Как меня из КПСС хотели исключить

В СССР была такая партия – Коммунистическая партия Советского Союза (КПСС). В конце 80-х годов в ней состояло около двадцати миллионов членов. Если учесть, что в стране взрослых людей старше 20 лет было чуть более двухсот миллионов, то выходило, что каждый десятый советский человек был коммунистом. Мои родители, свято верящие в то, что они строят коммунизм, тоже состояли в этой партии.
В Уставе КПСС было прописано, что членом партии может быть любой гражданин Советского Союза, признающий Программу и Устав партии, активно участвующий в строительстве коммунизма, работающий в одной из партийных организаций, выполняющий решения партии и уплачивающий членские взносы.
Весной в 1974 году вступил в комсомол… И, может быть, и коммунистом когда-нибудь стал… Но, вот, скажу честно, как-то не очень мне хотелось вступать в партию, которая (по моему мнению) за 70 лет своего правления в стране, так и не превратила СССР в процветающее государство, а советский народ в общество счастливых и довольных жизнью людей…
Еще в годы правления Л.И. Брежнева многие советские люди видели и понимали, что ложь, очковтирательство, кумовство и двуличие были характерными чертами общества. Помните старые анекдоты тех времен? Советские люди, если все вместе и на работе, то «ЗА», а если они находятся дома и поврозь, то – «ПРОТИВ»…
Да, народ частенько смеялся и над дряхлыми предводителями КПСС и сочинял про них не только анекдоты, но и обсуждал, почему мы так странно живем… Почему за колбасой, туалетной бумагой и школьной формой вся страна ездит в столицу? Почему в СССР швейная промышленность на могла наладить производство пресловутых джинсов, которые мы – моряки – могли купить за границей за всего 30-40 советских рублей (если пересчитать с валюты на рубли), и которые в СССР на «черном» рынке продавались за 200-300 рублей?
В стране развитого социализма ценились прежде всего импортные вещи: начиная от простого ширпотреба, косметики и обуви до бытовой электроники, автомобилей и мебели.
Конечно в стране можно было купить и какие-то хорошие и отечественные товары, но почему-то по блату, по знакомству, из-под прилавка…
Помню, когда мой отец учился в Москве в военной академии, то моя мама, у которой НИКОГДА не было своего кухонного гарнитура (семья годами моталась по гарнизонам, переезжая из одного места в другое и все наши нехитрые домашние пожитки умещались в двух чемоданах и небольшом багажном контейнере, который можно было заказать и отправить в нем вещи по железной дороге к новому месту службы отца) в один прекрасный день решила обзавестись этим самым кухонным гарнитуром…
И вот, в 1972-ом году мои родители записались – встали в очередь – на покупку небольшого кухонного гарнитура, в который входили обеденный и рабочий столы, четыре табуретки, пенал для посуды и несколько настенных ящиков. Гарнитуры были разными по составу и качеству отделки, поэтому их цена находилась в пределах от 110 до 180 рублей. Были гарнитуры и по более дорогой цене (импортные), но мы о таких даже и не мечтали.
И вот все, кто стоял в этой очереди (а магазин находился на ул. Богдана Хмельницкого (в районе Чистых прудов), должны были раз в месяц проходить перерегистрацию (перекличку). Сначала в мебельный магазин ездил кто-то из моих родителей, а потом к этому процессу подключили меня – старшего сына. Я приезжал туда с паспортом мамы, работник магазина открывал толстую тетрадь в виде амбарной книги, находил фамилию нашей семьи, ставил галочку в клеточке, а я рядом свою подпись. Всех, кто не проходил эту перерегистрацию из очереди безжалостно выкидывали…
В 1975-ом году папа закончил обучение в академии и его направили к новому месту службы в Мулино, что в Горьковской (ныне Нижегородской) области. За три года наша очередь двигалась ни шатко ни валко…и мы до последнего дня пребывания в столице, надеялись на то, что произойдет чудо и мы купим этот красивый гарнитур… Но чудеса, как мы знаем, в этом мире иногда происходят, но не в этот раз...
В июле папа заказал контейнер, в который мы уложили всё имущество семьи: диван, кресло-кровать (на нем спал мой младший брат), мою раскладушку, письменный и обеденный столы, пару табуреток, четыре венских стульчика, черно-белый телевизор (цветной в то время даже в Москве было купить практически невозможно), два ковра, палас, шкаф платяной, четыре комплекта лыж с палками, полки, коробки с посудой и личными вещами, ну и, конечно же, книги, много книг… Поскольку наша очередь на покупку кухонного гарнитура за ТРИ года до нас так и не дошла, то в Мулино мы поехали без него.
В сентябре 1973 года в Чили военная хунта во главе с известным генералом Аугусто Пиночетом совершила военный переворот. В ходе столкновений между противоборствующими сторонами погиб президент этой страны Сальвадор Альенде. Какие-то негодяи сломали пальцы известному чилийскому певцу и музыканту Виктору Харе, а после этого - жестоко убили. Был арестован и направлен в тюрьму генеральный секретарь чилийской компартии Луис Корвалан.
СССР организовал международную кампанию за его освобождение. В 1976 году Корвалана обменяли на известного советского политзаключённого, диссидента Владимира Буковского, который провел в тюрьмах и в т.н. «психушках», где его принудительно «лечили» в общей сложности 12 лет. После обмена в народе была популярной частушка, сочинённая Вадимом Делоне по этому поводу: «Обменяли хулигана на Луиса Корвалана. Где б найти такую б…ь, чтоб на Брежнева сменять?!». Но вслух и громко ее произносить было опасно, по причине того, что она считалась «антисоветской». Сегодня власти признали бы её фейком, дискредитирующей руководителя государства…
События тех лет оказали лично на меня огромное влияние. По всей стране проходили митинги и собрания, посвященные перевороту в Чили, на которых советские люди осуждали действия военной хунты и выражали поддержку чилийскому народу в деле борьбы с захватившим в стране власть генералом Пиночетом. На волне этих событий и настроений я написал о вступлении в ВЛКСМ. Весной 1974 года меня приняли в комсомол. Чему я был очень рад. Я считал тогда, что, вступив в молодежную организацию, смогу принести нашей Родине и обществу пользу. Так многие люди думали считали. Время было такое…
По приезде в Мулино сотрудники квартирно-эксплуатационной части (КЭЧ) разместили нашу семью в финском домике, которое громко называлось офицерским общежитием (помимо нашей семьи, там жили еще какие-то люди), где мы целый месяц исключительно по ночам подвергались нападению со стороны целого полчища клопов – огромных, жирных и голодных. Через месяц нам выделили небольшую квартиру в одном из старых ДОСов (дом офицерского состава), в котором горячую воду приходилось создавать самостоятельно при помощи дровяного титана, который стоял на кухне. Чтобы растопить этот титан, надо было сходить на улицу и собрать немного дров…
Отопление (слава Б-гу) в доме было центральным. Несколько дней мои родители пытались избавиться от клопов, которые упорно не хотели с нами расставаться…, и которых мы притащили из «офицерского общежития». Помню, что все вещи и постельное белье маме пришлось кипятить на газовой плите по нескольку раз в огромной выварке, а папа разбирал все вещи, которые мы привезли с собой в чемоданах, сумках и коробках из Москвы и травить ненавистных кровососов какими-то химическими (отравляющими, как он шутил) веществами. Эта борьба продолжалась каждый день, т.к. надо было успеть избавиться от насекомых до приезда контейнера с остальными нашими вещами. И вроде бы это нам удалось сделать, т.к. в другой квартире - трехкомнатной и более просторной, и в которую мы переехали ближе к Новому году, никаких клопов уже не было. И по ночам уже можно было спокойно спать, не включая верхний свет (с помощью которого мы пугали по ночам клопов) и видеть красивые сны.
Но покинем 70-ые годы и вернемся в 80-ые. После окончания в 1980-ом году «мореходки» я работал на судах загранплавания в Калининградской базе тралового флота (КБТФ), а мои родители к этому времени переехали в Брянск, куда отца перевели по службе. Недалеко от дома, в котором они жили, находилась швейная фабрика, где шили мужские сорочки… Правда, почему-то по одним и тем же лекалам, одну и ту же модель, только расцветки и ткань были разными. Мама имела такую привычку перед каждым моим выходом в море (продолжительность рейса – шесть месяцев), покупать и дарить мне по нескольку рубашек. Все они отличались друг от друга только цветом ткани.
И вот однажды я решил сходить на эту фабрику и поговорить с руководителем, почему на протяжении долгих лет они шьют одинаковые рубашки.  Директор фабрики встретила меня лично, пригласила главного конструктора. Я взял с собой одну рубашку, сшитую на этой фабрике и поинтересовался, почему нельзя внести небольшие изменения в раскрой материала и пошив изделия. В частности, я, как потребитель, хотел, чтобы у этой рубашки появились небольшие погончики, и вместо одного нагрудного кармана было два, и чтобы они были не открытыми, а с клапанами и фиксировались пуговицами, а также мне казалось, что рубашка приобрела бы более привлекательный вид, если бы у нее был батник. Нарисовал эскиз.
Технолог взяла у меня сорочку и мою картинку, и мы пошли в цех. Там ИЗ ОТХОДОВ, какая-то швея быстро сшила еще один карман, два клапана, погончики и пришила все это к сорочке, создали и прострочили мне и батник. Быстро сделали калькуляцию изделия. Выяснилось, что трудозатраты на изменение фасона были мизерными (немного ткани, которая все равно шла в отходы, четыре пуговицы (две на погончики и две на карманы)) - себестоимость изделия увеличивалась всего на несколько копеек. Я надел рубашку и со словами «брюки превращаются в… элегантную сорочку» прошелся перед работниками фабрики туда-сюда. Женщины были в восторге. Директор и главный технолог фабрики поблагодарили меня за интерес, проявленный к их работе. Пообещали, что в скором времени наладят производство рубашек в обновленном виде…
Вскоре я ушел в очередной рейс на полгода. А когда в очередной раз приехал в отпуск в Брянск, то узнал, что никаких изменений в работе на этой фабрике не случилось. Не произошло их ни через год, ни через два… Даже через пять лет новые рубашки здесь шить так и не стали… А в 91-ом году распался Союз, а в «лихие» 90-ые исчезла и сама фабрика, говорили, что в связи с тем, что продукция у них была старомодная, упал сбыт, а вскоре фабрика обанкротилась… Кто виноват? Горбачев? Ельцин? А может нерадивые управленцы, которые ничего не хотели менять в своей работе и в повседневной жизни?
В 1986 году по совету «старших» товарищей журналистов (Петр Угроватов, работавший в «Калининградском комсомольце» и бывший на протяжении нескольких лет моим наставником, настаивал на том, чтобы я «завязывал с морями» и отправился на учебу в Ленинградский госуниверситет на факультет журналистики) я уволился из КБТФ и стал готовиться к поступлению в университет.
А в это время в стране началась ПЕРЕСТРОЙКА, и я решил, что надо ехать учиться не в Питер, а в столицу. Там бурлили настоящие политические страсти и мне почему-то захотелось оказаться в гуще всех этих событий и процессов, которые обсуждала вся страна. В итоге мне удалось подготовиться к экзаменам и поступить в ВУЗ. Так я стал студентом первого курса журфака МГУ.
А уже в сентябре нас – первокурсников – руководство университета направило на работу - «на картошку» - в подмосковный совхоз имени Моссовета. Тогда это предприятие считалось одним из самых современных и передовых в стране. Работники совхоза ежегодно производили тысячи тонн различных овощей, в том числе картофель, морковь, капусту, а также молоко и мясо. В  1976 г. Указом Президиума ВС СССР совхоз имени Моссовета был награжден орденом «Знак Почета». О нем писали в газетах и рассказывали по телевизору. Мы считали, что нам очень повезло – поработать в таком совхозе и познакомиться с передовыми технологиями и методиками было дано не всем. Будущим журналистам общение и знакомство с рабочими совхоза казалось делом, необычайно полезным и важным.
Студентов в произвольном порядке разделили на несколько групп (отрядов). Я попал в бригаду № 1 студенческого сельскохозяйственного отряда (ССХО) «Журналист». Начальник курса - Александр Дмитриевич Золотых - учитывая мой возраст (я был старше многих своих однокурсников на 8-9 лет) и наличие трудового стажа, предложил мне возглавить бригаду, став ее бригадиром. Я согласился. После работы в морях, мне было очень интересно посмотреть и узнать, как же теперь, в условиях наступившей Перестройки, работают люди в одном из лучших подмосковных совхозов.
Нас разместили на территории лагеря (который в летний период использовался совхозом как детский или пионерский) в щитовых домиках, здесь же были кухня и столовая, спортплощадка. Девчонки и мальчишки поселились раздельно. Большая часть студентов, которые по воле случая оказались в этой бригаде состояла из вчерашних школьников – в основном, москвичей, хотя были ребята и из других городов страны. У некоторых из них, таких, например, как Жанна Агалакова, за плечами был опыт работы в СМИ, были в отряде и другие ребята, обладавших небольшим (год-два) производственным или трудовым стажем, некоторые парни стали студентами, после службы в армии, после рабфака.  (кстати, в Ютубе сохранился фильм про нашу бригаду, который можно посмотреть по этой ссылке https://www.youtube.com/watch?v=zkdbbKiQyb4&t=617s).
Поначалу вчерашние школьники, особенно москвичи, работали плохо – они не могли выполнить даже суточную норму, установленную для работников совхоза. Некоторые из них не понимали, зачем вообще это необходимо: рано просыпаться и потом целый день собирать на поле овощи, фасовать их по ящикам и мешкам.  Было видно, что не все ребята понимали, что означает физический труд. Некоторые откровенно филонили – делали вид, что работают, но на самом деле просто сидели в поле, не двигаясь с места. Мне пришлось самому ежедневно выполнять норму совхозного рабочего, чтобы на личном примере доказать вчерашним школьникам, что дневные нормы реально выполнимы.
Вскоре ребята стали выпускать какую-то стенгазету (мы же журналисты все-таки?!), суточные результаты работы отряда размещались на специально созданном для этой цели стенде. Наиболее отличившихся ребят отмечали в отдельных «листках-молниях». Ребята вскоре поняли и поверили в свои силы, в то, что они МОГУТ выполнять дневные нормы и даже иногда их ПЕРЕВЫПОЛНЯТЬ. Мне было интересно наблюдать за всеми изменениями, которые происходили среди студентов – вчерашних школьников.
Будучи бригадиром, мне приходилось с вечера выстраивать план работы коллектива на следующий день. С этой целью пришлось познакомиться с некоторыми работниками отделения совхоза – управляющим Михаилом Федоровичем Кяжиным, мастерами, кладовщиками, водителями грузовых автомобилей, трактористами, весовщиками.  Иногда меня приглашали на планерки, небольшие совещания, если их темы касались работы нашего отряда.
Вскоре выяснилось, что за работу в совхозе всем студентам положено небольшое денежное вознаграждение. За все выполненные работы, согласно действующих расценок начислялась заработная плата. Чтобы никого не обидеть, и начислять зарплату по справедливости – исповедуя принцип «каждому по труду», был введен коэффициент трудового участия (КТУ). Система была понятной и простой – выполнил дневную норму – получи единицу, перевыполнил на 20 процентов – получай - 1,2, ну а если не справился и работал спустя рукава, то и коэффициент за такую работу получал соответствующий –  0,5 – 0,7. Кому-то даже пришлось как-то начислить и НОЛЬ, - тем, кто целый день просидел в поле на мешке или на ящике. Поведение таких ребят обсуждали на собраниях. Кто-то исправлялся и менял свое отношение к работе и в первую очередь к своим товарищам. Все-таки на карту было поставлено многое: ребята поняли, что работа может приносить не столько деньги, сколько уважение со стороны товарищей
Еще нас кормили, за это мы должны были совхозу деньги, которые у каждого студента в итоге удержали из зарплаты… В итоге получилось, что некоторые ребята (вчерашние школьники), такие как Кирилл Рыбак, Миша Дубик, Иван Коровкин, Миша Морозов, ставшие «передовиками производства», смогли заработать за  месяц по 200-240 рублей. Начисление зарплаты производилось согласно КТУ… Были среди нас и такие, кто получил (за вычетом платы за питание) в совхозной кассе по 50 рублей…  Но и такие деньги были хорошей добавкой к ежемесячной стипендии (40 руб).
Но не все в нашей работе было гладко. Были и проблемы. И самой главной стала неэффективная работа некоторых работников совхоза. Не раз бывало так, что с вечера мы договаривались с управляющим отделения совхоза М.Кяжиным об одном, а на следующий день всё менялось. Допустим, договорились работать в поле, оделись потеплее, а нас отправляют в помещение на сортировку овощей. Или ставят перед нами задачу - быстро собрать 20-40 тонн овощей, например, моркови, а на следующий день мы видим, что собранные нами вчера мешки с морковью стоят в поле. Их не вывезли. На весовую машина не пришла, бригаде за работу ставят ноль, как будто мы и не работали… Видел я, как некоторые «опытные» работники совхоза пытались обмануть студентов, которым было всего по 16-17 лет.
Или получаем задание собрать на каком-нибудь участке морковь. Всю. СРОЧНО! Мы её быстро собираем. Но после обеда видим, что морковь не вывезли. И вечером ее не привезли на весы, пытаюсь выяснить, в чем дело, – никто толком объяснить не может… Иногда проводил на весовой после окончания рабочего дня по три-четыре часа в ожидании машин, чтобы закрыть наряд. А машины с собранными нашей бригадой овощами, на весовую так и не приезжали. На следующий день выясняется, что надо было не просто собрать «ВСЮ» морковь, а сначала ее рассортировать по размерам. Для нас это означало, что мы должны вместо исполнения новой работы, заново выполнить «старую» - сначала высыпать собранную вчера морковь на землю, рассортировать ее и после этого уложить заново по мешкам. И за такую работу ребятам никто и ничего не платил.
Кстати, этот совхоз поставлял овощи не только в торговые сети Москвы, но и на разные овощные консервные заводы - на промпереработку. Поэтому на прилавки магазинов необходимо было отправлять крупную морковь, а на переработку – мелкую. Но ведь об этом нам должны были заранее говорить… Но почему-то «забывали»…Вот тебе и передовой совхоз – орденоносец… как же так?
Очень быстро я понял, что такие проблемы в работе возникают в основном из-за низкой организации труда, откровенно слабого (с бухты–барахты) планирования, иногда его и не было. Очевидно, что такая форма работы для многих работников совхоза считалась нормальной. Некоторые совхозные службы жили одним днем, поэтому возникающие проблемы решались по мере их возникновения.
И наконец наступил такой день, когда терпеть дальше эту бесхозяйственность стало просто невыносимо. А произошло следующее. Нам дали задание – «срочно» собрать несколько тонн молодой петрушки… Кстати, такая работа еще и хорошо оплачивалась. Работая на петрушке, мы разработали специальную методику сбора и заготовки этой зелени. Сначала парни, «вооруженные» длинными и острыми ножами, перерезая сочные стебли растений, создавали из них пучки. Следующие за ними ребята (в основном девочки) формировали большие пучки (в соответствии с требованием заказчика) весом по 2-3 килограмма, а третьи - обвязывали эти пучки бечевкой и укладывали их на земле, т.к деревянные ящики в необходимом объеме нам на поле не привезли.
Вечером машины с петрушкой на весовую не пришли. На следующий день всё повторилось. И лишь на ТРЕТИЙ день после срезки растений, машины с нашей петрушкой приехали на весы. В итоге оказалось, что за ДВА дня срезанная петрушка, находясь двое суток на поле под солнцем, усохла. И пучки вместо первоначального веса в 2-3 кг стали весить в ДВА раза меньше.  Назревал скандал. Управляющий стал меня успокаивать. Мол, вся эта петрушка будет направлена не в торговые сети, а на промпереработку на какой-то завод, находящийся в трехстах километрах от места заготовки. На мой вопрос, кто ответит за нанесенный студентам ущерб, ведь им по итогам взвешивания подсохшей петрушки засчитали в ДВА раза меньший вес, чем он первоначально был. Кроме того, и сам совхоз также понес убытки, т.к. покупатель – конечный получатель петрушки заплатит деньги совхозу после окончательного взвешивания сырья – которое произведут на консервном заводе.
Я начал подсчитывать сумму всех убытков и совхозных, и студенческих. Получилась большая цифра…, услышав которую, управляющий посмотрел на меня как на «врага народа» и заявил, что никакие материальные потери совхоз студентам возмещать не будет, а о материальных потерях самого совхоза попросил меня не думать и не беспокоиться. Мол, «не твоего это ума дело». На что я ему сказал всего ТРИ слова – «МЫ ОБЪЯВЛЯЕМ ЗАБАСТОВКУ».
Вернувшись в лагерь, я собрал отряд и рассказал ребятам о возникших проблемах, а также о том, что на завтра у нас запланирована забастовка. Такое решение студенты встретили громким «УРА!». Рассказал о случившемся начальнику курса А.Д. Золотых, помимо всего прочего он еще был и командиром ССХО. Против проведения забастовки он особо возражать не стал, т.к. видел, какие непростые отношения складывались у нас с некоторыми работниками совхоза… Сам он отмечал их, как «сложные»…
На следующий день на работу отряд не вышел… ЧП… Руководители совхоза позвонили кому надо в университет. И вскоре к нам приехал мощный административный десант из МГУ – члены профкома, комитета комсомола и парткома - дяди и тети в строгих костюмах. Приезжие с Ленгор (именно там - на Ленинских горах - в главном здании (ГЗ) университета находились кабинеты самых высоких начальников МГУ.
Начались опросы более похожие на допросы: Кто? Зачем? Почему?  Все ответы фиксировались и записывались. Дошла очередь и до меня. Выслушав мои объяснения, секретарь парткома МГУ глядя мне в глаза уничижительно заявил, что за это я отвечу по полной программе, мол, «мы тебя и из партии исключим», а после этого «можешь и с университетом попрощаться» …  После таких недвусмысленных угроз в мой адрес Александр Дмитриевич вмешался в разговор:
- А вот из партии вам выгнать Олексенко не удастся.
- Это еще почему? – возмутился партийный функционер, - за такие проделки он положит партбилет на стол.
- Нет, - вновь повторил Золотых, - и по одной простой причине.
- Это по какой же? – не унимался могущественный секретарь парткома.
- Вы не сможете исключить этого парня из партии, т.к. для того, чтобы это сделать, для начала необходимо его в эту партию принять.
После этих слов представитель парткома университета как-то обмяк и уже перевел свой взгляд и гнев на начальника курса:
- Александр Дмитриевич, а почему вы назначили на такую ответственную должность человека, который не является членом партии?
Весь этот разговор происходил в помещении столовой, снаружи стояли и сидели ребята, которые пытались уловить всё то, что здесь происходило и о чем говорилось.
Потом представители университетского руководства направились к директору совхоза Н.П. Толмачеву. О чем они там говорили, и к какому решению пришли, я не знал, т.к. вскоре университетские начальники уехали в столицу.
Ребята после того, как мы остались одни, обступили меня. Кто-то подбадривал, кто-то утешал и сочувствовал, а кто-то возмущался и говорил о том, что надо что-то срочно предпринимать и спасать бригадира (т.е. меня).
Вечером пришел «парламентёр» от управляющего с приглашением зайти в контору на переговоры. Разговор с управляющим был коротким. Мол, погорячились, с кем не бывает?, давай мириться, ведь завтра надо будет продолжить работать. А за вынужденный простой и недовес Михаил Федорович обещал студентам заплатить деньги. Мол, решу вопрос и что-нибудь придумаю.
Когда я вернулся в лагерь, то мне «по секрету» студенты рассказали, что кто-то из них уже сходил на почту и позвонил на центральное телевидение (так у кого-то работал кто-то из родственников), и уже завтра к нам сюда в совхоз приедут журналисты из программы «До 16 и старше». И будут снимать фильм о том, что здесь произошло, а потом выпустят в эфир передачу, и что всё будет хорошо и тебя (т.е. меня) никто из универа на отчислит, т.к. ты (т.е. я) ни в чем не виноват, и делал всё правильно.
Вечером мы еще раз поговорили с начальником курса А. Золотых. Александр Дмитриевич был настроен оптимистично… После общения с директором совхоза, он понял, что никто никого наказывать не будет. Отметив, что в стране полным ходом идет перестройка, о чем, видимо, не всем известно, в частности тем же работникам парткома МГУ на Ленгорах.
А потом к нам приехали телевизионщики, они сняли всё то, что им хотелось снять, взяли у всех интервью, и вскоре на Центральном телевидении вышла передача, в которой телезрителям рассказали о вчерашних школьниках, ставших студентами, и о тех проблемах, с которыми им приходится сталкиваться, начиная взрослую жизнь. Ну и так, между делом, упомянули и про студенческую забастовку, которая, стала первой в истории МГУ.
Потом мы еще работали - до конца сентября. Выполнили все поставленные перед нами планы и задачи, и расставались с работниками совхоза, как добрые друзья, а по итогам работы, меня, как бригадира ССХО, наградили Почетной грамотой. И из партии, в которой я никогда не состоял, не исключили…