Смерть на площади Каталонии. Глава 7

                7

   Еще когда они возвращались с горы Монсеррат назад в Барселону, то Лизетт неожиданно завела разговор о том, что хорошо бы еще сегодня посетить музей Пикассо. Вообще-то, еще в первый день, когда они гуляли в районе Готического квартала посещение музея испанского голубя мира, входила в ее планы, но тогда они сильно проголодались, и его гуманная жена предложила попробовать местной паэльи в ресторане на последнем этаже супермаркета “Еl Corte Inglеs”. Попробовали и известно, что из этого получилось. Но сегодня она решила не отступать от намеченной цели, потому что с Пикассо у его жены был давний и, не терпящий постороннего вмешательства, роман.

   Музей Пикассо находился на улице Монкада и занимал пять зданий 13-14 веков, и Лизетт имела намерения обойти их все. Жюве с тоской посмотрел на свои бедные ноги, которых у него было только две, но перечить своей жене не решился, потому что был рад, что она окончательно отошла от трагического происшествия с отравлением девушки. А что ему было делать: не в полицию же обращаться.

   Они как раз проходили мимо полицейского участка в районе улицы Ла Рамбла, куда его настойчиво приглашал к себе инспектор де Вилья, и Жюве с некоторой тоской посмотрел на родное, пусть и испанское, учреждение, ведь впереди его ожидало многочасовое посещение музея его любимой жены. Но Лизетт перехватила его затравленный взгляд, перевела свой взгляд на суровую вывеску учреждения, и произнесла фразу, за которую он и любил ее все эти почти сорок лет их совместной жизни.

- Я вижу, Жюве, ты сильно сегодня устал и хочешь немного отдохнуть, поэтому можешь зайти в гости к своим новым испанским коллегам, а я схожу в музей одна, а вечером мы встретимся в номере и обменяемся впечатлениями.

   В полицейском участке после долгих объяснений на испано-французском языке дежурный направил его в кабинет инспектора де Вилья, который с нетерпением уже его ожидал и распорядился немедленно пропустить к нему своего французского коллегу. Поднимаясь по лестнице наверх и разглядывая номера кабинетов, чтобы не ошибиться, Жюве, наконец, оказался возле двери, где его ожидали. Странное дело, но в коридоре практически никого не было, и он сразу вспомнил свой участок в маленьком Перюссоне, который никак не мог сравниться с огромной Барселоной, да еще и в самом оживленном квартале.  Правда возле кабинета инспектора плакала уже немолодая женщина и, прежде чем постучаться в дверь, Жюве остановился возле нее со словами сочувствия, так как всегда поступал у себя в городе. Женщина аккуратно вытерла платочком слезы и поблагодарила, а потом неожиданно по-французски произнесла, ни к ому не обращаясь, и уж тем более к Жюве, которого видела в первый раз.

- Представляете, синьор, они обвиняют моего Рауля в убийстве, да он в своей жизни даже мухи не обидел, и уж тем более не способен совершить такое страшное преступление.

  Что-то в ней привлекло внимание Жюве, и он присел рядом с женщиной, а она продолжала изливать свою израненную материнскую душу в коридоре полицейского участка, случайно оказавшемуся рядом с ней, немолодому французу.

- Я растила Рауля фактически одна, его отец погиб в море, он работал моряком на грузовом судне, когда сыну едва исполнилось два года. Сама я родом из французского Прованса, и когда мужа не стало, то могла уехать с ребенком к себе на родину, но не сделала этого, потому что родители Пабло, так звали моего мужа, просили не забирать от них их любимого внука. Так мы и жили с Раулем на две страны: часто приезжали к моим родителям в родной Боннье, до тех пор, пока они еще были живы, а жили вместе c сыном и его испанскими бабушкой и дедушкой тут, неподалеку от Барселоны, в городке Пинеда де Мар, где у них был свой небольшой дом прямо на берегу моря.  Рауль заменил им погибшего сына, а я уже стала привыкать к жизни здесь. Все прекратилось в один солнечный день, когда они поехали вместе с внуком покататься на лодке и та перевернулась. Дедушка Диего успел вытащить из воды на берег своего любимого внука, а затеи бросился за своей женой, но уже назад не вернулся вместе с ней, хотя сам был отличным пловцом. Так мы остались с Раулем вдвоем в доме, где не было ни моего Пабло, ни его родителей.

   Женщина на время замолкла, словно вспомнила своего погибшего мужа и те печальные события, связанные со смертью его родителей.

-  Мы бы и дальше могли жить там, в Пинеда де Мар вместе с сыном, хоть теперь и в опустевшем доме, ведь что ни говори, а место там было почти райское, но Рауль просто возненавидел его. Когда он был поменьше, то сильно плакал, когда мы выходили к морю, так что пришлось продать дом и поселится здесь в Барселоне. Рауль учился в школе, я устроилась работать фармацевтом в аптеке, все, казалось, наладилось, но он рос каким-то замкнутым в себе: ни друзей, ни школьных приятелей. Видимо, так на него подействовало смерть сначала отца, а потом и бабушки с дедушкой, что я стала беспокоиться за его здоровье. В школе у него не было никаких привязанностей, и поэтому даже никогда не вставал вопрос, где ему учиться дальше. Когда он уже вырос, то сначала перебивался случайными заработками, пока мы не попали на работу к его дяде Фернандо, который работал барменом к каком-то небольшом кафе в Сантс-Монтжуик. Так Рауль выучился на бариста и какое-то время работал бок о бок со своим дядей: мальчик стал каким-то свободным, раскрепощенным, увлеченным своим любимым делом, таким, каким бы я и хотела его видеть. Но неожиданно случился кризис, который как раз пришелся на события, связанным с каталонским референдумом о независимости, бар закрылся, и дядя Фернандо с моим сыном оказались на улице. Снова к моему сыну вернулась прежняя замкнутость и меланхолия, да и я серьезно заболела, а на лечение требовались деньги и, причем, немалые. Рауль пытался найти себе работу, которая была бы ему по душе, но разразившийся кризис больно ударил по сфере обслуживания здесь в столице Каталонии. Но дядя Фернардо снова нам помог и через каких-то своих знакомых нашел ему место в ресторане на последнем этаже супермаркета на площади Каталонии. Восторгу моего Рауля не было предела, и он прямо-таки летел на новую работу, да и появились деньги на мое лечение, что было весьма немаловажно для моего сына, который был единственным мужчиной в нашем доме. А потом случилась эта беда.

   Женщина снова замолчала, и на ее глазах появились материнские слезы, поэтому Жюве пришлось осторожно прикоснуться к ее руке, чтобы она успокоилась. Женщина с благодарностью ему кивнула и совсем уже тихим голосом продолжала:
- В ресторане, где работает мой сын, одной девушке вдруг стало плохо, и, несмотря на все старания врачей, она скончалась, а арестовали моего сына, потому что в организме девушки обнаружили какой-то яд. Но он просто не мог такого сделать, ради своей любимой работы, ради меня, наконец.

  В этот момент открылась дверь кабинета, и на пороге появился инспектор де Вилья. Увидев Жюве, его лицо расплылось в любезной улыбке, но переведя взгляд на, сидящую рядом со своим французским коллегой, женщину, его лицо приняло недоуменное выражение.  Впрочем, произнеся традиционное в таких случаях - “attendez”, Жюве прошел вслед за хозяином в кабинет инспектора де Вилья.

   Сегодня с французским у инспектора обстояло ничуть не лучше, чем с испанским у самого Жюве, и тому даже показалось, что хуже, чем в момент их первой встречи в фойе отеля “Room Mate Pau”.  Правда, в кабинете инспектора еще находилась молодая женщина по имени Мария (кто бы сомневался), сотрудница инспектора, которая вполне прилично говорила по-французски.

- Разве вы знакомы с синьорой Эчеверия? – все же поинтересовался инспектор де Вилья.
- Познакомился буквально пятнадцать минут назад у дверей вашего кабинета, – пояснил Жюве, – она сильно плакала, и я постарался ее немного успокоить.
- Понимаю, понимаю, – задумчиво произнес де Вилья, – она была у меня до вас, и все пыталась меня убедить, что ее сын ни в чем не виноват. Все матери пытаются подобным образом защитить своих детей.
- Рауль Эчеверия у вас единственный подозреваемый в отравлении девушки? – поинтересовался Жюве и, словно спохватившись, добавил – извините, что я вмешиваюсь в ход вашего расследования
- Ничего, синьор Жюве, именно для этого я вас и пригласил сюда к себе, – ответил де Вилья. -  А что касается Рауля Эчеверия, то свидетели утверждают, да и вы тоже, синьор, что именно он повернулся к девушке, когда обслуживал соседний столик и что-то ей передал. Исходя из последующих событий, это был сахар, который она положила в свою чашку, и в котором был яд.
- Да, похоже, все так и было, – подтвердил Жюве, - только девушка сама взяла у него сахар.
- Разве это что-то меняет? – пожал плечами де Вилья.
- Меняет, – задумчиво произнес Жюве, – ведь она могла взять себе другой пакетик с сахаром, если все дело было именно в нем.
- Вот и другие свидетели не могут это уверенно подтвердить, – огорченно заметил де Вилья.
- Погибшая девушка была знакома с Раулем Эчеверия? – поинтересовался Жюве.
- Нет, мои сотрудники это тщательно проверили, – четко ответил де Вилья, как будто докладывает своему начальнику.
- А со старшим бариста Хозе? – по старой привычке уточнил Жюве, как будто расспрашивал своих подчиненных, Роже или Жерара.

  Как ни странно, вполне себе безобидный вопрос вызвал у инспектора де Вилья искреннее удивление, и он как-то беспомощно замолчал, как будто упустил в расследовании что-то важное. Но тут неожиданно вмешалась Мария, которая до сих пор просто переводила с французского на испанский и наоборот разговор своего начальника и этого французского полицейского.

- Синьор Хозе Урита ничего не передавал своему помощнику, – четко доложила женщина, – и никуда не отлучался со своего рабочего места. Мы не один раз просмотрели записи с камер видеонаблюдения возле барной стойки. А что касается информации, о его знакомстве с погибшей девушкой, то у нас ее тоже нет.

  Инспектор де Вилья с благодарностью посмотрел на своего помощника и легким кивком подтвердил ее слова.

- А те двое мужчин, столик которых обслуживал Рауль, - поинтересовался Жюве, - могли быть знакомы с Лаурой Эсперанза?

  Черт побери, инспектор де Вилья чувствовал себя как какой-то новичок в полиции, да еще в присутствии своего подчиненного. Неужели непонятно этому французу, что именно Рауль протянул девушке блюдце с роковым сахаром, а эти двое после вермута попросили себе карахильо, заметьте, синьор Жюве, без сахара. Если уж подозревать всех посетителей, то и вас, синьор, и даже вашу жену. Нет, конечно, такого инспектор де Вилья не сказал, хотя понемногу стал терять терпение, но, все же, успокоился: в конце концов, он сам пригласил этого француза к себе. Инспектора снова выручила Мария, правда на этот раз он был уже не так рад ее вмешательству в мужской разговор.

- Мы им показывали фотографию погибшей девушки, но они ее раньше никогда не видели, – произнесла женщина.

  Жюве вовсе и не ставил под сомнение профессионализм действий испанской полиции, просто его пригласили сюда как свидетеля, но ему тоже стало интересно, каким образом яд мог попасть в организм девушки.

- Скажите, а на подносе, с которым Рауль пошел к столику к тем двум мужчинам, кроме карахильо было блюдце с сахаром? – поинтересовался Жюве, но тут же спохватился за свою бестактность.

   Но вопрос не вызвал раздражение инспектор де Вилья, а скорее наоборот: его сотрудники, наверное, десятки раз просматривали записи с камер, да и он сам не остался от этого в стороне, но все безрезультатно: видно, как на поднос для мужчин ставят чашки с карахильо, а вот дальше картинку закрывают новые посетители, стоящие в этот момент в очереди к Хозе. Видно только Рауля со спины, уходящего по направлению к столику со знакомыми мужчинами из супермаркета. По снисходительному выражению лица инспектора Жюве понял, что, пожалуй, спросил глупость, его вызвали не вопросы задавать, а как свидетеля. Но, все же, интересно, и Жюве не удержался от следующего дилетантского вопроса:
- Но карахильо своему помощнику передал старший бариста Хозе?
- Нет, синьор Жюве, Рауль сам взял поднос, поставил на него чашки с карахильо и отошел от барной стойки.

  Так вот почему полиция так упорно разрабатывает версию с причастностью Рауля к отравлению девушки, только у него была возможность это сделать, а он упорно хранит молчание и вот почему его сюда вызвали. Только полиция связывает это с их знакомством с Лаурой, а дело, скорее всего, не в этом.

- Рауль молчит, потому что не хочет подставлять своего старшего коллегу, - задумчиво проинес Жюве.
- Почему вы так думаете, синьор Жюве? – удивился де Вилья.
- Я успел поговорить в коридоре с его матерью и понял, как он дорожит своей новой работой, – просто ответил Жюве.
- Странно, она мне про это ничего не говорила, - c сожалением заметил про себя инспектор, – хотя может все дело в том, что она – француженка и решилась открыться своему соотечественнику. А знаете, синьор Жюве, давайте я еще раз вызову на допрос Рауля Эчеверия и попрошу вас поприсутствовать при этом, может в вашем присутствии он будет более разговорчивым.

   Признаться Жюве не ожидал такого поворота событий, ведь ему даже показалось, что де Вилья на него обиделся за свои вопросы. Наверное, его Лизетт еще не вернулась в отель после посещения музея Пикассо, и у него еще есть немного времени.

“attendez” (фр.) – держитесь