Тимошины. Ёлка

Послевкусие от рассыпанных на снег мандаринов, к которым до самого праздника всем было запрещено подходить, не стиралось никакими стараниями домочадцев. Никудышный муж, перечеркнувший своей зимней неуклюжестью всю радость обладания гастрономическими дефицитами, добытыми стараниями Анны Петровны, отцом на редкость был заботливым. Договоренности с лесничим о возможности подарить сыновьям самую красивую елку были составлены еще летом, а в декабре незатейливо подтверждались скромным 40 градусным презентом. В назначенный день Алексей Михалыч отправлялся за шикарной замерзшей красавицей в лес и, мокрый по пояс, приносил пушистую елочку домой. Но в тот пятый, от рождения младшего сына Егорки, год карма, перевернувшая сани под выразительные проклятия жены, вцепилась в него мертвой хваткой и не желала отпускать.

Отец, уже в подробностях описавший детям, какую елку он для них выбрал, в лесу вдруг был поставлен перед фактом, что по новому плану этого года разжиться можно только сосной. Елки в руднянских лесах оказались под запретом для вырубки. Непреклонный в своем решении лесничий, пытаясь оправдаться за уже приконченный подарок, настаивал, что сосна в доме много полезнее елки, поскольку и воздух очищает лучше, и запах ее приятнее, и противовоспалительный эффект от нее серьезнее.

Сосна, по мнению Алексея Михалыча, была так себе альтернативой, но на фоне возможности сидеть за столом рядом с ведром песка, украшенным фонариками, и наблюдать недовольное лицо супруги, тоже годилась. Дети оценят и сосну, главное ее фонариками нарядить, а под нее подарки разложить. А любезная Анна Петровна найдет к чему придраться, хоть Кремлевскую ёлку ей принеси.

Детской радости при появлении папы с перевязанной веревками сосной не было предела. Намечалось всеми любимое совместное приключение по водружению дерева на специально для него сделанную подставку, которую мастерили тоже вместе. Сосну на время подготовительных работ оставили в подъезде, чтобы она привыкла к теплу, а растаявшие на ней снежинки, всплакнув, навсегда с ней попрощались. 

Когда сосна была прочно установлена в зале и связанные ветки были освобождены, запахом хвои наполнилась вся комната. Егорка подошел к дереву, тер иголочки, многозначительно зажмурил глаза и шумно вдохнул воздух. Его плечики подлетаеи на вдохе вверх, а затем спокойно на выдохе опустились, и расслаблением и радостью наполнилось все тело. Егорка захлопал в ладоши, предвкушая, какой красивой станет сосна, когда они с мамой повесят на нее игрушки, как здорово будут гореть на ней разноцветные фонарики в темноте, и как удивительно будет здесь, среди укутавшей подставку ваты, найти послезавтра подарки. В этот момент Егорка чувствовал такое блаженство, что во всем его существе не осталось ни одного воспоминания о мандариново-краковских разногласиях между родителями. Пока не щелкнул дверной замок и на пороге не появилась Анна Петровна.

Проснувшись сегодня позже мужа, который ни свет ни заря исчез в неизвестном ей направлении, она не успела высказать ему ничего из накопившегося за ночь. С этой тягостно душевной ношей она покормила завтраком детей, как бы невзначай причитая, что им достался непутевый отец, неспособный сам сообразить, что детям необходима елка. С этой же ношей она ушла с подарочно завернутой в газету краковской к соседке Нинке, а затем и в магазин за солью. Свежий воздух и прыжки через сугробы слегка развеяли заряженность Анны Петровны, поэтому домой она вернулась почти налегке. Благостное расположение, чуть укрепившееся и хвойным запахом, который она почувствовала с порога - догадался сам, не забыл – тут же растворилось при виде раскинувшего редкие ветки до самого потолка лысого чудовища.

Объяснения, что другие сосны не лучше и даже с этой наступит Новый год, а Дед Мороз принесет подарки и оставит под ней, звучали для Анны Петровны не только неубедительно, но даже явно демонстрировали отсутствие любви к детям со стороны отца. Давно осознавший бесполезность споров с многодетной матерью с активной гражданской позицией, Алексей Михалыч решил вопрос творчески: надел валенки и покинул помещение в самый разгар бури, чем дал еще один повод карме пройтись по нему танком.

Разом притихшие в своей комнате сыновья тревожно переглядывались между собой, всерьез опасаясь, что выученные стихи на табуретке рассказывать будет некому, в трезвомыслии Деда Мороза не заходить в квартиры без наряженных елок они не сомневались. Щелчок дверного замка, от которого теперь можно было ожидать чего угодно, вывел из задумчивости. В коридоре стоял папа с устрашающе решительным видом и держал в руках топор и еще более пестрахозную сосну.

Несколькими ударами он отрубил от дерева все ветки и приколотил их гвоздями к уже установленной в зале сосне, от всей души жалея, что к бактерицидному и противовоспалительному эффекту сосновой хвои не добавила мать-природа и бесогонного. Анна Петровна за действиями мужа, сложив руки на груди, наблюдала молча. Дети папиной находчивости хлопали в ладоши.

Оттюнингованная красавица была готова к украшению игрушками и фонариками – к последнему кругу ада. Наряжали ее игрушками из тщательно оберегаемой весь год коробки. Детям до 8 лет прикасаться к ним не разрешалось, уж слишком одни были хрупкими, а другие неуклюжими, поэтому украшать елку выпадало на долю Анны Петровны под пристальными взглядами 3-х пар юных глаз. Гирлянду Алексей Михалыч сделал из обычных лампочек, которые предварительно раскрасил чернилами от ручек. Хотя разнообразием современных оттенков гирлянда похвастаться не могла, но процесс превращения обычной лампочки в папиных руках в светящееся разноцветное диво на роскошной сосне вызывал в сыновьях неподдельный восторг. Помнящий сколько взрослого недовольства и детского разочарования может вызвать один перегоревший фонарик, Алексей Михалыч на всякий случай приготовил себе спасательный круг из ряда запасных, чтобы дотошным образом при необходимости перекрутить каждую в поисках паршивой овцы.

После того как с официальной частью подготовки дома было покончено, старшие братья, взяв с обеих сторон младшего Егорку под свою опеку, отправились к жившей в соседнем доме бабушке. Поздравлять ее было принято чуть заранее, да и возможность получить подарки раньше полуночи была очень привлекательна. В тот год бабушка приготовила для каждого по елочной игрушке из своей великолепной коллекции, отдельные экземпляры которой могли похвастаться еще дореволюционным происхождением, а другие – рождением на земле прибалтийской. Егорка стал счастливым обладателем самоварчика с ювелирно очерченными деталями. Красивая, хрупкая, бабушкина – игрушка всколыхнула в душе ребенка волну восторга. Теперь у него была своя елочная игрушка, которую он отнесет домой, а затем сам выберет ей лучшее место на веточке.

Предупреждения бабушки о необходимости быть очень осторожным по дороге домой Егорка почти не слышал, все его внимание захватил стеклянный самоварчик. Увидев маму, болтающую с соседками у подъезда, Егорка со всех ног побежал к ней показывать чудо на вытянутых вперед руках.

- Мама, смотри, что подарила мне бабуля!

- Егор! Не спеши, упадешь!

Перед самым подъездом он поскользнулся, а самоварчик вылетел из рук и разбился на мелкие осколки. Егорка, начавший было реветь из-за своей невосполнимой потери, услышал над ухом голос мамы, поднимающей его с земли, и тут же передумал.

- Сын своего отца! Я же говорила тебе не бегать!

Обида на лед и мамины слова разметали прежний восторг по ветру. Игрушки братьев теперь будут висеть на веточках, а его, Егоркиного, самоварчика среди них не будет. Никогда.

За два часа до Нового года Анна Петровна поняла, что атмосферу дома все же пора менять на праздничную.  Фонарики на елке зажглись, свет приглушился, аппетитные салаты, тарелки с бутербродами, заливное постепенно заполнили все пространство стола. Из серванта достался праздничный сервиз, разложились в хрустальные вазы конфеты и мандарины. На ветках появились любимые детьми золотые медальки, а под елкой - сладкие подарки.

Первая бутылка шампанского откупорилась, чтобы под разные воспоминания проводить уходящий год и заключить перемирие на ближайшие несколько часов. Алексей Михалыч предложение супруги поддержал. Игристый напиток и, особенно беленькая, на которую вскорости отцу семейства была позволено перейти, смягчила обиды, притупила недовольства и вообще наладила жизнь. Анна Петровна, видя, как веселеет муж, подливала ему и сама. Чтобы к двум часам ночи традиционно укусить его словами про «опять нажрался» и оставить спать под заботливо собранной им сосной.