Отличный почерк

         
   Во времена моей молодости, почти все служили в армии. Правда, бывало и исключение – это те, кто умудрялся поступить в университет или институт, или закосить под больного, как правило, на голову, и попадал в дурку, потому, как другие болезни вылечивали и потом всё равно загребали служить.
    У меня даже соседа, который с детства носил очки, забрали в стройбат, а чтобы он не промахнулся и кого-нибудь случайно не угробил, вместо автомата выдали лопату. Так он два года и проработал на шару, в смысле, – отдал долг родине. Не избежал этой участи и я, после окончания художественного училища, мне сразу весной прислали повестку, упредив тем самым от поступления летом в художественно промышленный институт.
   Но я сильно не парился, зная по рассказам старших товарищей, что художникам в армии – лафа. И точно. Отправили меня в учебку в Десну, находившуюся в Черниговской области. Призывников прямо из военкомата сначала посадили на поезд, а доехав до Киева, погрузили на допотопные пароходики и – вниз по Днепру до какого-то причала…
  Когда мы плыли, потому, как мы не моряки это они – ходят, а мы по всем параметрам – именно плыли, то некоторые, на прощание набрались, мягко говоря, - в хлам, и весёлые куролесили по всему кораблю.
  А мы с пацанами и ещё с одним приятелем Виктором Чуриловым, с которым познакомились ещё в военкомате, сидим на верхней палубе, где не было удушливого перегарного выхлопа и моей кепкой играем в «волейбол», если можно так сказать. Играли, играли, пока она случайно не вылетела за борт. Тогда продолжили – головным убором приятеля, но и его фуражка через несколько минут, тоже не упала в воду.  А другие пацаны, да ещё с пьяных глаз, смотрят, вещи за борт выкидывают и, видно подумав, что это традиция такая, тоже начали бросать: кепки, шапки и другие головные уборы и, когда они закончились, то дело дошло даже до всяких шмоток, ведь в армию, в основном, все надевали старьё,а у одного «пассажира» пока он спал после возлияния, свесив ноги на нижнюю палубу, умудрились даже ботинки стянуть и выкинуть за борт, так он потом так босиком и шагал до части.   
 Но больше всех удивил новобранец, который, как говорится, - причапал, вообще, по пояс голый.
  Литер, как увидел, аж присвистнув, с удивлением спросил:
- Ты, что, в таком виде прямо из военкомата приехал?               
А тот, немного смутившись, ответил:
 - Да, мы пока плыли, играли в карты на раздевание, а кто продул – шмотки за борт кидал. Хорошо, что приехали раньше, чем одежда закончилась, а так бы до трусов мог проиграться. И все, особенно, те, у кого ещё осталась одежда,  весело за ржали, понимая, что это не страшно, так, как все знали – после бани выдадут форму…
  И вот, когда нас помыли, переодели и мы, не спеша, кучковались в курилке, ожидая распределения, прибегает какой-то старший лейтенант и спрашивает:
- Кто из вас Сипков и Чурилов
- Ну, мы, - робко отвечаем.
- Так, пошли со мной, я умыкнул ваши документы.
А нам, только и осталось сказать:
 - Есть!
  Заводит он нас в роту и дальше в какой-то кабинет на двери, у которого было написано «Канцелярия». Я ещё тогда подумал: «Странно, как-то в армии такая табличка, наверное, должно быть написано – «Штаб», а может это специально для маскировки, чтобы шпионы не догадались?»
  А ротный говорит:
- Вы тут сидите, и никуда – ногой, - а потом добавил, - нет лучше я вас закрою, а то, чего доброго, ещё украдут. 
И вышел, повернув ключом на два оборота.               
 Мы с Виктором Чуриловым испуганно переглянулись, и он сказал:
 -Не фига себе, никогда не думал, что в армии крадут солдат.
 Правда, сидели мы недолго, минут двадцать.
  Слышим, замок клацну, дверь распахнулась, и с порога ротный с командовал: 
- На выход – строиться!
  Мы вышли, смотрим, а в проходе ещё человек пять стоит, тогда ротный продолжает:
- Вот сержант Унтилов, он вас на ужин отведёт, - и, обращаясь к нему, продолжает, - командуйте.
 И этот с лычками на погонах, громко и отрывисто, как гаркнет:               
- Выходи на улицу, в две шеренги становись!
«Шмельком» выбегаем, а там уже человек десять стоят в два ряда, по-видимому, нас дожидаются, ну и мы пристроились в хвосте.
 - Равняйсь! Смирно, напра-вО, шагом марш! – рявкнул он, и все, как умели, зашагали, а сержант, только ухмыльнувшись, процедил, - ладно, идите, как можете, потом будем учиться маршировать.
Так и началась моя армейская служба…
  После ужина вызывает нас вдвоём ротный в канцелярию и говорит:
 - Так, Сипков – художник, я видел, у него почерк хороший, - и обращаясь к Чурилову продолжает, - а у тебя какой?
- Нормальный, - смутился Виктор.
- А ну, напиши своё имя и фамилию! – глянув резюмировал, - отлично, у тебя почерк даже лучше, чем у Сипкова. Значит так, садитесь за стол и будете вот на этих листка записывать: имя, фамилию и отчество, а потом я их буду распределять по взводам. Понятно?
- Ясно, - говорим.
- Не ясно, а так точно! Привыкайте, вы теперь в армии. Уяснили?
- Так, точно! – рявкнули мы.
И ротный только улыбнулся. Так и пошла наша писарская служба… 
Переписывали бойцов, потом формировали личный состав отделений и взводов, делали, так называемые «раскладушки» для офицеров и сержантов – это, когда на ватмане сложенном гармошкой в алфавитном порядке записывают их имена, фамилия, отчества, национальность и домашний адрес, а потом ещё заполняли военные билеты с номером части, автоматом и так далее. В общем, работы хватало, ведь в нашей учебной роте было сто двадцать человек, не считая командиров. Так прошла целая неделя, пока укомплектовывали взводы и отделения.
 И вот, как-то на построении на плацу, с трибуны какой-то майор в микрофон спрашивает:
 - Среди, вновь прибывших, есть художники? Если есть выйти к трибуне.
  Ну, я и ещё несколько бойцов вышли. Майор оказался начальником штаба и, спросив наши фамилии и, что-то отметив у себя в «раскладушке», вернул нас на место.
  Вот на фига, ты побежал к трибуне? - возмутился ротный.
- Майор сказал – я побежал, а, что не надо было? Я ведь не знал!
- Да я ж тебя специально украл, у соседского батальона, куда тебя хотели направить, потому что мне Ленинскую комнату надо было оформлять, а теперь всё пропало, тебя заберут работать, скорей всего в штаб полка, - вздохнул ротный.
«Да, - подумал я, - видно так в армии заведено, что старший командиры у младших, воруют бойцов».
А потом сказал:
 - Ничего страшного, у вас ещё Чурилов остался, у него отличный почерк.