Побег. Глава вторая

Кстати сказать, зря я жалуюсь. За годы странствий, сумел я непонятки с родословной своей обратить в свою пользу. Теперь в любой компании могу наплести такое, что сразу оказываюсь желанным и своим. Главное понять, что это за компания и чтобы среди присутствующих не оказалось тех, кто меня знает. Кем я только не был, в зависимости от обстоятельств: поэтом, блудным сыном, свободным художником, незаконнорожденным графом, скитальцем, лишенным наследства, даже бунтарем и пиратом. И ничего, проходило. Никто ведь не знает, кто мои настоящие маменька и папенька. А те совсем не торопятся броситься ко мне с объятиями, восклицая, «Сын мой, как я ждал (или ждала) этого часа! Наконец-то я нашел (или нашла) тебя!». Чего меня искать, я и не терялся.

В общем, отдали меня приемным родителям: мал я был тогда, совсем дитя. Даже и не родители это были вовсе, а только мама, причем очень, ну очень, молодая. Как и почему государственные опекунские или какие там организации такое пропустили, не знаю. Разве есть такой закон, чтобы одинокие молодые люди могли усыновлять чужих детей? Да и вообще, зачем ей чужое дитя, ну роди ты своего! Не сейчас роди, чуть позже. Мужа себе заведи сначала, как полагается. Но нет. Так я и попал от отказавшейся от меня родительницы к молодой девке.

Она меня сразу стала обнимать, целовать, гладить: любовь свою так проявляла. Я и проникся: вот, мол, до сей поры не знал ни любви, ни ласки, брошенный родной матерью, позабытый своим отцом. Благодарить новую свою маму стал как мог. Она обрадовалась, с родителями своими меня познакомила. Ох, не понравился мне отец ее, это, значит, новый дедушка мой. Табаком от него так несло, что хоть все окна и двери открывай, не проветришь. Когда он меня на руки брал, я сопротивлялся, как мог, укусить его хотел, жаль, зубы еще не прорезались. Чихал от табачища этого проклятого.

А мама моя новая и кормила меня, и поила, все молочком, нет, не своим, конечно, коровьим. Когда подрос немного, добавлять стала в диету мою нежного вареного мяса куриного. Ох, и нравилось оно мне: хорошо приготовленное, вкусное, сочное! Ради него и потерпишь причуды молодой мамани моей. А причуды были, и не только у нее.

Почти каждый день мама моя новая вставала рано, одевалась и уходила куда-то с портфелем. Целый день ее не было, я сидел и даже скучал немного. Приходила домой уже во второй половине дня. Куда она ходила, где пропадала, не знаю. Со мной в это время мама ее находилась, бабушка моя, то-есть. Та очень любила вязать. Принесет с собой клубок ниток, спицы, рассядется на диване и вяжет-вяжет, но все больше спит. Так спит, что храпеть начинает, громко так. Я тоже поспать любил, особенно тогда, ведь дитя еще. Так она храпом своим богатырским мне спать мешала. Подойти разбудить ее страшно, ведь она длинные иголки в руках держит.

Решил я раз с клубочком ниток ее поиграть: бегал с ним по комнате, сам запутался, ноги ее запутал, но разбудить так и не смог. Досталось мне тогда, за клубочек, за нитки спутанные, что поделаешь, говорю же, дитя неразумное.

Одевала маманя меня почему-то в какие-то девчоночьи одежды, как куклу, какую-нибудь, ей богу. Нравилось ей так, что-ли? Напялит на меня платье какое-то, бантик кукольный на голову и сразу родителей своих зовет показывать. Я, как услышу дедушкины шаги на лестнице, стараюсь вырваться поскорее из мамочкиных заботливых рук и спрятаться куда-нибудь, подальше от него и запаха его зловонного. Иногда не получалось. Брал он, значит, меня на руки и дышал на меня своим табачищем, тьфу! Я потом чихал от него, ужас какой-то.

Еще мама любила укладывать меня спать, почему-то рядом с ее куклами, как будто я тоже кукла. Нашла себе игрушку! Я этих кукол, конечно, раскидывал. Толкаешь их, а они разные идиотские звуки издают, все больше: «Ма-Ма». Да, какая я вам мама, бестолковые! Раскидаю этих безмозглых, а сам к мамочке моей в кроватку. Тепло у нее, мягко. Спала она крепко, но никогда не храпела, не то что бабуля моя со своими спицами.

Не знаю, сколько я там прожил, откормился на молочке и мясе, потолстел даже. Только через какое-то время охладела ко мне приемная мамочка моя. И не только ко мне. Смотрю, куклы ее и другие игрушки из комнаты вынесли, одежды кукольные, в которые она меня пялила, тоже убрали. Мебель ей поменяли, порядок навели, как в больнице. Прошусь к ней на руки - не берет, зову - не приходит. Не понимаю ничего, то ли вырос я и ей тяжело стало меня таскать, то ли нашла себе кого, а меня, значит, побоку, не знаю. А может, государственные органы спохватилось. Ведь не может молодая девка, одна, дитя чужое воспитывать.

Copyright © 2024 by Марк Лэйн

Продолжение:
http://proza.ru/2024/12/16/1455