Симулянт

               
   С детства я на здоровье никогда не жаловался, ходил на физкультуру и в другие секции, играл с пацанами в футбол, хоккей, и вообще, был активным ребёнком.Редко болел, не больше, чем все остальные, подхватив грипп или простуду. А, когда объявляли в школе карантин, то для нас здоровых – это был просто праздник.
 Целыми днями мы гуляли во дворе или бегали, как у нас все называли - в «техноложку», который потом переименовали в ХПИ, где мы, как в парке, катались на санках с крутых горок. Даже когда были сильные морозы и по радио объявляли, что детям 1-4 классов можно в школу не идти, мы, выспавшись и дождавшись пока родители уходили на работу, гурьбой бежали в парк кататься на лыжах и никто не замерзал…
 Потом мне часто, особенно на соревнованиях по велоспорту, приходилось попадать под дождь и ветер, но, то ли закалка, то ли внутренний настрой на победу, помогал мне, как говорится, - выходить сухим из воды и практически – не болеть. А когда весной меня призвали в армию, то летом было - нормально, потому как, учитывая мои Кавказские и Крымские корни, жару я переносил очень легко.
  Но вот, когда пришла осень с дождями и промозглой сырой погодой, а за ней зима, стало холодно и никакого настроя на службу, и победу - не было...
  И, то ли на танкодроме, то ли по пути в чайную, в средине декабря я простыл и попал сначала в карантинную роту, где гриппозных больных было прямо хоть пруд- пруди – человек пятьдесят, а может быть и больше. Кто там их считал?
 Недельку повалявшись и немного очухавшись, принялся, (от скуки) помогать нашему врачу – лейтенанту Соколову. Ведь у нас дома была, почти, что аптека, так как мать, часто употребляла всякие лекарства, периодически пичкая меня, поэтому, и я знал многие названия препараторов и их назначения. И вот, как-то увидев какими таблетками он пичкал солдат, заметил, что желательно давать в таких случаях – тетрациклин, аспирин, парацетамол и другие подобные.
  Глянув на меня с небольшими удивлением, он, смеясь, с сарказмом заметил:
- Оно, конечно, хорошо бы, но они – дороже стят, и на всех бойцов не напасёшься, - и ехидно заключил, - а эти таблетки нам ящиками выдают. Так, что, как говорится, - маем – то шо маем!
  Литер был абсолютно гражданским человеком, закончив Харькова мединститут, и его на год оправили служить в нашу санчасть. Правда, так и, не став, по-настоящему офицером, он весной уходил на дембель. А я, разговорившись с ним, предложил свою помощь, в смысле – раздавать лекарства, мерять температуру и так далее, а он, как и его помощник – сержант Серёга Коноваленко, который после Харьковского мед. училища, отпахав полтора года, должен был дембельнуться той же весной, был совсем не против и даже показывал, как делать перевязки, уколы и всё остальное по мелочам. Тем более, узнав, что я художник, он сразу попросил оформить ему дембельский альбом. А мне, что? Только этого и надо, облачившись в белый халат, днём – помогал нашим медикам, а по вечерам, без ротозеев, Серёге в альбоме картинки рисовать...               
  Прошло недели две – служба пошла нормально, подъёмов-отбоев нет, по морозу бегать не надо, ну и я тоже вошёл в роль медработника. Но, как известно всему хорошему – бывает конец…
  Как-то вечером приходит мой командир взвода – старший лейтенант Костенко и говорит:
- Я смотрю, ты тут залежался, и ротный меня послал тебя забрать, надо продолжать доделывать Ленинскую комнату, в смысле – новые стенды рисовать.
 А сержант-медик, видно подумал: «Плакал его дембельский альбом», поэтому довольно твёрдо возразил:
- Я его без своего начальства выписать не могу, потому, как он ещё не выздоровел.
 - А, где же твой начальник?
 - Домой пошёл, - ответил Сергей.
   А литер, услышав это, выпалил:
- Нечего этого симулянта здесь держать,пусть идёт в роту – и всё, а завтра, когда придёт твой командир – оформишь документы.
  Но, Серый стоит на своём и не отпускает.
- Давай, примем Соломоново решение! - предложил Костенко.
  А я, глянув на него,ещё подумал: «Вот, гад, на вид дурак-дураком, а такие умные слова знает».
- Это, как? - спрашиваю, - разрезать меня пополам, одну половинку оставить здесь, а другую – отправить в роту?
 Но, он действительно, видно, был тупой и, не поняв сарказма, сказал:
- Нет, сделаем так, пусть он сейчас при мне меряет температуру, если есть - пускай остаётся, а если нет, то – в роту.
  «Вот, гад, - думаю, - человек ведь может болеть и без температуры». Но делать нечего – беру градусник и сажусь рядом на табурет, а сержант с литером продолжают словесную перепалку.
  А настроение - хуже некуда…
  И взяла меня такая тоска, я как подумал: « Идти опять в роту и там парится с подъёмами, и отбоями, да ещё Ленинскую комнату оформлять, в общем, как говорится, – полная  жопа».   
  Вот я и давай себя накручивать, типа, что мне очень хреново, и голова раскалывается, и температура повышается, и я совсем-совсем больной.
  Благо я перед армией с нашими ребятами, правда, недолго, занимался аутотренингом, и он нам помогал после тренировок восстанавливаться.
  Короче, сижу – накаляю обстановку, аж, испариной покрылся. Чувствую, минут через пять, меня действительно начало знобить, даже мандраж появился, а я сижу, и ещё больше себе внушаю хворь. В общем, когда сержант, взяв градусник и глянув на него, отдал литеру, то тот, в свою очередь, внимательно посмотрев на шкалу показания, изменившись в лице и скривившись, аж присвистнул,а потом молча одев шапку, встал и двинулся к двери. И уже на выходи, обернувшись, громко сказал:
- Всё, равно вы все – симулянты! Я, ещё завтра приду.
- Тебе действительно хреново? – испуганно, спросил сержант, когда закрылась дверь.
- А с чего ты взял? - спросил я.
- На, посмотри.
  Взглянув на градусник, я даже немного офонарел – ртутный столбик дополз почти до отметки сорок один. Ещё немного и было бы сорок два градуса – это, наверное, когда человек уже прИсмерти.
- Ладно, - резюмировал Серый, - пойди, полежи немного, а то глядишь, чего доброго, ещё в обморок упадёшь, а мне потом отвечать.
 Утром, как положено, сержант доложил лейтенанту Соколову, что приходил командир взвода и хотел Сипкова умыкнуть.
 На, что тот смеясь, ответил:
- Наш начальник санчасти – майор Иванченко, как у знал, что у нас художник «парится», тут же приказал его перевести к себе, ведь, ему тоже надо кабинеты оформлять.
 А потом, глядя на потухшее лицо сержанта, добавил:
- Не переживай, он там тебе и дембельский альбом сможет спокойно дорисовать.