Белые ночи

               
               
   Какой-то идиот придумал выражение: «Увидеть Париж – и умереть…»
   Ну, видел я тот Париж, и не раз. Правда, по интернету – смотреть особо нечего: ну, Эйфелева башня, ну, Елисеевские поля, ну, возле Лувра стоит большой мужик с яйцами, а Сена узкая и грязная… 
  Опять же кафе – столики повытаскивали на улицу, так и гляди, чтобы какой-нибудь дурак на машине не сбил, когда ты, к примеру, пьёшь кофе или на худой конец, «Бардо».   
  Да, там можно умереть. А названия?  Их же на трезвую голову, «хрен» прочтёшь, как «понапихивают» туда букв типа – «Ренаутев», а читают почему-то - «Рено», явный перерасход краски для надписей и мыслей в голове…  То ли дело Питер, особенно в конце мая, начало июня…
  Стоишь на берегу Невы, когда на закате разводят мосты, которые поднимаются, как крылья, а между ними проходят, громко сигналя корабли, приветствуя собравшихся на набережной, а над городом спускаются белые ночи и плывут в дымке облака. Тогда невольно создаётся иллюзия, что поднятые фермы, как крылья плывут в небе. Солнце уже зашло за горизонт, а вокруг – светло, как в пасмурную погоду. Так невольно теряешься во времени и пространстве, мозг не может понять: «Почему, время, как бы остановилось – вот зашло светило, по логике, должен наступить вечер с сумерками, и дальше - тёмная ночь, а небо «зависло», как в компьютере…»       На такое зрелище можно смотреть вечно. И оно, как гипноз действует, особенно на молодые пары.
Становится понятно, почему девушки заманивают туда своих избранников…
27
 Проходит полчаса, час, а никаких изменений нет, как будто, перед нами раскрыла свои объятия вечность и только, тихо слышно, там и тут:
- Ты, меня любишь?
И чуть приглушённый голос:
- Да! 
- А женишься?
И, не редко, ответ:
- Конечно!
 А известное выражение про Париж, можно перефразировать так: «Поехать в Петербург – и жениться».
 Хотя, для некоторых, - это может быть, одно и тоже…
  Так вот, когда я приехал к своему старшему брату Владимиру, и как художник, сразу кинулся – по всевозможным музеям, включая даже Эрмитаж, то не догадывался, что в последствии сможет произойти.
 Где-то уже через неделю, насытившись через край впечатлениями, у меня, как говорится – «зачесались руки». 
  Поэтому, зайдя на Невском в какую-то лавку художника, купил папку с ватманом размером A-3 да пару мягких цанговых карандашей и начал работать. Я ходил по городу и рисовал то одни, то другие интересные места и разнообразные архитектурные формы, включая сфинксов, львов, мосты и фасады дворцов, домов.
  А в Питере их огромное количество…
  Но делал – это ни ради праздного любопытства или налетевшего, вдруг вдохновения, а довольно с прагматичной мыслью: «Приеду в Харьков, буду поступать в Худпром, ну, и естественно, свежие работы, могут мне понадобиться».
  И вот, как-то ближе к ужину возвращаюсь я домой, а там, как у нас говорится, - «дым-киль-дым».
 На столе: тарелки, бокалы, алкоголь, в виде коньяка и шампанского, а из кухни доносится жаренный аромат и цоканье ножей, явно нарезающих салаты. Пока я приводил себя в порядок, Алёна – жена брата, которая лет на сем была моложе его, выходит с молодой девушкой и – с тарелками наперевес наполненными всякими яствами.
- Это Евгений, подающий большие надежды – художник, - представила меня она, и продолжила, - а – это  моя школьная подруга.
Девушка была очень миловидной, со стройной фигурой и серыми глазами, правда, не блондинка, но со светлыми кудрями.  Нисколько не смущаясь, глядя прямо мне в глаза, она сказала:   
- Меня зовут Алла.   
 Мне представляться дальше не было никакого смысла, видно невестка про меня прожужжала ей все уши, и я только подумал: «Вот бывают же совпадения? У меня в Бердянске, тоже знакомая Алла, к которой я никак не доеду, наверное, это не простое совпадение».               
 И мы все пошли за стол. Зная, что я могу на любую тему произнести тост в стихотворной форме, брат, налив дамам вина, а мне коньяк, предложил мне прочесть очередной перл. 
- А по какому поводу мы гуляем? – поинтересовался я.
- Так, у Аллы, сегодня день рождение! – Весело сказала Алёна.    
Не обратив внимания на немного удивлённое лицо брата, я сказал:               
- Это хорошо, - и продолжил, - за мной – твой портрет, а так, как я человек простой, то говорю стихами, - и прочитал свои «дежурный» перл, которые я давно написал к такому мероприятию:      
               
                «Вот пришёл твой день рожденья,
                Смех и музыка кругом.
                Прилив чувств и вдохновенья,
                И всё пляшет кувырком.

                В этот день все поздравляют
                И желают всяких благ,
                Тех, что сам себе желаешь.
                Ну, а ты себе не враг?

                Но взгрустнётся на мгновенье,
                Я имею то в виду:
                «К сожаленью день рожденье,
                Только раз в году…»
  Услышав его, Алла спросила:
- Так, ты, ещё и поэт?
- Да! – сказал хвастливо, - ты помнишь, как в группе «Воскресение» у Никольского: «…мой друг художник и поэт…»
 - Так, это он про тебя написал? - удивилась, наивная девушка.
  А я, склонив немного голову, так залихватски продолжил:
- Да, это – про меня!
Но тут, Володька с женой не выдержали, и начали смеяться, и Алла поняла, что я её разыграл.
  Правда, подогретый коньячком, я дальше продолжал читать стихи, производя на гостью, расслабленную несколькими бокалами шампанского, глубокое впечатление, ведь я понял,  что это её подруга, которая явно пришла в гости с определённым намерением.   
 Ну, цель известная, как мир, познакомится с братом мужа, который не просто так себе, а подающий надежды молодой художник. Да и я тоже был не прочь познакомиться с такой девушкой и после третьего тоста у нас завязалась не принуждённая беседа из, которой – узнал, что Алла заканчивала мед. училище по специальности – фельдшер-акушер, а – она, что я, только, что прибыл из армии и собираюсь поступать в художественно-промышленный институт.  Пообещав, завтра нарисовать её портрет карандашом, тем более для этого у меня всё было, предложил выпить на брудершафт, налив два бокала шампанского, и после того, как мы выпили – поцеловал девушку. От такого, мягко говоря, - пассажа, брат с женой даже немного, как говорится, - зависли, видно, неожидав такого стремительного развития событий, но потом по очереди ушли на кухню, вынося грязную посуду. А мы это даже не заметив, продолжали разговаривать, глядя друг другу в глаза.
   Конечно, это не так, как у Булгакова, когда он писал: «Любовь нас поразила, как молния, как финский нож, ну и так далее…»
  Скорее всего, это было значительно проще, как у Фрейда – основной инстинкт.
 И брат с женой периодически уходили в другую комнату, якобы к малышу, оставляя нас наедине, а мы разговаривали и разговаривали, и через пару часов узнали много друг о друге.   
  Ей было девятнадцать, да ещё после мед. училища, она прекрасно знала физиологию, и у неё не было ни капли сомнения в своих желаниях. А, я двадцатидвухлетний юноша, да ещё после армейской «голодухи», тоже не имел никаких тормозов на этот счёт.
  Воодушевлённый и подогретый коньячком с шампанским, я всё читал и читал ей стихи про любовь.
А после того, как прочёл:
Мне нравится с женщиной быть,
Беседу вести не спеша.
Мне нравится с Музой дружить
Одной атмосферой дыша.
Мне нравится страстно любить,
Любовь ведь только пришла,
И хочется душу излить,
Той женщине, что не ушла…
Алла, видно в порыве нахлынувшей страсти и не без воздействия согревающих напитков, наградила меня таким долгим поцелуем, что я понял – нас сдерживала, только двухкомнатная квартира брата, в которой людей было, как в бочке селёдок.
  Поэтому, когда в очередной раз брат с женой появились на пороге, она сказала:       
- Уже, далеко, за полночь, мама будет волноваться, я пойду.
 И, я как джентльмен, предложил её провести.
- Да, да обязательно проведи, - усмехнулся Володька - тем более что она живёт в соседнем подъезде.
  Но мне было, всё равно, взяв девушку под руку, я уже выходил из квартиры…
  В её подъезде, поцеловавшись на прощанье, мы договорились встретиться на следующий день.
 Целую ночь, я практически не спал – один образ, более заманчивее и краше, сменял другой, где главной героиней была Алла, и только к утру провалился в небольшую дремоту.               
   Но с первыми лучами солнца, когда серое небо окрасилось золотым свечением, я уже был на ногах и, приведя себя в порядок, сел на кухне завтракать. К девяти я был уже готов, поэтому тут же начал «убалтывать» Алёну, что бы она позвонила своей подруге и та сказала, что через полчаса будет ждать меня у подъезда.
- А, ты пока, выпей кофе, - предложила жена брата и отправилась спать дальше.
   Для меня, время текло мучительно долго, почти так же, как варился этот, как сказано в одной рекламе, - самый утренний напиток. Наконец, когда он был готов, я, практически не дав ему остыть – выпил залпом и, не почувствовав ни аромата, ни запаха, захватив альбом и карандаши, выскочил во двор.  Надо отдать должное, Алла вышла без опозданий, видно сказывалась привычка приходить на занятия вовремя.
- Привет! Куда мы поедем? - улыбнувшись, спросила она.               
 - Вообще-то я собирался съездить в Петергоф, вот только не знаю, как туда добираться, - сказал я.
- Легко! Я тебе всё покажу, - ещё раз улыбнувшись, подруга, взяв меня под руку, повела за собой…               
 Добирались мы на катере, и я решил сделать небольшой рисунок Финского залива.
Разложившись на верхней палубе на скамейках, я потихоньку творю, приятно беседую с подругой, никого не трогаю. А тут мужик, сидящий рядом, с фигурой как мешок и мордой, как вареник, заглядывает мне через плечо и, всё время, пытается делать какие-то замечания:
- То, не так берег изобразил, то катерок соседний – не такой, а то и вовсе, волны неправильно плещутся.               
  Я не выдержал и говорю:
  - Вот, тебе карандаш – рисуй!
- Я не умею, - отвечает.               
 - Тогда сиди и молчи! - пригвоздил я его, - вот есть такие люди – у самих руки под одно место заточены, но зато, считают себя в праве всем давать указания.
 Я ещё хотел, что-то добавить, но тут слева появился великолепный вид склона Петергофа, который я давно хотел увидеть, поразивший меня своим величием, великолепие и роскошью золочённых скульптур, и фонтанами, и когда мы сошли на берег то сначала пристали к какой-то экскурсии, а потом Алла сказала: 
- Пошли, лучше я тебе сама всё покажу.
  Конечно, гид из неё никакой, но для меня это было неважно. Гулять по парку с молодой девушкой в короткой юбке, приятней, чем толкаться среди людей с открытыми ртами. Ходили, ходили мы и решили немного передохнуть.  Сели прямо возле аллеи, где из-под земли фонтаны бьют. Это оказалось забавно…
   Идёт толпа, ничего не подозревающих зевак, а тут снизу, их струёй, как шандарахнет! Они, естественно с визгом, разбегаются в разные стороны, а вода внезапно пропадает…
- Смотри, вон идёт наш надоедливый попутчик, - сказала Алла, - сейчас, что-то будет.
   И точно. Очередная экскурсия движется по аллеи, а между ними возвышается, этот толстый мужик. И вдруг, несколько струй, бьёт с напором, да так, что поливает юбки, платья, ну конечно брюки, в том числе и мужика, и прямо скажем, совсем в интимных местах. 
  Он сначала не понял, начал возмущаться:
-  Безобразие, - кричит, - что же я теперь, как обсосанный? – а потом, накинувшись, на рядом идущего, мужчину в очках кричит, - я знаю, это вы наступили на камень, а там клапан, вот он и сработал.
Мужчина интеллигентного вида, оправдывается, мол, это не я. 
А толстый мужик стоит на своём:       
- Да я сам, видел, вот этот камень, - и становиться на него.
 А вода не бьёт. Все начали смеяться. А, толстый, не унимается и начинает прыгать на камешке, а воды нет. 
Тогда он нагибается и говорит:
- Наверно, забилось! -  и начал шурудить пальцем.
  И в это время, прямо в его варениковое лицо бьёт сильная струя. Все, с визгом – врассыпную, пищат, смеются.
   Лишь мужик с мокрой мордой, но довольный, подняв вверх палец, безапелляционно заявил:
 - Я же говорил, что там клапан, просто – забился.
   А я смотрю – Алка уха-хатывается.
 - Вот, дурак, - говорит, - он видно, по жизни тупой, но привык умничать.
-Так, что там не клапан? - удивляюсь, я.
    Она еще громче смеётся:
- Вон смотри, вдалеке, мужик в шляпе с газетой сидит. А справой стороны от него небольшой столбик и как только идут по аллее люди, он незаметно, открывает кран. Вот так он и сидит целый день, обливает доверчивых посетителей. Это ещё Пётр первый придумал. Понятно?
   Я кивнул, ведь смотреть со стороны, как разводят лохов, вдвойне приятно...
А потом сказал:
- Алла, вот так и сиди и не двигайся, очень удачно свет падает, я обещал нарисовать твой портрет, в подарок к «днюхе», сейчас попытаюсь это сделать».
- Спасибо, но у меня день рождение будет, аж, в сентябре, - засмеялась она, - но, я готова.
 Я немного удивился, но понял «женский коварный замысел», и принялся за работу.  Для меня, это было привычное занятие, ещё тогда, когда я учился в училище, а вот праздношатающиеся, особенно дети и подростки обступили меня, единственная разница с толстым мужиком, это то, что они не давали советов и не комментировали работу.               
  Так я и просидел с Аллой, закончив рисунок прямо к отходу катера и назад мы возвращались уже ближе к вечеру. И я никак не мог привыкнуть к светлому небу, которое не соответствовало времени суток, поэтому по пути домой, мы зашли ещё в кафе перекусить. Вот таким образом, благодаря своей новой знакомой, побывал, почти, во всех, музеях с картинами и без…               
Но со временем, я стал замечать, что подруга, мягко говоря «притомилась» от живописи.               
  Я то, это делал не только в познавательных целях, но и для того, чтобы в дальнейшем мог, так небрежно сказать, своим сокурсникам, а может даже и преподавателям:  «Ах,  Эрмитаж, я там был… И в музее Фаберже, и Бродского, и Репина, и городской скульптуры, и даже, в музее Российской академии художеств – тоже  был…»
 Это, всегда у творческого человека, подогревает его ЭГО.
  Правда подруга моя была, чуть-чуть другого склада ума и интересов.
  И когда я, в очередной раз, предложил ей пойти в Государственный Русский музей, она, вздохнув, спросила:
 - Опять в музей?               
   Я сделал умоляющую физиономию и попросил:
 - Это – последний! Я всю жизнь хотел увидеть картину Куинджи «Лунная ночь на Днепре», - чтобы, хоть как-то ублажить девушку добавил, - но в следующий раз пойдём в ресторан, который ты захочешь.
  Это предложение ей понравилось, и мы двинулись в путь. Приехали мы в музей уже ближе к обеду, а я ей всю дорогу рассказывал, что это выдающийся художник, что до сих пор никто не разгадал секрет его красок, которые имеют необыкновенное свечение. Она со скучающим видом, молча, слушала, а я, чем дальше, тем больше убеждался, что ей это всё, порядком надоело.
  Тогда, я подумал: «Может ей было интересно, когда она со своими сокурсниками ходила в анатомические музеи и балдела, глядя на человеческие органы».
  Но, для меня и одной Кунсткамеры хватило, со всевозможными телами и уродцами в банках…
  Зайдя в музей, я решил пощадить девушку и повёл её прямо к картине Куинджи.
   Это был прекрасное полотно внушительных размеров. Свечение луны и блеск Днепра, были настолько натуральными, что я сказал:
- Когда происходила презентация, этого шедевра, то некоторые посетители подумали, что вместо луны – дырка, а сзади лампочка включена.
  Тогда Алла тоже, с интересом посмотрев на картину, спросила:
- Так, может там действительно – плёночка, а за ней – лампочка, уж больно ярко светится луна?
  У меня чуть не вырвалось: «Дура! Какая плёнка, какая лампочка?» Но, взяв себя в руки, я процедил:
 - Подойди и посмотри на торец рамы, там ничего нет – пусто. Ведь – это был великий мастер, которому у нас равных нет!
  И тут она меня добила окончательно.
 Подруга, видно, не поверила и, подойдя ближе к картине и заглянув в промежуток между рамой и стеной, сказала:
- Да, точно там ничего нет.
   Тогда ещё немного постояв, мы двинулись в обратный путь.
Когда я провёл её к подъезду, она спросила:
- А, когда мы пойдём в ресторан, кстати, я в «Летучий Голандец» хочу.
- Не переживай, завтра встретимся и я тебе сообщу, - ответил я и пошёл к брату.
И как раз вовремя. Он метушился, складывая вещи какие-то в сумку, а потом объяснил: 
- Я, послезавтра в рейс иду, а у тебя какие планы?
- Никаких, ты – в рейс, а я – домой. Буду поступать в худпром, что бы год – не пропал.
- А, как же, Алла? – удивился брат.
 - Да, никак! Мне надо – рисовать и дальше учиться, а ей – скальпелем резать, да роды принимать. А жениться мне пока ещё рано, так, что поеду я, от греха подальше – домой. А, завтра, напоследок, давай все вместе в «Летучий Голандец» сходим.
  Он, почесал затылок и сказал:
- Ладно, согласен! Там у меня один знакомый работает, так, что проблем не будет.
   Утром я позвонил Алле и сообщил, что вечером мы все идём в «Бригантину».
- Отлично, - обрадовалась она, - тогда я себя привожу в порядок, а вечером – встретимся.
 «Не фига себе, - подумал я, - это ж надо, целый день, что-то делать, над собой измываться, что бы вечером, просто выпить и закусить, а я вот, помою голову, подравняю усы и – готово.
  Да, женщинам сложнее жить на этом свете…      
  Вечером, собравшись все вместе, решили не шиковать и не брать такси, а добраться «на перекладных», то есть – на общественном транспорте. Действительно, Володькин знакомый официант – нашёл нам столик, так, что наш праздник по случаю отбытия брата, прошёл, можно сказать, на должном уровне, и мы засиделись, далеко за полночь, скорее, даже это было ближе к утру. Брат с женой поехали домой, а мы с Аллой, по её инициативе, пошли на набережную к разведённым мостам, где народу на собиралось, почти, как днём и все встречали рассвет. Мы тоже нашли себе укромное местечко и, обнявшись стояли, глядя на мост и Петропавловскую крепость. 
- Ты, собираешься уезжать? – спросила тихо Алла.
  Я кивнул.    
 Тогда, она, вздохнув, продолжила:
- Может, останешься?  Тут, в какой ни будь, художественный вуз поступишь, а жить можно будет у меня.               
  Я, сразу, понял к чему это, она клонит: жениться, прописаться и спокойно учиться…
   Вроде бы план неплохой, но в нём много изъянов.
   Во-первых, поступать в Харькове и в Ленинграде это совсем разные вещи, у нас конкурс значительно меньше, а здесь на одно место – по пятьдесят человек.
  Во-вторых, может женитьба это и не плохо, но могут быть и дети, а тогда и учёба, и работа, это слишком большая нагрузка, для моего молодого организма.
  И третье, - и, наверное, самое главное, мы совсем разные люди в плане увлечений и своего призвания.
  За неделю, я увидел, как ей безразлично то, чем я занимаюсь, а в случае, если я не поступлю, она тут же скажет:   
 - Хватит, всякие картинки рисовать и корчить из себя не признанный талант, иди, зарабатывай деньги, хоть грузчиком в порту.
  Такая перспектива меня явно не устраивала…
  А, тут и небо засветилось, яркими золотыми красками и под всеобщий восторг, мосты начали сводить.
  Они напоминали складывающиеся крылья, как будто что-то закрывается, заканчиваются какие-то события, какой-то этап жизни пришёл к своему логическому завершению…
  Посмотрев на всё это, я тихо сказал:
- Это, знак, а художники, такой суеверный народ! Вот, когда поднимают мосты – люди, признаются в любви, и, наверное, женятся, а когда опускают – всё совсем наоборот. Это примета есть такая