Глава 4. Смертельная коррида посреди зимней стужи

*****
Ледяной ветер безжалостно гнал поземку по древней степи, закручивая снежные вихри между редкими кустарниками. Небо, затянутое серой пеленой, словно прижималось к земле, делая мир вокруг маленьким и тесным. Метель то утихала, то вновь набирала силу, швыряя в воздух новые порции колючего снега.

Маленький Бунга, чья короткая шерстка еще не успела отрасти достаточно длинной и густой для суровой зимы, дрожал от пронизывающего холода. Он жался к теплому боку матери, пытаясь укрыться от безжалостного ветра под ее массивным телом. Мать, покрытая длинной густой косматой шерстью грязно-серого цвета, напоминавшей распутанный войлок, старалась защитить детеныша под своим брюхом или согревая его теплым дыханием.

Стадо из пяти взрослых шерстистых носорогов и одного детеныша медленно продвигалось против ветра, разгребая снег в поисках пищи. Их мощные рога, как плуги, раздвигали снежный покров, обнажая промерзшую землю с остатками высохших трав. Бунга пытался подражать взрослым, но его маленький рог был еще слишком мал для такой работы. Он довольствовался тем, что подбирал остатки растений после того, как мать расчищала для него участок земли.

Время от времени носороги находили небольшие пучки высокой засохшей травы, торчавшие сквозь снег, или добирались до веток низкорослых кустарников. Бунга с жадностью хватал жесткие стебли, но его нежные десны были еще слишком чувствительны для такой грубой пищи. В такие моменты он снова прятался под брюхом матери, согреваясь ее теплом и пытаясь забыть о голоде.

Снежная буря усиливалась с каждым часом. К вечеру небо стало совсем черным, и только белые вихри снега, кружащиеся в воздухе, создавали призрачное свечение. Ветер выл, словно стая голодных волков, а порывы его были настолько сильными, что даже массивные тела взрослых носорогов чуть покачивались. Бунга, совсем замерзший и напуганный, крепче прижимался к матери, пытаясь найти убежище от леденящего холода и пронизывающего страха перед этой бесконечной холодной тьмой.

Внезапно поведение взрослых носорогов резко изменилось. Их головы одновременно поднялись, ноздри затрепетали, втягивая морозный воздух. В нем явственно ощущался запах смерти - характерный мускусный аромат крупного хищника.

Не прошло и мгновения, как взрослые самцы и самки, повинуясь древнему инстинкту, выстроились вокруг матери Бунги и его самого. Их массивные тела, покрытые толстой шкурой и длинной шерстью, образовали живые бастионы крепости, а острые рога были направлены наружу, готовые встретить любую угрозу.

Из темноты, словно материализуясь из самих снежных вихрей, появилась огромная кошачья фигура. Пещерный лев, опаснейший хищник эпохи плейстоцена, возвышающийся над снежным покровом, был поистине устрашающим зрелищем. Он был крупнее современных львов. Его песчано-серая шерсть почти сливалась с метелью, делая его похожим на призрак. Отсутствие гривы только подчеркивало внушительную мощь его мускулистого тела. Хищник остановился в нескольких прыжках от круга носорогов, его глаза горели голодным огнем в темноте. Он издал низкий, утробный рык, от которого, казалось, сам воздух завибрировал. Его не интересовали взрослые носороги - с ними ему было не справиться, но ему был нужен детеныш носорога, Бунга, который был бы для него идеальной добычей, если бы не его взрослые сородичи.

Бунга чувствовал, как дрожит тело его матери - не от страха, а от готовности защищать своего детеныша до последнего вздоха. Остальные носороги тоже напряглись, готовые отразить атаку в любой момент. Их фыркающее дыхание создавало облака пара в морозном воздухе, смешиваясь с воем ветра и рычанием льва. Это была древняя, как сама земная жизнь, сцена противостояния между хищником и его потенциальной добычей, разыгрывающаяся в первобытной мгле ледникового периода.

В кромешной тьме безмолвия ночной зимней степи, прорезаемой лишь белыми всполохами метели, разворачивалось величественное противостояние древних титанов. Снежная пурга, словно серебряная вуаль, окутывала фигуры могучих существ, превращая их в призрачные образы в молочной пелене. Массивные силуэты шерстистых носорогов, казалось, слились в единую несокрушимую стену. Их могучие рога, отполированные временем и бесчисленными схватками, угрожающе поблескивали в темноте, готовые превратиться в смертоносное оружие.

Вожак маленького стада, старшая из самок Рунга, издала пронзительный боевой клич - звук, похожий одновременно на рев и свист, от которого даже снежные вихри, казалось, замерли в воздухе. Она размахивала своей огромной головой, увенчанной двумя острыми рогами, демонстрируя готовность биться насмерть за единственного детеныша их семьи. Остальные носороги вторили ей, их коллективный рев эхом разносился по заснеженной степи.

Пещерный лев, гигант с песчано-пепельной шерстью, припорошенной снегом, кружил вокруг сомкнутого строя шерстистых носорогов. Его мускулы перекатывались под толстой шкурой, как волны под ледяным панцирем, а глаза горели янтарным огнем голода и охотничьего азарта.

Маленький Бунга, прижавшись к теплому боку матери, ощущал, как её большое сердце гулко стучит в огромной груди. Его собственное сердечко трепетало, словно маленькая пойманная птичка, но страх отступал перед уверенностью в неприступности живой крепости из его сородичей.

Старая Рунга, предводительница стада, стояла во главе построения, её массивная голова была опущена, а передний рог, отполированный годами битв, указывал прямо на хищника. Её внимательные глаза следили за каждым движением льва, читая его намерения по малейшему подергиванию хвоста или напряжению плеч.

Лев сделал стремительный выпад слева, но тут же отпрянул, встретив молниеносный ответ молодого самца-защитника. Острый рог рассек воздух в считанных дюймах от пепельно-миндальной шкуры. Хищник отступил, оставляя на снегу глубокие следы своих мощных лап.

Бунга, прижавшись к ногам матери, заворожено наблюдал за этой смертельной древней корридой. Каждый раз, когда доисторический лев пытался найти брешь в обороне, стадо двигалось как единое целое, перестраиваясь и не давая хищнику ни единого шанса. Их рога, как копья воинов глубокой древности, всегда были направлены на врага.

Очередная атака льва, на этот раз более решительная, закончилась резким болезненным ревом - второй, самый крупный самец стада, успел зацепить хищника своим рогом, оставив длинную царапину на его боку. Алые капли окрасили белый снег, как рубины на серебряной фате, накрывшей замерзшую землю.

Пурга усиливалась, превращая мир в мрачный хаос, наполненный белыми всполохами. В эпицентре этого хаоса продолжался извечный танец жизни и смерти, зловещее танго охотника, добычи и ее защитников. Бунга чувствовал, как мать слегка подталкивает его, когда стадо совершало очередной маневр. Её тепло и сила придавали ему уверенность, превращая страх в благоговейное восхищение этой древней битвой.

После нескольких безуспешных попыток прорвать оборону, понимая тщетность, пещерный лев начал отступать. Его гордая осанка выдавала разочарование, но в его янтарных глазах, которые еще горели голодом, читалось уважение к достойным противникам. Ещё несколько напряженных минут он кружил на безопасном расстоянии, словно отдавая дань уважения силе и сплоченности стада, с последним угрожающим рыком он развернулся, после чего растворился в снежной мгле, как седой призрак, оставив после себя лишь следы на свежевыпавшем снегу.

Бунга громко фыркнул, только сейчас осознав, что все это время почти не дышал. Он чувствовал, как постепенно расслабляются мышцы матери и остальных членов стада. Старая Рунга издала глубокий, утробный звук - сигнал, что опасность миновала. Постепенно напряжение спало, но группа еще долго оставалась настороже, готовая к любым неожиданностям. Бунга, согретый не только теплом матери, но и чувством защищенности, которое давало ему присутствие всего стада, впервые по-настоящему осознал силу единства своей семьи. Это был первый урок выживания в суровом мире ледникового периода и мудрости предков, закодированной в древних генах каждой клетки их могучих тел. Метель продолжала бушевать, но теперь она казалась не такой страшной, как прежде.