1 Дорога на Камчатку 1980 г

1 Дорога на Камчатку 1980 г.

    Это было давно. Во времена, когда я был в счастливом возрасте, благоприятно сочетавшем мою молодость и мой уже довольно большой жизненный опыт. В 1980 году, когда мне исполнилост 35 лет, я оказался холостым, после первой длительной, неудачно завершившейся семейной жизни.
    Избыток личной свободы, который не мог продолжаться долго, я решил использовать на большое путешествие из Барнаула на Камчатку. В далекий край, о котором я слышал рассказы побывавшего там моего покойного дяди Петра Иваныча Бутина. Мужа Анны Пантелеевны, родной сестры моей мамы. Петр Иванович познакомился с Анной Пантелеевной в госпитале Алма-Аты, где она, студентка мединститута работала врачем-фтизиатром и там лечила его, всего израненного на фронте Великой Отечественной войны, с тяжким ранением груди.

    В начале мая 1980 года, проходя знакомой дорогой в библиотеку на улице Островского, я обратил внимание на объявление о возможности заключить трудовой договор с Камчатрыбпромом. Объявление выставила конторка, расположенная на первом этаже обычной квартиры девяти этажного дома на улице Антона Петрова.
    Моя семейная жизнь закончилась и потому я зашел узнать о договорных условиях, предполагая больший заработок, чем я имел за работу грузчика на заводе АТИ. Поскольку что полгода назад я купил на нашей барахолке подержаную (шестилетнюю) "копейку" (ВАЗ 2101) за разорительные для меня семь с половиной тысяч рублей! (Новая "копейка" стоила пять с половиной тысяч.) Остаток моих денежных запасов в пятьсот рублей не позволил купить приличный для машины гараж и мне пришлось удовлетвориться железным гаражем с плоской крышей, в дождливую погоду протекавшей.
    В договорной конторе поздоровался с женщиной моих лет. Которая, узнав о моем намерении, со мной разговорилась. К обоюдному удивлению мы узнали, что у нас одинаковая фамилия (оформлявшая трудовые договоры женщина оказалась Переваловой Марией Николаевной)!
    Мария Николаевна тогда сказала - "мы как брат с сестрой"!
    Так я заключил Трудовой Договор с Камчатрыбпромом! Пытаясь отвлечься от переживаний семейного крушения необычной поездкой на Камчатку, не тратя своих денег, заключив Рабочий Договор с Камчатрыбпромом на полгода. Понадеялся заработать великие деньги, лично ознакомиться с камчатской жизнью и камчатскими красотами!
    Насчет красот не ошибся! На Камчатке насмотрелся удивительных явлений морской и камчатской природы, а предоставленная мне там работа позволила очень подробно ознакомиться и с бытом камчадалов. Только вот заработки мои на Камчатке оказались скромнее ожиданий, поскольку для настоящих заработков и весьма больших, следовало пожить там не полугодие, на которое я заключил Рабочий Договор с Камчатрыбпромом, а не менее пяти лет, ежегодно прибавлявших к заработной плате большой "районный коэффициент". Поднимавший штатную зарплату проживших там пятилетку камчадалов до 750 рублей за месяц!
    Такие деньги по тем временам СССР были очень значительные. Но на столь долгое жительство на Камчатке я заведомо не мог согласиться (в Барнауле, в плохоньком железном гараже меня дожидалась купленная полгода назад подержанная шестилетняя "копейка" - ВАЗ 2101). Но я был уверен, что любая работа в Камчатрыбпроме заведомо не могла быть труднее моей работы грузчиком в Барнауле. Где я четыре предыдущих года вручную разгружал железнодорожные вагоны с сырьем для завода АТИ, свободно выдерживая сменную нагрузку до сорока и более тонн.

    Подсчитал как-то, что за четыре года работы грузчиком на заводе АТИ я участвовал в разгрузке не менее тысячи вагонов, в бригаде из трех-четырех грузчиков. Ежедневно освобождавших не менее одного вагона с грузом до шестидесяти и более тонн, которые мы вручную накладывали на электроплощадку, на ней увозили сырье в заводской склад и вручную разгружали ее в штабель не менее двух метров высотой. (Что бы расценки 70 - 80 копеек за тонну не оказались ниже!)
    Нормой для одного грузчика (сохранявшей премию в 40 процентов) считалась выгрузка из вагона 13 тонн сырья за смену, что вместе с двойной ручной перекладкой груза (из вагона на электроплощадку, а с нее в штабель) принуждало перекидывать за смену не менее 26 тонн мешков, весом от 30 до 50 килограмм! Впрочем постоянная такая работа развивала способность справляться с нагрузкой до 40 тонн за смену без особых усилий. Что часто бывало необходимо, когда в составе бригады (грузчиков всегда не хватало) было только трое (двое в вагоне, а один на разгрузке в складе). 

    Заключив Трудовой Договор с Камчатрыбпромом и получив сорок рублей дорожных, я вместе со мной подобными (около пятнадцати "завербованных"), в первом часу дня 26 мая 1980 года прибыл на железнодорожный вокзал Барнаула. Назначенная старшей нашей "группы" Надежда собрала в свою сумку наши паспорта и мы на двух электричках (первая от Барнаула до Черепаново, вторая от Черепаново до Новосибирска) покатили в Новосибирск, что бы там сесть на поезд, идущий до Владивостока.
    Время до отправления первой нашей электрички я использовал для создания первого кадра задуманной пленки о моем путешествии на Камчатку. Отошел подальше от здания железнодорожного вокзала Барнаула, снял его общий вид. Меня с моим Киевом 4а увидел молодой невысокий парень. Подошел и попросил его снять с видом на наш вокзал. Я согласился и удовлетворил его просьбу с обещанием выслать снимок по указанному им адресу. (Мужухоев Руслан. Чечено-Ингушская АССР, Сунженский район, станция Ордженикидзевская, ул. Трудовая 6.) Однако, к моему большому сожалению, исполнить обещание мне не удалось! Потому что не далеко уже от Владивостока, на станции Сибирцево эту пленку у меня засветил милиционер! Неожиданно выхватил из рук фотоаппарат, вполне "профессионально" его открыл и одним махом выдернул всю заснятую пленку из кассеты! Объяснил свой поступок мне оторопевшему от неожиданности запретом делать съемку в пограничной зоне...

    До Новосибирска мы добрались на двух электричках к девяти часам вечера (железнодорожный вокзал которого я тоже снял), недолго ждали поезд, идущий во Владивосток. Свободно устроились в купейном вагоне, получили постели. Спокойно поехали.
    Последовало целых шесть (!) суток неспешной езды, во время которой наш поезд неоднажды без объявления вдруг останавливался. Стоял иногда по часу в самых глухих местах сибирской тайги. Что и соблазняло некоторых самых безбашенных из нас, изнывавших от духоты и вагонной скуки, на попытки нарвать розового багульника. Сплошь окрасившего в розовый цвет таежные возвышенности вдоль железной дороги.
    Я ехал в купе один со своими пожитками в большом картонном чемодане, за которым приглядеть было некому, к тому же опасался отстать от поезда и за багульником не бегал. Однако не все были так предусмотрительны и кто-то из наших парней едва не отстал от поезда, неожиданно поехавшего тогда, когда он счастливый уже наломал большую охапку багульника! И только сорванный кем-то стоп-кран позволил ему догнать свой вагон, кое как прорвавшись через ограждение из колючей проволоки, натянутой вдоль железнодорожного пути.

    Надежда, хранительница наших паспортов, приятная молодая женщина явно неспроста ехала на Камчатку. Она была безмужняя, двадцати четырех лет. Все сведенияо всех нас ей были известны из наших паспортов . И как-то днем она вдруг неожиданно явилась в мое купе ко мне одному, скучавшему у вагонного окошка. Протянула мне безлистную веточку багульника с розовыми цветочками (я знал, что за багульником она из вагона не выбегала), что бы не спеша поговорить о жизни. Я не скрывал от нее, что мне будет нужна женщина для семейной жизни, но только не сейчас, после нервотрепки недавнего развода. При чем обратил ее внимание, что я старше ее на одиннадцать лет. Такая моя разборчивость ее удивила.

    Со всем этим продолжался и продолжался мерный стук вагонных колес. За станционными остановками промежутки между стуками становились длиннее, вагон катился более плавно. Из громкоговорителя моего купе часто слашалась музыка. Особенно меня растрогавшая как-то (буквально до слез!) старинными русскими вальсами, освоить игру которых на своем баяне я приложил много усилий.
    Остановки на вокзальных станциях вносили некоторое оживление в наше путешествие. В котором я пытался продолжать свое необычное занятие. Задумав до поездки снять своим Киевом все станционные здания, с надписями их местоположения, что бы наделать потом у себя дома снимков для удостоверения своего путешествия на Камчатку.
    Все шло как я и задумал, за исключением ночных остановок, когда я спал и некоторых случаев, когда наш поезд останавливался не на первом пути, а за другими поездами, закрывавшими здания вокзалов. Однако, когда мы доехали до станции Сибирцево, моя затея неожиданно рухнула! Наш поезд остановился на первом пути от станционного здания, я вышел в тамбур с готовым фотоаппаратом. У открытых дверей вагона стояли встречающие и готовые к посадке, а с ними милиционер. Увидел мой Киев, молча глядит прямо на меня, как бы ждет чего-то. Я не посчитал это предупреждежнием для себя, так как не видел в моих съемках ничего противоправного. Нажал на пуск и снял станционное здание и всех (в том числе и милиционера) стоявших передо мной. Милиционеру как будто только этого и дожидался! Молча подскочил ко мне, неожиданно выхватил из рук фотоаппрат, ловко его открыл и мгновенно выдернул из кассеты всю пленку... Было заметно, что это для него было делом привычным. Я только и успел его спросить, за чем он это сделал? На что он уверенно ответил - приграничная зона, фотографировать запрещено! Почему сразу, видя в моих руках фотоаппарат, не предупредил?! Я был просто поражен этим безрассудным хамством!
    Сожаление о пропавших моих снимках высказал только с нами ехавший на Камчатку парень, оказавшийся радом со мной при "экзекуции", видевший мои мои прошлые съемки вокзалов. Тот, который едва не отстал от поезда с букетом багульника. "Эх, хорошая была пленочка!"

    Очень странно действовали ведомственные службы былого СССР, с "революционным" обычаем не утруждавшие себя приличным правовым обустройством своей государственной работы!
    Если мои действия показались милиционеру подозритетельными, почему он меня не предупредил о недопустимости съемки (ничего особенного я не снимал, кроме станционного здания)? И не задержал, если предполагал темную цель моего фотографирования, что бы по снимкам изъятой пленки определить мои намерения? Может быть таким образом он задержал бы матерого "шпиона"!
    Впрочем этот рядовой исполнитель ведомственных "инструкций" только исполнял ему предписанное бестолковым нашим "социалистическим" начальством, которое такими запретами только накаляло обстановку в нашем недостоверно "советском" обществе. Ведомом безотчетыми лицами нашей любимой "партии", втемную скрывавшими от нас свои темные намерения в уже начатом ими "процессе" уничтожения ("демонтажа") нашего "социалистического" Отечества. "Процесс" завала которого " пошел"  уже во времена "генсека" Брежнева. А хорошо "пошел" только с началом "дефицитной эпохи" Горбачева. Когда наши всемогущие недременные - КГБ, МВД, "комитет партийного контроля" странно "прозевали" верховное вредительство! За что при жизни Иосифа Виссарионовича их всех "поставили бы к стенке"!
    "Ликвидацию" СССР блатные члены нашего славного "цк" начали с "кампании" по свержению грубияна и матершинника Никиты Хрущева (наобещавшего построить основы "коммунизма" к 1980 году). При чем они действовали исподволь и втихаря, что бы простые трудящиеся СССР не могли себе такую возможность даже вообразить, а потому не и смогли этому воспрепятствовать! Испытывая терпение нашего трудящегося населения позорными "дефицитами", губя покупательную способность нашего рубля темными "цеховиками" и денежными "фарцовщиками". Самых удачливых из которых предавали суровому судебному преследованию! Почему-то совершенно не замечавшему подозрительной щедрости западных "лидеров" нашему "генсеку" Леониду Брежневу (получавшему от западных "лидеров" дорогущие автомобили) и отвязной жизни его любимой доченьки Галины.

    Но вот наконец-то мы, страдая днем от изнуряющей скуки и духоты в надоевшей вагонной тесноте, 2 июня докатили до Владивостока! Был ясный, по южному теплый день и нам как-то сразу удалось оказаться на солнечном морском берегу, с удивительно теплой водой. Было почти жарко. Даже появились мысли о купании, но к сожалению на это времени у нас не было! Наша Надежда срочно посадила нас в электричку и мы снова под стук вагонных колес покатили до места сбора "верботы" в Екатериновке. Ехали туда в тесноте и духоте почти весь день! Поневоле вдоволь наслушались язвительных высказываний разговорчивой женщины, всей душой ненавидевшей пьяниц, напустившейся на кого-то нетрезвого из нас.
    "Уже залил глаза! Нажрался!"
    "Я не нажираюсь...
    " Понятно - пьешь!!!
    Но зато доехав до Екатериновки, наконец-то поели по домашнему в столовой, погуляли вечером на свежем воздухе и по настоящему выспались на хороших постелях к утру.
    Однако дневного отдыха наша Надежда нам снова не предоставила и потому мы весь следующий день провели так же в электричке, катившей всех нас уже в обратную сторону - во Владивосток! Где нам пришлось несколько часов ожидать корабль - "Советский Союз"!
    Я, пользуясь этой заминкой, решил походить по Владивостоку в поиске памятного кадра. За мной увезался мой попутчик Степочкин Виктор, земляк из Барнаула. Он увидел на моем плече футляр моего Киева и решил не отставать. Однако в порту висело объявление - фотосъемка запрещена!
    Походили по ближайшим улицам в поиске каких-либо достопримечательностей, не нашли ничего заслуживающего внимания, потому сфотографировались наспех в случайном месте и поспешили на пристань. Где нас уже дожидался огромный белый "Советский Союз"!

    Помнится большая шумная толпа у его причальной лестницы, где наши хорошо знакомые по вагонному шестисуточному скитанию уже не все были трезвыми. Особо выделялась в толпе нашей "верботы" рыжая и тельная (старше Надежды, на два года старше меня), в дупель пьяная, настойчиво пытавшаяся присесть на мой большой картонный чемодан, под ней опасно сминавшийся. Чему я бдительно и во время препятствовал.
    Наконец зачались входные хлопоты (рыжую, плохо стоявшую на ногах, двое наших под руки завели на корабль, мимо сально улыбавшихся ей контролеров) и мы с помощью стоявших на лестницах девушек, стали находить предоставленные нам каюты и обустраиваться в них. Мне одному досталась шестиместная (с тремя двух уровневыми лежанками) каюта, в самом низу корабля, трехзначный номер которой начинался с четверки.
    Наличные в каюте лежанки показались мне коротковатыми для моего довольно высокого для того времени роста (181 см). Однако, попробовав лечь в одну из этих одинаковых лежанок, я удивился ее вполне достаточной длине. Меньше они казались от железных коротких ограждений в их изголовьях и в ногах.
    Толкнув под нижную лежанку свой большой картонный чемодан, я естественно озаботился задачей прокорма, потому, кое как найдя выход на верхнюю палубу, купил себе в буфете килограммовую пачку прессованого сахара ("рафинада") и большую булку ("кирпич") белого мягкого хлеба. После чего так же кое как, спрашивая помогавших нам не заблудиться девушек на лестницах, добрался до своей каюты.
    Поужинав чем Бог послал за столиком своей каюты, я оставил все мое наличное съестное на нем, влез на верхнюю лежанку и спокойно уснул. Знал, что все время плавания до Петропавловска - Камчатского остановок не будет и полагал, что все время морского путешествия останусь один. Однако часа через полтора меня разбудили шумные разговоры двух молодых пар, на меня не обращавших внимания, по внешнему виду выходцев из Средней Азии. Я повернулся на другой бок и снова спокойно уснул.
    Проснулся утром один. Отлично выспался, каюте тихо, не жарко и никого! Однко вижу, что на моем столе непорядок - нет моего начатого "кирпича" белого хлеба и моего сахара рафинада! Меня дожидалась только нижняя половинка коробки из под сахара, в которой осталось не более пяти его кусочков...
    Таким невдохновляющим событием и началось мое четырех суточное плавание в пустой до конца моего плавания каюте по Японскому, Охотскому морям и далее до Петропавловска-Камчатского по Тихому океану!
    Плавание удивило меня безоглядными морскими просторами, стремительными полетами над водой топорков (тупиков?) и зрелищем больших тупоносых коричневых дельфинов, почередно обгонявших нос корабля, что бы пристроиться то с одной его стороны, то другой. А дня через два нашего плавания корабль на целый день медленно, но сильно раскачался с боку набок штормовой погодой. Удивившей меня величественным зрелищем огромных водяных холмов, непостижимой силой колеблемых, легко ворочавших громаду "Советского Союза"!

    По громкой корабельной связи нас пассажиров ознакомили с прошлым корабля "Советского Союза", который был построен в Германии (назывался там "Великая Германия"), стал нашим "трофеем" после Победы в Великой Отечественной войне. Обладал удивившей меня величиной (215 метров!) и роскошной отделкой своих помещений. С несколькими шикарными ресторанами (я от своего безденежья их не посещал), несколькими буфетами (в которых покупал самое дешевое съестное), двумя довольно большими кинотеатрами (посмотрел четыре серии фильма "Сыщик"). При всем этом я обратил внимание, что наша Надежда с моим паспортом пропала где-то на корабле и я, естественно беспокоясь, не смог найти ее до Петропавловска - Камчатского!
    Что бы как-то занять свой досуг, я сделал панорамный снимок носа Советского Союза своим Киевом с верхней палубы, снял себя у большого якоря, а затем пожелал сняться и на носу корабля, с видом на Курильские острова. Для чего прикрепил струбциной свой Киев к чему-то и постоял у бортовых ограждений, пока действовал автоспуск. В это время вдруг неожиданно подошел ко мне кто-то из корабельной команды в морской форме и в морской фуражке, спросил - все ли у меня благополучно? (Члены корабельной команды явно наблюдали за странными моими затеями.) Я его в этом заверил, объяснил свои действия желанием запечатлеть свое путешествие. Но удивился его вниманию к себе.
    Только много лет спустя я догадался, что подошедший ко мне член корабельной команды помнил недавнюю (от того времени) пропажу одного своего пассажира, спрыгнувшего с борта Советского Союза, сбежавшего так из СССР после трехсуточного одинокого плавания в океане!

     Наконец наш корабль зашел в Авачинскую бухту и неожиданно для меня показались знаменитые "три брата" (объявили по громкой связи). Вот беда-то! Я не успел приготовиться и снять их своим Киевом - 4а!
    Далее Петропавловский "Морвокзал", автобус (где вдруг и объявилась хранительница наших паспортов Надежда) и мы все прибыли в какую-то не большую двух этажную гостиницу! Что меня успокоило и потянуло прогуляться по Петропавловску-Камчатскому. Дошел по опускавшейся вниз улице до танка Т 34 на постаменте. Посчитав достаточным первое свое знакомство с городом, повернул назад в гостиницу, к своему картонному чемодану.
    А в прихожей гостиницы уже шумел солидный зазыватель нашей рабсилы, начальник отдела кадров рыбоконсервного завода в Октябрьском (РКЗ 48), помню его фамилию - Мельников. Предлагал всем нам немедленно ехать с ним на обработку красной рыбы. Его слова о красной рыбы меня впечатлили и стоявший около меня Владимир Федоров (старше меня на двенадцать лет, автокрановщик из Грозного) меня в этом поддержал. Надоело мотаться в дороге обоим!

    (Владимир Федоров, с которым мы далее держались вместе, рассказал о своем дорожном приключении со своим земляком Гундориным В. А., которого все далее почему-то звали "композитором".
    Когда они с Гундориным вместе из Грозного докатили на поезде до Новосибирска, было жарко и у них появился соблазн купить пива. Потому вышли из поезда в пижамах и в домашних щлепанцах, естественно без документов! Понадеялись на объявленное время стоянки. Нашли, купили и напились пива, а когда вернулись таки к поезду - его уже не было! Поезд ушел далее к Владивостоку со всеми их вещами и документами! В котором и все мы барнаульцы с нашей Надеждой уже ехали. Спасло положение только обращение к начальнику Новосибирского вокзала, который помог им догнать свой поезд на другом поезде, быстрее нашего катившего в сторону Владивостока.)

    Володи Федоров, собравшись вместе со мной ехать в Октябрьский, паспорт имел при себе, а вот мне срочно понадобилось снова разыскивать нашу Надежду, что бы забрать у нее свой паспорт. Кое как нашел ее в гостинице, на втором этаже, но она явно не собиралась отдавать мне мой паспорт. Глядя на меня спросила - "Уезжаешь?! Мы ведь еще не приехали!" (После возвращения в Барнаул я узнал от моего земляка Степочкина, что Надежду с моими барнаульскими попутчиками увезли в Оссору.)
    Я безоговорочно забрал у Надежды свой паспорт и мы с Володей на "пазовском" автобусе покатили в Октябрьский. Ехали почти весь день, от Петропавловска-Камчатского на берегу Тихого Океана до поселка Октябрьский на песчаной косе Охотского моря. Переехали весь юг Камчатского полуострова. С удовольствием в дороге слушали затейника игры "в города". Предлагавшего всем ехавшим в "пазике" называть следующий город, имя которого начиналась с последней буквы последнего названного. Надолго отвлеклись от довольно унылых окрестностей, с невысокими холмами, заросшими странно кривыми березами (позже узнал их название - березы Эрмана).

    Только к вечеру приехали в районную столицу - поселок Октябрьский! Где нас ожидало двух этажное оштукатуренное снаружи общежитие на галечном пляже Охотского моря - "Вашингтон"!
    Уж не помню как и что мы с Володей Федоровым поели, даже выпили по поводу нашего прибытия. Бутылку вина купил он. Я не привыкший к выпивке, захмелел и предложил Володе сделать снимок на берегу Охотского моря. Поочередно сфотографировались моим Киевом на галечном пляже около "Вашингтона", где моя нетрезвость и запечатлилась.
    Вечер прошел в хлопотных хождениях по двум коридорам "Вашингтона" - по верхнему (где меня подселили на раскладушке в общей комнате) и по нижнему (с туалетом) с разглядыванием встречных аборигенов. Обратила на себя внимание тельная молодая (моего возраста) женщина (Валя!), потому что и она на меня как-то особенно посмотрела. Но не дождавшись проявлений моего к ней отношения, немедленно завела разговор с каким-то невысоким лысым мужичком (не выше ее), тут же отиравшемся.
   (Не могу не упомянуть о всегда удивлявшей меня чуткости женщин к проявлениям мужского внимания к их женским достоинствам! Сколько раз замечал, что даже мельком обратив внимание на приятную женщину, не оставался незамеченным и всегда, если находился какое то время рядом и без попытки к общению, неизбежно становился предметом скрытого, оценивающего внимания!)

   Первая ночь в "Вашингтоне" прошла в одном из больших помещений на втором этаже его коридора, сплошь заставленном койками, которых для меня не хватило и мне помогли расположиться на раскладушке с простой, но довольно чистой постелью. Мой картонный чемодан ладно устроился под моей раскладушкой.
    Следующий день. Медицинский осмотр всех приехавших. (Запомнилась стеклянная трубка, беспрекословно и решительно вставленная в задний проход молоденькой девчушкой в белом халате!) Далее быстрое знакомство с небогатым на достопримечательности поселком Октябрьский (кинотеатр "Рыбак", небольшие магазины - продовольственный и хозяйственный, сберкасса). Вернулся в "Вашингтон", постоял на галечном пляже, стараясь привыкнуть к мысли, что нахожусь на камчатском берегу Охотского моря!
    За тем свободный день, в который все находящиеся в нашей комнате парни играли в шахматы. Я, не считавший себя сильным игроком, к своему удивлению обыграл всех! И предложил всем, находящимся в нашей комнате, сфотографироваться на память. Возражений не было. (Всем сообщившим свои адреса, выслал карточки в конце года из Барнаула.)
    Обратил на себя внимание молодой парень, не принимавший участия в нашей игре и в общих сухомятках. Спал на своей кровати весь день на правом боку (отвернувшись от нас), не меняя положения! На мое удивление этому окружавшие сказали, что он полностью пропился и таким образом ожидает очередной получки...
    Следующее утро мы с Володей Федоровым (я со своим картонным чемоданом) и Алексеем Дергачевым встречали на простейшем причале поселка Октябрьского, что бы вместе отплыть на Кихчик. Не помню как оказался с нами  Алексей Дергачев, низкий, крепенький, немногословный и себе на уме, чернявый мужичок, гордившийся своим прошлым бригадирством "в зоне".
    Дергачев уже знал, на каком "плашкоуте" мы отправляемся на Кихчики показал его нам с Володей - железный, некрашеный, ржавый, стоявший у причала. Длиной метров 15 -17. Зашли на его железную палубу. На нем штабель простых необрезанных досок и какие-то мешки, людей нет никого и вокруг никого! В середине железной палубы увидели небольшую железную будку со стеклом в сторону носа, рядом круглый лаз. Закрытый железной крышкой. Постояв минут пять, попробовали ее открыть - не поддается!
    И вдруг крышка с грохотом отверзлась и из нее как бешеный выскочил заросший двух недельной щетиной - страшный "шкипер"! Однако выскочил только наполовину своего невеликого роста. Возможно потому, что не ожидал увидеть сразу троих незнакомых мужиков. Но заметив, что ошарашил нас несказанно своим внезапным явлением и неопрятным видом, заорал на нас матом за то, что мы ему своим топотом помешали спать!
    В конце концов от него и узнали, что скоро подойдет катер, который и потащит наш "плашкоут" на Кихчик.
    Так и случилось через полчаса. Тихо подошел маленький катер, нас зацепили железным тросом, спокойно поплыли вниз по реке к морю. Плыли по ней минут двадцать. Выйдя в Охотское море, почувствовали качку. "Шкипер", оценив нас как "салаги", велел рулить большим веслом на корме "плашкоута". Что бы катеру было легче нас тянуть! Поочереди приступили к делу. Первым бросил это занятие (первый ухватившийся за руль) сметливый Дергачев, за ним Володя. И только я, войдя во вкус необычного моего участия в морском путешествии, довольно долго пошевеливал длинным железным веслом, не замечая ни какого толку от этого. Попросил Володю Федорова снять меня моим Киевом у руля.
    Качка усиливалась. Мне, лишенному смены на этом важном месте, пришлось держаться за железную трубу рулевого весла как можно крепче. Тем не менее, как-то вдруг так качнуло волной "плашкоут, что я еле удержался на краю кормы! И сразу похолодел от мысли, что мне несказанно повезло не свалиться в воду! Берег находился километров в двух-трех от нас, я был в старом осеннем пальто и в зимных ботинках. Не утонул бы конечно, я плаваю неплохо, но добраться до безлюдного обрывистого берега в холоднющей воде было бы очень сложно! Тем более, что и Дергачев и Володя давно уже сидевшие уже со "шкипером" в его берлоге, ничего бы не и заметили... На палубе остался бы только мой большой картонный чемодан!
    От районного поселка Октябрьский до Кихчика плыли вблизи берега (не далее трех километров), со скоростью 10 - 15 километров в час. Наконец и я, утомившись новыми впечатлениями и не дождавшись смены своему рулевому дежурству, которое явно напоминало обычное издевательство над "салагой", залез таки в темную берлогу "шкипера", но недолго посидел - от непрерывных, непредсказуемых рывков качки стало мутить. Вышел на свежий воздух, стало вроде бы получше, но один раз стошнило. Стошнило так же и Володю с Дергачевым.
    Погода поражала своей холодной мрачностью, сильный ветер быстро гнал низкие облака над медленно двигавшимися назад пустыми обрывистыми берегами.
    Так мы и плыли до Кихчика весь день до вечера. Где нас встретила Степанова Валентина Федоровна, наш непосредственный начальник, средней полноты невысокая кудрявая женщина, не старше сорока лет, в резиновых сапогах и поношенной фуфайке. Оказала нам троим особое уважение, как первым своим подчиненным. Показала разделочный и засольный цех, поселила в разделенном на две половине небольшом доме (метрах в двухстах от брошенного кинозала). Над правым входом нашего жилища была прибита железная гравированная надпись "Гостиница". Туда мы и зашли по высокому крыльцу.
    Немедленно проявилась житейская сметка Дергачева - он немедленно занял кровать у печки! Володя сел на кровать напротив Дергачева, через проход напротив печки. А мне не оставалось ничего другого, как толкнуть свой картонный чемодан под оставшуюся койку у окна, от печки на самом большом расстоянии!
    Посидели. Ни какой еды Федоровна нам не предложила. Помолчали. Делать было не чего и я вспомнил о своей жестяной банке с тушенкой. И булка хлеба оказалась только у меня. Тем и поужинали в тот вечер.
    Света не было. Темнялось. Дергачев пожаловался на небольшой озноб. Я дал ему таблетку аспирина.
    На ледующий день ознакомились с действующим магазином Кихчика. Купили под запись необходимое съестное. Затопили отсыревшую печку случайно найденными вокруг дома деревянными обломками. Присматривались к новым неизвестным окрестностям в которых пройдет наше полугодие. Меня впечатлила ясно видимые вдали горы, с обращавшей на себя своим видом горой Кечева. С двумя впадинами на ее вершине, как будто по ней проехал вездеход и оставил два следа своих гусениц.
    Работы пока не было, так как рыболовная "путина" еще не началась. Я часа на два занял себя наведением порядка у дома, оттащил от крыльца здоровенный комель дерева с корнями, приволоченный прошлогодними жильцами на дрова. Далее занялся сбором деревянного хлама для нашей печки у брошенных с 1972 года домов Кихчика. Натаскав невеликую их кучу, заметил небрежно прибитые доски крыльца нашей "гостиницы", мешавшие подниматься к входу. Оторвал их, что бы как следует прибить и неожиданно обнаружил под крыльцом целехонькую бочку с соленой горбушей! Одну из тех, которые нам показывала Федоровна в засольном цехе. Удивленно сообщил о своей неожиданной находке своим однокашникам. Дергачев при этом очень зло на меня посмотрел. По чему мне и пришлось догадаться, что это было его рук дело! Пока я искал и собирал дрова для печки, а Володя сидел дома, он быстрехонько без свидетелей (стырил ее явно только для себя!) прикатил одну из  приготовленных для отправки бочек с соленой горбушей и изловчился быстро укрыть ее под нашим крыльцом, ничего нам с Володей о ней не сказав. Ничего не скажешь, житейская хватка у Дергачева была отменная!
    Дорога до места моей работы в Камчатрыбпроме закончилась!