экран. Показывали американскую страшилку. Начало он пропустил, но это совершенно неважно – сюжет был прост, как домашнее задание по арифметике: из психушки сбежал глухонемой маньяк, его ловит бесстрастный, жующий жвачку коп, которому помогает или пытается помочь хромой старик-охотник. Действие разворачивалось на фоне густого северного леса, каких-то заброшенных ангаров, автомобильного кладбища и прочей атрибутики захолустного американского быта. Ничего нового, ничего страшного, неинтересно, бездарно и затянуто. Но переключать не хотелось – какая разница? В этом ведь прелесть, в обстановке: за окном старается дождь, голову слегка туманит пиво, уютный диван, не дающий погрузиться в дрёму вскрикивающий и визжащий тормозами телевизор. И, главное, сегодня пятница.
Байков может и заснул бы, но позвонили с работы, обеспокоенная охрана – где ключ от кабинета? Оказалось (пришлось вставать, идти в прихожую, проверять карманы куртки), что ключ у него, забыл сдать. Поэтому, всё в порядке, ребята.
После разговора Байкову уже не балделось, безмятежность исчезла - обломали. Неужели не понимают таких элементарных вещей?! У тебя, допустим, «служба», но у меня-то отдых! Чем извиняться, лучше бы совсем не звонил.
Чтобы отвлечься от раздражения, Байков сосредоточился на фильме.
Под оркестровое нагнетание показывали интерьер загородного дома, принадлежащего, видимо, старику-охотнику. Хороший дом, «крутой» - такие дома у нас имеют не егеря, а совсем другие люди, такие, как шеф Байкова. От пола до потолка окно-стена, за ним лесная темнота; стеллажи с книгами и побрякушками, между ними висят патронташ, ружейный чехол, картинки с видами гор и озер. Дальше плетёное кресло-качалка, отражающий пламя журнальный столик и громадный камин, глодающий огненными клыками поленья. После - выпирающие из стен трофеи: рогатые головы и шеи косуль, сидящие на ветках чучела глухарей.
Затем резкий прыжок камеры в сторону ведущей на второй этаж лестницы. Под ней «притаился» безумец! Его зловеще-хитрая, небритая рожа улыбается. Должно быть, для пущего отвращения зубов во рту урода нет, но течёт слюна. Ручищи сжимают бейсбольную биту. Как же без неё? Пальцы на лапах монстра в свежих порезах. За какой-то занавеской спряталась изнемогающая от ужаса девица. Или дочь охотника, или напарница занятого жеванием копа. В яркой щели света её блестящие от слёз и ужаса глаза. Истерично пиликают скрипки…
Но не веришь. Совершенно ничему. Да и дотошность бытовых деталей надоедает - камера возвращается к камину, чтобы дать неспешный крупный план. Старинные часы с кружевными стрелками, по обеим сторонам часов разнокалиберные фотографии в рамочках: кривоногий дикарь держит за хвост крокодила… носорог рядом с опрокинутым джипом… убитый слон с копьем в брюхе… длинноволосый, усатый мужик в куртке, присевший возле туши кабана…
И тут, в этом мужике Байков узнал себя… Не может быть! Нет, точно он – молодой, худой… Он самый!
Байкова обдало жаром, и на миг стало страшно. Не то, чтобы страшно, но очень неуютно. Будто исчезла вдруг граница между киновымыслом и окружающей Байкова реальностью; словно Америка на границе с Канадой оказалась в его квартире. Стоп! Рука сжала пульт, глаза стали искать на нём кнопку «перемотка». Какая перемотка, это же телевизор!
Наверно, померещилось. Откуда он там, в американском фильме? Померещилось, бля, но очень похож!
Нет, не померещилось – камера снова остановилась на фотографии, с которой он весело смотрит на изумлённого себя же, «оттуда» - «сюда»: привет, Павлик! Только на фото он такой (на корточках, улыбаясь, в руке карабин или ружье с прицелом), каким был лет пятнадцать назад. Как же так?
Пока Байков, трезвея, думал, пока пытался вернуть возникшее мимолётное ощущение чего-то очень знакомого, маньяк выскочил из зловещего сумрака лестницы. Облизнулся и принялся остервенело крушить, начав с каминной полки. Замедленно брызнуло защищающее циферблат стекло, тягучим плывущим эхом звякнул часовой механизм…
Фильм длился ещё минут десять. Что там показывали, Байкову было теперь абсолютно всё равно. А показывали беготню на втором этаже, ломающие мебель шлепки битой, визг увернувшейся от удара девицы; чердак с бесчисленными балками и треугольным лазом на крышу. Бита дубасит по балкам, крошит кирпичную кладку дымохода, девка умудряется выбраться на крышу. Псих устремляется за ней… Вот высунулся его лысый череп, вот ботинок девицы, заталкивающий блестящую от луны башку обратно на чердак. Не получается…
Если бы не фотография, Байков начал бы смеяться – добравшись до кульминации, ужасы превратились в комедию. Но Байкову не смешно, он остался там, перед камином и не видит, как ночной лес прошивают лучи фар патрульных машин. Они привезли пули, чтобы продырявленный ими маньяк с железным грохотом скатился вниз. Его скрюченное тело освещает прожектор подоспевшего на подмогу вертолёта. Всё, товарищи…
Начались титры, их Байков выключил. Он вспомнил! Вспомнил, удивляясь, как мог забыть. Видимо потому, что сам в той охоте активного участия не принимал, так, «присутствовал». Да и не такая уж важная история. А сегодня оказалось, что важная. Каким дьяволом?! Как фотография попала в кино? Ладно бы, в наше. Да и в наше, каким образом? Бред! Что бы ни было, нужно разобраться.
Он снова включил телевизор, умудрившись попасть на другой канал. Там экскаватор рыл канаву. А тот какой был?
Понажимав кнопки, Байков захватил последние строчки титров. Значит, «ТВ-100». А что «значит»?
Он вышел на кухню:
- Заканчиваешь?
- Да. Посуду вымоешь? Я уже стоять не могу.
- Вымою. Тут… Тут такая фигня случилась, не знаю, как сказать.
- Пиво разлил?
- Да причём здесь пиво! Хуже – себя в телевизоре увидел, представляешь?
- Вашу «Неву-проект»?
- Если бы. В американском ужасе! На фотографии. Или я уже совсем рехнулся! Говорил же Ермакову: «Не наваливай на меня столько, к Новому году всё успеем...». Нет, конечно я не рехнулся, но там, в кино на камине был я. Вначале шок, потом вспомнил. Мне ещё Славик Самойлов эти фотки на День рожденья потом подарил. Но от этого не легче. Откуда они там? Вот что меня бесит. А бесит, потому что и здесь нет мне покоя. И дома я не могу спокойно, ни о чём не думая, попить пивка.
- Я не понимаю. Какой Славик?
- Да был у меня такой приятель, ты его не знаешь. Ты представь: я себе сижу и смотрю кино. Не вникая, а так, для заполнения момента. И совершенно неожиданно в деревянной рамочке я вижу себя. Вначале не узнал, а потом – блин, «я!». Два раза демонстрировали, сволочи. Как она у них оказалась?
- Так ты теперь у нас актёр.
- А ты жена актёра. Но мне сейчас не до шуточек. Я понять хочу, потому что пока не пойму, не успокоюсь. И хорошо бы глоточек вискаря.
- Но ты же сам завтра хотел встать пораньше.
- Да я так… Ты мне поможешь?
- Что?
- Коробку с моими старыми фотками с антресоли достать, я проверить хочу.
- Именно сейчас? Нет уж – мне Вовку надо в ванной помыть и уложить, после кое-что из вещей приготовить.
- А потом? Мне это очень важно. А?
- Потом посмотрим.
- А кофейку мне можно?
- На ночь?
- Всё равно!
Байков занялся приготовлением кофе.
- Может ты подскажешь? - продолжил он, зарядив кофеварку. - Ум хорошо, а полтора лучше.
- Спасибо.
- Извини, у меня плохое настроение. Короче, берём кино. Любое. Что нужно сделать, чтобы ты поверил? Во-первых, нормально играть. Не изображать, а жить своей ролью. Во-вторых, нужно создать иллюзию достоверности. С помощью чего? С помощью антуража и деталей. Показывают, например, кухню. Что у нормальных людей на кухне? Кофеварка шипит, гора грязной посуды в раковине, тряпка на подоконнике, котлеты в сковородке, календарь на стене, на полках банки и тому подобное. Согласна?
- Согласна.
- Отлично. Перехожу к сюжету этой американской дребедени. Там у них отмороженный придурок забрался в дом к охотнику. Что должно быть в доме охотника? Чтобы ты видел, что это охотник, а не рыболов или учитель музыки. Что? Дураку ясно - ружья, чучела, камин. Кстати, отличная идея сделать наружную стену полностью из стекла. Так вот, на камине стоят фотографии. Какой-то пузатый урод с крокодилом, ещё что-то, и я-красавец. Приехали! И сижу я над убитым кабаном. Я, типа, тоже охотник.
- А ты что, охотник?
- А ты что, Таня, дура? Какой из меня охотник? Я не охотник, я, как тебе должно быть известно, проектировщик. Не замечала? Но меня «они», эти американские декораторы использовали в качестве правдоподобного элемента. Вот, мол, смотрите, какого кабана убил этот молодой чувак. А ведь это было! Вот в чём дело, понимаешь?
- Что было?
- Да кабан и охота, вот что!
- Ты мне об этом никогда не рассказывал.
- А чего рассказывать? Эпизод случился сто лет назад.
Байков налил кофе, взял из шкафа печеньице, забрался за стол. Жена присела напротив.
- Меня пригласили на охоту, и я поехал. Первый и последний раз. Знаешь, что такое охота? Полдня грязь месишь, а вечером водку пьешь. На следующий день всё повторяется. Но убили-таки. Только у охотников говорят не «убили», а «взяли». Понт такой. А потом все по очереди стали фотографироваться на память. И я в том числе. Вот и вся история, что о ней рассказывать? Вот ты мне, пожалуйста, объясни, каким боком этот давний снимок к ним попал? И почему именно я? У них что, своих охотников не хватает? Почему поставили меня? И где они меня взяли? Это выше моих сил!
- Но, может быть, это просто очень похожий на тебя человек? Или ты считаешь, что в мире больше нет похожих на тебя мужиков?
- Конечно, есть. Даже в Америке. Но это не сходство, это именно я. Мое лицо, мои тогдашние усы, волосы. Я ведь специально отрастил – говорили, что я один в один с Джорджем Харрисоном. А мой красный свитер? И защитного цвета куртка, которую мне вместе с сапогами дал напрокат мой бывший сосед. Слишком много совпадений. И кабан. Почему не олень? Или волк? Я не врубаюсь!
- А может, ты заснул?
- Гениально! И мне все это приснилось... Ха-ха. Какое счастье! Нет, не спал, но был готов, если бы не позвонили. Лучше бы я сейчас храпел, ей Богу! Но нет! Не спи, а думай! А я устал. Я очень устал шевелить мозгами. Над схемами, масштабами, расчётами, программами. Я хочу отдохнуть от переживаний. Что не успею, что мой новый помощник – дуб дубом, ему самому помогать надо. И вот тебе ещё одну занозу в мозги, чтобы не скучал. Где у нас программка?
- Не знаю, поищи сам.
Программка оказалась под пледом.
Через полтора часа Байков с женой сидели перед коробкой из-под видеомагнитофона. В ней хранились старые фотографии и бумаги Байкова.
- Так… что тут у нас? Это я в школе, это мы с мамой на юге, это опять школа перед выпускным…
- Покажи.
- Потом, Таня, потом. Так… это Вика, как по фамилии не помню. Сестра Игоря. А это что? Не то. Неужели остались у матери?! А, вот! Вроде здесь. Сейчас полюбуемся, может, и на самом деле показалось. Хотя ничего мне не показалось. Между прочим, кино называется «Перст Судьбы». Какая судьба? Почему перст, а не бита?
Байков вытащил из коробки потрепанный конверт. В нём лежало пять фотографий: группа людей в охотничьей экипировке, длинноволосый усатый Байков сидит у костра, Байков с кем-то чокается, и два Байкова с кабаном... На одной он стоит, поставив сапог на голову зверя, на другой сидит и улыбается, вертикально держа охотничий карабин.
- Ну вот, что и требовалось доказать - там был я.
Жена взяла фото. На густой, но уже жухлой траве лежит кабан. Его похожая на валун голова повернута в профиль. Из открытой пасти сквозь кривые клыки свесился язык. Над тушей зверя сидит её муж. Непривычный, но без сомнения, он. За спиной Байкова видны желтые берёзки.
С обратной стороны фотографии мелкая надпись: «Пашке на день варенья. Никогда не промахивайся! 26.10 2001 года, Торопово»
- Я тебя с усами никогда не видела. Ты с ними совсем другой. И длинные волосы тебя меняют.
- Мне тогда двадцать шесть исполнилось. И какой я тебе больше нравлюсь?
- Ты мне больше нравишься трезвым и весёлым. А кабан очень страшный и большой. Неужели такие громадные бывают?
- Ты же видишь. Секач! Мы ему в пасть ветку вставили, чтобы не закрывалась. Даже на фотографии жуть наводит, а уж в болоте... Ты вооружён, кругом люди, а каждого шороха боишься и вздрагиваешь. И озираешься, озираешься. Два дня караулили этого зубра. Вот видишь, свитер красный торчит, куртка соседская. Карабин мне выдал… Голицын. Имя забыл, фамилию помню – Голицын. Я пару раз попытался в банку попасть, всё мимо. Так вот, Голицын этот и убил. Разрывной пулей между глаз, дырка с палец.
- А я думала, ты.
- Нет, чур меня! Мы со Славк0й, дрожа от страха, на запасном номере отсиживались.
- А почему тогда ты так снялся?
- Таня?! Для истории, для чего же? Зря, что ли, ездил? Каждый из нашей команды, когда зверюгу на поляну приволокли, сфотографировался. Это же главное.
- И твой Славка?
- И Славка. Только, почему мой? Не мой.
- А где он сейчас?
- Кто, кабан? Съели давно.
- Да нет, приятель твой.
- Не знаю. Что это ты? Мы с ним почти с тех пор и не виделись. Не знаю. Живет... Но почему?! Какая связь между американской лабудой и охотничьим хозяйством Торопово? Ведь должна же быть какая-то связь. Должно же быть объяснение, а, Таня? Что скажешь?
- Странно. Но я спать хочу, давай ложиться.
- Давай. А кинцо я тебе найду. Приедешь назад, вместе на меня посмотрим.
***
Утром Байков проснулся ещё в темноте. С первой мыслью о фотографии. Но потом, выйдя из дома, о фильме забыл – колёса, гараж, проводы семьи на вокзал. Да и сила вчерашнего впечатления была не та.
Но тем не менее, вновь стало беспокоить – загадка требовала решения.
В девять вечера (Байков невольно отметил, что на часах ровно девять) с бутылкой сухого и ноутбуком он устроился на кухне. Первый шаг – «Кинопоиск». Там Байков узнал, что «Перстов Судьбы» было произведено три – документальный польский, музыкальный французский (оба прошлого века) и этот, американский. На картинке-постере знакомая лысая харя. Имя режиссёра - Джон Д. Кристиан. Снят в 2004 году. Всё! Ни рецензий, ни имён актёров, ничего. В «Контакте», «Яндексе», в «Гугле» американский «Перст» не обнаружился. Французский и польский были. И что дальше? Дальше допить вино, покурить и забыть, забить: «есть много, друг Горацио, на свете…»
Очень много, друг Горацио, – завтра в баню, потом на обед к маме, от них… Там видно будет. А сейчас можно поностальгировать.
Допив вино, Байков налил виски, взял так и не убранную коробку с «прошлым» и стал рассматривать фотографии. Не с пресловутым кабаном, а с девочками и девушками, собственноручно ему подаренные, которых он когда-то… Что-то вроде коллекции? Что-то вроде спорта. Первая его женщина – одноклассница Оля. Это было в ночь выпускного. Потом Люда из институтской группы, Катя тоже из института. Интересно, какие они сейчас? А он? Узнали бы они его? И кого он…? А что?
Ещё в коробке нашлась старая телефонная книжка. Женских имён больше, чем мужских – Марина, Рита, Света Г. Какая Света Гэ? Книжку Байков листал, уже будучи сильно пьяным. Под музыку («Депеш мод» 90-х) получалось прекрасно, аж до слёз – где вы, годы молодые?!
В воскресенье он полдня не мог встать. Баня отменилась, сразу к маме. Во время обеда позвонила жена – доехали нормально. Как он? Он тоже.
***
Так бы и заглохло. Пусть нераскрытой тайной. Но Байков допустил ошибку, вновь себя растревожив и решив дойти до конца, до ясного ответа – как он оказался в «Персте Судьбы»?
Случилось это во вторник.
В здании, где находилась его «Нева-проект», шёл ремонт. Как раз под ними. Вызывая бешенство, трещали отбойники; что-то, гулко сотрясая стены, падало; и неизвестно откуда лезла противная на запах цементная пыль. Шумы и треск мешали работе, не давали сосредоточиться, а после одного, особенно мощного удара (Байков через форточку услышал, как посыпались стёкла), ему вспомнился «Перст Судьбы». Там, под ним орудуют такие же безмозглые дебилы.
И тут к нему заглянул Миша Скворцов – компьютерный гений офисного масштаба:
- Работает?
- Что?
- Комп. В «Норде» всё зависло.
- Работает, но при таком шуме… Суки! Слушай, а ты можешь найти мне один фильмец? Я пытался, и не вышло. Лажа полная, но нужно.
- Если лажа, зачем нужно?
- Да, там… В общем, вопросик возник. Так попробуешь? Называется «Перст Судьбы», Америка две тысячи четвёртого года.
- Срочно?
- Не то чтобы…
- Давай через час.
- Давай.
Через час гениальный Миша фильм отыскал. И показал Байкову, как это делать и где.
Дорога с работы показалась ему очень долгой. Но доехал, никого не царапнув, хотя подрезал и нарушал внаглую, как бы со стороны удивляясь своей одержимости – надо же, совсем свихнулся, куда рвусь? Чего хочу?
Да, он. Проверено пять раз. На фотографии с кабаном Байков Павел Андреевич. За неделю до своего дня рождения. За пять лет до свадьбы, за шесть до рождения сына, за… за восемь до «Невы-проекта». А дальше что? Что дальше-то, друг Горацио?
Позвонили жена и сын. По очереди рассказали о прожитом дне, Байков жене о том, что нашёл фильм и убедился, что на камине стоял он:
- Думал, «вдруг»? Как ты говорила – задремал, показалось, пивка попивши… Нет! И вся эта необъяснимая хер… хрень меня беспокоит. Как зубная боль. Как собака на поводке! Где они меня взяли?! Где-е-э? Надо же было так вляпаться. Ну ничего, докопаюсь! Ну, ладно, Танюха, звони. Да! Привет Нине Сергеевне и Дмитрию Евгеньевичу – помню, люблю, беру пример...
А когда Байков вышел за сигаретами (дома не курил, но сейчас можно и нужно), его посетила предельно простая мысль. Предельно простая – найти Славу Самойлова. Он его на охоту тогда затащил, он же их снимал, пусть он и подскажет.
***
Со Славой Байков познакомился и сдружился в институте. Не глуп, учился легко и без напряжения, легко и без напряжения вместе с Байковым развлекался и всегда был готов на приключения. Смелый человек Слава. Он, а не Байков, хотя идея была Байкова, забрался в хранилище факультетских курсовых работ и позаимствовал необходимые для зачёта бумаги. После тем же образом вернул. Среди бела дня, рискуя, что поймают.
Имелись у Славы знакомые музыканты, к которым они ездили, чтобы покурить траву. Слава прекрасно катался на горных лыжах и учил, терпеливо и без насмешек, как это нужно делать. Он же где-то добыл Байкову слаломные лыжи. Много хорошего исходило от Славы в далёкие институтские годы. И на охоту он заманил. Но это было уже после института.
На этом их дружеские отношения закончились. Почти на этом, и в этом «почти» заключалась причина прекращения приятельства-дружбы. Был ещё день рожденья Байкова, и был Новый год, до которого оставалось дожить три недели. После они не встречались и встречаться не собирались.
Единственный явный минус Славы - его рост. Не лилипут, но все девочки, попадавшиеся на их совместном жизненном пути (компании, бары с танцульками, гости) были выше Славы. «Для тела», как он говорил, сгодилось бы, но «для души – вечный комплекс». И вот коротышке Самойлову повезло. Где, как он нашёл себе равную, Байков не выяснял. Звали её Дюймовочка. Как на самом деле, Байков сейчас не помнит. Но помнит, что удивительно пропорциональная, стройная и красивая девушка. Познакомились они на дне рожденья, куда гордый Слава привёл свою любовь. А то, что это с его стороны любовь, было видно и без очков. Байков даже Славе тогда позавидовал – сошлись и «тело», и «душа». Да и сам бы он вполне мог в Дюймовочку влюбиться.
Новый год встречали у Славы – ёлка с красными шариками, шампанское, детское ожидание чуда и страшная глупость. Подлость, а не глупость – танцуя с Дюймовочкой, Байков, закинул удочку и через несколько дней имел со Славиной девушкой свидание. Без всяких границ. Встреча сколь мимолётная, столь же секретная, но Слава о ней узнал. И перестал Байкову звонить. Вот и вся история. Несколько дурная, но что уж теперь.
***
На следующий день Байков (опять же, не без Миши) узнал мобильный номер Самойлова. И после работы сев в машину, ему позвонил. Готовясь стать либо равнодушно-спокойным, либо весело-бодрым. Слава узнал, ни удивления, ни радости не проявил, но встретиться не отказался:
- Так ты говоришь, серьезный разговор?
- Да, Славик, для меня серьезный. Есть одно обстоятельство, которое меня мучает.
- Мучает?
- Мучает.
- Что ж, давай пересечёмся.
- Отлично! Приезжай ко мне. Я сейчас временно один. Посидим, примем.
- Нет, Паша, к тебе я не поеду. Но полчаса где-нибудь посидеть можем.
Договорились увидеться в кафе, куда Байков на всякий случай приехал на такси. Через десять минут после в зал вошел Самойлов. Байков его, конечно, мгновенно узнал, но ему показалось, что за тринадцать лет Слава превратился в гнома – постаревший, поседевший, бородатый. И подчёркнуто молчаливый.
От ужина отказался, но против коньяка не возражал. Байков его и заказал.
Выслушав о «Персте», Слава закурил, минут пять молчал, потом сказал:
- Это, скорее всего, Яша Крупенин. Был с нами на охоте такой чернявый мужичок, похожий на цыгана. Крупенин Яша.
- Который на общей фотографии справа?
- Не помню, но знаю, что уехал в Америку. Сюда носа не кажет, но я с ним перезваниваюсь. Сам Яшка к кино отношения не имеет, но мне хвастался, что его не то двоюродный брат, не то сват работает на киностудии. Думаю, это через него. Зашифрованный привет брошенной России. И получилось! Как иначе объяснить твои видения? Яшина работа.
- Почему видения?
- Да это я так.
- Теперь уже не важно: видения, привидения... Не зря получается. Ну, встреча, я имею ввиду. Выходит, что через Яшу. Спасибо, Славик, разгрузил. Выпьем за Яшино здоровье и свободу от мистики!
Выпили. Закурили. Байков весёлый, Слава грустный, съёжившийся. Теперь точно гном.
- Ну, а сам ты как? – спросил Байков.
- Сам я «Газпрому» деньги качаю. Странно, что ты меня смог поймать. В городе я бываю редко: или на вахте, или в Испании. У меня там дом. Кхм, домишко.
- Ого! Крутыми стали?
- Это с какой стороны взглянуть. А ты? По-прежнему «невыносимая легкость бытия»?
- Не понял, Славентий?
- Не понял?
Байков шутливо пожал плечами.
- Ну и ладно. – Слава дёрнул губами. - А ты мне ничего не хочешь сказать? Кроме своих психологических загадок?
- Да в принципе ничего. Рисую проекты дач, бань, коттеджей, что закажут. Сын первоклассник, жену зовут Таня, она сейчас в Москве. Вот и всё. Но, ты! Ты мне помог, Слава. Давай за тебя! Ты, дружище, извлёк из меня занозу.
- И ты только для того меня нашёл?! –в глазах Самолова появилось удивление. - Для того, чтобы я из тебя, как ты сказал «занозу извлёк»?! И всё?
- В общем, да, хотя, конечно, нет... Но это для меня было...
- Мне пора, извини. Завтра я улетаю.
- Давай посидим ещё полчасика! Только ведь начали? Я ещё коньячка возьму, Славик?
- Нет. «Цигель», как говорят у вас в кино.
Слава встал.
- А ты... один? Жена, дети? – решился спросить Байков, понимая, что Слава его покидает навсегда.
- А ты как думаешь?
А Байков никак не думал. И пока подбирал нужные для дипломатичного ответа слова, Самойлов погасил окурок, кивнул и ушёл. Байков заказал ещё сто, не торопясь, выпил и довольный поехал домой.
В такси и тёмными дворами к дому он улыбался. Так просто все объяснилось. Надо же! Любая сложная загадка имеет простой ответ, проще некуда, главное знать, где искать. А Слава сдал. И, похоже, не простил. А давность лет, Славентий? Ты думаешь, что…
- Уважаемый, у вас не найдется зажигалки? – перед Байковым стоял грузный высокий человек в распахнутой куртке. В проеме глубокого распаха белели брюхо и грудь.
- И сигаретку, заодно, - добавил перегородивший дорогу мужик.
Байков напрягся, жалея, что пьян. Жалея, что не может решить, как лучше сделать – сначала дать в морду, а потом убежать, или бежать сразу?
Дилемма осталась не разрешённой - сзади подошел кто-то ещё, и ударом по голове свалил Байкова с ног. В глазах его случился чёрный взрыв, что-то хрустнуло в ухе. Асфальт показался мягким и тёплым. После нового удара Байкову уже ничего не казалось.
***
Ему «повезло». Если считать везением то, что почти сразу после нападения его нашли и вызвали скорую. Еще везение распространилось и на тяжесть полученных Байковым повреждений – кости черепа оказались целыми, зубы выбиты не были. Распухли ухо и нос, но и они, как обещает врач, скоро примут обычный вид.
Байков лежит в больнице. В отдельной палате, но Байкову всё равно – он в «коме». Сколько он в ней будет находиться, непонятно. Но надежда на возвращение есть.
Через день к нему приезжает жена. И тихо его зовет:
- Паша... Пашенька... ты меня слышишь? Дай, мой родной, знак, если слышишь...
Байков жену не слышит. Он прячется от маньяка в несущих балках второго этажа. Балок миллионы. Они причудливо переплетены и сопряжены. Они длинные и короткие, строганные и пахнущие чем-то медицинским. Они везде, куда ни посмотришь: прямо, сзади, внизу и наверху... По жестяной крыше стучат сапоги – там непрерывно бегают и каждый шаг вызывает волну синевы, заливающую плетёную архитектуру сознания. Маньяк постоянно рядом. Но прячется, выжидая, чтобы садануть Байкова своей битой. Ещё миг – и шлёпнет. Нужно убегать и прятаться. И снова убегать и прятаться. Без перерыва на сон, потому что это и есть сон, из которого Байкову не выбраться. Балки, балки, балки, балки...
ноябрь 2014 год
Свидетельство о публикации №224121501160