de omnibus dubitandum 1. 116

    ЧАСТЬ ПЕРВАЯ (1572-1574)

    Глава 1.116. НОМИНАЛЬНЫЙ ВАСИЛЕВС И САМОДЕРЖЕЦ РОМЕЕВ…

    1483 год

    В 1483 г. номинальный «василевс и самодержец ромеев» пожаловал испанского аристократа Педро Фернандеса Манрике, графа Осорно, потомственным правом носить оружие и инсигнии византийских императоров, а также возводить в графское и рыцарское достоинства [T. IV. 297-298; Регель В. Хрисовулл императора Андрея Палеолога 13 апреля 1483 г. // ВВ. 1894. Т. I. С. 151-158]. (Папа его Фома, старший брат последнего императора Константина, заблаговременно в 1450 г. бросил греческую провинцию Морею, где был деспотом, и отбыл в Рим, привезя туда забальзамированную (!) голову Св. Ап. Андрея Первозванного и фактически продав её Папе. Старший сын Фомы, Андрей, растратив деньги Папы на «крестовый поход», убежал во Францию, гордо именуя себя «Византийским императором», а потом по нужде, продал и этот сомнительный титул, причём трижды. Приезжал и к Софье в Москву, пытаясь продать титул ещё и Ивану III, но, вроде, не вышло. Мануил Палеолог, второй сын, родился в 1455 г. До 1477 жил в Риме на харчах у Папы, затем уехал к Мехмету II, где и стал Мисах (иначе Месех, Меши)-пашой. Потому его в Риме прозвали «ренегат Палеолог». Когда умер - неизвестно. Сын Мануила Андрей, он же Мехмет-паша, верховный судья Османской империи - последний из рода по мужской линии. 23 мая 1480 г. семидесятитысячная турецкая армия во главе с греческим ренегатом Мануилом Палеологом (Меши-пашой) попыталась захватить Родос. Турецкий десант высадился в заливе Трианда и атаковал центральный пункт обороны родосской крепости – форт Сант-Николас, применив осадные орудия. Более 600 рыцарей всех восьми «Языков» прибыли защищать резиденцию Ордена. Решающий штурм турок, во время которого Великий Магистр получил пять ран в бою (в проломе стены), был отбит иоаннитами 27 июля. Родосские рыцари стали посылать брандеры, которые поджигали турецкие галеры. 17 августа турки ушли, превратив Родос в груду развалин. Паша, лишась при сией осаде до 9000 убитых и 15000 раненых, оставил свои предприятия и принужден был возвратиться в Константинополь 14 августа 1480 г. Султан приказал удавить многих из его армии, участвовавших в осаде Родоса, начальников, а Палеолога сослал в Галиополь).

    С другой стороны, путешественник Одорико Порденоне, как полагают, в 1330 г. ищет царство Пресвитера Иоанна в Китае. В 1329 г. он посещает Тану – но не ту, что на Дону, а близ Бомбея, проводит много времени в ставке Великого хана в Ханбалыке (иначе – Шамбалу, который обычно – и, скорее всего, безосновательно, поскольку на картах XIV- XVI вв. ставка Великого Хана обозначена в Прикаспии - отождествляют с Пекином. А немецкий исследователь Ф. Райхерт прямо указывает на местоположение Пресвитера Иоанна Солданского – Персия-Иран (Johannes von Soldania. Ein persischer Erzbischof in ;sterreichischen Handschriften / Reichert, Folker - In: ;sterreich im Mittelalter. Bausteine (1999) ;sterreich im Mittelalter. Bausteine zu einer revidierten Gesamtdarstellung. Die Vortr;ge des 16. Symposions des N; Instituts f;r Landeskunde ...1996 // Rosner, Willibald St. P;lten 1999).

    По существу это у них фамильное, и акт продажи привилегий, был оформлен в виде императорского хрисовула. Гуманист Джакопо Герарди да Вольтерра (1434-1516) в своем «Дневнике» объяснял материальные затруднения Андрея Палеолога его порочной расточительностью: «Старший из братьев, когда слишком погрузился в продажную любовь и наслаждения, истратил все средства, которые ему ежемесячно выделялись из папской казны». После возвращения Андрея из первой поездки в Московию в 1481 г. Герарди увидел его в Риме оборванным в окружении грязных домочадцев (familia sordida et pannis obsitum), отметив, что «тот, кто в предыдущие годы постоянно облачался в пурпур и шелк, теперь едва прикрывает члены дешевой одеждой» [Jacopo Gherardi da Volterra. Il Diario Romano / a cura di E. Carusi. Citt; di Castello, 1904 [Rerum Italicarum Scriptores]. P. 81].

    Его младший брат Мануил пытался найти место при дворах герцогов Милана и Бургундии, но, не добившись приемлемых для себя условий, оставил Рим весной 1476 г. и уехал в Стамбул к султану Мехмеду II [T. IV. 308-310; Harris J.A. Worthless Prince? P. 539-540].

    Вопреки укоренившемуся представлению об Андрее как о титулованном прожигателе чужих денег, торгующем своими эфемерными правами [См., напр.: Setton K.M. The Papacy and the Levant (1204-1571): The fifteenth century. Philadelphia, 1997. Vol. II. P. 462: “Andreas had contrived to make the always sorry spectacle of a monarch in exile even more pathetic. He married a Roman prostitute named Caterina, and lived on a papal pension, with the occasional sale of honorific titles and other privileges to those whose gullibility and social pride brought them, money in hand, to his doorstep”], британский византинист Дж. Харрис предложил иное объяснение его поведения.

    По мнению ученого, Андреем двигали не только эгоистические мотивы, но и необходимость поддерживать зависящих от него familiares. Кроме того, он не оставлял надежду на возвращение отцовских владений в Пелопоннесе и, следуя по тому же пути, что и его порфироносные предки, пытался найти могущественного союзника на Западе [Harris J.A. Worthless Prince? P. 537-554]. При этом он понимал, что его собственные ресурсы, по сути, ограничивались громким титулом, кроме которого он, ничего не мог предложить.

    Поэтому, когда Андрей узнал о планах французского короля Карла VIII провести военную кампанию против турок, он уступил ему свои права на престолы Константинополя, Трапезунда и Сербии в обмен на Морейский деспотат.

    Соответствующий акт был заключен в Риме в 1494 г. между Андреем Палеологом и представителем короля кардиналом Раймундом Перро. В случае королевской ратификации дарения деспоту назначалась пенсия в размере 4300 дукатов в год, оплачивался личный отряд численностью в сто копьеносцев и, гарантировалась помощь в обеспечении ежегодной папской выплаты в 1800 дукатов, установленной для деспота при папе Сиксте IV [Латинский текст акта в: Foncemagne E.L. de. Eclaircissements historiques. Sur quelques circonstances du voyage de Charles VIII en Italie, et particulierement sur la cession que lui fit Andr; Pal;ologue, du droit qu'il avoit ; l'empire de Constantinople // M;moires de litt;rature tir;s des registres de l'Acad;mie royale des inscriptions et belles-lettres. 1751. T. XVII. P. 572-577. Пер. на русский: Васильев А.А. Передача Андреем Палеологом своих прав на Византию французскому королю Карлу VIII // Н.И. Карееву ученики и товарищи по научной работе. К 40-летию профессорской деятельности Н.И. Кареева. 1873-1913. СПб., 1914. С. 273-278].

    Вероятно, что этот акт так и не был утвержден Карлом VIII, поскольку незадолго до своей смерти в 1502 г. Андрей передал права на византийскую корону испанским католическим королям Фердинанду и Изабелле, которые дали ему щедрое вознаграждение [Пирлинг П.О. Россия и Восток. С. 171-172; Регель В. Хрисовулл Андрея Палеолога. С. 154-155].

    Перед греческими эмигрантами стояла на только проблема адаптации к новым условиям жизни, но и задача сохранения собственной национальной идентичности, осознания себя греками по происхождению, языку, культуре и религии [См. Harris J. Common language and the common good. P. 189-202].

    Самым болезненным вопросом был религиозный, так как для большинства переселенцев путь на Запад означал отступление от одного из важнейших столпов византийской цивилизации – православной веры. Католические власти допускали использование греческого обряда в богослужении, но при этом настаивали на соблюдении Флорентийской унии.

    В большинстве случаев принятие греками латинской догматики было связано не с глубокой убежденностью в её истинности, а с необходимостью подчиниться обстоятельствам, о чем свидетельствует бегство детей Фомы Палеолога с униатского богослужения.

    Даже кардинал Виссарион, который призвал их во всем следовать латинским традициям, не отказался от ношения длинной бороды и почитал иконы, написанные в византийском стиле. Для греческих интеллектуалов, перешедших в латинство или униатство, быть греком уже не означало быть православным. При этом они, как кажется, предпочитали не осуждать приверженность своих соотечественников отцовской вере и не относились к ним как к схизматикам. Куда важнее было то, что все они принадлежат христианскому миру, переживающему время утрат и испытаний.

    В своих призывах, направленных на пропаганду крестового похода, греческие эмигранты проводили мысль, что задача христиан Запада состоит в том, чтобы избавить христиан Востока от общего врага.

    Папа Пий II в преддверии Мантуанского собора отправил в Бургундию и Англию Франкулия Сервопула, который во время приема в Вестминстере в марте 1459 г. говорил о трех вещах: «во-первых, о вере, во-вторых, о мире между христианами и, в-третьих о том, чтобы все общим согласием помогли этой вере и оттеснили неверных» [Letters and Papers Illustrative of the Wars of the English in France during the Reign of Henry the Sixth, King of England / Ed. J. Stevenson. London, 1861. Vol. I. P. 368 [Rerum Britannicarum Medii Aevi Scriptores]; Harris J. Greek Emigres in the West. P. 106-108].

    Наиболее активную деятельность в этом направлении развернул Виссарион, пытавшийся склонить к участию в коалиции итальянские государства, а также германского императора (который появился в натуре, только в 1701 году) и французского короля [Из отечественных исследований: Медведев И.П. Уникальный архивный документ за подписью Виссариона Никейского // ВВ. 1986. Т. 46. С. 157-163; Медведев И.П., Гаврилов А.К. Речь Виссариона Никейского на Мантуанском Соборе о падении Константинополя // ВВ. 2004. Т. 63 (88). C. 292-317; Садов А.И. Виссарион Никейский. Его деятельность на Ферраро-Флорентийском соборе, богословские сочинения и значение в истории гуманизма. С. 274-282; Удальцова З.В. Жизнь и деятельность Виссариона Никейского. С. 85-88].

    В письме к венецианскому дожу Франческо Фоскари от 13 июля 1453 г. Виссарион так описал последствия захвата Константинополя: «Град, который совсем недавно процветал с таким императором, со столькими известнейшими мужами, столькими славнейшими и древнейшими семьями, с таким изобилием вещей, глава всей Греции, блеск и красота Востока, школа лучших искусств, вместилище всех благ, захвачен, разорен, опустошен, разграблен ужаснейшими варварами и страшнейшими врагами христианской веры, свирепейшими дикими зверями. Общественное достояние растрачено, частные средства уничтожены, храмы лишены золота, серебра, драгоценных камней, реликвий святых и другого ценнейшего убранства. Мужи были зарезаны, как скот, женщины угнаны, девушки схвачены, дети вырваны из объятий родителей. Если кто и уцелел после такого бедствия, то был захвачен в плен ради выкупа, или подвергнут всяческим истязаниям, или обращен в позорнейшее рабство. Церкви и храмы, посвященные святым, осквернены бранью, насилием, кровью и, всякой мерзостью» [Mohler L. Kardinal Bessarion. Bd. 3. S. 475-476; Vast H. Le cardinal Bessarion. P. 454-455. App. III].

    К идее крестового похода обращались и далекие от политики греческие эрудиты. Тема священной войны против «нечестивых варваров» прозвучала в речи Димитрия Халкокондила о греческой словесности, произнесенной в 1463 г. в Падуанском университете. Он призвал венецианцев прийти на помощь порабощенной и умоляющей о спасении Греции ради пользы всего христианства. Чтобы оправдать грядущие жертвы, Халкокондил привел довольно примечательный довод. Он представил турецкую кампанию как своеобразную оплату долга перед Византией, которая во времена Юстиниана I потратила огромные силы и средства на освобождение Италии от господства остготов. Причем Халкокондил ждал от латинян не только избавления родины от турок, но и возрождения её государственного состояния. Он говорил о вечной благодарности её будущим спасителям, и особенно венецианцам, которых она встретит так же, как праведники – Христа, сошедшего за ними в преисподнюю [Geanakoplos D.J. Interaction of the “Sibling” Byzantine and Western Cultures. P. 300-301]