Письма Учителю. Влияние Сютаева

 "       Как человек социально активный, Вы, граф, ищите некую духовную подпитку своим действиям.

 Волонтер добра и света, восторженно воспринимающий идущих в одном направлении с Вами. Отсекаете корыстных, лишь на время примеряющих личину миротворца.

 Ищите и не находите компромисс с первым космистом-монархистом. Глобальность Федорова не касается института насилия.

 Другая же личность, как мне видится, такого же масштаба, как и "святой Николай Федорыч", полностью из народа. Вы, бросив Москву, едете в Торжок. Пишите, с придыханием, в конце 1881:

 "У Сютаева,утешенье"

 Через пару лет, вступив в заочную полемику с моим земляком, выдаете трактат "Так что же нам делать?" В отличие от Чернышевского, ищите некий компромисс с вершиной государственной пирамиды.

 Сравниваете сельскую и городскую бедноту. Совершенно иной аск. Первые "Христа ради". За упомянутый год, ещё в Ясной Поляне, Вы насмотрелись досыта. Вторые, молчаливо агрессивные, давят пристальным взглядом. Те ещё психиатры. За миллисекунду определяют, кто "дойный".

 Вы же, как обычно, "и милость падшим". Тут-то и подрезает гостивший у Вашей сестры Сютаев:

 — Да все пустое дело,— сказал он.

 Граф не горячится. Лишь чуть удивленно спрашивает:

 -Отчего?

 Сютаев добивает Вас народной статистикой. И тут же предлагает альтернативу, трудоустроить всех бомжей.

 По сути бывший крепостной троллит министерство труда и социальной защиты. Стоп, походу, к конце вашего века  такого еще не было. Тем хуже для гниющей, как сверху, так и снизу, монархической системы насилия. Впрочем, как и любой подобной.

 Извините, граф, трактат не раскрывает духовную широту Вашего оппонента. Приходится обращаться к Пругавину. В том же году, весной Алексей Степанович едет к Сютаеву.

 Удивительное дело, самый известный исследователь раскольников и сектантов, командируется в Шевелино. На тот момент в деревне "живет 88 душ мужского и 107 душ женского пола". Про детей Пругавин не указывает. Думаю, не меньше, чем обоих полов.

 Добираясь до центра очередного раскола, Пругавин узнает интригующие подробности жизни сельского нигилиста. Оказывается, тот не крестит детей. Об этом в своем доносе упомянул приходской священник. А другого "мелкого", умершего накануне, не понес на отпевание, а похоронил в палисаднике. Не крестится на иконы, хоть и есть они. Но расположены не на божнице, а в центре стены.

 Явный пацифист. И детей, ещё не закопанных в палисаднике, склонил к идеям непротивления. Отличился в этом плане средний сын Иван. Призванный на службу, отказался брать оружие, "кровью пахнет".

 А как же с актуальной, пытают его, "денацификацией". Для этого, достойно отвечает Иван Васильевич, есть духовный меч-любовь.

 Так и попал сын Сютаева в заключение, мужественно выдержанное. Даже в застенках агитнул "полканов".

 Примечательно, в противоборстве с пишущими на него доносы "батюшками", Сютаев-старший использует Слово Божье -Евангелие. Но личная трактовка так выбешивает "жеребячью породу", что те ещё больше начинают пить и затягиваться самосадом.

 Короче, Лев Николаевич, будет время, почитайте отчет Пругавина "Религиозные отщепенцы". Написан с явной симпатией к Василию Кирилловичу.

 Мне же стала чуть более понятна та лютая ненависть новой власти к "жеребячьей породе". Сами же и спровоцировали. Или не смогли, как Сютаев, поступить иначе. Тут же припишут "социалиста" и раскольника.


 Ну и закончим на приколе.  Перед вашим знакомством с Сютаевым, большая семья переселяется в новый дом. Не московский, как у вас, в том же Шевелино.

 Все перенесли, а иконы оставили. Дети потешаются,чай святые, сами могут дойти.

                Ваш ученик ЕС.

  A propos!

 На 2010 год в Шевелино проживало двадцать два человека. Думаю, женских "душ" больше мужских.  Нынешней зимой здесь четыре семьи. Следов сютаевского раскола не обнаружено".