Пушкин Плевок на платье и камердинер

Гр. В. А. Сологуб. Воспоминания. Фрагмент:
<<<
Я жил тогда в Большой Морской, у тетки моей Васильчиковой. В первых числах ноября (1836) она велела однажды утром меня позвать к себе и сказала:
– Представь себе, какая странность! Я получила сегодня пакет на мое имя, распечатала и нашла в нем другое запечатанное письмо, с надписью: Александру Сергеевичу Пушкину. Что мне с этим делать?
Говоря так, она вручила мне письмо, на котором было действительно написано кривым, лакейским почерком: «Александру Сергеевичу Пушкину». Мне тотчас же пришло в голову, что в этом письме что-нибудь написано о моей прежней личной истории с Пушкиным, что следовательно уничтожить я его не должен, а распечатать не в праве.
Затем я отправился к Пушкину и, не подозревая нисколько содержания приносимого мною гнусного пасквиля, передал его Пушкину: Пушкин сидел в своем кабинете, распечатал конверт и тотчас сказал мне:
– Я уже знаю, что такое; я такое письмо получил сегодня же от Елиз. Мих. Хитровой; это мерзость против жены моей. Впрочем, понимаете, что безыменным письмом я обижаться не могу. Если кто-нибудь сзади плюнет на мое платье, так это дело моего камердинера вычистить платье, а не мое. Жена моя – ангел, никакое подозрение коснуться ее не может. Послушайте, что я по сему предмету пишу г-же Хитровой. Тут он прочитал мне письмо, вполне сообразное с его словами. В сочинении присланного ему всем известного диплома он подозревал одну даму, которую мне и назвал. Тут он говорил спокойно, с большим достоинством, и, казалось, хотел оставить все дело без внимания.
Только две недели спустя, я узнал, что в этот же день он послал вызов кавалергардскому поручику Дантесу, усыновленному, как известно, голландским посланником, бароном Геккереном.
>>>
Истопник:

                Если кто-нибудь сзади плюнет на мое платье,
           так это дело моего камердинера вычистить платье, а не мое.

Хорошее правило.
Только неисполнимое …

Или обстоятельства были теперь иные и миссия камердинера неисполнима
Ведь Пушкину плюнули не на сертук или мундир царедворца, а прямо в лицо
И не раз

Первым это сделал Царь. А что ему, самовсехдержавшему самовластцу, было делать, если Натали с ним открыто публично и тайно лично кокетничала
Но Пушкин-муж, несмотря на паническую боязнь призренных позорящих рогов, умудрился у этого поставщика соблазна и разврата … брать деньги вроде как в долг. Возник семейный подряд по имени кокюаж. В награду Пушкин получил звание камер-юнкера и соответствующий мундир. Камердинер тут уже помочь не мог. Никак.
Вторым стал поручик придворного полка кавалергардов (дворцовых дворовых охранников) Егор Осипович Дантес (по метрике – сын эльзасского оружейного барона Жозефа – Жорж-Шарль д-Антес) – наемник по патенту. Этот  бурно плотно очаровал Натали и головка ее закружилась до  одури, пошел запашок, дымок и появилось пламя страстей божка Эроса, перед властью которого бессильны все боги, богини и божества (как в поэме Гавриилиада Пушкина). Тут камердинер был бессилен. Вовсе.
Пушкин это понял. Он и сам , как не замышлял, не смог «прибрать бабу к рукам» (его дефиниция)

И он вызвал Дантесу на дуэлю (le duel) без объяснения причин и мотивов. Итак всем всё было ясно. И  давно (Натали потом чрез дочурку от Петра уже генерала Ланского призналась = этим шашням ее с корнетом и потом поручиком вне очереди Жоржиком было целых два года).

Натерпелся Пушкин. Стоял ноябрь уж на дворе. А уж какого было его камердинеру…
А в 1836 г  Пушкин спровоцировал целых 5 дуэльных ситуаций – с Репниным (князем и сенатором), с Хлюстиным (чиновником КИД и почти женихом Ручки от метлы – ст. сестры женки Натали) , дважды с молоденьким графом  Вл. Соллогубом (пытавшимся по наивности публично поставить на место шалившую на балу Натали)  и вот с этим балагуром и Наташиным искусителем с эполетами, откровенно обтягивающими лосинами и с красивостями белокурого котильонного принца

Бедный, бедный камердинер …