Усть-Илимские приключения

В 1989 г. после летней сессии записались мы группой товарищей в одноимённый стройотряд на лето – воплотить, так сказать, наказ партии о трудовой летней четверти, ну и подзаработать немного. Выглядело это вполне себе: в зале института столы стояли с разными названиями отрядов, фотографиями, там, наглядной агитацией. У каждого люди в стройотрядовской форме, ну и «всяк кулик своё болото хвалит». Ходишь барином – выбираешь (по крайне мере, мне так казалось). Записались мы в этот «Товарищ» - уж, почему именно его выбрали, то склероз потёр. Первый это наш опыт был. Но с рюкзаками и гитарами, с вылетом из Москвы и пересадкой в тогда ещё Свердловске отправились мы осваивать просторы нашей необъятной Родины. Я в аэропорту (в Свердловске) ещё пару значков прикупил с натуральными камнями – в диковинку тогда было.
Ну, что я вам скажу: Восточная Сибирь - климат остро континентальный. Раньше, как нам местные рассказывали, машины от мороза на лесоповале пополам лопались. А потом, когда старый город Илим затопили, водохранилище климат и смягчило. Сам новый город и появился благодаря строительству Усть-Илимской ГЭС. Он вдоль Ангары вытянулся, причём аж с двух сторон.
Местная легенда гласит, что Новый город спроектировала группа студентов Ленинградского архитектурно-строительного университета в рамках дипломного проекта «Город моей мечты» где-то в конце 60-х.
Усть-Илимск, кстати, являлся местом четырёх всесоюзных комсомольских строек, три из которых являлись ещё и ударными. Предполагался рост населения до 350 тысяч человек, но по факту - дай бог сотня была. - А живёт-то здесь кто? – Да кто-кто! Зеки со строек и осевшие с первых стройотрядов. Переглянулись мы – никто пока «оседать» здесь не планировал! Чуть позже мы ещё обратили внимание, что на улицах девушек нет напрочь: или дети совсем или уже замужние с детьми. – Чегой-то у вас с женским полом-то? – Потом сами поймёте.
По факту «остроконтинентальность» чувствовалось так: солнце есть – плюс 35-40, тучка набежала – 15-20 градусов долой. Ну и утром, когда на работу шли, дубак был редкостный. А ночью, соответственно, минус.
Местные в большинстве своём даже в самую жару в пиджаках ходили. Мы поначалу даже дивились этому. Я так просто меховую подкладку от крутки снял и в качестве жилетки на голое тело надел. Так на работу и ходил. Местные от меня просто шарахались. А, глядя на них, и наши говорили – ты, мол, в сторонке иди - не с тобой мы.
Я как-то в магазин за обедом в таком виде заявился (мой черёд был) – очередь от такой дичи даже расступилась, а кассирша мне замечание сделала, на что я ответил, мол, да у нас все так ходят! - Где это «у вас»? - ехидно так спрашивает. – «В Питере» - отвечаю я, и ушёл с гордо поднятой головой и 3-х литровой банкой сока, которую мы в обед на круг выпивали.
Справедливости ради, отмечу, что были и те, кто поутру с гусиной кожей в рубашечке с коротким рукавом на остановке стоял. Зато через пару часов они знали, что будут вознаграждены.
Город сам на сопках стоит, а проблему озеленения решали просто – в низинах между районами участками тайгу оставляли. Вот в таком лесу и был разбит наш лагерь: на песке площадки из досок, на них палатки военные типа шатров на 8-10 человек, штуки 3-4 стояли; домик для девушек, барак-столовая, душевая, и объект, обозначенный буквами «М» и «Ж». Вот и весь лагерь.
Понятно, что при минусе в палатках спать в принципе не сподручно – спальных мешков не было, считай, ни у кого. Но нам выделили капоты – огромные такие ватники, которыми утепляли двигатели Кировца в местных широтах. Его на 2 кровати хватало. Это, помогало, конечно, но не до конца. Спать зябко было – дрёма одна, а утром встаёшь в 7 утра, а на капоте иней. Во второй заход спальники уже у всех были.
Вместе с нами приехал парнишка один – он с двумя чемоданами был. Очень странно мне всё это показалось, ибо мы все с рюкзаками по-походному, а он, значит, в гостиницу собрался? Но, разгадка превзошла все ожидания, ибо он кооператором был и привёз в чемодане видеомагнитофон «Электроника ВМ-12» и кучу кассет к нему. Это как раз период видеосалонов в подвалах был. Купить такую штуку я в принципе не мог, но как-то ездил в фирменный салон электроники на пр.Юрия Гагарина – хоть одним глазком это чудо техники посмотреть. А тут – на тебе! Так, что культурная программа нам была обеспечена: все серии Рембо, Рокки, конечно, Чак Норрис, Брюс Ли и Жан-Клод Ван Дамм; ну и куда же без Эммануэль и Греческой смоковницы! Были и фильмы ужасов: «Пираньи» и про людоедов что-то. Несколько кадров из последнего крепко в памяти моей отложились. Вот до чего бывают впечатлительные натуры!
Завтраки наши были предметом моей грусти, ибо представляли собой тарелку каши с куском варёной колбасы. Мне этого только дойти до работы хватало. А отряд наш, кстати, интернациональным был. С нами ездили и вьетнамцы, и немцы. У нас даже раз в смену проводился день национальной кухни. Вьетнамская как-то не отложилась, а немецкая тоже в 1989 не колбаски с капустой и пивом были, а куда более бюджетный – практически вегетарианский вариант, но почему-то с большим количеством соли и перца во всём, кроме чая. Последний, кстати, у нас обычно был с натуральным смородиновым листом – совершенно волшебный вкус!
Вьетнамцы в принципе были любители пофилонить: - бери лопату, иди работай! – Не понимаю по-русски! Даже наш невозмутимый Игорёк гонял их за это. А как в футбол играть, так матерились без акцента.
Один из них был на полголовы выше остальных - так он наполовину китаец, - говорили они. Так мы и узнали, что китайцы крупнее будут. А ещё я впервые узнал, что для изучения вьетнамского языка требуется музыкальный слух. Например, слово «тао» – в зависимости от звучания «а» имеет семь различных значений.
С немцами у нас, правда, конфуз приключился. Тогда командиром отряда Витя Зернов был. Стоит он и пара-тройка наших бойцов у списка членов отряда и вслух читает. Вот, говорит, наша Хайке Штауфенбиль. Фамилия - нечто среднее между штандартенфюрером и фельдфебелем. Мы громко заржали. Я оборачиваюсь, а она позади нас стоит. Лицо её сдержанным осталось, но чувство неловкости до сих пор помню.
А к немцу нашему я потом не раз обращался за переводами. Пока дзюдо-самбо на спортивной кафедре изучал, теорией вопроса интересовался, а основная литература, которую смог найти, была ГДР-овской, ну и, конечно, на немецком.
А ещё я помню, как ему на матане (математический анализ) завидовал. Мы, когда функции изучали, препод у нас был Поздняков – молодой, но зануднейший тип и совершенно невозмутимый. Функции вечно с подвохами нам на занятиях подсовывал – там, пока эти банты вторых-третьих производных нарисуешь – столько времени угробишь, а коли ошибёшься, так вообще их не найдёшь! А у немца волшебный калькулятор был с дисплеем: он в него функцию вводил, и, пока мы вручную всё высчитывали, ему калькулятор всё аккуратненько на дисплее и показывал. Нереальная крутота по тем временам!
А когда Берлинскую стену разобрали, немцы наши ждать шибко не стали: курс доучились и уехали. Ну, собственно, и правильно.
Работа наша стоит того, чтобы отдельно на ней остановиться. Вначале, мы с Олегом в бригаде вдвоём бордюры тротуарные укладывали. Верёвку натягиваешь – и по ней, как по уровню. А она в центре, понятное дело, провисает, ну а мы первый день так с прогибом бордюр и выставили. Потом посмотрели – твою же мать! Переделывать всё! Через пару дней навострились – освоили технологию сильной натяжки.
Потом дожди неделю были – верёвка намокла и, соответственно, провис усилился. В конце дня проверили результаты работы – твою же мать! Как говорится: стабильность – признак мастерства!
Особенно запомнилось, что плащи, сапоги и, вообще, вся одежда промокала насквозь и за ночь не высыхала. Мы ходили, немного расставив руки и ноги в сторону, чтобы мокрая одежда противно к телу не прилипала. Климат же, напомню, остро континентальный – без солнца просто дубак был! Когда одному из нас приходилось приседать, чтобы уровень проверить или ещё чего, второй тоже приседал из солидарности, чтобы первому не обидно было. Приседали на счёт «три» с воплями от незабываемых и непередаваемых ощущений. И так неделю! (Это Спарта!)
От постоянного ношения этих бордюров пресс, кстати, тоже болел постоянно.
Соседняя бригада длинные придорожные поребрики укладывала. Четыре человека со строительными щипцами на один – он порядка 320 кг. весил. Я когда подменял выбывшего из тех бедолаг – эти щипцы, опять же на счёт «три», вместе с бригадой еле-еле приподнимал. Так, что у нас с Олегом ещё ничего было.
Как-то благоустраивали мы двор одной пятиэтажки. На этот объект на трамвае местном ездили. Он, кстати, у них один был – с первым номером. Трасса – пару-тройку километров по прямой, причём скорость была не чета нашим - чисто скорый. Остановки тоже длинными были. Все в нём цивильные, а тут мы - бригада в робах, с лопатами… Понятно, что люди нас сторонились, и, не побоюсь этого слова, роптали. К тому же мы всё время зайцами проехать норовили. По-первости, даже прокатывало, но потом, они расчухали, что к чему, и наша лафа закончилась.
Ну, так, вернёмся к нашим баранам: машина гравий во дворе высыпала, а мы его лопатами ровняли. Работа, прямо скажу - пренеприятнейшая: гравий тяжёлый, крупный - лопатой его не подцепить – сверху торцом разгребаем. КПД ниже плинтуса, грохот стоит, аж уши закладывает. Тут слышу, что за мной шум потихоньку стихает. Когда тишина уже ко мне вплотную подобралась – оборачиваюсь и вижу местную девчонку – просто красавицу, в лёгком платье по ветру. Мимо кого она проходит, те работать перестают – на неё смотрят. Она взгляды наши чувствует и грациозно ланью порхает себе к подъезду. Вошла она, а никто к работе возвращаться и не думает. Тогда я, Вадик и Олег встали напротив её парадной, взяли лопаты по типу гитар и запели «Уно-уно-уно ун моменто» из фильма «Формула любви». Этаж её не знаем – просто наверх смотрим. Ведь и не сговаривались даже – единый порыв был! Всё-таки красота спасёт мир!
В этом же дворе мы в рамках благоустройства и деревца какие-то сажали. Все уже работы закончили – я последний остался. Собралась вокруг меня бригада, стоят-смотрят, как я колышек последний забиваю. И, вот, замахиваюсь я, а с топорища топор слетает, подлетает метра на полтора, делает оборот и под всеобщий «Ох» острым углом вонзается мне в затылок. Гробовая тишина. Через мгновение - мой поток ненормативной лексики – и всеобщий выдох.
Мне ещё потом повязку наложили и на горле завязали так, что я синеть и задыхаться стал. Вот, думаю, не забором придавит, так корова…
Тот парень, который с собой видеомагнитофон привёз, он вообще очень талантливым оказался: песни там разные пел, а также записывал в стихах нашу летопись. По выходным в столовой (она же клуб) её зачитывал. Такого перла он точно пропустить не мог, а потому и я, наконец, вошёл в былинные сказания персонажем, привычно отбивающим головой пролетающие топоры.
Первым нашим командиром отряда был Олег Львов. Видный такой, высокий парень. Он как-то сразу себя проявил: в день отправления собрались мы на Московском вокзале перед вагоном поезда. Нас человек 30-35. Все билеты у него, а его нет. 15 минут до отправления, 10.. А его всё нет. Мы уже подумали – может, и не поедем никуда. В те времена билеты куда сложнее достать было, а мы ещё и с самолётом из Домодедово завязаны. Пришёл он буквально за пару минут до отхода поезда, и мы спешно, закидывая рюкзаки, штурмовали вагон.
В Усть-Илимске в течение рабочего дня он вначале проходил по всем объектам и работу нашу проверял, но потом всё реже и реже. Чуть позже он с Юлей нашей замутил: по ночам они гуляли вместе. Он её ещё учил палку вертеть в технике Ушу. То ещё зрелище, я вам скажу, когда они одной рукой палку вертят, а во второй у каждого по сигарете. Но, суть не в этом: после нескольких бессонных ночей у Юльки недосып стал накапливаться. Командир-то наш днём отсыпался, а Юлька всё ближе к зомби. А мы как раз в школе ремонт делали. Так вот, Юлька красит дверь, верх весь покрасила, присела низ докрашивать, тут её и срубило – головой в дверь, да так и осталась. Проснулась через несколько часов, когда уже домой пора собираться: волосы к краске прилипли – не сразу и отдерёшь, но кисточку из рук даже во сне не выпустила.
Поженились они потом, сына она ему родила.
А тут пришёл репортёр из местной газеты – «писать заметку про нашего мальчика». Молоденькая девчонка совсем – журналист начинающий. С кем беседовать? Все же на работе! Естественно - с командиром отряда. Потом она нам принесла свежий номер газеты со своей статьёй. После фразы про нашего командира: «Олег, вытирая рукой пот с уставшего лица…» я первый раз всерьёз задумался о достоверности нашей прессы.
А когда мы в школе работали, у нас просто-таки хрестоматийный случай был. Красили мы пол в классе. Он большой – метров 40, наверное. Чтобы не скучно было – телевизор включили. Работа уже к концу подходила, а краски явно не хватает. Мы уже и так экономили, и эдак. Последние капли легли прямо в завершающем мазке у двери. Все уставшие, но удовлетворённые – только дверь хотели закрыть, а вот он - телевизор-то работает! Сдержанные и сокращённые наборы междометий и устойчивых фразеологизмов, а также поиск вариантов решения. В итоге, нашли узкую доску, положили её поверх свежепокрашенного пола. Я по ней аккуратно, как канатоходец прошёл, и телевизор выключил. Дальше, вернулся обратно, доску переставили на полметра ближе, снова вернулся и полусухой кисточкой стал замазывать след от доски. Вот такими итерациями доску вытащили обратно. Нужно ли говорить, что мы этой доской измазали пол в коридоре, который тоже пришлось оттирать? Благо ведро ацетона стояло прямо при входе. Прямо в нём руки и мыли.
Была у нас девушка одна – невысокая, ладная. Энергии у неё было – вообще ходить не могла, только бегала. Историй про неё всяких ходило, типа, год назад она в люк провалилась. Другой бы кто разбился насмерть столько лететь! А она ничего, только ногу сломала. Ну и всё в том же духе, даже здесь, в Усть-Илимске вечно что-то с ней приключалось. И вот Ира эта за кем-то в шутку погналась, запрыгнула на стол, благо он длинный и крепкий был, и, глядя на объект преследования, рванула вперёд. А через пару метров как раз на уровне её головы балка проходила. И вот она с разбегу лбом об эту балку - бабах! И плашмя на стол – хрясь! У всех, кто это видел, внутри аж всё сжалось: черепно-мозговая с сотрясением и это в лучшем случае. А о худшем - лучше и не думать! Скорую кто-нибудь вызвал? А этот энергджайзер только лоб потёрла, сконфуженно улыбнулась и дальше побежала. Бригадир наш - тощая флегма, - курил в сторонке и тихо наблюдал за происходящим. Танкистом он в армии был. А после стройотряда на ней женился. Видимо, броню оценил и ходовые качества :)
Была ещё в нашей женской братии девушка эффектная, английский, кстати, знала прилично. Так вот, познакомилась она с местным южаниным и стала с ним по вечерам гулять. А мы тогда шибкой толерантностью не отличались. И вот стоим мы в душе нашем в выходной, моемся – сарай такой с лейками рядами и без крыши, - слово за слово и стали мы её обсуждать, мол, не могла парня нормального найти – вон, типа, нас сколько архаровцев европейского типа с почти незаконченным высшим! А она какого-то дикаря выбрала. А девушка эта на лавочке с подругами курила, как раз рядом. Ну, и весь разговор, соответственно, слышала. Короче, истерика, плач. Через пять минут, прибежала к нам Ирина-энергджайзер и стала нас стыдить: да как вы могли! Что вы за люди такие!?! Идите теперь извиняйтесь! Общее настроение высказал Андрей Бочнев: мы ей это не в лицо говорили, а внутри себя обсуждали, а она, считай, подслушала. Следовательно, умысла у нас не было, а потому и извиняться не за что.
Однажды зашёл к нам в лагерь местный дедок бомжеватого вида. Тощий весь, космы висят. Одет в какой-то не то военный, но туристический костюм, но такого состояния, будто он в нём пару лет жил на необитаемом острове или ещё чего похуже. – Давайте, ребята, в шахматы поиграем! – От чего же не поиграть!? - У нас любителей хватает. Сели за доску с ним. За пару минут одного обыграл, второго. Ещё раз, ещё пару раз. Тут, как раз и Андрей Бочнев подошёл – он, типа, КМС по шахматам был. Сел с дедом. А тот и говорит: «Смотри: двух коней убираю сразу для форы». Скептически Андрей на него посмотрел, но тот минут за 20 всё-таки выиграл. Причём основную часть времени именно Андрей над своими ходами и думал. Подивились мы местному гроссмейстеру. Он к нам раза три ещё заходил. Потом, видимо, интерес потерял. Из стройотрядовских осевших, наверное…
Ещё про трудовые будни:
На бетонных работах выдали нам виброрейку. В первый раз мы такое чудо увидели. Смысл в том, что в бетоне пузырьки воздуха остаются, отчего он, типа, прочность теряет. А потому, сей волшебный инструмент должен был с этим пагубным явлением успешно бороться. Держим мы её, запустили – трясётся. Взялись двое по краям, тащат её, а она упирается, сволочь, да ещё и из бетона выскочить норовит. Тогда уже по двое по бокам встали и один сверху на неё залез. Ох и намучились мы с ней за первые пару дней. Ещё и у стоявшего сверху Олега потом некоторое время всё внутри вибрировало. А на третий день ребята с одного края споткнулись, и один на другого рухнул, а со второго края держатели рейки заржали и со смеху её отпустили. Так она сама двигаться стала. Т.е. мы её два с лишним дня против её движения тащили! Когда разобрались – двоих за глаза и за уши!
А отбойный молоток! Думаете – это только в фильмах народ друга в друга ими стреляет? Прикольно же! Но с играми быстро закончили, так как руки настолько уставали за смену, что не до этого уже было. Чтобы эти молотки запустить специально компрессор большой на колёсах привозили, ЗИФ-55 назывался. Вещь очень дефицитная и востребованная, а потому одни УМы (Управления Механизации) у других её постоянно воровали. Даже краской отметки не помогали – долго ли перекрасить-то! Так, что, если видели, как на стройке краном вагон с колёсами поднят и в воздухе болтается, так это про него – чтобы не увели. Мы компрессор такой как-то перегоняли с одного места на другое, а так как заводился он плохо, то выключать не стали. Упёрлись в него – толкаем. И вдруг срывается с соска один из шлангов: пролетающим металлическим наконечником в бок – раз! Струёй сжатого воздуха в живот – два! К счастью, всё обошлось, но это однозначно он прилетел – привет от техники безопасности!
Как выяснилось позже – все эти наши подготовительные тяжёлые и продолжительные работы стоили сущие копейки. Основная стоимость – это именно укладка асфальта. А потому местные - не самые честные люди, - делали всё, чтобы асфальта нам либо не дать вовсе, либо дать минимальное количество с прицелом, чтобы после нашего отъезда закатать по готовому всё самим. Асфальт выбить – дело было командира и комиссара еже с ним. В последний год до того дошло, что бригаду наших на сентябрь оставили – измором мошенников брать!
А пока асфальта ждали (а ведь каждый день обещали: вот-вот!) – загорали мы под местным солнышком. А житель один – активист местный, - написал в городскую газету, что студенты не работают нифига, а только загорают целыми днями. Тут уже наши возмутились! Витя Зернов сходил в редакцию, поднял там бучу – дали ему адрес жалобщика. Он вместе с комиссаром и бригадиром пошли ему объяснить политику партии, что, мол, это своим землякам пусть спасибо скажет - это они нас «завтраками» кормят! А тот, видно, сразу неладное почуял и решил, что его бить пришли, а потому разговаривал с ними через цепочку и дверь открывать благоразумно отказался.
Асфальт, кстати, когда привозят – он 110 градусов, - с него аж пар идёт. И когда лопатами его кидаешь – нет-нет, да и попадёшь горячей крошкой кому-нибудь на голую спину: пару минут танцев с простыми народными песнями и до следующего раза. А когда долго с асфальтом работаешь (и такое бывало), то эта зараза к подошвам кирзачей начинает прилипать и ступни тебе жечь, как на сковородке. Тогда уж сам бежишь на травку вприпрыжку – и сапоги сбрасываешь. Ну, если дождь, то в лужу забегать приходилось.
Это сейчас автоматика сплошная, а тогда мы профиль и толщину асфальта на глаз определяли. Помню, как раскидали мы асфальт, и настала пора его закатывать. Позвали водителя катка, а он из бытовки пьяный в хлам вышел и еле до катка дошёл. С трудом залез и на сиденье тотчас уснул. Ну, мы его сняли, конечно, положили в сторонку и стали сами укатывать. Скоро вода в катке кончилась. Пока выясняли где её взять, пока во двор за ней ехали – чай не Формула-1, - вернулись, уже стемнело, и асфальт остыл. Покатались всё равно, скорее для проформы, но вышло, как бы это сказать правильно – «не очень». Перед сдачей дороги эту часть присыпали песком для маскировки и полдня гружёные КАМАЗы гоняли туда-сюда, чтоб как-то горбыль раскатать.
Помнится, командир подкузьмил нам - халтуру нашёл, чтобы дополнительных денег заработать: надо было вагон помидоров разгрузить. Причём ночью. Добровольцев собрали бригаду - и в путь! А условия там были те ещё! А тухлятины столько и запах такой стоял, что помидоры потом видеть не могли ещё очень долго! Работа – застрелиться: все пожалели, что согласились. Ухайдакались мы за ночь, чуть живые под утро в лагерь вернулись. А командир и говорит, мол, халтура халтурой, а сейчас все по объектам! Мы охренели, конечно, и изволили высказать несогласие! Через полчаса дебатов он с нами-таки согласился и дал день отоспаться. Оплата, насколько я помню, до исполнителей дошла сугубо символическая. – Да чего вы переживаете? Мы вам КТУ (коэффициент трудового участия) повыше поставим!
В Усть-Илимске этом ещё и природные катаклизмы случались. В первый год, помню, был день, когда всё небо в жуках летающих было. Аж темно. Идёшь ты по улице, а они на тебя садятся, и на лицо в том числе. Мне, например, гад один прямо на нос сел. Берёшь его за крылья, отлепляешь, а у него лапки цепкие! Причём история такая только один день была.
Во второй год было нечто похожее, но уже не с жуками, а с мухами. Неба, считай, не видно. Да, что за напасть такая! После этого народ заболевать стал. С каждым днём наши ряды всё редели и редели. То один, то другой боец утром встать не может, а потом и от туалета отойти. Траванулись, наверно, думали остальные и продолжали работать. В тот день я ещё с бригадой в школе работал, а к обеду ближе чувствую, что голова немного кружится и что-то мне «не того». Знаете что, - говорю я товарищам, - похоже, ещё одного бойца мы потеряли. И пошёл я в лагерь. А до него километра полтора где-то было. Жара, солнце в зените, а я иду всё медленнее и медленнее. И есть ощущение, что до лагеря могу и не дойти! Показалось мне, что я чуть ли не час-полтора до лагеря добирался, но цели-таки достиг и со словами «я теперь с вами» рухнул на кровать. На следующее день прямо на утренней линейке двое потеряли сознание, и выпали из строя прямо на плацу. Ту уж понятно стало, что своими силами нам не справиться, и вызвали Скорую. Она как раз подоспела, когда те, что на ногах, по третьему кругу выходя из туалета, становились в очередь.
Выяснилось, что весь наш лагерь, и соседний в придачу, полегли с дизентерией (вот уж чем бабушка меня в детстве пугала). Отвезли нас всех в местную больницу. Для чего был задействован, наверно, весь городской парк машин скорой медицинской помощи. Больница стояла на краю города и окнами выходила на поляну, за которой простиралась тайга. Фактически центр экотуризма, как сказали бы сейчас. Условия цивильные – по три человека в палате плюс в каждой свой туалет был! Курорт, да и только! Уколы и капельницы быстро поставили нас на ноги – и на третий день мы уже отоспались и чувствовали себя прекрасно. А потому, недолго думая, дружною толпою прямо в больничных пижамах и тапочках отправились в тайгу собирать ягоды, благо было сухо, а мы - голодные. Узрев столь вопиющее нарушение дисциплины, да ещё в инфекционном отделении, руководство больницы тотчас выписало нас восвояси. Всё это приключение было воспринято нами исключительно, как небольшая передышка, причём скорее положительного толка.
С нами в палатке жил достаточно колоритный парень – Яша. Он ещё и в бригаде в школе с нами работал. Учился Яша в институте культуры им. Н.К. Крупской, и как он попал к нам - для меня осталось загадкой. Был он увлечённым японистом, человеком харизматичным, бессовестным циником, к тому же с ярко выраженной коммерческой жилкой.
Однажды, когда он красил свой участок в школе, какие-то две девчонки из начальных классов случайно возле него разбили большое зеркало. Я неподалёку был и выбежал на звук бьющего стекла и Яшин вопль: «Стоять! Кто за это платить будет?!». А голос у него был – будь здоров, - даже у меня всё внутри сжалось. Только я к нему, а он уже за детьми погнался. Я кричу, мол, Яша, успокойся! Да, какое там! А несчастные девчонки в ужасе и с визгами до мам своих еле добежали, схватились за их юбки, ревели навзрыд, и от страха даже описались. А Яша коршуном на них налетел и компенсацию стал требовать. Я думал - он их всех порвёт. Насилу мы его оттащили! Вот какого ужасного капиталистического монстра взрастила комсомольская ячейка института культуры!
Но Яша наш прославился не столько, как огр, пожирающий младенцев, столько в качестве предпринимателя. А дело было так: сидели мы как-то в выходной день у себя в шатре, а Яша и говорит – есть у меня идея: аттракцион хочу платный сделать. Буду писать людям их имена иероглифами, где каждый символ будет означать ещё и черту характера. И за каждый иероглиф буду брать 3 рубля. Не малая, скажу я вам, сумма по тем временам – месячная стипендия 40 руб. была.
Поделился он своей идеей с командиром. – Хорошо, говорит тот, - мы эти деньги на питание пустим. Позвольте-позвольте! – возмутился Яша. Я, значит, в свободное от работы время, в свой выходной, буду деньги зарабатывать, а тратить на всех? Ну, уж нет - дудки! Поторговался он с командиром, добился нужного процента, подготовился и вышел на рынок. Народ там прямо в осадок выпал: люди там простые, грубые, советские, к экзотике не привыкшие, а тут такое: Яша из белой простыни что-то типа кимоно сделал, красную повязку на голову, сам он при этом напоминал уменьшенную копию сумоиста, с каллиграфической кисточкой (с собой привёз) и белыми листами, исписанными иероглифами и рекламой аттракциона на русском, он разместился на самом проходном месте рынка и начал завлекать народ. Вокруг него сразу образовалась толпа любопытствующих. А как только, люди стали понимать, что к чему, у него просто очередь образовалась: каждый хотел, чтобы его имя какими-нибудь благородными чертами запечатлели. Садилась к нему простушка какая-нибудь, а он и начинал перед ней распинаться, мол, какие благородные качества вы у себя ощущаете, и добавлял что-нибудь на японском. Действовало безотказно. И недорого ведь – народ говорил! Рисовал он иероглифы действительно красиво - отбоя от желающих не было. А потом сидя на кровати, вспоминал уж какой-нибудь совсем вопиющий случай, и глумился над наиболее тщеславными клиентами-простофилями. Делал он это настолько эмоционально и непосредственно, что не смеяться было просто невозможно. Он меня, кстати, немного японскому учил. До сих пор помню, как японский алфавит называется: «катаканахироганамадзибум».
А в это время кто-то разузнал у местных ноу-хау изготовления бражки из томатной пасты. Тотчас же появились в наших шатрах большие трёхлитровые банки из-под сока с каким-то подозрительным содержимым. Я мог это воочию наблюдать на примере «винокурни» Мишки Гончаренко. Банка с одетой поверх резиновой перчаткой была объектом пристального внимания его и Олега: нормально ли перчатка надувается и сдувается, когда можно пробы снимать и чего запах-то такой ужасный!
В выходные для похода в город старались поприличней одеться. А из формы – только стройотрядовская. Она из такого материала была, что, когда её гладишь, она блестеть начинала, лосниться прямо. Мне опытные товарищи и посоветовали – наизнанку выверни и отпаривай себе спокойненько. Как я сам-то не догадался!? Вывернул, погладил, одеваю, а стрелки внутрь!
Иногда ходили на телеграф заказывать междугородные звонки домой – сейчас в это уже и поверить-то трудно.
Каждый нормальный советский человек, попадая в новое место, первым делом магазины обходил – вдруг тут дефицит какой завезли? Ну и мы не исключение были: захожу я в книжный, а там Зощенко, Булгаков, Пастернак и Солженицын! Издания все советские, но малотиражные – дефицит, одним словом. Не поверил я своим глазам, набрал охапку, а мне продавец и объяснила, что купить их нельзя, но можно обменять на аналогичный раритет с оплатой процента магазину. Вот тебе и магазин, хотя такая схема и у нас уже начинала практиковаться. Интересно, как они определяли паритет раритетов?
Потом я в игрушечный отдел подался: тут мне удача всё-таки улыбнулась – там была сборная модель Блерио XI – первого самолёта, который через Ла-Манш перелетел. Счастливый я его дома потом собрал – до сих пор стоит, глаз радует!
У Андрея Бочнева друг был – в одной группе учились. Тоже после армии, накачанный весь – культурист, наверно, - чудеса на турнике показывал, типа, офицерского выхода и всё такое. Он где-то купил синий плащ покроя а-ля Шерлок Холмс, с гордостью его носил и всем рекламировал. На его фигуре он действительно шикарно смотрелся. Я тоже не удержался и себе такой купил – даже в институт его одел пару раз. Но, честно говоря, совсем другой коленкор.
Как-то воскресенье в первые недели нашего пребывания в палатке остался я и Андрей Бочнев. Тут полог открывается и видим мы человек 7-10 местных, а трое к нам палатку зашли. – О, ребята! Привет! Проходите, - говорит Андрей. Откуда, думаю, он их знает? А Андрей за руку с вожаком их поздоровался, поболтали там кто мы, откуда. Он им чаю предложил. В общем, минут через пять они нас покинули. Андрей, - говорю, - когда ты успел с местными мосты навести. – Да, первый раз их вижу!
Мы, когда в город выходили, тоже обычно нас человек 5-7 собиралось. Несколько раз в районе пельменной мы с этими местными пересекались. Тогда от нас Андрей Бочнев отходил, с их стороны – их представитель. Они где-то посередине встречались, жали руки, перекидывались парой фраз, и расходились обратно. После чего обе группы расходились «правыми бортами». Вот такой ритуал.
Как-то ночью группа местных пыталась проникнуть в домик наших девчонок. Уж не знаю, как те подмогу вызвали, но пришёл командир наш и тихо поднял всех армейских, и пошло противостояние - местный Карибский кризис. До драки дело не дошло, но халява у ребят обломилась, и они ретировались. А мы все об этом инциденте только утром узнали.
По выходным мы ещё на еде отрывались: недалеко пельменная была, так там пельмени не только варёные, но и жареные продавались. А жареные пельмени с кетчупом для меня тогда полным откровением стали. Ещё мы открыли для себя какие-то вкусные коврижки с повидлом и запивали их томатным соком.
Зашёл я как-то в магазин, что ближайший к лагерю был, съестного что-то выбрал, а продавщица мне, мол, не надо это брать, не свежее это. Вот, думаю, какой человек хороший! Выбрал другое – и это не берите! - А это? – И это тоже! Знаете, что – я вам здесь вообще ничего не продам! Типа, понаехали тут!
На день рождения подарили мне от отряда детский деревянный под хохлому расписанный стульчик. Я так понял, что из младших групп ремонтируемой школы экспроприировали. Что с ним делать-то? Когда уезжал – хотел оставить, но меня группа товарищей пристыдила. Привязал я его к рюкзаку, как в мультфильме «Следствие ведут колобки» у покупателя «больших советских слонов», и на каждом привале у меня личное посадочное место было. Даже народ завидовать стал. Он ещё у меня дома много лет стоял, пока мама его ребёнку какому-то не подарила.
Командиром отряда на второй год стал Витя Зернов - тощий высокий в очках и тельняшке. Вечно в истории какие-то попадал: то ночью пойдёт тусить – в какую-то драку попадёт, то ещё чего. Бедовый он был, одним словом. - Витя! А где часы-то твои? - Да я иду ночью по городу, смотрю - ребята какие-то кучкуются. Я подошёл, заглянул, так мне оттуда и прилетело. Ну, за мной не заржавело – я туда тоже насовал, а в лагерь вернулся – часов нет!
Шёл как-то Витя наш вдоль дороги – нас инспектировать. Мало того, что сам тощий, в шортах, так и тельняшка чуть ли не до колен натянута. Машина рядом с ним останавливается: - Мужик, ты что без трусов? Витя поднял тельняшку – показал шорты. Пришёл к нам возмущённый, весь на взводе. Но соглашусь, что выглядел он для местных просто провокационно, даже почище меня с телогрейкой.
Андрей Анфилофьев мне рассказывал, что он сейчас с ним вместе работает (город-то маленький). Так вот, Витя в своём репертуаре, ничуть не изменился: как-то собрался он всей семьёй на своей машине по Прибалтике прокатиться – почти до самой границы доехал, и где-то в медвежьем углу у него двигатель сдох напрочь, а точнее – просто умер. Так он семью своим ходом обратно отправил, а сам весь отпуск занимался эвакуацией машины и её ремонтом. В итоге средства от продажи этого ведра с болтами (хотя, вроде, Рено у него был) он потратил на первый взнос на новую машину…
В первом стройотряде у нас ещё эпичный комиссар был – Семёном звали. Лентяй и пройдоха, ещё и выпить любил. Но это мы уже после выяснили. Перед поездкой на сборе пояснил он новичкам, что волосы лучше покороче иметь. А я тогда кудри чуть не до плеч носил – пошёл в парикмахерскую, ну и под машинку 5 мм. всё и укоротил. Родители так до отъезда к моему новому виду привыкнуть не смогли. А у поезда комиссар посмотрел на меня, вздрогнул и сказал: «Ну не надо уж так-то было!». Однажды по пьяному делу он двумя ногами в очко умудрился провалиться. Но руки всё-таки успел раскинуть. Народ даже не сразу понял, откуда крики о помощи доносятся. Вытащили его, конечно, но он ещё долго потом попахивал. После стройотряда, уже в Петербурге, он нам в ярких красках расписывал всю святость традиции отмечания в ресторане окончания тяжёлых трудовых будней. Собрал под это по списку со всех денег и… справил себе свадьбу. Ребята за ним ещё год гонялись, чтобы свои кровные вернуть. А он прятался, в квартире не жил - тот ещё молодожён!
А перед самым отъездом случилась у нас вот такая история: самолёт у нас ещё через три часа только. Аэропорт не далеко - время есть. Мы, значит, по городу болтаемся – в форме стройотрядовской со значками – при всём параде, так сказать. И идёт Вадик наш Иванов и видит, что какие-то два уголовника девчонку в кусты тащат. Вадик – человек с правильным воспитанием, не зря папа кадровый военный, - в это дело вмешался и девчонку освободил. Она, понятное дело, мгновенно испарилась. Но дело приобрело другой оборот, и уголовники эти уже к нему претензии предъявили. На что Вадик, типа, да бросьте ребята, и не правы вы были, да и мы сейчас улетаем. – Гонишь, говорят! А Вадька – наивная душа, - достаёт из кармана билеты, что в паспорт вложены были, и говорит, мол, вот - с чего мне врать-то? Тут один из этих быстро у Вадьки паспорт с билетами выхватил и был таков. Вадька понимает, что ситуация радикально изменилась. А мы, как раз мимо шли. Видим: Вадька с какими-то уголовниками разбирается. Подошли. Они такого развития событий тоже не ожидали. Стали они за подмышки хвататься, типа, перо щас вытащим. Мы скептически на них смотрим, ибо силы несоизмеримо на нашей стороне, но вопрос: сколько их прибежит на призыв «Наших бьют»? Тем более, что и скрыться-то толком не удастся, т.к. они теперь знают где нас искать. Минут сорок мы с ними переговоры вели. В итоге удалось паспорт с билетами у них выкупить рублей за 10, по-моему. Как говорится, если проблема решается за деньги, то это не проблема – это расходы.
После первого стройотряда решили мы на Байкал съездить. Из Усть-Илимска до Братска мы поездом ехали. Особенно впечатляет, когда поезд прямо по Братской ГЭС идёт: с одной стороны - у тебя живописный вид на Ангару, а с другой - она же, но больше сотни метров вниз. От Братска до Иркутска мы на самолёте летели – билетов не достать. Договаривались непосредственно с пилотами Як-40 – кто больше даст. Больше всех предложил солидный дядя с портфелем. Там, потом, какая-то бронь отменилась, и мы все по обычным билетам сели. А дяденька тот всё время в туалете летел - его пилоты, как «зайца» везли. Самолёт - маленький, для местных авиаперелётов – мест на 30 максимум. Чудные времена были!
Байкал сам впечатлил, конечно. Красотища невообразимая. Вода прозрачная метров на 10. Всё спокойно, никакой суеты. Мы на базе отдыха три дня были. Я там впервые в жизни консервы из конины попробовал. Нам даже лекцию там провели и объяснили, что кедр – он только в Японии, а у нас кедровая сосна растёт. Но все по-простому её тоже кедром называют.
Естественно, что мы за кедровыми шишками собрались: конец августа – самый сезон! А берега там – крутой склон. Мы несколько часов поднимались, шишек набрали, а потом минут 40-50 отвесного спуска. Тебя вниз несёт, остановиться уже трудно, ноги болят. Бурундуков, опять же, вживую увидели! В японских школах есть такой предмет – созерцание природы. Анекдот ещё такой был, не про них, но по теме: Далай-лама спрашивает помощника: - Что делаешь? – Смотрю, как растут деревья. – Всё суетишься! Нас такому никто не учил, а потому на третий день мой кипучий организм скучать стал. Хотя впечатления о Байкале у меня очень яркими до сих пор сохранились.
Когда улетали после второго стройотряда, то в аэропорту Усть-Илимска (бетонка с деревянным одноэтажным зданием) висел транспарант: «Москва – Усть-Илимск – главная авиатрасса Сибири». Если бы мы от туда не взлетали, то я бы с уверенностью сказал, что ТУ-154 там просто не сядет!
После второго раза, когда приехали на Московский вокзал, мать меня – не узнала. У Олега спрашивала, мол, где сын-то мой! Вот как порой труд из нас человека делает!