Степь 6

Плавно рассекал седые ковыли золотой иноходец-время. Путались в летящей гриве  дни и расстояния. Степь  по-прежнему родила цветы и травы, вскармливала бесконечные табуны, отары и с печалью смотрела на своих детей.

Рух насилия лениво свешивал в степь свои космы. Уверенный в силе страха, удесятерённого кровью и страданиями, он не следил за движением неподчинённых аруахов.
Хитроумные таргуны  на захваченных землях умело стравливали баев и биев, чтобы усилить разъединённость. Разоряя непокорные аулы, они искали и находили тех, кто способен был променять достоинство и свободу на сытую похлебку пса-прислужника.
Маулет дважды чуть не попал в западню, и стало понятно, что охотится на него кто-то из соплеменников. Предатель обнаружился быстро: в степи человек весь на виду. Так и не смог Динибек одолеть своей ненависти к бывшему сопернику. Только не подумал охотник, что не против врага выступил, а против  народа, не желающего себе сиротства. Суровая стрела  в багровом полыхании заката настигла Динибека, и смерть пришла к нему  совсем не от таргуна.



Степнякам выпала хорошая добыча: джигиты отряда  Маулета наскочили на караван хана Данияра, идущий с юга. Одна из его жён возвращалась от Ардуза с богатыми дарами. Вереница верблюдов,  что с гордым видом несли ценную поклажу, казалась нескончаемой.
Воины хана не устояли перед отрядом  Маулета. Перебив и спешив боевую охрану, джигиты-байсалы начали сноровисто сгонять лошадей, разбирать тюки. Коней, верблюдов большей частью раздадут обездоленным и слабым. Кое-что пойдёт на обмен оружия, а основную долю товаров повезут на рынок южного города, чтобы среди понурых, закованных в цепи рабов выкупить еще одну партию байсалов.

Батыр подъехал к перепуганной кучке слуг, сбившихся возле  роскошно одетой женщины, которая не отрывала от джигита глаз и  пристальным взглядом  издалека тянула к себе.

Маулет не сразу понял, кого поставила перед ним на заковыристом, ломаном пути затейница-судьба.  С лица, покрытого шелковым химааром, из-под насурмленных бровей смотрели  незабываемые глаза.

 Айгерим!

Да, это была она, та, что снилась ему тревожными ночами, та, что утренней звездой вела  по нынешнему пути, придавая мужества и смелости в самых суровых испытаниях. Та, что не состоялась как мать его детей, но в мыслях всегда скакала рядом, стремя в стремя, как боевая подруга, спутница, разделявшая помыслы.

- Айгерим! Жива. Я нашел тебя, родная.

Темны глаза Айгерим. Столько воды утекло – растворились лукавые искорки в глубине пережитого.

- Я искал тебя все время, Айгерим, я так хотел выкупить тебя из плена… Теперь ты свободна! Мы вернёмся в наши края, в долину Кумискел, соберём родичей-байсалов и откочуем на север. Там не так обильны травы, но  нет раздоров, земледельцы  обходятся без войны…

- Мой народ теперь – таргуны, а не байсалы. Ты забыл,  Маулет: род женщины – тот,  которому принадлежит  её муж.

На строгом лице былой хохотушки – ни тени улыбки. Сама Айгерим – как каменное изваяние.

- Муж? Ты называешь хана своим мужем? Данияр – убийца твоего отца!

- Данияр – отец моего сына…

Взметнулись и опали ковыли. Долгим стоном ветра отозвалась степь. Выдержишь, человек?
Сломаешься – пойдет жизнь мимо тебя. Тряхнёт  гривой золотой скакун и понесёт время дальше, тем, кто не устаёт искать счастье.

- Они уже  смешали любовь и ненависть, - сердито сказало небо.
- Они даже в ненависти ищут любовь, - тихо ответила степь.

Трепетной, протяжённой   волной шли  вслед удаляющейся кучке таргунов серебряные ковыли, будто пытаясь остановить уходящую к горизонту несбывшуюся мечту батыра. Маулет застыл, забыв о времени. Каково тебе, моя красавица? Не хватило тебе радости для бывшего суженого, но осталась ли она вообще в рассечённом пополам сердце?

Степь приникла к женской боли, тихой грустью огладила печаль своей любимицы. Крепись, Айгерим. Как железо испытывается в огне, так человек в беде. Дорога судьбы не терпит безнадежности, а тебе  ещё нужно растить сына среди таргунов, не давая забыть, что его дед – байсал.

Хлестнул коня Маулет, оставляя позади свой отряд с добычей.
Словно заново переживал он ощущение давнего сиротства. Не было больше рядом незримой спутницы. Пусть не по своей воле, но покинула его Айгерим, последовала своим путем совсем в другую сторону. Погас свет  путеводной звезды.

- Не звезда выбирает идущего, а идущий – звезду, - сердито сказало небо.

Степь тревожно молчала. И по-женски ждала. У терпения, закаленного веками, поддержка одна – надежда.

Верный конь скакал неистово, яростно, чувствуя боль хозяина и пытаясь разделить ее с человеком.  Понемногу тот успокаивался, наконец перешел на шаг. Маулет оглянулся на своих джигитов и впервые за последнее время почувствовал, что не одинок.
Не одинок. Сзади скачут надёжные, проверенные  в битвах друзья. А впереди ждёт развеянный по степи несчастный народ. Сколько байсалов погибло от рук завоевателей, сколько умерло от нужды и голода! Замыкаться батыру в своем горе – значит множить страдания народа. Всплыли в памяти и словно по сердцу ударили слова мудреца-акына: «Для себя жить – тлеть, для семьи – гореть, для народа – светить».
Развернул Маулет коня и поскакал навстречу отряду. Предки-степняки говорили: «Пока пальцы не сожмутся в кулак, рука не согреется». Пора, давно пора сжимать кулак. Если не нашлось предводителя среди степной знати, кто, как не батыр, соберет народ в войско?

- Верно, - одобрила степь и улыбнулась.

 Небо напряжённо молчало.  Под небесным сводом набирал силу новый, непривычно яркий, рвущийся на свободу свет.  Аруах единения золотыми лучами пробился, наконец, сквозь жгуты напрягшегося  руха насилия, расправил солнечные крылья  и взмыл в высоту.



                *Кыз Куу – «Догони девушку», национальная игра
**Карлыгаш – ласточка (каз.)
*** Барымта – одна из форм решения родовых споров – самовольный захват, угон скота у обидчика в возмещение причиненного ущерба
**** Берекет -  мир, согласие (каз.)