The Beers несёт убытки

– Это всё чушь! – говорит сидящий напротив меня красивый молодой человек в форме – В неё верят только городские, вроде вас! Вам школе и в институтах лапшу на уши вешают, а вы всему верите. Жизнь она по-другому устроена. Здесь порядок такой, и закон соблюдается лучше, чем у вас. А почему? Потому что здесь тюрьма градообразующее предприятие!
– Как это? – недоумеваю я, продолжая жевать свою гречку.
– Очень просто. Сама считай обслуживающий персонал с семьями, на них сад, фельдшерский пункт, школа, магазин. Здание обслужить, инженер, техник смотритель нужен, электрик ну словом много кого. Так?
– Так – соглашается мой однокурсник 
– Ну вот. Потом тюремное производство, опять же инженеры и педагог нужен, многие заключённые, ведь не умеют шить. Девушки сейчас вообще ничего не умеют, вот ты, например, умеешь шить?
–Нет – честно признаюсь я.
–Вот видишь, тебя тоже учить надо!
В столовую входит здоровенный мужик с коричневым от загара лицом в летнем таёжном костюме. Сразу понятно, что он не имеет отношение к местному градообразующему предприятию.  Настоящий герой Джека Лондона охотник или старатель. Вот он берёт поднос и встаёт в очередь на раздачу. «Воспитанный» – отмечаю я про себя – «Вперёд женщин к раздаче не лезет». Я невольно начинаю следить за ним, и уже в пол-уха слушаю собеседника.
– Опять же ферма, продукты. Здесь, между прочим, своя молочка, а сыр мы даже в Москву возили – долетает до меня.
 – О! – восхищаюсь я и продолжаю внимательно следить за старателем. Его, наверное, неплохо знают в этой столовой. Подавальщица без разговоров берёт вместо обычной тарелки салатное блюдо и кладёт туда двойную порцию картофеля, затем также обильно кладёт сверху гуляш. «Мяса побольше, подливки поменьше» – мысленно улыбаюсь я – «Кусочки ему выбирает». Вот он получает компот, берёт поднос, разворачивается, ища глазами себе место. За нашим столом, как раз есть два свободных, ему не будет тесно, и он направляется к нам. «Он не сидел» – проносится у меня в голове – «Иначе не сел бы за стол с человеком в форме».
– Можно?
– Пожалуйста! – отвечаю я, отодвигая свой салатик.
Он садится, и какое-то время мы все едим молча. Но нашему с Севой собеседнику не нравится такое молчание, и он раздраженно продолжает разговор.
– Верите этим россказням, у вас, что ума своего нет? Вам сколько лет?
– Двадцать пять – отвечает Сева
– Двадцать три – отвечаю я
– А, – протягивает он разочарованно – я думал ты старше, выглядишь ты на тридцать.
Мне неловко, и я начинаю оправдываться:
– Я вовсе не верю этим сказкам, я просто спросила Ваше мнение?
– Просто! Спросила! Думай, что и у кого спрашиваешь! Другие не такие добрые как я, могут и по роже съездить!
Мне стыдно, и я утыкаюсь в гречку, а вот старатель напротив – поднимает голову от тарелки и начинает пристально смотреть на оперуполномоченного, не говоря ни слова.
– Я объясняю этим студентам, что сейчас XXI век, что сейчас всё в компьютерах, каждая заключенная постоянно на виду. Тюрьма — это режимный объект и конвоиры не могут бросить табельное оружие, чтобы пойти пьянствовать неизвестно с кем. Смешно ей богу! Чему их учат? Начитаются Шаламовых и Солженицыных, а потом такая каша в голове, такая каша!
Старатель дожёвывает последний кусок гуляша и, глядя на человека в форме, медленно произносит:
– The Beers понесла убытки! Те старатели были от The Beers
Наш собеседник меняется в лице, его тонкая шея вытягивается, и покрывается гусиной кожей. Он отодвигается от стола, затем резко подпрыгивает, хватает фуражку и, не убирая за собой посуды, выскакивает из столовой.
– Вы чего здесь? – спрашивает старатель нас с Севой.
– От института, на практику на шахту 52 за апатитами.
– С проводником?
– Да, к вечеру ждём.
– Не задерживайтесь! – он встаёт из-за стола и повторяет со вздохом – The Beers понесла убытки.
В столовой делается тихо. Старатель, поев, выходит.
– Доела? – спрашивает Сева.
– Да – отвечаю я.
– Тогда пошли, найдём Николая Кирилловича.
 Мы выходим, идем к зданию школы, где наша база. Наши ребята уже собирают вещи.
– Профессор пошёл к автовокзалу! – кричит из окна наш староста Игорь.
– Сходим за ним? – спрашивает Сева.
– Да, давай прогуляемся!
Вокруг северная природа в последних красках лета, сухо светло. Посёлок окружён сопками, поросшими кустарником и редкими деревьями, которые уже становятся по-осеннему рыжими. Северную идиллию нарушают крики с автовокзала.
– Бежим – кричит Сева.
Я ещё издалека замечаю автобус новенький евростандарт междугородный с отделением для багажа. Приятно видеть, что и в отдалённые районы Восточной Сибири добралась наконец цивилизация и комфорт... И тут я понимаю, что кричат пассажиры. Идёт посадка на рейс. Но это какая-то дикая посадка, больше похожая на штурм спасательной лодки на Титанике. Автобус уже заполнен до отказа, в окна видно, что люди сидят буквально на головах друг у друга! При входе на второй ступеньке стоит женщина и истошно орёт:
– Я с детьми! С детьми! Пропустите!
В одной руке у неё крепко спелёнатый младенец, а другой она держит за шиворот ребёнка лет пяти. Малыш задыхается из-за того, что рубашка сдавливает ему шею. Его мать орудует локтями, а потом, размахнувшись со всей силы, забрасывает его поверх голов пассажиров внутрь салона. Изнутри слышится мат и ругань.
– Сдурела сука!
Но женщина не собирается сдаваться, и поднимается на одну ступеньку. Тут я замечаю вцепившегося ей в ногу ещё одного ребёнка. Она хочет повторить свой бросок, но из салона кричат:
– Скинем! Скинем сука! Сама держи!
Сзади напирают и ребёнка вот-вот затопчут. Опять же одной рукой она подтягивает малыша вверх, он цепляется за её шею и карабкается ей на плечи...

 Тут я замечаю, что наш профессор стоит здесь рядом, прижавшись к стене с расписанием. Он тоже потрясён происходящим.
Автобус уже набит полностью, но тут подбегают ещё люди. Двое мужчин бегущих впереди, сразу понимают, что втиснуться в салон уже не получится и, подскочив к багажному отделению, открывают дверь и начинают выкидывать чемоданы пассажиров.
И салона снова слышится мат.
– Газуй гнида! – кричат пассажиры водителю.
Из окон салона вниз летят, плевки и мусор. Но мужчины не обращают на это внимания, и быстро и слаженно освобождают багажный отсек. Их подбежавшие жены с ребятишками запрыгивают внутрь.
– Садитесь – кричит нам один из мужчин – здесь ещё есть место!
– Нам на шахту – растеряно кричит в ответ Николай Кириллович
Водитель жмёт на газ и автобус трогается!
– The Beers понесла убытки! – доносится из багажного отделения – Поторопитесь!
На автовокзале остаёмся только мы с профессором и разбросанные чемоданы. Мне страшно от этой внеплановой эвакуации. Вид объятых первобытным ужасом людей, которые час назад жили своей обычной жизнью, заставляет нас серьёзно задуматься. Все трое мы подходим к выходу с автовокзала, и тут дорогу нам преграждают крупный мужчина с двумя детьми, судя по всему его сыновьями.
– Вы сегодня уходите в тайгу? – без обиняков спрашивает он
– Да
Мужчина разворачивает свёрток, который держит в руках и показывает толстенную пачку красных купюр, перетянутых резинкой.
– Возьмите нас с собой.
  Николай Кириллович пятится назад. В пачке  его зарплата за два, а может и за три года.
– Что вы? Что вы?
– The Beers понесла убытки! – вздыхает мужчина и снова протягивает профессору пачку – это всё что есть! – и как бы извиняясь, добавляет, –  песок я в квартире не держу.
  Николай Кириллович смотрит на детей. Они уже в таёжных костюмах,  с рюкзаками на плечах. Их лица серьёзны, они уже всё понимают.
– Убери деньги! -говорит профессор - Отдашь только за харчи. Пойдём.
   И мы вшестером возвращаемся к школе. Идём молча. На улицах посёлка пусто.
– А почему не на автобусе? – спрашивает Николай Кириллович наших новых попутчиков – Там же было место в багажном.
– Дорогу они перекроют.
Сева оглядывается на автобус, красную крышу которого ещё видно на дороге:
– Может, успеют проскочить? – робко спрашивает он
– Может… – равнодушно пожимает плечами мужчина. – Я Пётр Иванович, а это – он показывает на детей – Иван и Мартын.
 Мимо нас с шумом проносится полицейский пазик. Внутри женщины и дети. Полицейские везут свои семьи, под защиту тюремных стен. Мне становится не по себе, успеем ли мы уйти из посёлка, ведь наш проводник должен прибыть только к вечеру. Не в ночь же нам выдвигаться. Наш руководитель тоже  взволнован. Мы приближались к школе.
– Смотрите – Сева показывает на склон сопки.
По склону быстро спускается небольшая группа, голов десять оленей. Впереди бегут собаки, а на спине у головного оленя  сидит наш проводник эвенк Битык. Он заметил нас издали и теперь машет рукой.
– Сева – кричит Николай Кириллович – беги к ребятам, пусть выносят вещи. Сейчас будим грузиться. Сейчас!
Битык уже входит в посёлок. Мы радостные бежим к нему.
– Начальник – кричит он  Николаю Кирилловичу –  Я как вчера узнал, так сразу вышел навстречу!
– Уже знаешь?
– Знаю – вздыхает Битык -The Beers понесла убытки, однако. Теперь шибко сердитые. Уходить надо скорее!
По улице уже бегут наши ребята с вещами.
– Битык – говорит профессор – с нами ещё трое.
Битык явно недоволен, его олени уморились от перехода:
– У-у начальник – эвенк кривит лицо, точно у него болит зуб – пешком пойдут, на оленя только поклажу, шибко морился. И вы тоже.
Мы подвязываем наше снаряжение, инструменты, палатки и харчи. Эвенк и профессор проверяют крепежи и подпруги. Наш новый знакомый Петр тоже ловко подтягивает ремни, видно, что ему и его детям не в новинку ходить по тайге на оленях. Перекличка и мы строимся. Впереди Битык, за ним Сева, Игорь, Мартын, я, Аня, Лена, Иван, Пётр Иванович и Николай Кириллович. 
– Моок-мок-мок-мок! – вскрикивает Битык и олени, нехотя начинают движение назад в гору.

– Мартын, – спрашиваю я подростка, который идет впереди, – что случилось с теми старателями, которые от The Beers?
– Погорели они вместе с зечками, –равнодушно отвечает подросток.
– Как погорели?
– А так, у себя в бытовке. Начальство им баб из колонии привезло, ну как обычно за песок. А одна там не в себе была. У нас в райцентре сумасшедший дом был, так его оптимизировали. Сумасшедших выпустили, а они ведь все разные. Кто тихий, кто буйный, а та, которая устроила поджог, постоянно всё поджигала. Ей бы таблеточек, а ей вместо этого дали два года общего режима. Начальству ведь всё равно, лишь бы от старателей песочек шёл. Ну… отвезли зечек на прииск. Что там старатели с ними делали, не знаю; но под утро эта сумасшедшая их подожгла. Мужики погибли, а золото за сезон не сдали. Где теперь это золото, леший знает. Конвоиры, когда протрезвели сами, в бега подались. А сегодня выяснилось, что старатели были от The Beers.
– Сколько же они намыли за сезон?
– Сколько намыли, не знаю, но у нас ходили слухи, что мыли они только для вида, а сами поднялись вверх по ручью и сняли пласт, под которым была жила.
– Тогда это может быть несколько тон золота!
– Ещё бы! – соглашается Мартын.
– Где же оно может быть теперь?
– Не ясно.
Мы поднимаемся на сопку молча. Темнеет. Я оглядываюсь на посёлок. Ни в одном доме не горит свет. Всё опустело и только градообразующее предприятие готовится к обороне...